Интервенция

      — Алекс?       Они лежали на мощённой чёрным булыжником дороге, раскинув руки. Лучи только занявшейся зари неприятно скользили по их лицам, заставляя щуриться, да и вообще не сказать, что валяться на холодной земле было увлекательным занятием, но выбирать не приходилось. Особенно, когда ты очнулся в незнакомом месте всего пару минут назад.       — Скажи мне, в какой момент нам показалось, что сесть пьяными за руль будет отличной идеей?       — В тот же момент, когда нам показалась неплохой идея съездить в магазин в два ночи, Линн.       Линн Митчелл приоткрыла один глаз и приподнялась на локтях.       — Где моя машина?       В глазах всё ещё двоилось, тело слушалось через раз, и похмелье уже стучалось в голову отвратительной пульсацией в висках.       — Что вообще, чёрт возьми, произошло? — Александра повернула голову вбок, и щёку зацарапал грязный холодный камень.       — Мы ехали по пятой авеню, потом потеряли управление и, кажется, улетели в столб, — Линн поскребла подбородок. — Но сейчас мы далеко не на пятой авеню и… похоже, даже не в Нью-Йорке…       — Чего?       Митчелл ничего не ответила. Потерев затылок, она тут же поднесла пальцы к глазам. Кровь. Запёкшаяся.       — Чувствую себя так, будто с обрыва упала…       — Куда? — будучи снова проигнорированной, Алекс нахмурилась. — Слушай, вот тебе ещё пара вопросов: что мы делаем в подворотне, где моя сумка и где же, всё-таки, мы?       — Ты на ней лежишь.       Только Хамильтон хотела проронить короткое «ой», как вдруг резко вскочила на ноги, убегая куда-то в самый угол грязной подворотни. К горлу подкатила тошнота, и Ал упирается рукой в стену, складываясь пополам. Воздух здесь был затхлый, воняло сыростью и чем-то кислым, что только ухудшало состояние и раздражало рецепторы до очередного приступа рвоты.       — Тихо, тихо, — ободряюще тянет подошедшая Линн и совсем легонько хлопает Алекс по плечу. — Подожди ещё немного, я подержу тебе волосы.       Она подбирает с земли сумку и, быстро возвратившись, собирает копну волнистых волос Александры.       — Тяжёлая какая, что в ней? — уголок губ Линн поднимается в заинтересованной усмешке.       — Самое необходимое, — Алекс кривится от горького кома, подкатывающего к горлу. — Не лезь…       Вместе с постным ужином из Хамильтон выходят и все последние мысли. Прочистив желудок, она утыкается промокшим от пота лбом в стену, страдальчески возводит мутный взгляд вверх, чуть закатывая глаза, и через силу выдыхает; тошнота не проходит.       — Я не хочу опять блевать, — жалобно стонет она, сглатывая вдруг наполнившую рот слюну. — Господи прости, больше никогда, обещаю, пожалуйста.       Спустя некоторое время ей удаётся успокоить желудок, но легче Хамильтон не стало.       — Тебе бы водички, — Линн пошарилась рукой в сумке. Не нащупав ничего даже близко похожего на бутылку, Линн горестно вздыхает. Пить ей хотелось не меньше. — И придётся её искать за пределами закоулка.       Последний раз она оглядывает грязные стены, а потом, подхватив Алекс под локоть, пошла к выходу.       — Для начала предлагаю узнать где мы, — Александра попыталась оттереть влажную грязь с лица, но, кажется, лишь растёрла её сильнее. — Сколько мы лежали?       — Учитывая, что самое последнее моё воспоминание — это то, что мы ехали часа в два ночи, а очнулись на рассвете, — в глаза Митчелл ударил чуть рассеивающийся облаками свет, и она запнулась, прикрывая лицо свободной рукой, — лежали мы всю ночь.       Александра наконец подняла взгляд с мостовой. Мостовой? Когда это в Нью-Йорке появились мостовые? На улице не было ни людей, ни машин. Да и улица была совсем не похожа на забитую высотками площадь.       — О-о-о-о, это что за бродвейский мюзикл? — Хамильтон с энтузиазмом огляделась вокруг снова.       Забитые мусором улочки остались, но теперь над ними не возвышались небоскрёбы, обтянутые проводами и неоновыми вывесками. Неподалёку стояла ветхая повозка; кажется, чуть подуй на неё, и она начнёт скрипеть как старые половицы. Можно было понять, что нынешние реалии совсем не Нью-Йорк и даже не современная Америка.       