Первый корабль в Валинор

Дни тянулись, не принося ничего нового. Макалаурэ, едва поднявшись с постели и умывшись у фонтанчика, бросался к своим записям. Просмотрев вчерашние листы, некоторые рвал и принимался черкать на чистых. Сыр на оставленных для него бутербродах, закорючивал уголки и покрывался маслянистыми каплями. В ломтиках фруктов возились осы. - Мне что, силой в тебя что-нибудь запихнуть? Брат, возвращенный в реальность довольно решительным толчком в спину, обернулся. На осунувшемся лице лихорадочно блестели обведенные синевой глаза. - Я заброшу твою лютню за забор. - Отстань! Инструмент был вырван из руки Старшего прямо-таки с яростью. - Что значит «отстань»? - Нельо! Вдруг нас уже завтра призовут в Валмар?! Там, в Мандосе многим известно, как погибли нолдор. А живые не узнают… Маэдросу снова захотелось что-нибудь сломать. «Мандос и цепь валар»… - Узнают. Не мы одни оказались в Амане. Вернутся и другие. - Но все ли они расскажут? Договорились, что Макалаурэ будет хотя бы завтракать и отправляться отдыхать, записав все, на данный момент задуманное. Но рядом с его тарелкой все время оказывались несколько листов и стержень, а лютня – за стулом. Руссандол решил не дергать его без настоящей нужды. «Когда мы пришли к Химьярингэ…». Маэдрос не знал, чем занять себя. Музыка брата увлекала в прошлое. Но нельзя жить воспоминаниями! Руссандол убедился в этом на своем опыте. Тогда, в Ангамандо, он попытался было отгородиться от реальности живой эльдарской памятью. Лежа на каменном полу, старался снова и снова переживать спокойные и радостные дни детства, юности. Как первый раз, выскользнув из рук отца, лихо поплыл по спокойной воде озера возле Тириона. Как, припав к жестко хлещущей по щекам гриве Форменвайвэ, опережал соперников одного за другим и сорвал с кольца шарф Индис. Как прибежал на площадку в середине игры, увидел, что их команда стеклоделов начисто проигрывает городским ребятам, сорвал верхнюю рубашку – и раз за разом забрасывал красный мяч в разукрашенную лентами корзину, оставляя соперников за спиной. Как едва научившийся говорить Карнистир запустил в него деревянным кубиком: «Или будешь играть со мной – или в лес убегу!»… Отрешившись от истерзанного тела, бродил по окрестностям Форменоса, взбирался на горы, собирал яшмовую гальку на отмелях… А потом понял - уход в воспоминания делает его слабее. Размывалась и гасла яростная ненависть, что только и давала силы держаться. К тому же начало путаться сознание. Вдруг на месте караульного орка увидел тетю Лилталотэ с корзинкой яблок. В стене появилась дверь, из щели которой бил яркий золотой свет и тянуло запахом молодой травы… Он запретил себе такой отдых. Принялся нарочно злить охрану. Кусочком кирпича рисовал на стене карикатуры на Моринготто. Пел старую песенку о Черном Всаднике, которого жутко напугали два лисенка. Зверюшки разбежались на фатом и прищурили один левый, а второй правый глаз. Злодей решил, что в кустах сидит огромное чудовище, и удрал, потеряв свой меч… Потом, чуть отойдя от побоев, интересовался у стражи: не хотят ли уважаемые послушать продолжение приключений того, кто велик, как гора, и глуп, как поплавок? Расстаться с телом означало лишь поменять одну тюрьму на другую. В Мандосе не торчат орки, а вот стены и цепи, возможно, имеются. Намо вряд ли забыл ответ Феанаро. Потому: пока есть силы хотя бы приподняться на локтях и сказать пару ядовитых словечек охране – он будет это делать. Чтоб Моринготто задумался: если не может сломать одного и закованного, чего ему следует ждать от многих – свободных и вооруженных. Но чем заняться теперь? Здесь вроде бы нет врагов. Нет стен, решеток и замков. Что мешает ему вот сейчас перемахнуть этот заборчик и пойти, куда вздумается? Надежда? На что может надеяться видевший гибель целой страны? Честь? Их привезли