TaroTale

Однажды неданное обещание будет стоить хорошей концовки, но это может стать возможностью сделать её искренней.

***

Улыбка Чары осыпалась вместе с краской коряво перечёркнутой надписи. Прищуренные глаза Фриск, казалось, мёртвой хваткой вцеплялись за всё, что только удачно подворачивалось, улавливали мельчайшее движение, сковывая и даже в какой-то степени осаждая. Где же все эмоции и страстное желание выбраться? Да ещё и на табличку зачем-то уставилась! Вот зачем ей понадобилась эта злосчастная деревяшка?! В её полупотухших глазах было лишь сухое любопытство, какое бывает у учёных, наблюдающих за умирающей от опухоли лабораторной мышью. Дрянная, наглая, бесчувственная пустышка. Которой, однако, с лёгкостью можно управлять, вертеть ей своими ловкими пальчиками. Отлично. Но в то же время Чара не понимала, как можно быть настолько холодной, безразличной, скользкой. С такими людьми определённо стоит быть настороже. Взгляд призрака стал ярче, будто подпитавшись новой порцией гнева, её же сопутчица просто дёрнула дверную ручку и прошла внутрь. "Все вы предатели", — злобно буркнула Чара и нехотя последовала за ней.

***

Фриск предполагала, что её спутница была одной из скинутых сюда в прошлом, и, оказавшись в таком положении, та решила поселиться в этом домике. Чувствуя прилив сил, малышка резко дёрнула подозрительно легко поддавшуюся ручку двери, упустив недовольный взгляд призрака. От дома в таком пустынном месте сложно ждать многого. Сползшая краска, трещины по стенам, вся мебель сломана или растащена мародёрами. Ненавязчивый, но ощутимый запах забвения и разрухи. Слух тревожат пугающие и нервирующие звуки чьих-то несуществующих шагов. Нечто подобное предвкушала Фриск. Однако этот мир умел преподносить сюрпризы, и встретивший её дом имел мало общего с этими фантазиями. В порванных полупрозрачных занавесках виднелись танцующие фигуры. Деревянные напольные доски, местами выломанные или надтреснутые, даже слегка поросшие мхом, мягко скрипели. Стены же были расписаны трещинами и потускневшими узорами. В доме чувствовались уют и доброта, выраженные почти осязаемой смесью запахов древесины, пыли, краски и даже не пойми откуда взявшегося аромата поджаристой корочки выпечки. Будто какая-то затерянная лесная поляна, а пыль раскинулась по ней дикими цветами: где-то её явно не хватало, а где-то было совершенно не видно, что же скрывает под собой эта пелена истории. Главную комнату украшало непомерно огромное зеркало. По тому уже пошла огромная трещина, пару кусочков откололись, да и признать, что это именно зеркало, а не какая-то ширма было трудно: из-за густого слоя всё той же пыли ничего в нём не отражалось. Однако, обрамление для него создал, видимо, поистине искусный мастер, настолько небрежными и живыми выглядели выкованные из серебра ветви винограда, спадавшие и вившиеся вокруг ионических колонн, украшавших раму. Ранее подобный ордер*, что бы это не значило, ребёнку доводилось видеть только лишь в одной книжке, полностью посвящённой элегантной архитектуре, вот некоторые названия ей и запомнились. Чувствуя, что опустошающая усталость вот-вот остановит её поезд мысли, Фриски забавно положила голову на руки, изображая сон, спрашивая таким образом у Чары, где можно отдохнуть. Всё же они блуждали по Руинам довольно долго, далеко не пару часов, а, судя по ощущениям, возможно уже более суток. Время тут явно шло совсем по-иному. Знакомая ответила довольно шустро и, ловко и легко сориентировавшись, указала на одну из комнат, предупредив, что там довольно темно, отвесив очередную высокомерную остроту. Фриск, конечно же, сама заметила разницу: по каким-то причинам всё Подземелье было довольно неплохо освещено, хоть ей так и не удалось обнаружить никаких свечей, и комнатушка, в которую они зашли, была разительно темнее всех предыдущих. Ничего другого не оставалось, как завалиться на кровать, чувствуя, как старая трухлявая конструкция под ней трещит и проминается. Заснуть Фриск удалось далеко не сразу, мешали ноги, а точнее их состояние: прилипшая и уже присохшая грязь облепила её стопы с разных сторон и теперь от каждого поворота осыпалась на покрывало, мелкие камушки, застрявшие между пальчиков, то и дело причиняли дискомфорт, но сил вытащить их просто не было. Попытки сделать это с минимальными усилиями были тщетны, так что из всех вредителей получилось выковырять только два камня. Ей снились сны, о которых она, скорее всего, вспомнит лишь редкие нечёткие картинки и пятна перед глазами. Ветхий запах и ощущение грязных пяток. Ей казалось, что всё это настолько далеко и нереально. Только сейчас было много снега, и в то же время не видно неба, ещё ягоды, странные, но очень вкусные. И казалось