Что будет, если оторвать крылья? Человек ослепнет.
Что если слепой откроет глаза? Позади себя он увидит крылья.
***
Так ли должна выглядеть настоящая смерть? Отрезанная от своего физического тела и реального мира в целом и частности, она держалась за копошащееся на краю сознания, словно назойливый маленький грызун, мерзкое чувство того, что в любую минуту всё закончится, а реальность резко обрушится прямо на голову бурным потоком. И неважно, хорошо это или нет. В любом случае, отвратительно было не контролировать ровным счётом ничего, особенно саму себя. Потом стало хуже. Даже если бы кто-то спросил, она не смогла бы сказать, когда это началось. Плавно и мгновенно её всю заполнили мысли, воспоминания. Такие бессвязные и спутанные, что невозможно было даже сказать, кому именно они принадлежали. Она видела перед собой лишь бессмысленные строки, в какой-то момент превратившиеся в краткие болезненные вспышки, а в сознании мелькало эхо голосов, иногда доносящихся будто из-под воды, изредка приглушённые, словно из соседней комнаты, а порой даже слишком ясные, у самого уха. Память становилась всё более спутанной и ватной. Даже при том, что едва ли можно было утверждать, существовало ли в этом месте время как само понятие, с его течением её воспоминания становились всё более скомканными. Некоторые будто аккуратно сложили в ящик до лучших времён, но многие словно бросили неаккуратной несортированной кипой на стол. Однажды она не смогла вспомнить, каково было чувствовать давление воздуха и гравитацию. Всё было таким лёгким и ускользающим. И в какой-то момент она чуть не потеряла себя, перестала существовать. Из всего этого её вырвала яркая, стремительная, заполняющая пустоту вспышка очень знакомого чувства, вновь обрушившая на неё реальность грузной лавиной. Мгновенье, и память вернулась к ней. Но главное, собственное имя, Чара, и то, сколько ей пришлось провести в этой шумной пустоте, и все те пути, пройденные с людьми. До боли одинаковыми. Первая же смерть срывала с них всякую тень человечности и давала ей возможность вырвать любую душу чужими руками. А заканчивалось всё жалкими самооправданиями: «Нет, это не я!», «Меня заставили!». Как печально. А разбудила её эта хрупкая девчушка? Насквозь пропитанная этим противоречивым, но таким приятным, желанным чувством. Сама мысль о нём давала толчок, заставляла не сдаваться. Последняя крупица памяти вернулась. Конечно. РЕШИМОСТЬ. Как же ей этого не хватало, чувства, отзывающегося мелким трепетом даже самых крохотных капилляров на кончиках пальцев, которые, вроде бы, и ощутить внутри невозможно. Противоречивая, хрупкая, как птичьи кости, но разрушительная сила. И такая родная. С ней дойти до конца не составит труда! Она подошла к хрупкому на вид тельцу и взъерошила отвратительно послушные волосы. — Приветствую, я... Девушка заметила, что её действия и даже отработанную до чистейшего совершенства речь просто проигнорировали, отдавая предпочтение чему-то настолько низменному, как сон. — Ну же, разве ты не знаешь, как надо... И вновь никакой реакции. Даже повышенный тон не помеха её променаду в страну сновидений... В цепной реакции гнева всё сильнее возрастала тепловая энергия. — Не очень-то вежливо спать, когда к тебе обращается... А тело всё продолжало лежать, будто девчонка так и задумала. Она совершенно точно специально. Чара начала небрежно теребить подол полуюбки. Её зубы нервно скрежетали, пока реакция доходила до своей кульминации — оглушительного взрыва. — ХВАТИТ ВАЛЯТЬСЯ, НИКЧЁМНАЯ КУЧА МУСОРА! ДУМАЕШЬ, НЕБОСЬ, УПАЛА СЮДА, И ВСЁ, МОЖЕШЬ ВАЛЯТЬСЯ, КАК КОРОЛЕВА! ДА КЕМ ТЫ СЕБЯ ВОЗОМНИЛА?! Манеры, которые и без того всегда давались ей с огромным трудом, просто укатились в канаву. Горячий поток ярости унёс Чару совершенно безвозвратно. Пламя её нетерпения создавало столько дыма, что мыслить ясно просто не выходило. Вместе с этим девушка в очередной раз