силой, держат под стражей, а пленный имеет право бежать. И все-таки они будут сидеть в этом затворе, потому что… еще ничего не кончено. Есть долг, который следует выполнить. Они, Феанарионы, никогда не забывали о долге перед теми, кого вели за собой и кого защищали… Кано прав – они ничем не могут помочь оставшимся за Морем. Нечего мучить себя укорами о несделанном. Еще найдутся, кто займется этим с удовольствием. Но куда девать вдруг навалившееся совершенно пустое время? Кано рассказывает о нолдор в Белерианде. Ему по силам сделать это так, что истинный смысл деяний дойдет до каждого. А что умеет он, Нельяфинвэ? Рисовать. Варить и ковать сталь. Выдувать и гранить хрусталь. Растить светящиеся кристаллы. Владеть оружием как никто по обе стороны Моря. Управлять народами. Сейчас доступно только первое. Но взяться за кисти означает снова ворошить память. Нет, грызть себя он больше не будет. Пусть этому предается Моринготто!.. Хотя тот, скорее, с глубоким и искренним чувством жалеет себя. Маэдрос почти увидел Моринготто, размазывающего по морде слезы и сопли, и тихо рассмеялся. Оглянулся на дверь комнаты – Кано медленно перебирал струны. Подойдя к инжиру, он подпрыгнул и ухватился за подходящий сук. Подтянуться удалось, хотя бок нудно заныл. За дверцей в полуподвал нашлась рукоять от лопаты. На мощеной площадке у фонтанчика места было достаточно. Деревяшка не замедляла свистящего полета вокруг то падающего на колени, то рывком вскакивающего и поворачивающегося в воздухе кругом нолдо. Один против пяти! Парирование, парирование… проход в ноги! Защита, отскок, выпад… засека! Он застыл в длинном выпаде, услышав восторженный визг за кроной каштана. Сделал вид, что уходит в дом, за цветущим кустом пригнулся, бесшумно скользнул в заросли и оказался перед десятком малолетних зрителей, рядком сидящих на заборе. Светловолосая девочка вскрикнула и чуть не рухнула спиной вперед на улицу – мальчик постарше успел поймать ее за рукав. - Я сказал вам здесь не появляться! Двое с краешка стали переносить ноги за забор. - А почему? – настырно вопросил прежний гость – видно, предводитель компании. - Потому! Вдруг стража решит, что вам здесь очень понравилось, и тоже запрет во дворце? - Как запрет? – поинтересовался самый младший. - Крепко и надолго! - И никуда не выпустит? Даже купаться? – усомнилась девочка. - Будь уверена! Публика ненадолго задумалась. - А мы убежим! - Вот и бегите, пока никто не держит. Народ посовещался. - Покажи нам еще раз, как ты рубил орков, и мы уйдем, - высказал согласованное мнение предводитель. - Насовсем? - На сегодня, - решил быть до конца честным маленький нолдо. Маэдрос подбросил палку над головой. Она пять раз кувыркнулась и пришла точно в подставленную ладонь. Кр-руговая защита, выпад, парирование… атака сверху! Уход кувырком назад, выпад с колена, подскок… атака засекой! - Ну, достаточно? - А почему ты только одной рукой воюешь? – спросила девочка, заправляя волосы под ленту. Сосед дернул ее за локоть, и вся команда ссыпалась на улицу. - Капустная голова! – послышалось за забором. – Вторую ему Моринготто откусил! - И съел?! – охнули пораженно. - Целиком! Только она и откушенная его все время изнутри по пузу стучала! Уже войдя в комнату, Маэдрос все никак не мог перестать смеяться. Макалаурэ, пересматривающий свои записи, поднял голову: - Нельо! Что случилось? - Так, ничего… К нам повадились тирионские дети. Сидят на заборе и наблюдают. - Это, наверное, запрещено? - Откуда мне знать, что нынче запрещено в Валиноре! Но я сегодня узнал от них кое-что о судьбе своей правой кисти. Оказывается она все эти века поддавала Моринготто по печенкам. - Как?! Выслушав версию, Макалаурэ тоже долго смеялся. - Кажется, ребята прогнали твое вдохновение вовремя. Сейчас принесут обед, и ты поешь без нотных листов перед глазами. Табак на