бы, вот оно чудо, но её разбудил звук скрежета зубов. С золотой коронкой. Сны всегда такие. Обрывки. Никчёмные, непонятные, но такие желанные. Многие стараются их записать, а некоторые стараются выкинуть из головы любые остатки собственных ужасных кошмаров. У каждого свои способы оставить отпечаток о собственных снах или избавиться от них. Глаза не хотели открываться, а тело было так уютно прижато к кровати одеялом. Хотелось верить, что кто-то добрый укрыл Фриск, но она помнила, как давеча сама в него завернулась. От скрежета зубов и запаха, кажется, вороники не осталось и следа, однако в сознание, словно рой мелких мошек, налетели образы. Настолько много, что голова закружилась, взревела и ударилась в агонию непонимания и ощущения переизбытка ощущений. Сознание просто отказывалось перерабатывать воспоминания. Сейчас, когда осадок вчерашнего дня растворился, принимать подобное становилось сложнее. Всё показалось бы бредом, если бы не было настолько реально. Девушка, видевшая в жизни так мало, не смогла бы выдумать столь дивный сон или хотя бы даже короткое видение, но её внутреннее спокойствие дрогнуло. Затрепетало пташкой в руках, вспыхнуло, как огонёк спички, и зашумело рыбкой в ручье. Ребёнок, один, в неизвестном месте. Там, где, по словам Чары, надо убивать, чтобы продолжать жить. Без возможности мирного существования и хоть каких-то скудных сведений. Знания совсем не усваивались, а от возможности того, что они просто канут в лету, по её спине прошёлся неприятный холодок, а голова заболела. — Я рада, что ты соизволила в этот раз проснуться без моих вмешательств. Однако это не отменяет того, факта, что сейчас ты ни на что негодная куча мусора, которая почему-то разлагается не на своём месте, на помойке, а в человеческой постели. У нас на сегодня запланировано множество дел, если ,конечно, ты не собираешься сорвать наши планы, — отозвался знакомый резкий голос откуда-то сбоку, что заставило Фриск вздрогнуть и обернуться к своей спасительнице. — Между прочим, я с тобой собственное время трачу. Ну же, партнёр, пришло время двигаться к свершениям! Картина ситуации полностью сложилась в голове, а Чара сама виновата, что провела здесь столько времени. Всем же известно, что призракам нипочём и стены и другие преграды, но видимо её знакомая была настолько слабой, что прямо-таки взаправду ни жива ни мертва. Привстав с кровати, девушка отметила про себя, что спалось ей тут не так уж удобно: пара пружин впивались в бок и спину, подушка была будто выточена всё тем же искусным мастером из булыжника, и хотелось чихать от пыли. Не то чтобы во Фриск вдруг проснулась привереда, но это было правдой. Ноги и руки немного побаливали, так что потребовалось приложить усилия, чтобы просто выйти в холл дома, на дверь пришлось налечь всем весом, а потом ещё и прищурить глаза, непривычные уже даже к мягкому свету. Это место теперь казалось более забытым и увядшим, но куда более реальным. Домик выглядел весьма уютным, семейным и в какой-то мере обжитым. Однако привлекали не все эти странные детали и атмосфера, а книжный шкаф. Проводя пальцами по стеллажам с книгами, девчушка решила открыть первую попавшуюся, с миртовой* плотной обложкой и тонкой закладочкой того же оттенка. Фриск вгляделась в написанное. Буквы похожи на те, что она знала, но разбирать их всё равно было трудновато. Навыки, вроде чтения, не сильно ценились в её маленькой деревушке. Лишь библиотекарь, приехавшая из столицы, с радостью была готова преподавать сельчанам азы письма и чтения, она же и приняла Фриск в ученицы. В здании на полках пылились от силы с десяток книг: в основном словари, справочники и энциклопедии, которыми ужасно дорожила женщина. Мечтой Мэри было "просвещение" народа из глуши, однако желающих набиралось куда как меньше, чем имелось у неё же книг, да и, по мнению девочки, эта "великая цель" была глупой и никчёмной, ведь их окружали столь же глупые и никчёмные люди, и только сама Фриск смогла разглядеть на страницах нечто действительно важное. Но ей не хватило времени, чтобы отточить свои навыки до блеска. Как итог, она умела читать по слогам, причём весьма сносно. И даже могла написать несколько связных предложений. Хоть это было бы и слишком тщеславно, но девочка готова была признать свои талант и гениальность. Ведь это делало её особенной, не настолько туполобой, как все. Вот и сейчас Фриск с относительной лёгкостью прочитала весьма странное название "1000 фактов об улитках". Милые существа, но слабые. Они всегда приветливо встречали девчушку ранним утречком на листочках и травинках. Так что прочитать хотя бы пару строк о них казалось совсем не лишним. "Большинство улиток — герметолифы, очень редко встречаются резнопелые