коснулась упавшей, но теперь уже грубо и резко. — ДУМАЕШЬ, ТЫ ЗДЕСЬ САМАЯ УМНАЯ? ВОТ И ЛЕЖИ ЗДЕСЬ! ОДНА! Сжав кулаки сильно, в обычных обстоятельствах чуть ли не до боли, Чара резкими и тяжёлыми шагами быстро дошла до дальней колонны зала, затем, облокотившись на неё, закрыла лицо руками, бурча что-то гневное, но неразборчивое себе под нос, и в момент, когда её негодование было нагнетено до предела, прижала ладони к щекам сильнее и потянула вниз, будто пытаясь в порыве гнева и недовольства содрать кожу с лица, как маску, издавая горловое рычание — концентрат скопившихся эмоций. И тут блаженное тело едва заметно зашевелилось. Пелена гнева спала с глаз духа, позволяя ей, наконец, проанализировать ситуацию чуть лучше. Как бы не было приятно общаться с умным собеседником — с самой собой — дела не ждут, и Чара, второпях поправляя платье, устремилась к девчонке, не проявившей пока никаких качеств, чтобы называться чем-либо лучше предмета внутреннего декора. Она легко опустилась на золотистые лютики и теперь уже мягко, почти нежно коснулась кончиками пальцев гладких волос. Без любых тренировок и репетиций её голос вышел именно таким, как нужно: рокочущим и спокойным, пробирающе холодным и отточенным, с идеально выверенными интонациями и леденящей чёткостью, но в тоже время лёгким и снисходительным. — С прибытием, дитя. Я — Чара.***
Лёгкий и скоротечный приступ острой боли привёл её в чувства, нежные касания цветочных лепестков дали такое необходимое, пусть и шаткое, чувство безопасности, а легко струящийся, как ветерок, голос позволил поверить, что не всё ещё потеряно.Постепенно у неё в голове стало понемногу проясняться, пока не восстановилась полная картина. Скоплённые усталость и сонливость мигом рассеялись, когда к ней пришло осознание собственного положения. Точно. Её же сбросили в пропасть. Она, должно быть, уже была мертва. Но почему же до неё всё ещё доносился тот приятный шелестящий голос, напоминающий об осенних листьях? Если бы у этого звука был цвет, то, наверное, этот был бы тёмно-янтарным, как опадающий клён. Конечно, далеко не ангельское пение, но и для преисподней слишком мягко. Выходит, она ещё жива. Желая, наконец, убедиться в этом окончательно, Фриск робко взглянула на обладательницу осеннего голоса, внешний вид, которой, однако, заставил её обычно скупое на эмоции лицо изобразить нечто похожее на удивление. Это была девушка с пушистыми короткими волосами, еловыми колючками торчащие разные стороны. Одежда её была довольно странной, ей никогда не приходилось видеть подобного, но легко подмечалось, что сделано всё было явно не из самых дешёвых тканей. Фриск вообще трудно было представить, что ей довелось оказаться с подобного вида особой. Казалось, единственным, в чём у двух девушек оставалось сходство — возраст. Годы работы на открытом воздухе отразились на Фриск: её глаза настолько привыкли к палящему солнцу, что даже в полумраке она будто щурилась от его ярких лучей, а кожа её от этого приобрела лёгкий бронзовый оттенок. Чара же, видимо, не имела такого опыта в жизни: была даже немного бледной. Как-то раз Фриск довелось найти в библиотеке о растениях гор. Оттуда ей запомнился один цветок с красивыми редко посаженными резными листьями и ярко-красными лепестками. Там было написано что-то о дурманящем эффекте его плодов. Ей так понравился тогда тот цветок, что девочка как умела нарисовала его, отложив планы поиска на потом. На те времена, когда ей удалось бы увидеть мир за границами деревни. Точно. То растение называлось маком. И глаза Чары напоминали ей именно этот цветок. Их необычная алая радужка была красивой, как его лепестки, а сам взгляд даже отчасти пьянящим, какими по описанию были плоды. Фриск попыталась встать, но лёгкое головокружение и слабость дали понять ей, что стоит повременить, поэтому она просто приподнялась на локтях и стала осматривать место своего падения, а также