время сбросил свои белые и фиолетовые цветы. Зато развернулась магнолия. Запах ее был свежим, но густым, и, казалось, растекался по саду невидимым туманом. Звезды на небе перемигивались с цветными кристалликами на ветвях. Тихо и устало звенели струны. Они дошли до Химьяринге, выдерживая упорные битвы с врагом. Дошли и поднялись к развалинам крепости, что так долго была костью в горле Моринготто. Бушевал нескончаемый ветер, поднявшийся с усилением подземных толчков. Он пел в гребнях стен, в проломах и уцелевших бойницах. Пел, а не выл, словно позволяя себе все же прославить сражавшихся тут. А спустившись к Лотланну, они увидели конец Эред Энгрин и Ард Галена. Подземный удар, казалось, подбросил в воздух всю Арду. Упавшие кони несколько мгновений лежали, как мертвые. И зашатался трезубец Тангородрима. И вспыхнули факелы далеко на западе, где стояли вершины Эхориата. Оглушительный грохот накрыл их, когда дальняя картина разрушения уже заволоклась дымом и пылью. Многие схватились за головы, рухнули на колени – им казалось, что это небо обрушилось вместе со всеми светилами. Надо было уходить как можно скорее, но не устоять на колышущейся флагом земле. Лишь бы не впали в отчаянье люди, лишь бы не переломали себе ноги кони… В облаках едкой пыли, глушащей зовы труб, они все же собрали дружины, не потеряв никого. Холмы Химьярингэ дергались, но стояли, вроде бы даже отталкивая самые сильные удары. На них переждали сотрясение. Феанарионы покидали крепость последними – дружины уже двигались прочь по занесенной пеплом равнине, а они все стояли: там, на востоке был Хелеворн… там, на западе держали проход Турко и Курво… От нового удара покатились камни, и багровая расщелина прошла вдоль Ард Галена. Дороги к Ангамандо больше не было. На обратном пути много раз приходилось оттеснять вражеские орды. Эти не нападали – бежали на юг и восток. А справа из мутной воды виднелись верхушки Дориатского леса. Элерондо попросил помощи. Его неистово теснили. Даже белегостский хирд отступал перед напором вооруженных толп, заполонивших Таргелион. Бывшие подданные Моринготто спасались, сметая все на своем пути. Переправляться пришлось на наскоро сколоченных плотах. К счастью, противостоять высадке беглецы не пытались. Ударив в тыл, они отогнали врага на север. Сами же отошли к Долмед. Теперь оставалось только оборонять границу Оссирианда. И они обороняли ее, пока рушились в море западные земли. От беженцев узнали, что владыка Эонвэ и король Арафинвэ держат свою ставку у Амон Эреб. И что Ангамандо разрушен, Моринготто пойман, камни Феанаро добыты и хранятся в шатре владыки Эонвэ. Поручив Руингалу дружины, а Элерондо – народ, они отправились к крепости Амбаруссар. Оставленный гарнизон упорно нес службу: никто не покинул ни стрельниц, ни кузниц, ни дом исцеления. Следили за небом – во рву валялась туша небольшого дракона. Правили оружие, ухаживали за ранеными и больными. Нолдор можно было гордиться собой. А им, Феанарионам, надеяться, что и без них никто не проявит слабости и не забудет долга перед теми, кого взялись защищать. Эонвэ встретил их во всем блеске валинорского великолепия. Участливо пояснил, что сильмариллы будут переданы валар, а им, Феанарионам, надлежит отправиться в Аман и там ожидать решения владык. Ибо дела всех будут взвешены и оценены. Но никто не должен впадать в отчаяние, потому что об руку со справедливостью шествует милосердие. И даже совращенные Моринготто майар могут рассчитывать на снисхождение. Незадолго до их, Феанарионов, появления в лагере Сил Запада сюда прибыл Майрон Аулендил, которого народы Белерианда прозвали Сауроном и Гортхауром, и услышал те же рекомендации: искать милости владык. Эти слова оглушили не слабее, чем подземный удар. Они молча повернулись и покинули лагерь. Таур-им-Дуинат тоже ушел под воду. Море грызло