особи. Они размножаются путём откладывания яиц и очень неперхотливы." Ну что за дурацкие слова! Эту книгу писал явно какой-то дуралей, ну или фантазёр, которому в голову взбрело понапридумывать новых слов. Осилив несколько предложений, она подняла глаза только для того, чтобы поймать очередной недовольный взгляд сопровождающей её повсюду стервы. Та прожигала её своими маковыми глазами, переполненными отстранённой грустью и, возможно, таким знакомым одиночеством. Но, пусть Чара и не пыталась вызвать жалость, Фриск знала все эти уловки и не собиралась идти у неё на поводу. — Давай лучше перейдём к более важным вещам. Плохо будет, если мы застрянем тут, и ты больше никогда не увидишь небо, — Чара протянула руки к ней, будто пытаясь погладить по щеке. Невиданная нежность. А в глазах так и читалось: "Я не хочу ещё дольше видеть твою ужасную рожу". Всё это простая издёвка, попытка возвыситься за счёт неосведомлённости Фриск. — Неужели по дому не скучаешь? Мамочка и папочка, наверно, уже весь лес обыскали в поисках своей любимой дочки, не зря же они растили тебя такой упитанной и пухлощёкой, — пророкотала Чара — Ну или уже похоронили тебя, написав милую эпитафию* на камушке, — закончив говорить, она скрылась в другой комнате, откуда тотчас послышалось ворчание и недовольное кряхтение. Чара, очевидно, совсем бездушная скотина, но Фриск же не настолько глупа, чтобы её задевало подобное? Или всё же нет. Да, всё-таки в этот раз она проиграла, язва нашла способ ранить её в самую душу. А ведь раньше все высказывания бестии так легко парировались холодом и безразличием. Теперь же девочка застыла посреди комнаты, сжимая подол изорванного платья. Что бы сделала мама, оказавшись на её месте? Ха, пошла бы на уступки, делая всё, лишь бы только не задеть эту суку. Даже эти мысли не могли перекрыть боль, зияющую бездну в её душе. Тяжёлую потерю и предательство беглянки. Почему же так больно? Ну почему сейчас Фриск проходит этот путь за собственную мать? Почему ведьмой должен быть ребёнок, а не испарившееся чудо? А что если она так и останется ведьмой? Действительно хочет ли она домой? Тут ужасно, пусто и совершенно нет мира того мира, к которому она стремилась. Фриск и так всю жизнь прожила в ловушке, и вот ей дарован шанс побега, только лишь чтобы загнать её в ещё более узкую клетку? И что будет по возвращению? Взгляды, полные ненависти, презрения и жалости. Постоянное одиночество, по пятам преследующее её и отступающее лишь от редкой помощи людей. Не смогла бы она прожить без тёплого солнца, что наградило её такой кожей и каждый раз обнимало, словно мать, без ветерка, что трепал коротенькие волосы и играл с подолом платья, без неба, что, словно отец, выстроило над ней целый мир, дав насладиться переливами заката и рассвета. Фриск же всю жизнь только и мечтала, что увидеть большее, чем её одарило звание . И она так просто сдастся и пойдёт по лёгкому пути? Ну уж нет! Ну а что дальше? Она покинет это пустынное Подземелье и вновь сможет увидеть прекрасные игры небес. Лучшим исходом будет разойтись с Чарой там, на поверхности, где та ей уже будет совершенно бесполезна. Смысла оставаться вместе не останется. В деревушку не к чему возвращаться. Фриск уже давно хотела убежать куда-нибудь далеко-далеко, где о ней никто не знает. Она... обойдёт озеро у горы и отправится в соседний город. Там можно будет немного подзаработать и попросить кого-нибудь подвезти дальше. Девушка поселится в каком-нибудь старом брошенном ветхом домике, попросит у добрых жителей немного семян и удобрений, может быть кто-то даже поделится цыплятами, а после можно ездить в ближайший город с кем-нибудь из торговцев продавать цветы или овощи. Фриск облагородит домик. Там будет много цветочных горшков, маленьких подушек, которые так усердно вышивают бабушки, а ещё Фриск купит большой тёплый плед, чтобы укрываться по вечерам и читать книги, со временем совсем идеально, с интонациями, даже сыгранными для героев особенными голосами вслух для себя... и Чары. Такая жизнь казалась эдемом. Но ведь Чаре не обязательно с ней идти. Без неё будет только лучше. Она лишь мелкий и злобный дух, не способный на искреннюю поддержку и... Им обязательно нужно разойтись по своим путям в конце этой истории. Лишний балласт, испорченные нервы — всё это ненужные издержки. С внутренней тоской и болью в животе Фриск двинулась за Чарой, вслушиваясь в её причитания. — Ну вот ты и соизволила явиться, — спутница смотрела на неё сверху вниз, как на жалкого щенка или котёнка, на голову которого так легко наступить, раздавив в непонятное месиво. Обходя диван, девушка прошла сквозь резную арочку в весьма заплесневелое помещение с большим, явно не деревянным шкафом и странной