свою новую знакомую. Выглядело это презабавно, когда она, опершись руками о землю, на корточках мотала головой туда-сюда с такой скоростью, что вряд ли ей вообще удавалось что-либо нормально разглядеть. По всей видимости, гораздо более важны для неё были не детали, а общая обстановка. Существуют места, не предназначенные для чужих глаз. Созданные не для милующихся парочек, не для мамочек с детьми, не для случайного прохожего, само для себя и только так. Высокие ионические колонны, обвитые густыми змеями лиан, стремились ввысь к своду пещеры. Трещины испещряли их белый мрамор, что давало представление о том, насколько давно они исправно выполняют свою задачу. Многочисленные лозы девичьего винограда на них будто бы удерживали всю конструкцию от обрушения. Они обвивали каждую колонну, строили между ними некое подобие растительных мостов и спускались на землю. Средь света на полу мелькали холодные пробоины. Гранитные плиты, местами отковырянные, поддатые временем, но среди них были сказки, подобные тем, что дети рисуют на песке. И которые так не любила Фриск. Трещинки. Упавшие лепестки. Все это собиралось в одну большую композицию среди небольших равнин цветов. Кажется, лютиков, но гораздо крупнее. Такие растения уже невозможно было найти на поверхности: их изничтожали, словно уродцев. Неужели так выглядит рай? Конечно нет. Это лишь красивое надгробие в память былой и до сих пор желанной свободы. Это девчушка поняла, увидев зияющий в потолке пещеры клочок неба. Отвлёк её тихий смешок Чары. Верно. Фриск и сама понимала, что её вид сейчас ничего, кроме смеха вызвать в принципе не способен. Она постаралась собраться, перед тем, как начать разговор. Говорить ей приходилось довольно редко, а первое правило выживания в мире — быть тише, буквально было вшито ей в подсознание, отчего голос её звучал сильно приглушённо, а иногда вовсе срывался в шёпот, однако каждое слово было достаточно чётким и ясным. — Фриск, — представилась она, потом, промедлив немного, продолжила, но уже жестами в надежде, что её новая знакомая поймёт. — Какое это место? Привстав с видимым усилием, девочка в синем разорванном платье протянула своей новой знакомой руку, дрожащую, всю в царапинах и мозолях на пальцах, стараясь, однако, держаться ровно и смотреть собеседнице прямо в глаза. Вот только многих раздражало, когда Фриск так делала. Как они выражались: «Будто смотрит прямо в душу». Так что, увидев, как Чара отвела взгляд и явно напряглась, уголки губ той дрогнули в непроизвольной пародии на улыбку. — Присмотрись как следует, — размыто ответила Чара, и Фриск, не зная, к чему конкретно стоит присматриваться, обратила внимание на свою собеседницу. Казалось, что на сегодня её лимит удивления явно исчерпан, но маковая действительно, неиллюзорно парила в паре сантиметров над землёй. В пещере с застойным и слишком влажным воздухом кончики её волос и свободные края платья слегка шевелились, будто от лёгкого ветерка. На лице Чары засияла немного пугающая улыбка, которая заставила Фриск вздрогнуть где-то внутри от странного рефлекторного чувства близкой угрозы. Будто напротив не девушка, а опасный хищник. Собственно, представшее перед ней зрелище теперь уже действительно заставило ту открыть рот от удивления. В её голове прокручивалось множество различных вариантов, но ни один из них и близко не был достаточно реалистичен. Спрашивать что-либо, как считала девушка, смысла не было: или ей и без этого всё разъяснят, или же вообще не стоит заикаться. Она попыталась коснуться руки новой знакомой, которая, казалось, заметила порыв девушки и не стала сопротивляться. Рука просто прошла насквозь. Выглядело лицо упавшей в этот момент, наверное, презабавно, ведь гулкий смех "призрака" разнёсся по помещению. — Итак, ты у нас не очень то и разговорчивая. Знаешь, мне часто советовали помалкивать, если ничего умного сказать не можешь. Видимо, ты этим