берег, втягивая в себя садовые деревья. Из пены выныривали черные доски, снопики соломы. Среди мусора качался труп чернобородого мужчины. Вдруг грязную воду прочертил сабельный плавник, и пасть утащила мертвеца в глубину. Гарнизону они приказали уходить в Оссирианд. И обязательно забрать с собой всех жителей предградья. Если же кто-то пожелает потом отправиться в Аман – это отныне разрешено – то пусть доложит о намерениях Руингалу и Элерондо. Переправу начинать немедленно. Потом они вдвоем долго сидели возле разрушенной мельницы и смотрели, как бледное пятно Анара клонится к горизонту… Руссандол потер ладонью щеку. Горькие воспоминания захлестывали. Это от безделья! Снова: встал и взял палку! И до горячего пота, до дрожи в мышцах – отбив, проход, закрыться… Когда рубашка прилипла к лопаткам, снова сел на ступени, стараясь не слышать тоскливого звона струн. Над деревьями всходила яркая звезда. Сильмарилл плыл по небу. После завтрака неожиданно появился Ансилмо. - Ты все еще служишь в страже? – поинтересовался Маэдрос. Ваниа резко мотнул головой: - Я давно живу дома. И отдал оружие и доспех в королевское хранилище. Просто… пришел передать вам привет от жены. И вот… вещи… от леди Нерданель. На крыльце стояли две туго набитые большие сумки. - Эленмирэ тоже просила вам передать вот эти теплые плащи. Конечно, здесь, в Тирионе они вам не понадобятся. Но если вы когда-нибудь захотите навестить нас, и будет плохая погода… - Мы благодарны Эленмирэ, дочери Элендо и сестре Эленнаро, за подарок. Если у нас когда-нибудь будет возможность навестить ее, мы это обязательно сделаем. «Нельо, не надо так резко…». Макалаурэ положил свою лютню на стол и вышел на крыльцо: - Ма… леди Нерданель ничего не передала нам на словах? - Она советовала вам беречь себя и скорее поправляться от ранений. Да, Моринготто доставлен в Мандос и ждет там суда валар. Вы наверняка будете вызваны в Валмар, чтобы свидетельствовать о его преступлениях. - Мне кажется, когда наступит время суда вон тот росток платана достанет верхушкой до третьего этажа, - бросил Маэдрос. - Все же не теряйте надежды. Много кораблей причаливают к Тол Эрессеа. Нолдор возвращаются из изгнания. В конце концов… вы же не за Моринготто воевали, а против него! Ваниа шлепнул Маэдроса по плечу и скрылся в доме. В сумках оказалась целая гора белья и даже пара кожаных курток. Попалось несколько рубашек с богатой вышивкой золотой и серебряной канителью. Но сколько не перетряхивали они этот ворох, записки не нашли. - Кано, мама делает правильно. Она опасается, что письмо только взвинтит нас. Лучше продолжать жить так, словно между нами по-прежнему Море. - Зачем тогда эти наряды? – Макалаурэ недовольно встряхнул голубую рубашку. Золотой узор на ней покрывал всю грудь и струился вдоль рукавов, переходя в их кайму. - Чтоб было в чем явиться на этот суд!.. «И лечь на плаху». - Нельо! – Певец замахнулся рубашкой. – Нельо, прошу – не надо. Нас еще неизвестно сколько продержат взаперти. И если мы станем позволять себе… - Прости. Неудачная шутка. Но тебя обрадует перспектива не стирать больше одежду каждые два дня. Время все же двигалось. Однажды утром Руссандол нашел на своей тренировочной площадке целых четыре совсем лиловых инжирины. Две с удовольствием съел, остальные отнес брату. Раны, наконец, затянулись здоровой кожей. Можно было подтягиваться на ветке, просто на руке и переворотом, соскакивать, выкручивая винты. Его гимнастика привлекла новых зрителей. Но ребята теперь выставляли что-то вроде стражи, и застать их сидящими на заборе стало труднее. Один раз, пытаясь все же прогнать компанию, он нашел под их излюбленным насестом большую корзину. Подношение включало, кроме фруктов и тянучек, кучу бумажных летающих птичек, трещотку и тряпочно-травяного орка. Голова страшилки была вырезана из репки, в кривую