Митчелл зажмурилась и с досады хорошенько хлопнула себя по без того больной голове. Вместе с ударом пришло тяжёлое осознание.       Если ей не показалось, то только что её кольнуло шило совести. Как ни странно, но такие понятия как стыд и совесть всё ещё имели своё место в характере Линн, отчего прямо сейчас она задумалась: что же говорить Алекс — совсем не подозревающей, в какой опасности они находятся. И, если панику удастся унять, с чего начать приспосабливаться, и как, наконец, вернуться домой.       — Знаешь, что, Ал, — Митчелл сглотнула. — У нас проблемы. Нет, не так: мы в заднице.       — Если мы живы и здоровы, то это ещё не проблемы.       Алекс стряхивает руку Линн со своей и уверенно продвигается вперёд, с интересом выглядывая на основную улицу.       — Только не говори мне, что это чёртов Биг-Бен, Митчелл, — с хохотом протянула Хамильтон. В воодушевлённом неверии она оглянулась. — Мы не в Лондоне, это неправда!       У Линн перебивает дыхание от встречного ветра, её без того неуложенные волосы развевают потоки воздуха, рот в удивлении приоткрыт, а глаза яро цеплялись за окружающий пейзаж. Она наконец смеет двинуться в стороны, продолжая осматривать всё, до чего могло дотянуться её зрение; наклоняется немного вперёд и вбок, смотря за спину Александры: так и есть — Вестминстерский дворец.       Живот вдруг скрутило щекотным чувством, которое появляется, когда, например, долго вертишься вокруг своей оси, и Линн это не понравилось.       — О, да, ты права, на самом деле наши туши просто утащили из-под дождя на репетицию «Гамильтона». Но, подожди-ка, действия там тоже происходят в Америке. Несостыковочка.       Пальцы Линн чуть сильнее обычного впились в ремень сумки, и она напряжённо нахмурилась.       — Принимать вещества я бы не стала, — её плечи передёрнуло. — Да и одна на двоих галлюцинация из-за сотрясения — бред. Посему, всё правильно, Алекс, это Биг-Бен, и мы в Лондоне. А ещё, далеко не в две тысячи шестнадцатом году.       Митчелл вдруг переводит взгляд на Алекс, смотрящую куда-то вперёд, и затихает в недоумении. Та совсем не выглядела напуганной, да какое там, её лицо не выражало ни грамма волнения. Как оказалось, подавлять хоть и тихую, но всё же ощутимую панику Митчелл придётся только самой себе.       Линн выдохнула, немного унимая рой мыслей в сознании, приводя его в минимальный порядок.       — И всё-таки нам нужно поскорее найти способ вернуться обратно.       — Почему? — Алекс вскинула брови. — Имеешь что-то против англичан? Согласна, я слышала, они ужасные снобы.       Кажется, она совершенно проигнорировала большинство слов Линн. Быть может, у неё шок, вот и несёт всякие бредни?       — У нас остались деньги? Я думаю, доллары здесь не принимают, надо найти банк. Ты когда-нибудь была в Англии?       Хамильтон оглядывается вокруг себя, смотрит всё дальше на здания. Воздух тут был совсем другой: он был влажный, холодный, отчего оседал в лёгких несколько иначе; от этого у девушки кружилась и слегка гудела голова.       — Ну что ты встала как вкопанная, я не хочу потеряться, — окликает Александра знакомую.       Знакомую? Можно ли считать другом человека, с которым ты каким-то образом преодолела целый океан? Хамильтон пообещала себе обязательно подумать об этом после завтрака — её живот болезненно свело, и никуда не девшаяся тошнота мешала всем мыслительным процессам.       Линн ещё больше хмурится то ли из-за ноющей, как больной зуб, головы, то ли опять из-за реакции Александры. Слишком много вопросов разом, надо по порядку.       — У тебя разве не остались незаконченные дела? Тебя, я не знаю, не будут искать? В конце концов, там наш…       Митчелл запнулась. Какое слово она хотела сказать? Дом? Не-ет, у этого слова особое значение, которое даётся далеко не каждому месту. Но чем тогда заменить? Место обитания? Логово? Что за чушь, кто так вообще говорит из адекватных людей?       — …наш-и. Квартиры. — нашлась, что сказать, Линн. — У меня домашний черепах остался совсем один, да и в принципе у меня очень много дел.       