очень активно пользуешься. Что ж, это, на самом деле, хорошо. Может быть,ты хоть слушать умеешь, — звонко бросила Чара. — Так что ты там спрашивала? Что это за место? Очевидно, что ты упала в подземелье. Благодари барьер, что себе все ноги не переломало, — после этих слов, Фриск захотелось ощупать свои синяки и мелкие царапинки, густо собравшиеся на коленях, руках, а также щеках, разогревшихся так, что даже не видя своё лицо в зеркало она могла бы сказать, что они покрылись лёгким румянцем, похожий на тот, что не сходил с щёк её собеседницы. Чара же, заметив, что её слушают неподобающе невнимательно, пронзила своего единственного слушателя взглядом настолько укорительным, что оставалось только почувствовать вину за несуществующий проступок и начать усерднее впитывать новые знания. — Так вот. Вижу немой вопрос в твоих глазах. Я чем-то похожа на призрака, но, кроме тебя, никто не может слышать или видеть меня. Если хочешь, можешь называть меня своим партнёром, Духом Хранителем, другом. Как больше нравится. Этот мир опасен и подчиняется правилу «убей или будь убит». Так что тебе придётся научиться сражаться. Повезёт, если ты хоть защищаться научишься. Фриск внимала каждому слову, чуть наклонив на бок голову. Почему-то ей всегда казалось, что так информация застревает в голове подольше. То, что её знакомая вела себя пусть и грубовато, но довольно дружелюбно, успокаивало, но вот слова о смерти заставили содрогнуться. Нет, девушка не была такой уж неженкой и лишь заслышав о насилии или чьей-то кончине не кидалась в слёзы. Часто она вообще не чувствовала ровным счётом ничего. Молчание и смирение всегда были для неё лучшим решением. Но жизнь — важнейшая ценность любого существа. Отбирать её у кого либо извращённо, бесчеловечно, и теперь, услышав "правило" этого мира, Фриск пробрала леденящая душу дрожь. Её новая знакомая заметила это, однако продолжила. — Спокойно. Сейчас ещё барьер своей дрожью разрушишь, что, кстати, было бы очень некстати. Историю с арканами ты знаешь, все знают. Я просто покажу тебе основы их использования в бою. Умений у тебя, наверняка, ноль без палочки, так что можешь закрывать глаза, поможет сосредоточиться. Представь свою силу как выражение себя, её цвет, запах. Она обволакивает тебя. А потом ты увидишь их, отражения тебя и твоей сущности, — девушка это не только рассказывала, но и иллюстрировала экспрессивными жестами. Но только вот ничего не происходило, что заставило веру Фриск в то, что Чара знает, что делает, сильно пошатнуться. Переборов закономерные недоверие и непонимание девчушка всё же решила повторить за призраком. Хоть это и выглядело глупо, но если попробовать, хуже же не станет. Вытянувшись в струнку, она протянула руки вперёд. Глаза, и без того по обыкновению прикрытые, теперь и вовсе были замурованы в темнице век. Лицо Фриск нахмурилось, а на лбу проступили мелкие морщинки. Она пыталась представить, чем же является. Что чувствует, как выглядит и пахнет. Но всё это было пустым и плоским, ограниченным, как узкий и серый лабиринт, состоящий из узких давящих коридоров, замкнутый сам на себе, не ведущий никуда. Среди этих невзрачных проходов она заметила лёгкое движение, красноватые блики, полёт и детский смех. Фриск, недолго думая, ринулась туда и, повернув за угол, казалось, вот уже держала что-то в руках. Но, открыв глаза, перед собой ничего нового она не увидела, только ощущение полнейшей внутренней пустоты, казалось, начало грызть её изнутри, лишь увеличивая бездонную пропасть. — Боже-боже, даже псины могут выполнять команды секунды за три. Ты уже явно отстаёшь от них в плане сообразительности, — Чара говорила это так надменно, явно издеваясь над своим партнёром, но будто стискивая что-то внутри себя. Фриск понимала, что подобные оскорбления имеют к ней весьма посредственное отношение, что показывало её спутницу с довольно неожиданной стороны. В глазах ребёнка