печкой с трубами. Это место крайне отличалось от маленькой кухоньки Фриск с котелком посередине комнатушки, но её посетила мысль мысль, что она хотела бы видеть в своём будущем домике похожую, с таким же большим круглым столом у окна. — Что же, нужно осмотреться и найти небольшой блестящий аксессуар, необходимый каждой юной леди, — глазки бестии так и сверкали в предвкушении. — Отгадаешь, что это? Хотя нет, забудь. Уверена, что любые слова об этикете для тебя не понятнее, чем карканье ворон. Нож — вот идеальное решение... И верно. Его можно использовать просто для самозащиты, или чтобы что-то отрезать. Убийство — крайняя мера, к которой когда-то Фриск пообещала себе больше никогда не прибегать. Никогда. Никогда она не станет тем животным, способным лишить жизни. Безропотно подчиняясь, Фриск начала поочерёдно открывать дверцы ящиков, но её взгляд всё цеплялся за странное сооружение, к которому она медленно, но верно приближалась по мере исследования комнаты. Множество непонятных червяков, которые соединялись в один, а после вновь разрывались. К ним то и дело прикреплялись ещё более странные конструкции, рычажки и кнопки. И все они вели к ещё большему монстру, отдалённо напоминавшего печь в её собственном домишке, куда более скромную в размерах, и если у девушки была только чугунная затворка, то это сооружение было полностью из железа, как и те непонятные трубы. От металлического изваяния, её отвлёк блеск в одной из кастрюль у той же странной печки. Её пожирало любопытство. Душу пронзали множество маленьких иголок, и к каждой были привязаны ниточки, ведущие к этой кастрюльке. Руки начало приятно пощипывать, а в маленьких щёлках глаз появился тонкий отблеск. Сзади слышалось ворчание Чары, которое, скорее всего, было так, для себя. . . Теперь в руках ощущалось холодное пристанище души. Портновские ножницы, но резные и излишне изящные. Местами металл уже почернел, местами даже пошла россыпь мелких трещинок, но такая тонкая работа не могла не поразить. Серебристая лоза оплетала рукоятку, изображающую собой огромное дерево. Железо, масло и сажа. Подобная смесь запахов навевала приятные и нежные чувства. Будто уже когда-то знакомые. Дэ-жа-вю. Кажется, у этого слова было подходящее описание в одном из словарей. — Ножи всё же лучше, — заметила Чара, уже подлетев к ней и тоже рассматривая предмет, но с заметно меньшим воодушевлением. Для неё это были обычные ножницы, как тысячи других. Так решила Фриск, проводя пальцами по каждому изгибу, узору коры и листьев. И, конечно же, она не могла согласиться с своей спутницей, так что спрятала находку в карман, аккурат рядом с конфетами. Чувство голода и до этого донимало ребёнка, но теперь от мимолётного прикосновения к далеко не самой сытной еде в кармане её глотка будто сократилась, сделавшись неприятно чувствительной; нёбо и язык ощущались сухими и шероховатыми, а слегка загустевшая от жажды слюна никак от этого не помогала. Организм Фриск, измождённый вчерашней "прогулкой", издал утробный рык. — Ты, конечно, молодец, что так рвёшься из этой дыры, но вариант со смертью от голода лучше отложить на крайний случай, — Чара не могла упустить свой шанс лишний раз позлорадствовать и высказать своё никому не нужное мнение. — Хотя кому какое дело, как ты умрёшь. Столь невыдающаяся и серая личность, вряд ли вообще чего-либо сможет добиться. Стерва распушила свою ежиную шевелюру, затем нежно погладила уставшее лицо Фриск, смотря прямо в полузакрытые глаза. Её призрачные пальцы почти коснулись щёк и подбородка в ласковом жесте, после одна из ладошек заботливо провела по лбу и остановилась одним из пальцев на носу. Жертва издёвок держалась руками за живот и с непониманием смотрела на спутницу. Такая неприличная и даже вульгарная близость была просто непозволительна, но, казалось, маковой было плевать. А вот Фриск могла почувствовать её дыхание, так что, когда охотница вновь заговорила, ведьма вздрогнула. — Но не волнуйся, на то я и рядом с тобой. Вместе мы сможем многого достичь, но для этого ты должна лучше о себе заботиться, Фриски, — И хищник отстранилась от своей жизни, оживлённо начав заглядывать в открытые полочки. Фриск и сама понимала, что отчасти Чара права, и умереть сейчас от голода было бы прескверно, так что та, развернув конфету побольше, кинула её себе в рот. Конечно, это не еда ни в каком из смыслов. Так что мысль присоединиться к поискам съестного, пусть даже в компании язвы, было хорошей идеей... Открытые дверцы, чихи и частые скрипы слились в "голодную какофонию" девчонок. Как выяснилось, Чара тоже чувствовала голод, так как, по факту, они делили одно тело и душу. Подобная информация ввергла Фриск в небольшой шок, а мысли о крепкой связи начали