Непроизвольно она всё равно начинает двигаться вслед за Хамильтон. Вообще-то выбора не было: нужно было с чего-то начинать, да и оставлять девчонку совсем одну не хотелось, ведь, по правде говоря, Линн ответственна за то, что они оказались в такой ситуации — Митчелл порылась в карманах брюк и сумке — с десятью долларами на двоих.       — Но, да, я бывала в Соединённом Королевстве. Только не в Англии, а в Шотландии, ближе к Станрару, — она даже задумалась, — это было очень и очень давно.       — Из-за медленного метаболизма черепахи могут жить без еды от двух недель до двух месяцев, — самодовольно приметила Хамильтон. — А если ты согласна устраивать такие пьянки, — Алекс обвела взглядом улицу, — то ты должна быть готова к тому, что будешь валяться несколько дней с похмельем.       Приметив, что Линн начинает следовать за ней, девушка ускорила шаг. Александре приходилось идти спиной вперёд, чтобы не упускать Митчелл из виду. Она очень пыталась приободрить её, но выходили одни поучения.       Линн смотрит на Алекс со сдержанным, скорее даже наигранным раздражением.       — Я знаю, — проворчала она. — Он болен, так что погибнет быстрее, чем впадёт в спячку.       На самом деле, черепаха по имени Клиппер волновал Линн чуть меньше истинных важных дел: работа, личные и деловые связи и прочее. Но что уж теперь, жизнь научила быть оптимистичной в любых ситуациях, так что Линн переживёт и это.       Она огляделась. Ставший уже привычным пейзаж перестал вызывать тревогу, а значит пора вспоминать собственные инструкции, что она делает в таких ситуациях.       — На самом деле, не уверена, что наши деньги согласятся обменять, — Митчелл потрясла зажатой между пальцев, чуть смятой купюрой в десять долларов. — Значит, чтобы выжить, нужно искать работу. С чего бы начать?       — Работу? Нам не дадут работу, мы, считай, иммигрантки, — рассуждала Алекс. — У нас нет ни документов, ни чистой одежды и остальных вещей. Воровать у бедняков звучит более просто, сойдём за своих, вотрёмся в доверие, никто ничего и не заметит. — Подумав немного, она добавила: — Давай останемся хоть ненадолго? Потом мы можем обратиться в какое-нибудь посольство, наплести, что нас выкрала румынская мафия?       Она заметно приуныла; конечно же, возвращаться ей совершенно не хотелось. Она уходила из дома с большой спортивной сумкой, наполненной личными вещами, надеясь больше не вернуться. В Англии её бы нашли совсем не скоро.       — Если хочешь воровать у бедняков и бомжей, то будь готова отравиться или подхватить и что похуже, лучше уж в толпе часы дёргать. А иммигранткам из того же Китая давали работу даже в девятнадцатом веке… — бровь Митчелл нервно дёрнулась, и Линн усмехнулась. — Горничными, например, а если повезёт, то и гувернантками. Нужно только знать, куда идти, и знать, как себя вести. Кстати, нам нужна газета: может быть, найдём что-нибудь интересное.       Линн понимает, что последней своей репликой дала немое согласие на «останемся хоть ненадолго», и губы её растягиваются в уже более расслабленной и незлобной усмешке. Делать нечего. Да и её компаньонка весьма прыткая. Понравилась она ей, может и выживет, и вернётся. Линн надеется.       Отряхнув подол своего плаща и поправив воротник рубашки, Митчелл с двух шагов равняется с Александрой.       — Если хочешь жить, а не выживать, лучше сразу тянуться к тем, кто чуть богаче. Как нагонишь, тянись к ещё более богатым. Чем выше статус, тем проще, а если начинать с бедняков или наоборот переоценить свои возможности, рискуешь завязнуть навсегда.       Линн огляделась, — пока они говорили, успели дойти до уже более оживленной улицы, — заметив достаточно хорошо одетого, чтобы узнать в нём приверженца высокого класса, мужчину средних лет, Митчелл легонько ткнула Алекс локтем в плечо и сказала: «Смотри».       Осторожно обойдя мужчину со спины, Линн неожиданно выскочила прямо перед его носом с доброжелательной улыбкой.       — Доброго вам дня, достопочтенный господин, уделите мне всего минуту вашего драгоценного времени! — начала она. — Я и мои коллеги собираем деньги в фонд поддержки сиротских учреждений, не хотели бы вы сделать пожертвование?       