промелькнул высокомерный блеск. Осознание положения дел принесло ей явное удовольствие. — Тебе надо понять, что конкретно ты хочешь. Аркана — отражение твоей души, то, чем ты, в сущности, и являешься. Понимаешь? Нет, точно не понимаешь. Это… это как зеркало, такое маленькое, карманное спрятанное ото всех. Уф... просто убери своё тело, и получишь аркану. Ясно? Из этого сумбурно потока Фриск так и не удалось ничего выцепить. Ни запомнить, ни узнать, ей даже не хотелось пытаться. Там, как ей казалось, у себя внутри, она не увидела ничего подобного, никаких отражений. Только сплошную серость. Однотипные пейзажи, следы и тени одинаковых озлобленных людей, монотонную жизнь. Это и есть она? Но ведь должно же быть там что-то другое? Маленькая тонкая красная нить, которую ей так и не удалось схватить. Но было необходимо. Пусть заметная и слабая, но она гораздо больше была похожа на жизнь, нежели всё остальное. Я попробую ещё. Второй раз. Третий, четвёртый, пятый, шестой. Фриск гонялась по бессмысленным коридорам сознания, пытаясь поймать нечто настолько мелкое и юркое, будто гонялась за мышью по огромному полю. Но с каждым разом оно всё росло, и на седьмой раз красная расплывающаяся фигура просто прекратила эти догонялки, протянув руку своей оболочке. Девушка долго вглядывалась в полупрозрачный силуэт. Похожее на человека существо, состоящее, по большому счёту, из странного красного пятна, улыбалось совсем по-детски. — Что ты? — Возможность. — Не понимаю... — Как и я. Но,пожалуйста, услышь меня. Впереди будет больно. Очень. Красная рука легла на обычное плечо, красные волосы развевались от несуществующего ветра. Красное существо показало свои большие круглые глаза. К фигуре тянулась тьма, готовая вот-вот её захватить. — Ты лучше, чем думаешь о себе. Душа наполнилась обжигающими чувствами. Стремлением не сдаваться, волей продолжить,желанием жить. Они казались ей новыми, но в то же время знакомыми, нет, эти чувства и были такими, но теперь стали до жути чистым и наивным. Они давали тепло изнутри, словно в душе разожгли множество свечей, прокладывая ими путь сквозь тёмную лесную чащу. Девушка осторожно выпустила это из себя, а затем, наконец, очнулась. Фриск ужаснулась: в воздухе вокруг неё витало то, что её партнёр называла отражением души. Сколько бы шагов назад девушка не сделала, оно следовало за ней, излучая красноватый цвет. Перед ней парили три карты, конечно, знакомые той, что видела судьбы людей через колоду. Высшие арканы из таро-колоды.***
Чара ненавидела поощрять эту сентиментальную привязанность, но не могла ничего с этим поделать, да и люди раньше чаще всего просто опустошали пиалу дочиста. Но не сейчас. Этот случай напомнил призраку старые времена, когда пропадало по две конфеты, а позже и вовсе четыре, которые, правда, всегда доставались Чаре, под аккомпанемент хныканий её друга. Ответ на эти приторные крики у неё был один: «Ну ты и плакса! Хочешь, я отдам тебе свой кусок пирога?» Но с возрастом Аззи перестал жалобно ныть, когда отбирали его конфету, вот только последняя их вылазка в Руины закончилась словами «Я возьму конфету, одну тебе, а другую себе». Он специально искал шоколадные конфеты, всегда хитро прячущиеся на самом дне. Нахлынувшее воспоминание не вызвало ничего, кроме необоснованной ярости. Ярости на Фриск за то, что та посмела «украсть» его слова. Но Чара преодолела этот непрагматичный порыв. — Пошли уже. Надеюсь ты не собираешься набивать щеки прямо сейчас? И вообще, зря я сказала, что ты умнее, чем кажешься. Я — призрак. Если ещё не дошло, мне ничего не нужно, — выплеснула накопившиеся эмоции Чара. Дальше они продвигались молча.***