пасть вставлены шипы от розы, а глаза – латунные обойные гвозди – сверкали угрожающе. В травяной лапе орк держал огуречный молот. Орка Маэдрос брату не показал. Повесил на каштан так, чтоб его хорошо было видно с забора, но не из сада. Зато птичек Макалаурэ покидал в воздух, кажется, с удовольствием. Некоторые из них умели не просто скользить по дуге, но и выделывать горки и описывать вертикальные петли. Таких Курво мастерил для Амбаруссар. У Атаринке получались и еще более соколоподобные летуны: вращались в полете вокруг продольной оси, опускались по широкой спирали; описав горку, взмывали вверх и снова скользили вниз, развернувшись вокруг скорее рыбьего вертикального хвоста. Карнистира эти бумажки навели на идею построить крылья для себя самого. Время от времени он принимался пилить бамбучины, резать проолифленный шелк. С испытаний возвращался исцарапанным. Один раз вывихнул плечо. В Белерианде в годы Кажущегося Мира они с Курво все-таки построили летающий парус… Одолжившись у Макалаурэ пачкой забракованных листов, Маэдрос постарался припомнить, как делаются такие искусные летуны. Сложил их в корзину, досыпал печенья и ореховых трубочек и поставил на прежнее место, перекинув привязанную к ручке веревку через забор. К страже все же пришлось обратиться – Макалаурэ извел весь бумажный запас Индис. Заодно Руссандол сообщил, что им уже можно приносить мясо и рыбу. Магнолия сбросила лепестки, на земляничном дереве покраснели плоды. Сад был исхожен и осмотрен до последнего кустика. Маэдрос все-таки снова вытащил мольберт. Упорно рисовал по памяти Форменос: рубиново-алые вершины гор, башни, прямые высоченные ели с голубоватыми побегами на концах веток. Или родниковый камин у въезда в ольховник, тропинку среди тальников, каменистую отмель холодной реки. Рисовал, не печалью томясь, а собирая волю, которая когда-то повела их через Море в погоню за Моринготто. Макалаурэ пересматривал исписанные листы, наигрывая обрывки мелодий. Иногда что-то поправлял. Если он закончит свою балладу, а о них так никто и не вспомнит… Анар стоял на перегибе дневной дуги, когда во дворце начался шум. Что-то таскали, двигали мебель. Хлопали оконные створки. Маэдрос насторожился. Этот шум мог означать перемену в их жизни. - Племянники! Арафинвэ, одетый в белое и голубое, стоял в дверях, ведущих в парадные залы. Эти двери прежде были заперты. Макалаурэ опустил лютню на ковер. Маэдрос поднялся с кресла. - Нельо! Кано! Как я рад, наконец, обнять вас! Ладонь короля Тириона, скользнув по плечу, коснулась спрятанной в рукав культи. - Нельо… Нельо, не больно? - Прошло пять сотен лет, дядя. - Да. Полных пять сотен лет с того часа, как вы ушли в неизвестность. Но теперь вы дома. - Пока что мы у тебя в гостях. Точнее, в гостях у твоей матери. Правда, ее ни разу не видели. Потому и не могли спросить разрешения пользоваться ее вещами. - Вы же ничего не знаете! Королева Индис покинула Тирион сразу после Омрачения и ныне живет в доме своего брата, короля Ингвэ. Эарвен ожидала меня в Альквалонэ. Так что весь дворец был в вашем распоряжении. - Нам вполне хватило этих комнат и сада. - Ты выглядишь поздоровевшим, Нельо. А вот твой брат… - Он работает, а я любуюсь цветами. Вот, собрал последний инжир. - Идемте. Сегодня вы обедаете с нами. Эарвен хочет услышать от вас, как жили наши дети в Темных землях. - Может, не стоит омрачать вашу встречу печальными рассказами? И еще, - Маэдрос коротко глянул в глаза Арафинвэ. – Разрешено ли нам теперь покидать отведенные для нас помещения и беседовать с жителями Валинора? Король смешался. - Поверьте, я ни у кого об этом не спросил… Я узнаю! Надеюсь, хотя бы в пределах дворца вам будет предоставлена свобода. Но праздничное угощение вы получите! Когда дверь за королем закрылась, Феанарионы переглянулись. Макалаурэ пожал плечами и снова положил