Растерянное выражение на лице мужчины сменилось на слегка озабоченное: густые брови чуть опустились, усы были приглажены пальцами, а сам «достопочтенный» закивал головой с коротким «да-да, конечно». Только в его руке показалась монетка фунта стерлинга из портмоне, Митчелл выставила ладони всё с той же улыбкой, разве что немножко брови приподняла в удивлении и немой благодарности.       — Что вы, что вы, господин, это очень много! Не могли бы вы посмотреть монеты помельче?       Мужчина снова закивал, с трудом нащупал два шиллинга, на коих они и разошлись, доброжелательно кивнув друг другу; мужчина даже свою шляпу-котелок приподнял.       Линн вернулась обратно с торжествующей и чуть насмешливой улыбкой. Она взяла руку ошарашенной Алекс, развернув её ладонью вверх и вложила в неё три фунта, те два шиллинга и две золотые запонки.       — Как я и говорила. Главное — правильно себя вести.       — Я ни разу не слышала о подобном фонде, — выдаёт себя своей репликой леди, хмуро наблюдавшая за Линн на протяжении всей её аферы. Тёмные брови сведены к переносице, а карие глаза сверкают далеко не дружелюбно, когда незнакомка хватает Линн за запястье.       — Моё зрение меня не подвело. Это ограбление.       Она осматривает монеты и запонки, а потом морщит нос. Скорее всего, она что-то решает для себя.       — Это было слишком хорошо. У тебя чуйка на доверчивых беспросветных идиотов?       Госпожа, наконец, отпускает руку Линн.       — Меня зовут Эрика Д’Амур, — представившись, она выпрямляется, показывая ровный тонкий стан и великолепную выдрессированную осанку, а потом снова впивается хищным взглядом в Линн и Алекс, ожидая реакции.       — Мелкое хулиганство — не больше, но спасибо за похвалу.       Линн натянуто улыбается, кивает и убирает руки в карманы плаща, предварительно быстро закинув в сумку одну запонку, а вторую сунув Александре в карман. Её не менее колючий и недоверчивый взгляд скользит по Эрике, останавливаясь подольше на её глазах, и Митчелл показалось, она вот-вот увидит в них какой-то нехороший отблеск.       До недавнего времени незнакомка выглядела весьма и весьма недурно: уложенные чёрные волосы, кожаные перчатки, отточенные манеры (пускай леди и давала себе волю немного отодвигать их на задний план), осанка и манера двигаться, — всё выдавало в госпоже Д’Амур представительницу знатного происхождения.       — Линнхен Митчелл, — называет себя Линн, оставаясь стоять ровно, и лишь немножко ведёт плечами. — А у вас, я вижу, чуйка на нездешних?       — Нездешних, — Эрика повторяет последнее слово Линн, сощурившись, а потом проясняется в лице. — Всё возможно. Впрочем-то, я такая же, как и вы. Неужели, моя фамилия ни о чём вам не сказала?       Возможно, Эрика преувеличила с понятием: она явно другая, не такая, как эти две перед ней.       Не дожидаясь ответа, она сложила руки на груди.       — Д’Амур — старинный французский род аристократов. Не могу на тебя злиться за незнание… Откуда вы?       — Не услышала характерную картавость, прошу меня простить, — Митчелл продолжала улыбаться. Она не любила заносчивых людей, особенно, если они гораздо младше, но если на каждого срываться, далеко не уедешь.       Стоило ли говорить ей правду? Линн видит её всего лишь пару минут, зная только то, что она — богатая француженка, питающая особый интерес к карманникам на улицах. Выбора особо нет: либо они пробиваются в какие-то полезные круги при помощи странной леди, либо продолжают воровать на улицах и сбывать «нахулиганенные цацки» в ломбард, пока не накопят себе на комнату в трактире. Впрочем, и то, и другое звучало довольно неплохо, но всё же…       — Мы прибыли из-за океана, — отвечая и в то же время уходя от вопроса, тянет Митчелл. — Вы знаете, морская болезнь — такая тяжёлая штука: теряешься в пространстве и времени, и нас, — она становится к Хамильтон чуть ближе, доверительно кивая головой, — всё ещё штормит. Нам бы водички.       «И газетку», — слышит она со стороны Алекс.       — И газетку.       — Картавость, — Эрика вскидывает брови, точно секундно растерявшись, а потом снова пристально смотрит на Линн. Она шутит? — Газетка. И водичка.       Госпожа Д’Амур отводит взгляд вниз, а потом, развернувшись на небольших каблуках, уверенным шагом направляется к ближайшему таверне, до этого бросив короткое «идём».