немного пугать. Она любила одиночество и привыкла к нему. Другого и не нужно было просфоре*, вкушённой духами. Итогом их поисков стали старые макароны и перемешанная с пылью соль. Фриск брезгливо оглядела находки и поморщилась. Её пренебрежение, однако, разрушил очередной раскат желудка, из-за которого даже Чара схватилась за живот от ощутимого дискомфорта. Тёплые чувства опутали девочек казалось бы впервые, словно тонкие крепкие и странно приятные цепи. Фриск, не знающая как готовить на подобной кухне, то и дело беспомощно мычала и отводила в сторону глаза. Чара же звонко смеялась и показывала куда надо нажимать и что делать, часто повторяя, что будь у них шоколад, то можно было бы спасти даже это чудо кулинарии, или что шоколад удивительно универсален и никаким его количеством ни одно блюдо испортить невозможно. Тут конечно Фриск мотала головой и говорила лишь одно "Ириско-коричный пирог". Пошли бурные тирады со стороны Чары и лёгкие качания головой Фриск, а после задорный смех. Всё это происходило в унисон с шипением пара и бульканьем воды в кастрюле. Но, что удивительно, никаких укоров, издёвок, унижений. Лишь смех, задорная улыбка Чары и забавные взвизгивания. Неужели Фриск ошибалась? Чара не истинное зло? Возможно, ей просто нужен был рядом кто-то. Может быть, её жизнь тоже потрепала. Ведь сейчас, смотря как та задорно улыбается, то и дело высовывая язык, прикусывая его зубами или пародируя неизвестных Фриски личностей, казалась вовсе не существом полным злобы и ненависти, а обычным немного избалованным ребёнком. Возможно они могли бы стать друзьями. Ложь. "Фриск, Чара та ещё червивая гнида, с которой лучше не связываться. Это сейчас она ведёт себя снисходительно, но вспомни, что было час назад. Главное, чтобы она помогла выбраться. Мне не нужны друзья, особенно такие как она." Блюдо вышло так себе, да и приборы найти они не смогли, так что Фриск ела руками, то и дело слыша, как Чара притворившись какой-то старушкой ворчит на неё, выдавая едкие замечания и шутливые насмешки. — Вот в моё время, люди не были такими свинюхами как ты. Будь я твоего возраста так уважила бы это блюдо, данное нам Богами! Ишь, привереда, а вот во время войны с едой так не церемонились! — Чара специально нагоняла старческий вид, не забывала кряхтеть и выдавливала из себя занудный тон. — Никакой осанки! Никаких манер! Твоя прабабка в гробу перевернётся, узнав, что ты не оттопырила мизинчик, засовывая это месиво себе в рот! Фриск постоянно давилась, а после и вовсе начала икать. — Знаешь, ты ужасно готовишь, но это неудивительно, — беззлобно сказала Чара, припоминая фокус, что если икает, как говорится, значит правда. — И-ик, — издала отрывистый звук Фриск, выплёвывая очередной слипшийся комочек теста. — Воот, я про это и говорю. Да и вообще, ты же считаешь, что шоколад лучше пирога? — маковые глаза прищурились, а на лице появилась хитрая довольная улыбка. Фриск переполнила решимость не икнуть. Подобная мысль заставила ребёнка где-то глубоко в душе улыбнутся, хоть лицо её так и осталось холодным. Какая же объёмная малость нужна для решимости. Готовая доказать свою правоту, девушка с полным ртом еды закрыла его руками, не давая выйти злосчастному звуку наружу. В горле то и дело щекотало, а воздух выходил наружу, а вместе с тем сквозь пальцы начались просачиваться маленькие недоваренные червячки, создавая своей мучительнице редкую мучную бороду. — И-х-хик, — вырвался из Фриск звук, сопровождённый разлетевшейся по всему столу едой. Чара тоже не осталась в сторонке: заливаясь смехом и держась за живот, она каталась по воздуху в задорной истерике, а по глазам можно было легко понять, кто победил в споре. — Апхаха, я же говорила! — сквозь слёзы смеха сказала Чара, пронзая взглядом доедающую макароны Фриск, и подметила, что та обиделась как-то совсем по-детски. После приступа смеха маковая на миг зависла в воздухе, видимо тоже осознав ненормальность и противоестественность всей ситуации в целом, и, будто по щелчку пальцев, вновь стала той же острой кошмарной бестией, готовой изощрятся как угодно в попытках добиться своего. — Пхахах, свинья, что сказать. А не пора ли нашей дорогой свинке на прогулку? Не ровен час и её нежное мясцо на бойню отправится, — в знак правдивости своих слов Чара облизнулась. — Я уже говорила, рассчитывать ты здесь можешь только и только на меня, так что будь послушной и увидишь небо. И вновь тот пронзительный холодный взгляд. Кротко кивнув, Фриск последовала за Чарой в неосвещённую комнату, в которой ей пришлось провести ночь, но теперь было куда легче различить хотя бы очертания предметов в темноте. — В шкафу накидка, — сказала бестия, тыкая худощавым пальчиком в нужном направлении.