Разбираться «что» да «почему» Фриск не стала. Сейчас её знакомая чувствовала себя явно подавлено, в чём девушка чувствовала отчасти и свою вину. Но вместе с этим, она знала, что поступила верно, взяв две конфеты. Шли молча они не долго, пока не услышали тихий храп. Чара приподняла бровь, глядя на следующий проход. Фриск же с видом крайней заинтересованности, оставив спутницу одну, двинулась к источнику шума. Тихо, с крайней настороженностью продвигаясь дальше. В следующем помещении на поляне между двух огромных колонн она увидела спящего юношу, который, правда, имел больше общего с Чарой, нежели с обычным человеком: он просвечивал и был полностью белоснежным, за исключением сероватых кругов под глазами, выделяющихся из общей композиции. Когда Фриск подошла чуть ближе, то смогла разглядеть будто застывшие на его лице слёзы, которые всё никак не скатывались, оставляя грубые и грязные черноватые отпечатки. Девчушка чётко поставила себе цель сдвинуть спящего урода. Но ни кричать, ни толкать его не хотелось: ей было противно. Так что Фриск просто присела на корточки, опускаясь до его уровня. Её лицо ничего не выражало, ровные черты губ, и глаза-щели, которые так и сверлили неизвестного призрака. Минуту, две, три. Она могла сидеть так вечность, наблюдая за полупрозрачной фигурой, если бы та не решила подать признаки жизни. — Хр..хр..хр..она ушла? Нет? Хр..хр..хр.. — слова призрака были тихими, шуршашим как грызуны в лесной подстилке. Девчушке это понравилось. Во взгляде появился азарт, и теперь девушка лишь сделала его более пронзительном, а черты её лица охладели полностью. Словно уродливая кукла, созданная безумным мастером — каждая деталь была выполнена настолько точно, что вся работа выглядела безэмоциональной, отчего при всём желании в ней невозможно было найти ни одного признака живого существа. Ко всему этому прибавилось лёгкое покачивание головы из стороны в сторону. И под давлением препятствие не выдержало. Он подскочил, а из его глаз ещё сильнее потекли чёрные, как смоль, слёзы. Призрак весь трасся и хватался за плечи отрешённо направив взгляд в сторону. — Прости. Просто люблю иногда лежать тут и чувствовать себя мусором. Семейная традиция. Прости... — существо, казалось, раскаивалось в чём-то и поспешно пыталось ретироваться, оправдывалось, то и дело поглядывая на Фриск, а после резко опуская взгляд в пол. Он был жалок. Как котята или щенки, некормленные или брошенные под дождём. А ещё призрак был взбудоражен и напуган. Это доставляло удовольствие, так что причина его страха, по уже старой привычке протянула руку, говоря совсем тихо, безучастно и даже немного шипя. — Моё имя Фриск, — затем последовал краткий жест "Сожалею", вот только отыгрывать его эмоционально девушка не спешила. Был ли это тихий голос или же потрёпанный и жалкий вид, но что-то в ней притягивало. Призрак явно не ожидал, что с ним заговорят и уже, казалось, собрался бежать, но был слишком сконфужен для этого. — Ой, эм. Обычно прихожу в Руины потому, что здесь никого нет, но, похоже, сегодня особенный день. Не хотел тебе мешать, прости. Хочешь, кое-что покажу тебе? — ответом послужило молчание девушки и сдержанный кивок. Он заплакал. И казалось картина знакомая, слёзы, грусть, ничтожность. Но эта чёрная жидкость взмыла вверх, будто свежее облачко, принимая мягкую и в то же время ясную форму цилиндра. — Это называется Опрятноблук. Я... прости, моё имя Напстаблук. Девушка на миг была очарована этим существом. Его фокус показался ей настоящим чудом, так что та не поскупилась на хлопок, не замечая тяжёлую ауру, исходящую от парящей за спиной Чары. — Чара? — она постаралась жестами спросить, хоть что-то о своей спутнице. Верить слепо ей та не намеревалась. Всё, что Фриск делала, было ради выживания, а вечно полагаться на того, кого не знаешь — полная дикость. Лучше было узнать обо всём и обо всех поподробнее, чтобы после умело этим пользоваться. Чара была явно не простым призраком, иначе бы не стала столько утаивать от своего "парнёра". Её двуличность, жестокость и чрезмерная оживлённость пугала девушку, а каждый раз когда спутница начинала резко говорить за спиной Фриск, та