Живая Королева Мертвых

      – Боже, храни Королеву! – дружным хором ревело шесть сотен укрытых крылатыми шлемами черепов, черной волною рассекая желтую пыль пустыни. Стук двух тысяч копыт тяжелых, бронированных дестриеров был подобен землетрясению, несмолкающему хору раскатистых громов. Драконолюды слышали поступь рока и трепетали, выставляя вперед колья и копья, пытаясь избежать неизбежного.              Град камней и дротиков обрушился на стальную стену наших щитов и бронеплит, закрепленных у лошадей на груди. Сталь звенела, доспехи вминались внутрь, искривлялись и гнулись, однако рыцари не обращали на это внимания – нам не нужно было дышать, мы не получали сотрясения мозга и осколки перебитых ребер не разрывали наши внутренности. Мы оставались в строю до конца.              В нашем боевом порядке распустились первые огненные цветы, вырастающие из массивных сгустков жидкого пламени – рыцари вошли в зону поражения драконид – огнедышащих, громадных ящеров. Я услышал высокочастотное ржание сгорающих дотла лошадей и гневный рев их всадников, так и не отведавших крови дикарей.              Но уже через несколько секунд дикой гонки мы, под славословящий нашу отвагу треск ломающихся пик, кольев и щитов, словно бритвою, срезали правый фланг вражеской орды, смешивая их строй и сея панику. Копья и колья ломались об наши доспехи и щиты, камни рикошетили от стали, дубинки и кистени не достигали наших стремительных теней, а крюки были не в силах стащить нас с наших верных дестриеров.              Когда мы врезались во вражеский строй в первый раз, преломив о них пики и схватившись за мечи, на меня попытались набросить несколько арканов, чтобы стащить с лошади, однако я легко перерубил их вместе с древком крюка, вонзившегося мне в загривок. Какой-то драконолюд тыкал в меня своим деревянным копьем, но я одним хлестким взмахом разрубил его огромный, квадратный череп пополам, круто свесившись из седла в крепких стременах. Другой, вооруженный примитивным гастрафетом*, пустил в меня болт с кремниевым наконечником, однако я успел принять его на щит.              Пара ящеров сломали копья об укрытый доспехами бок моей кобылы, и я вместе с едущим справа от меня, зарубил их в одном слаженном рывке.              Оруженосцы пустили в небо свистули – тяжелые самострельные болты, медленно падающие и в полете издающие визгливый, протяжный свист, от которого у живых кровь стыла в жилах. Затрубили серебреные рога. Наши лошади, напирая на врага всей своей неживой мощью, принялись ржать своим нечеловечески высоким, жутким ржанием –от этого звука у многих врагов сдавали нервы и они либо впадали в ступор, либо обращались в бегство.              Так мы, не сбавляя темпа, трижды прошли через строй противника, преломляя пики и вступая в жаркую рукопашную, обращая противника в бегство сотнями, как вдруг оранжево-алое море дикарей расступилось и из его бушующей, грубой массы вынырнули крупные песчано-алые силуэты, низко склоненные к земле.              Дракониды. В их разверстые пасти я мог войти, словно во врата храма, а матовая, вечнолиняющая чешуя была подобна каменным плитам, листам кованой стали. Крохотные, налитые кровью глаза жаждали лишь одного – сжечь нас в своем богомерзком драконьем пламени.              – Рассеяться!По флангам тесните пехоту! Центр – за мной! – взревел я, и усиленный сложной черной магией мой голос разлетелся на многие мили вокруг низкими обертонами.              Дисциплина и прыть мертвых конников была похвальна. Еще не успели дракониды вдохнуть во всю грудь, как рыцари рванули в разные стороны, словно косяк рыб . Кто-то проносясь мимо, передал мне свою черную пику, пожелав Божьего благословенья.              – За Королеву и Королевство! – вскричал я и пустил лошадь в галоп. Ноги её наполнились мертвенной энергией вселенской Энтропии, и стук копыт перерос в барабанную дробь. Матово-черная пика, словно клык нарвала, летела перед моей озверевшей лошадью, зашедшейся ультразвуковым визгом, от которого вибрировала сталь. По обе руки от меня вперед рванула черная волна смерти и разрушения, а впереди десятком солнц расцветали струи пламени, широкими конусами расходящиеся по полю брани.              С толчком я ворвался в пламенный поток, не опуская пики и не думая о том, что останется от моих бренных костей. Поток был густым и вязким, буквально выталкивающим из себя, и обжигающе горячим. Пика задымилась, мой сюрко и плащ обратились в пепел, подкольчужник и ватник истлели в считанные секунды, обтянутое кожей высокое деревянное седло обуглилось и занялось, однако нечто неосязаемое и могучее, восстающее из глубины моего темного существа, будто эгидой оградило меня, мою лошадь и оружие от неудержимого пламени.              Я, тенью от крыла высоко летящей птицы, мчался сквозь вихрь пламени, ослепнув от жара и света, и вдруг моя пика врезалась во что-то твердое, прочное и неподатливое. Все произошло тысячные доли мгновения. Пять пудов моих доспехов и костей, семь пудов боевой лошади в стальной попоне, пуд снаряжения, вооружения и поклажи, – вся масса, летящая быстрее стрелы, сошлась в единственную точку –обугленное острие черной пики, вонзившейся в бок чудовища. Древесина сжалась почти на треть, изогнулась полукольцом, но, каким-то совершенно невероятным образом, выдержала. Энергия движения, будучи не в силах пробить броню чудовища,ушла мне в плечо, плечо развернуло и наклонило назад корпус, тот потянул назад стремительно несущуюся лошадь, резко задирая ту назад и вверх. Она взвизгнула, словно подстреленная и от этого визга сталь снова вошла в резонанс.              Все большее усилие прикладывалось к кавалерийской пике по мере того, как лошадь останавливалась об нее, и вдруг непробиваемая чешуя дракониды подалась, и черное орудие убийства вошло в чешуйчатый бок на всю длину, а кобыла уперлась передними копытами в бок монстра.              Струя пламени иссякла, что-то лопнуло внутри твари, и она вся засветилась каким-то недобрым желтым светом, из пасти пошел дым, а после, потекла пылающая, темная жидкость, смешанная с кровью.              Оглянувшись, я увидел своих обгоревших, закопченных соратников, неуверенно пятящихся от проколотых пиками, утыканных болтами и изрубленных кликами трупов драконид.              Хребет армии противника был сломлен, она беспорядочно отступала, бросая оружие и отчаянно голося. Мы быстро нагнали и взяли в кольцо большую группу отступающих, перерезав их всех до одного, пока наши оруженосцы делали широкий охват с флангов, сгоняя беглецов в кучу, словно скот – на нашей стороне был четырехкратный перевес в скорости и неутомимость мертвецов.              Не многие драконолюды ушли отсюда живыми. Однако и наша рота потеряла более пятидесяти рыцарей и еще сто с трудом могли продолжать движение, представляя собою обезображенные, избитые костяки, над которыми трудились печальные костопевы и некроманты.              Две тысячи врагов ценою полусотни рыцарей? Какая армия живых могла бы похвастаться таким счетом в открытом рукопашном бою? Если я вообще был способен чувствовать, то сейчас я чувствовал гордость за своих рыцарей и за все Королевство.              Я дал бойцам три часа на восстановление повреждений. Кто-то крепил себе новые ребра, кто-то вставлял конечности обратно в суставы, кто-то забирал с поля боя экипировку погибших рыцарей, кто-то отпиливал голову дракониды, чтобы, высушив, повесить её в зале славы Птомаполя. Несколько быстроногих разведчиков должны были вскорости явиться в столицу и доложить о происшествии.              Подобное вторжение могло означать только одно – совсем скоро все королевство окажется объято войною.