***

— Чара, смотри, это же твоя накидка "защитника"! С ней ты получишь Великую силу и мы освободим всех! — большие лапы со сточенными когтями протянули ребёнку красивый жёлтый плащ с зелёными узорами на самых полах. — Надень его, и пошли исследовать наши владения! — Аззи, прости. Давай в другой раз? — сказала маленькая девочка пряча длинные локоны за ушами. В её глазах блестели оттенки печали, но в то же время азарта. — Мама занята, так что мне нужно приготовить еду. Сегодня у нас горячий шоколад, шоколадный кекс и... — Боже... надеюсь, ты не собираешься и в суп это добавлять, — встретив задорную и искристую улыбку подруги, уродец взмолился. — Ч-чара нет! — Чара да, — бескомпромиссно ответила та, доставая из печки несколько кексов, хотя все Дримурры знали, кому достанется их большая часть. — А после мы сходим поиграть с Монстрёнком и Папирусом. Я угощу их своим фирменным супом! — Чара, нуу не надооо, — чуть ли не плача, воскликнул второй ребёнок, уже отчаявшийся от переизбытка в его рационе продуктов с добавлением шоколада.

***

Среди пыльной и весьма тонкой одежды Фриск удалось отыскать его, нежно-жёлтый плащ с капюшоном из плотной ткани. Она хотела было уже показать его приведению, как заметила взгляд её направленный на неё, но проходящий насквозь. "Чара, ты же сейчас не здесь?" — подумала она и тут же осеклась. Слишком много думать о других вредно для здоровья.

***

— Но знаешь, тебе он очень идёт, — девочка почувствовала, как мягкая лапа натягивает плотную ткань ей до самых глаз, а после гладит по голове. Недавняя перепалка утихла, и теперь дети, держась за руки, выбежали из замка, направляясь в заснеженную часть Подземелья. В основном вела Чара, уверенная в своих силах, но, по большей части, ей хотелось выглядеть более храброй перед Плаксой. Она обещала себе быть сильнее. — Эй, защитники, опять идёте в экспедицию? Смотрю, ты не теряешь решимости, малышка, — бросил на прощание Герсон, ждущий "свою гордость", Андайн, с тренировки, проходившей каждую неделю во дворце у "папы". — Вы — надежда нашего мира, детишки. Чара, заливаясь краской, ещё сильнее дёрнула руку, и её названный брат споткнулся, встретившись лицом с каменной плиткой, поскуливая и глотая слезы. Какой же он забавный и наивный дурачок.

***

— Сгодится, но, по-хорошему, надо бы найти тебе вещи потеплее, но, думаю, тебя согреет жировая прослойка, — едко подметила Чара. Фриск тут же маниакально начала оттягивать полы платья вниз, поглядывая на идеальную фигурку бестии. Но после сразу же отвлеклась. Она переминалась с ноги на ногу от неудобства, пока не заметила в углу две объёмные фигуры. Ботинки! И не какие-то, а размеров на десять больше маленькой ножки Фриск, потёртые, в заплатках, но с приятным примятым мехом внутри, что было куда лучше босых и грязных ног. Кому они могли принадлежать? И почему они так выбиваются из всего этого "детского" хлама? Девочки решили ещё раз обойти дом, чтобы найти те вещи, которые могли бы понадобится в пути. В комоде у лестницы в подвал они нашли старую и поношенную сумку, куда скинули ножницы, а Фриск стащила три книги с книжных полок. Первая была связана с какими-то легендами, вторая была наполнена стихами, а третья, уже знакомая, про улиток. Но последнюю пришлось выложить: Чара не переставала ворчать, что читать им, якобы, будет некогда, да и незачем. Ещё она смогла уместить в сумку небольшой плед, которого явно не хватит, чтобы накрыться, но такая вещи везде пригодится. Они, будто сороки, тащили в сумку всё что плохо лежало, но после кто-то не соглашался с необходимостью этой вещицы. Так что сумка оказалась не такой уж и тяжёлой. После долгих сборов Чара посоветовала полностью проверить все собранные вещи. Так что из всего хлама получился небольшой список, включающий в себя:

