Живая Королева Мертвых

      

Муки Лазаря

             Когда Моргус был возвращен к жизни, злая сила, наконец, отпустила Ганца, грубо швырнув его на мостовую. Сухие кости стукнулись о камень. В голове неустанно ревел безумный хор демонов, кости разбухли и стали рыхлыми от долгого тлетворного присутствия нечистой силы, а разум был утоплен в боли.              Его бесы, наконец, уснули, временно отступив. Не понимая, что делает, он заполз в какой-то ушлый подвал и забылся тяжелым, колким сном мертвеца, в котором он мог хотя бы немного залечить свою изувеченную психику.              Ему снились кошмарные, отвратительные сны, не многим отличающиеся от его нынешнего существования. Однако в забытьи к нему являлись и куда более мучительные видения – ему грезилось, что он снова во плоти, снова жив, снова чувствует, однако потом приходило понимание действительности и разум затапливало болью. Это вновь пробуждало демонов в его голове, и старые кости наполнялись доисторической злобой и силой.              Усилием воли он продолжал лежать, пребывая в тяжелой полудреме, как вдруг что-то странное вмешалось в его возвращающееся безумие. Подобно первым порывам весеннего ветра, несущего оттепель, оно ворвалось в воспаленную душу, остужая её, как дождь остужает разогретую за день землю.              Звук. Высокий, звонкий и прекрасный, звук, казалось, наполнил собою все сущее, и каждая мертвая клеточка костей завибрировала, срезонировала, откликнулась на этот звук. Звук был так легок, так свободен и чист, что от его звучания в фантомном спазме умиления сжималось отсутствующее сердце. Демоны в его костях сходили с ума, хватаясь за головы, отчаяннометались в его тонких телах. Нечистая сила стонала и корчилась от чистоты этой божественной музыки и одержимость отступала с каждым мелодичным переходом, каждым перепадом звукового давления.              Когда разум немного очистился, Ганц смог вычленить из этого звука серебряный перебор тонкострунной арфы и кристально-чистое сопрано, звучащее как минимум вдвое выше любого человеческого. Казалось, что звук уходит за пределы слышимости.              Когда к нему вернулось зрение, то он смог различить едва видимую, невесомую серебрящуюся дымку перед собою. Что-то призрачное парило над землею перед ним, серебряным светом волновалось в густой, вязкой тьме. Что-то невесомое, прозрачное, волшебное.              Скелет протянул свою костяную руку к свету, пытаясь коснуться белоснежных одежд, нащупать источник невиданного света и звука, однако серые кости беспрепятственно прошли сквозь свет и шали, словно сквозь воздух, а пение сменилось задорным, звонким смехом.              Ганц поднял глазницы вверх и увидел удивительный светлый образ неземной красоты. Что-то воздушное и легкое, полупрозрачное и сияющее, ослепительное, словно ангел, парило над полом, протягивая к нему раскрытые ладони и ослепительно улыбаясь. Силуэт был укутан в воздушные ткани, белые, словно снег, а рядом парила золотящаяся прозрачная арфа, струны которой все еще продолжали дрожать.              Баньши, – вот как назывался этот дух. Он почти ничего не знал о них и его воспаленный, одержимый разум наврядли был способен осознать, что это перед ним на самом деле. Но притягательность баньши была столь сильна, что даже через пелену своего безумия он воздел к ней костяные руки, умоляя, чтобы столь чудесная, успокаивающая музыка вернулась, снова наполнила его до краев, накрыла его своим освежающим водопадом.              В музыке было что-то божественное, что-то правильное. Пусть это были лишь колебания воздуха, едва ощутимые частые перепады давления, однако вместе они складывались в нечто невероятное,волшебное, фантастическое.              Невообразимо высокий, едва различимый человеческим ухом, прекрасный голос лился, словно бурный поток, сливаясь с золотым перезвоном арфы. От этой музыки с потока сыпалась каменная крошка, а кости скелета мелко вибрировали. От баньши шла такая энергия, такая невероятная структурирующая сила, что бесы в голове Ганца, входя в какой-то странный духовный резонанс, и попросту лопались, как вздувшиеся трупы.              Казалось, само мироздание изменялось от этой дивной музыки, издаваемой мертвой девой и пространство искривлялось от мощи удивительных чар. Одним лишь чистым пением призрак смог рассеять тьму, укоренившуюся в разрушающейся личности Ганца, очистить его разум хоть на миг и дать время, наконец, отдохнуть от назойливых бесов, восстановить силы.              Напоенный чистотою этого пения и опьяненный свободою от своих демонов, измученный скелет впервые за столь долгое время расслабился и погрузился в крепкий, восстанавливающий сон без сновидений.              Так, добрым умыслом или волею случая, баньши – нечистый дух, призванный мучить и убивать, – вдохнула в Ганца новую жизнь.