и вовсе вздрагивала, ожидая удара. Ей просто была необходима хоть какая-то информация. В ответ Напстаблук на миг замер, обдумывая ли жесты, или же его ввело в ступор одно лишь имя. — Кто? Мне мало с кем доводится общаться. Ох... прости, мне сложно сейчас что-либо вспомнить, — его явно что-то печалило и беспокоило, но Фриск подметила, что упускать возможного союзника было нельзя ни в коем случае. — Мы можем видеться, — её руки и пальцы переплетали друг друга в замысловатых движениях и фигурах. И девушка ни за чтобы не упустила возможность иметь "своего" в этом месте, ни в коем разе. Призрак оживился, не сильно, но видимо. После короткого кивка его фигура начала испаряться, становясь всё прозрачнее и прозрачнее, оставляя Фриск в недоумении. Та не сильно умела заводить знакомства, да и тему поддержать, как Чара например, не могла, так что это была её маленькая личная победа. Она выберется с этого дна, и, чёрт возьми, Напстаблук вряд ли откажется помочь новому другу. — Знаешь, лабораторные мыши понимают с первого раза, если их бьют током. Конечно, тебе может быть, даже лестно, что тебя сравнивают с ними, ведь твой мозг размером с булавочную головку даже на такого уровня анализ не способен. Да ещё и собеседника себе подстать нашла. Поздравляю, тебе повезло, что он не опасен, но разве ты не почувствовала? Этот отброс общества наделён Высшей Арканой, — во время своей тирады Чара оставалась на удивление спокойной, но её визави не знала, как быть дальше. Этого она и боялась, резких скачков в поведении Чары: то очередная доза унижений, то неожиданная похвала. Всё равно что дать голодной собаке кусок мяса, а после побить её за то, что та к нему тянется, и так из раза в раз, смотря, как бедное животное уже устало от тщетных попыток, но всё ещё не видит подвоха. Она его видела, и не стремилась принимать подачки, но как реагировать в подобных ситуациях? Однако, силу Арканы она и вправду почувствовала. Скорее всего это и было то сладковатое чувство, вызвавшее желание заговорить с ним. Но ведь обладать Высшей Арканой могут только люди. Может он был раньше человеком? Или жители подземелья теперь тоже рождаются с этой "старшей арканой"? Множество вопросов появлялись в голове, а по виду Чары было заметно, что та не собиралась говорить на эту тему. Проход открылся, а значит можно было продолжить путь. Фриск видела множество запутанных коридоров, но её надзиратель всегда безошибочно вела строго по своей траектории. Лишь трещины в стенах будто поддерживали призрака, продолжая изламываться в причудливые образы. В какой-то момент стены и пол, заросший то мхом, то лютиками, перестали быть интересными в глазах Фриск: всему этому будто чего-то недоставало. Будто каждая травинка была измучена её тоскливым взглядом. Это чувство исчезло, как только они вошли в новую комнату, просторную, с тусклым, но достаточным освещением. В отличии от предыдущих помещений, это было куда менее разрушенным. Стены украшали немного выцветшие, но всё ещё прекрасные мозаики. Сквозь особенно крупные щели даже пробивались небольшие растения. Фриск уже начала строить собственные догадки о столь причудливых изображениях, как была прервана Чарой. — Они изображают местность. Сноудин, Вотерфол, Хотленд... Но её не слушали. Девушка уже с энтузиазмом изучала небольшие кусочки мозаики, применяя не только зрение, но и осязание. Легонько проводя шершавыми пальчиками по каждому осколочку, а иногда стремясь отколупать особенно красивые. То изображение, что должно было показывать Руины, было скрыто множеством лиан, лютиков, но ещё девушка заметила фигуры. Много, много. Самых разных: худые, тощие, с рогами, с копытами, маленькие, а подчас и достающие ей чуть ли не до пояса. Здесь кто-то жил? Ну конечно же! Ни следов крови, ни видимых следов сражений. Что могло опустошить настолько чудесное место? — Я же говорила. "Убей или будь убит", — холодно отозвалась