лютню себе на колени. Посыпанная сухариками треска, внесенная в кухню, наверняка еще шлепала хвостом. Но братьям она напомнила акул у рушащегося берега. - Фазана хорошо наперчили, Кано. Ешь, чтоб не огорчить своим видом тетю Эарвен, когда она придет с нами поздороваться. - Не придет, - глухо произнес Макалаурэ. - Тогда мы отпразднуем возвращение армии Амана вдвоем. Розовое вино подействовало на Линдо моментально. Смыв с пальцев сладкий крем, он улегся на диван и накрепко уснул. Руссандол сидел на ступеньках, бездумно глядя на разноцветные шары георгинов. Надо было расспросить Арафинвэ о том, что случилось после их… исчезновения, скажем так. Успешно ли переправился гарнизон с последними жителями предградья. Удержали ли дружины долины при Долмед. Были ли известия от Тьелпэ. Они не могут даже обменяться письмами с оставшимися за Морем. Но не запрещено успокоить себя уверенностью, что хоть кому-то повезло уцелеть. Сколько еще Море будет наступать на материк? Куда уходить из Оссирианда? Если даже нолдор и синдар дозволено уплыть – кто гарантирует хоть какую-то безопасность лайквенди, кхазад и атани? Может быть, Эрэд Луин устоят. И защитят земли на восток от склонов. Но ушедшим туда придется начинать все заново. Карнистир бывал в восточных предгорьях. Там можно жить: там текут реки и растут леса. Но, несомненно, первыми там обоснуются бывшие подданные Моринготто. Потому следует сперва выйти туда с дружинами, найти свободные территории и показать оркам и прочим, что соваться на них очень небезопасно… И постараться взять под свою руку даже остатки «черных вастаков». Лишенные прежней уверенности в несокрушимости того «Владыки Севера», растерявшие воинов, имущество и задор, они поймут, что лучше мир и обмен, чем новая война и бегство. Но все же первым делом разведывать пути, строить укрепления. И стараться сберечь народ… … Высокие башни на холмах среди зеленой равнины… - На камнях приходят радостные видения? Маэдрос поднял голову со ступеньки. В саду яркий свет переливался в каплях росы. Макалаурэ сидел рядом, жуя пирожок. - Что, я так тут и уснул? - И снилось тебе что-то приятное: улыбался во сне. Умывайся – завтрак на столе. Арафинвэ все же иногда навещал их. Рассказал, что уплывало войско как раз от стен крепости, хотя к тому времени из воды торчали только макушки западной гряды Рамдала. Восточный берег Гелиона размывало несильно, потому что сотрясения почти утихли. Он сам приказал перевозить в те леса с семью реками всех атани, что еще приходили с севера. Телери не отказались снабжать их рыбой. Уловы во взбаламученных водах были плохие, но все же от голода спасенные не умирали. Мореходы решительно отказались сходить на берег Темных земель, потому что не желали помогать тем, кто убивал в Альквалондэ… - А своим родичам, что остались там из-за Эльвэ и его любви? – вроде бы безразлично спросил Маэдрос. Король Тириона чуть замялся: - Но ведь почти все они уже оказались на острове Балар? - В наших дружинах синдар и нандор давно превосходили числом нолдор. И их семьи жили за нашими щитами. - Те, что задержались на эти горестные времена в Эндорэ, тоже отплывают в Аман. В устьях всех семи рек строится множество кораблей. Никто не будет покинут вновь. - Строится множество кораблей? У нас едва хватало готового леса для починки крепостей. Из чего их строят? Прямо из сырого? Выдержат такие корабли плавание по сильному волнению, какое мы видели у Амон Эрэб? - Море почти утихло, Нельо. Ульмо не допустит гибели невинных. «А когда мы отплыли, он не очень-то выбирал виновных», - Маэдрос тщательно заслонил эту мысль аванирэ. В следующие визиты Арафинвэ сообщил, что Артанис жива и благополучна: навестила его на побережье, но отплыть в Аман отказалась. В ее планах соединиться с дружиной Тельперинкваро, и, обойдя горы с юга, поселиться над большой