- Резные ножницы - "Истории Подземелья" - "Тысяча стихов о звёздах" - Тёплый старый плед - Старая половинка шоколадки

Согласившись, что этого вполне хватит, девушки спустились в подвал, который, по словам Чары, вёл к выходу из Руин и был их прямым продолжением. Всё те же сказочные стены, но совершенно голые и одинокие напольные плиты. В отличие от прошлых коридорчиков, этот наводил тоску и чувство одиночества. Неприятный осадок не покидал до самых ворот, где скопилось множество горсток непонятной пыли. Они подошли к громадным воротам, состоящих из множества стеклянных осколков, как те мозаики в "комнате решимости". Тут присутствовали фиолетовые и белоснежные тона, переплетающиеся в узоры и огромную эмблему, которую Чара сравнила с ангелом, а Фриск с молью, большой и белой, с маленькой головешкой, но вариант маковой понравился ей больше. Он был довольно символичен и предвещал что-то хорошее. Нового нужно боятся, ведь, как правило, с ним приходит много страха и бед. Рука инстинктивно потянулась к правому карману, достав самые простые карты, на которых навеки запечатлелся запах матери, а если приглядеться, можно было бы заметить вмятинки от её пальцев. Нет. — Ты это серьёзно? Мы только время потеряем... Эти слова давались тяжело, их прерывали тяжёлые и костлявые, словно пальцы потерянной, вздохи. — Они ещё ни разу не врали... — сказала Фриск, присев на холодные плиты. Её худенькие короткие пальчики бесшумно и быстро перемешивали карты, а губы дёргались в несуществующих звуках слов. Карты то и дело вылетали из рук, складываясь в замысловатые комбинации, пока не образовалось кольцо из карт. Голова пошла кругом. Приторное чувство боли в перепонках. Тишина прерывалась резкими и клокочущими звуками. Она бы кричала, молила. Почему? Почему сейчас так больно? Неужели будущее настолько прогнило от её собственных мучений? Тревожную тишину разорвал истошный крик. Фрик не привыкла кричать, не привыкла молить о пощаде, но то, что ребёнок увидел там, заставило её содрогнуться и понять собственную беспомощность. Кровь, убийства, кости, погоня, душно, холодно, голод, ножи, крики, падения, убийства, крики. Непреодолимые круги ада наворачивались и разгонялись, с каждым оборотом смешиваясь в самые разные звуки, превращаясь в утробный рык голодного зверя. И вновь золотая коронка, блестящая промеж сосен во время погони... — Н-нет Гадания никогда не обманывали. Никогда не врали и не путали. Но разве может кто-то настолько жестоко издеваться над кем-то живым, с упоением смотря на слёзы, мольбы и кровь? А после... единственное слово..."Сладкая". Оно теперь будет преследовать её всю жизнь, вводя в холодный пот и бесконтрольную панику. Это просто не может быть правдой. Нет. Это правда. "Это не так! Я просто ошиблась!" Карты не врут. — Перестань так убиваться, это всегда успеется. Нам пора, или хочешь сгнить здесь? Из нервного перемалывания себя и мыслей, пропущенных через собственную мясорубку, вывела Чара, которую теперь было приятно видеть, и улыбка которой казалась действительно непритворно невинной, но признавать её правоту не хотелось. Нам пора. Как оказалось, большие ворота, были неким декором, а сама дверца наружу была весьма обычной, разве что чуть шире других. Скрип, будто нервный ребёнок, кричал в уши: "Не надо, не ходи!" "Так и каждого шороха начать бояться недолго," — решила Фриск, заранее ища хорошие стороны в своей смерти. Не надо страдать из-за недостатка еды или тепла, не нужно переживать за кого-то, можно будет встретиться с мамой и папой. Да, не так уж и плохо. Нет. Это ужасно. Холод и морозный воздух ударили в ноздри, подмораживая губы, будто прикусывая их. Ощущения казались приятными и забавными, но Фриск не могла наслаждаться ни хрустом снега под ногами, ни видами. Она смотрела только вперёд, редко вздрагивая. И не зря. Хруст ветки. Так ломаются кости, так истекает кровью человек. Так начиналась та сказка. "Может получится поговорить?" — Беги... — прошипел звонкий голосок. Это было то слово, которое услышала Фриск, заветное, холодное и пронзительное. На которое тело было уже готово откликнуться и бежать, бежать. Так