Чара, поспешив отлететь в противоположную сторону. Фриск вздрогнула. Вновь. Будто слышала это ужасное правило в первый раз. Отчего-то она была уверена, что каждый раз будет как первый… И хоть спутница прямо не сказала, а лишь повторила ненавистную фразу, тут и любой ребёнок бы догадался. Это место вырезали, а после смыли водой все следы жестокости. Какое ужасное место, столько невинных жизней. А ведь у них мог быть дом. Могли быть дети и родители. Они играли, ели, пили, скорее всего, мечтали увидеть небо и просто жили. Не осознавая своих действий, кулак Фриск сжался в одном лишь движение у сердца. "Жалко". Решив отвлечься от страшных мыслей, девушка пошла к следующей мозаике. Ели, кучи снега, снеговики, маленькие домишки с трубами, подарки и фигуры. Похожие на предыдущие, но всё равно немного другие. Казалось, что даже воздух там будет другим, иным, не таким как в Руинах. Насыщенным смехом, красными щеками и сосульками, что так приятно грызть. Дальше последовали и другие. Где-то было пыли меньше, где-то больше. Цветы, плавные линии и фигурки. Всё казалось ей таким близким и родным, хотелось быстрее увидеть жителей. Ну не могут же ведь существа, которые создали нечто настолько прекрасное состоять только из слепой ненависти. Чара же смотрела куда-то в сторону. Вначале Фриск не поняла, что так привлекло её внимание, пока среди зарослей та не увидела дерево. Нет-нет. Не дерево, жалкий пенёк, скорбный остаток былого величия. Видна была работа кого-то пустого, жестокого. К горлу подступил ком, хотелось плакать, но почему-то слезы не шли, просто не хотелось. Лишь склониться рядом с этим призраком прошлого и вздрогнуть. От тоски, боли, бессмыслицы и надежды. Надежды, нежности и решимости. Но среди мёртвых кругов древесины, могучих корней была она. Жизнь. Пустяковая, маленькая, держалась только на прежней силе своего спасителя. Это нельзя было назвать деревом. Проросток, маленький, слабенький. Всего один листик. Яркий свет вспыхнул в одно мгновение. Рядом с чудом Руин загорелась звезда решимости. Ранее еле незаметная, пробуждённая от сна.Я не сдамся! Ничто в мире не опускает руки, продолжая свой путь. А кто пасует, истлевают в могиле в ожидании пока крысы прогрызут им брюхо и выгрызут глаза. Пусть гниют другие, а я, пожалуй, продолжу.
Лицо приобрело здоровый цвет, синяки с порезами зажили словно по волшебству. Чара была впечатлёна. Человек, "повелитель мира", склонился над даже не деревом, веткой. И только сама решительная душа знает, что увидела в мерцании звезды. Точнее кого. Красную ручку, и весёлые белые глаза. И казалось в голове так и пронеслось: "Ты сама поймёшь, когда надо сдаться". — Спасибо — Фриск подумала, что Чаре будет приятно услышать подобное. Она была готова признать, что сотрудничество с призраком оказалось весьма выгодным. Несмотря на грубость, даже злость Чары, она всё равно оставалась весьма полезной, особенно когда пребывала в относительно благоприятном, если такое вообще для неё было возможно, расположении духа: судя по всему её спутница знала многое о подземелье и не стеснялась периодически делиться этим, да и бесконечные паузы в их односторонних разговорах ей удавалось заполнять просто блестяще. А главное, Чара всегда была рядом. Девушка готова была даже высказать ей, как бы это не было трудно, нечто важное: благодарность и искреннюю веру в их совместное будущее. Возможно, это лишь действие пьянящего нектара, заполонившего разум жертвы, котороя не видела опасности прямо перед своим носом. Фриск сейчас даже могла бы доверится этому хлипкому мосту. Подойдя к заветным дверям, большим, тяжёлым, но поистине соответствующим данной атмосфере сказки, Фриск заметила небольшую табличку. "Летний дом семьи Дримурр: Азгор, Ториэль, Азриэль," — было написано на ней. Но рядом было ещё одно имя, яро зачёркнутое красной краской. Вот только призрачные буквы продолжали жить, как их владелец."Чара"