рекой на востоке. Решение Эрейниона тоже остаться в Эндорэ и перебраться на материк вызывало у короля сильнейшее недоумение. Анайрэ покинула Тирион, живет у дальних родичей в Озерном краю. Ей уже сообщили о гибели детей, но она страстно желает увидеть внука… Феанарионы переглянулись. Сын Финдекано все же оказался достойным своего отца. Эарвен так ни разу и не зашла в покои бывшей королевы. Однажды Арафинвэ вошел в комнаты с выражением лица недоуменным и отчасти испуганным. - Кано… я хотел бы тебя спросить… это твои стихи? Бумажка в его руке своим видом несомненно указывала на недавнее существование в виде птички. Маэдрос быстро ее выхватил. Вихрь с севера, Вихрь ледяной и жгучий, Несущий черные тени Вихрь, исполненный злобы и гибели, Ударил в щиты сошедших на Внешние земли. Ударил – и рухнул под нашими мечами… - Мои, - глянув через плечо брата, кивнул Макалаурэ. – только это черновик. - Понимаете… их пел юный нолдо у фонтанов. Как этот… черновик оказался в городе? Вы отдали его кому-то, кто приходил к вам? Маэдрос ни в коем разе не собирался выдавать поклонников своего фехтовального искусства. - Мы тут пускали птичек – так, от скуки. Наверное, некоторые ветер перенес через забор. - Вам следует быть осторожнее. Незачем… чтобы кто-то услышал ваши речи до того, как валар вынесут решение о ваших делах. - Мы с самого начала так считали, - смиренно согласился Старший под удивленно-веселым взглядом брата. – Некоторые посетители врывались к нам из-за небрежности стражи. Хотя нам самим беседовать с кем-то в нашем положении совсем не хочется. - Вы абсолютно правы. Я позабочусь, чтобы выходные двери всегда были надежно закрыты. Едва король вышел, Феанарионы залились тихим смехом. Бывшую птичку Макалаурэ засунул в папку с нотами. В саду остались только белые и лиловые астры да поздний черный виноград. Приближался День Середины Зимы. Маэдрос чувствовал, что выдержка его начинает слабеть. Неизвестность выматывала. Еще больше он опасался за Кано. В дни его плена – по рассказам братьев – Макалаурэ быстро превращался в тень. Невозможность что-то сделать для другого буквально выжигала Певца изнутри. Пока он пишет свои песни. А потом? Потащить его, что ли, сад перекапывать? Маэдрос как раз этим и занимался. Поскольку работникам сюда не было хода, дергал сорняки, перевязывал подпорки, выгребал опавшую листву. Во сне несколько раз видел, как сад вдруг заполоняют Огненные Цветки – и превращаются в новые звезды. Один, самый яркий, все старался сесть на ладонь… правой руки. Можно было взобраться на самый высокий платан и посмотреть на город. Но делать этого не следовало. Оставалось тренироваться с палкой и наполнять блюда виноградом. Может быть, Эарвен не выбрасывала его. Звезды начали новый круг в небе. От Арафинвэ на праздничную ночь принесли фруктовый пирог и жареных куропаток. Сам король, конечно же, веселился с жителями Тириона. Макалаурэ снова сидел на ступеньках с лютней на коленях. - Гляньте на землю, Ясные звезды. Нам предскажите: Что ожидает Долго ли, кратко В мире живущих? - «Вечная слава - К битве готовых. Злое безвестье - Честь потерявших. Зелень курганов – Доблестно павших. Бегство в позоре – Верность забывших. Мандос бессветный – Бросивших вызов. Волны седые – Для уцелевших»… Что-то прошуршало в ветвях инжира и глухо стукнуло в траву. Маэдрос вскочил и снова вернулся, держа в руке что-то ярко поблескивающее в свете кристаллов. - А это, Кано, нам подарок к празднику. На двоих. На колени Певца легла неуверенной рукой вырезанная из прозрачного кварца восьмиконечная звезда. В центр ее был вправлен алый сердолик. Как всегда в Валиноре начало новой весны было почти незаметным. Просто вместо астр зацвели анемоны и нарциссы с гиацинтами. Потом распустилась яблоня. Творческая лихорадка оставила Макалаурэ. Он пересматривал записи, иногда