далеко, как только смогут унести Восьмую её коротенькие ножки. В одном этом слове было собрано столько страха и смысла, что, произнесённое шёпотом, оно отозвалось сначала ужасом, а теперь и болью. Невыносимая боль в груди. Что-то вырвали, кусок чего-то, что делало её человеком. Ей вырвали душу, куском, нещадно, хладнокровно оставляя дыру и мешая дышать. Она не могла вдохнуть, хватала ртом воздух, пыталась впитать его в себя, но это не получалось. Человечек корчился на земле, а её глаза метались в безумной агонии. Они горели, глаза выгорали, жгли веки и пожирали ресницы. Они полыхали предсмертным огнём. Жар охватывал всё тело, её закинули в пылающий костёр, как и положено ведьмам, руки хватались за одежду, но тело было настолько слабым, что лишь качались на ветру и резко дребезжали. Улыбка. Именно та улыбка жестокого мясника и чернота бездушных глаз. Темнота сопровождавшаяся безумной паникой, готовностью рвать кожу, волосы, чтобы боль хоть как-то прекратилась, и она прекратилась. Вы когда нибудь умирали? Что такое смерть? Это страх, жар, и невыносимая боль, которую ты не можешь увидеть, ведь твои глаза сожрал огонь, окрасив всё в красный. — Фриск, оставайся решительной. Сон? Предостережение? Маразм? Нет. Она чувствовала остаток боли души и предсмертную агонию. — Чара, я ведь... умерла? Маковая встрепенулась, готовая к очередной длинной и внятной речи, которую той прививала приёмная мать. — Собственно, я была права насчёт твоей ничтожности, даже бегать не умеешь. Это лучше один раз испытать, чем несколько раз услышать. Да, ты умерла, но ты и возродилась. Можешь называть даром, можешь проклятием, но, по факту, ты будешь после каждой смерти возвращаться в некую "точку сохранения". Раньше их было больше... Но он их нашёл. Надеюсь, ты не повторишь прошлых ошибок. Привыкнешь, партнёр. Вновь по кругу, дом, сон, который теперь не шёл. И мешали тут не грязные ноги, а чувство животного страха и паники. Разве можно привыкнуть к смерти? Судя по словам Чары, да. Поспать удалось, правда совсем немного. А дальше вновь ждала кухня, вот только теперь Фриски не останавливалась пролистать пару книг, которые ей совершенно не помогут. Она надеялась, что если справится со всем побыстрее, то не встретит того улыбающегося мясника. Фриск уже было начала подходить к ножницам, но вспомнила о ножах, что лежали на верхней полке, что так яро хотела прихватить с собой Чара. Притащить стул и достать их не составило труда. Хотя зачем они ей? Зачем ей было то, что приносит боль. Может просто очередной порыв любопытства, может хотелось понять, что чувствует Чара, может захотелось почувствовать отвращение к своим червивым мыслишкам. Фриск ни за что бы не стала причинять боль в ответ. Грязная лгунья. Острые. Возьми его. Это же монстры, а не люди. Убить одного, другого, и ничего страшного. Ни у кого не убудет. Да и разве это не справедливо? Возможно. Фриск смотрела на маленький острый кухонный ножик с заострённым концом и деревянной рукояткой, а он смотрел на неё. Они будто пожирали друг друга. Холодный. Этому ножику было все равно на других, он был настолько равнодушен, что цеплял взгляд. Не для мяса, не для хлеба, он был создан просто так, у него не было ни целей, ни желаний. "А ведь я такая же." — В этом месте убей или будешь убит, — Фриск увидела, как рука Чары мягко легла ей на плечо, а вторая показывала ладонью на пустую железку, которая могла стать хоть кем-то значащим только в руках. Улыбка знающего человека. Улыбка человека, который умел это делать. Улыбка человека, который говорил эти слова далеко не в первый раз. Но ведь это же аморально? Кому нужна мораль в подобном месте? Мне. Кого ты обманываешь? Хватит строить из себя невесть что.Твоя показная невинность работала только там, наверху. Ведь тебе же на самом деле плевать. Ты безразлично того, что не касается тебя Я не такая! Правда ли? Да! Ну-ну, "мисс притворюсь, что мне не всё равно лишь бы выжить." Это не так. Ты пройдёшь мимо любого, кто попросит твоей помощи, если не увидишь в нём выгоду. Ты врёшь!. Нет, я всего лишь твои истинные мысли. Ты вспомнила своё собственное имя?