подыгрывая на лютне и что-то правя. Незаметно для себя съедал подсунутые братом ломтики фруктов и печенье. От такой заботы голубая бледность на его лице, наконец, сменилась здоровой белизной. Однажды он потянулся и небрежно спросил: - Еще одной палки в кладовке не завалялось? Они устроили хорошее побоище, сломав один из черенков от лопат. Победил Маэдрос. Он загнал брата между стволами яблонь и обезоружил. - Руки, вроде не отвыкли, а темп потерял, - признался Макалаурэ, отряхивая рубашку от кусочков коры. – Будем теперь вместе заниматься. Арафинвэ буквально влетел на террасу с восторженно-тревожным видом: - Нельо! Кано! Приготовьтесь! Сегодня после полуденного отдыха вас посетит Глашатай великого Манвэ! Феанарионы непроизвольно подобрались, как по сигналу трубы. Маэдрос тут же заставил себя встать на ноги неторопливо и спокойно: - Нас, наконец, вызывают на суд? - Нет, дата суда над Моринготто пока не возвещена. Я думаю, речь пойдет именно о вас. Постарайтесь принять решение валар с пониманием и уважением. - Постараемся, - кивнул Макалаурэ. - С пониманием, - добавил Маэдрос в спину уходящему королю. Готовые листы с нотами Певец засунул в присланные матерью сумки. Переодеваться в парадное, конечно, не стали, но помятые на тренировке рубашки сменили на совсем новые. Эонвэ появился один. Видимо, Арафинвэ он посоветовал не сопровождать себя, и тот отнесся как раз с пониманием. - Нельяфинвэ Феанарион! Канафинвэ Феанарион! Владыка Манвэ велел передать вам, что на суде над Врагом Мира вы будете присутствовать в качестве свидетелей. - Естественно, обвинения, - не сумел сдержаться Руссандол, словно за плечом у него возник злоязыкий Морьо. Эонвэ все же чуть смешался, но тут же вернулся к прежнему тону: - Нельяфинвэ Феанарион! Тебе предложено прибыть к Вратам Мандоса… «Уже?! И как прекрасно, что мне одному!». - …дабы осуществить свою долю справедливого возмездия. Макалаурэ облегченно выдохнул. - Как это понимать? – медленно произнес Маэдрос. - Владыка Намо дает тебе возможность вернуть причиненные тебе страдания твоему мучителю. Ты вспомнишь пережитое, ибо память твоя сохранила его неизменным – и Враг испытает их, как если бы сам переносил! Такова милость Владык к тебе за твои неустанные труды в борьбе с Врагом! Наверное, вид у Феанарионов сделался настолько ошарашенным, что вызвал улыбку у верховного майа. Маэдрос почувствовал, что задыхается от гнева. Привычно скрутил себя и произнес безразличным тоном: - Такая возможность дана только мне? - Такова воля Владыки Манвэ. - А что же не простерлась эта милость на десятки тысяч других воевавших? На нолдор, синдар, кхазад и атани?! Тех, что тоже оказались в плену и перенесли не меньше?! Чем они не заслужили такой чести?! Эонвэ вскинул подбородок: - Ты тоже отказываешься участвовать в наказании Врага, Канафинвэ Феанарион?! - Я? – Макалаурэ рассеянно пожал плечами. – Мне, собственно, почти нечем пожаловать Моринготто. Так, несколько колотых и рубленых ранений да пара ожогов. Не стоит хлопот по переезду к Мандосу. Глашатай Манвэ долгую минуту смотрел на братьев, потом кивнул: - Ваш ответ будет передан Владыкам. Речи Эонвэ они вслух не вспоминали. Не хватало еще вновь разжечь воспоминания о гибели Эндорэ. Фехтовали, ухаживали за садом, вечера проводили на ступеньках крыльца. Деревья обильно цвели, и на колючке, вырастившей по бокам два светло-зеленых столбика, надувались бутоны. Ближе к полуночи над городом всходил сильмарилл. - Феанаро создал новую звезду. Куда более яркую, чем прежние. - И кто-то из майар возит ее по небу, вслед за Анаром и Итилем, - Макалаурэ тронул струны. – Там, за Морем, иные приняли ее восход за знак скорого избавления от всех несчастий. - И умерли, не дождавшись этого избавления. А когда избавление пришло… - Тельперинкваро стал мастером и воином. Он научится быть правителем.