Первый корабль в Валинор

Зимовушку решили построить прямо во дворе перед мастерскими. Сложить бревна, врубить стропила, подогнать поперечные слеги. Потом разобрать строение, по частям перевезти на нужное место, а крышу соорудить из сухого камыша по методу халадинов. Сэкономится время на езду. Пока же заготовленное дерево сохло под навесами у стен, братья вытащили из подвалов весь ненужный металл и постепенно перевезли его на облюбованную поляну за сосновым кряжем. Место было очень удобным. С севера и юга поляну загораживали два скалистых выступа, с востока сам кряж. Со стороны Форменоса сюда вел длинный пологий спуск, облегчавший труд их коням. Сама же поляна, поросшая по краям молодыми березками, была ровной, отчего сбегавший с горы ручей образовал два бочажка глубиной по пояс Макалаурэ. Свежая вода пригодится потом и самим строителям, и тем, кто будет приезжать сюда. А сосны — исправно снабжать сушняком для очага. Металлические изделия сложили на жердевые решетки, укрыли старыми половиками, чтоб не ржавели под снегом, когда случится оттепель. Снег не летел с ветром, а медленно падал крупными хлопьями, вспыхивавшими золотым за оконным стеклом. На столе остывал высокий кувшин с кипятком, Чашка Макалаурэ осталась недопитой. Сам Линдо, пристроившись у окна, зашивал разодранную сучком куртку. — Надо бы в лес съездить, хоть пару зайчишек подстрелить. Квасцы у нас есть. Шкурки выделаем. А то скоро дырки латать будет нечем. — Возьми старую куртку Феанаро, что он в литейной оставил, — Старший, положив перед собой опал, рисовал очередной эскиз оправы. — Нет. Пусть там и висит. Майтимо глянул на брата понимающе. — Кончится снегопад — съездим. В крепости снова настали томительные дни. Дерево сохло, подвалы разобраны. Даже привезенная с караваном краска кончилась — Феанарионы всю ее вымазали на стены подземных галерей. Починено все, до чего можно добраться зимой. Время от времени братья устраивали уборку в жилых помещениях, выметая и вымывая несуществующую пыль. Наводили блеск на отъевшихся коней. Соорудили несколько кормушек для птиц в саду. Майтимо накрутил серебряной канители, Макалаурэ переписал свое сочинение в нескольких экземплярах. Но девать время все равно было некуда. — Нельо… Тон брата заставил Старшего быстро повернуть голову. Линдо поглаживал наперстком шов, глядя на снежинки. — Что? — Если вот так… не дни, а века… Только стены и падающий снег… Такой же серый, как все вокруг… …Серые мокрые стены, в которые можно упереться ладонями, едва разведя руки, если бы не мешали кандалы. Серый потолок над самой головой. Грязно-серый пол и серая куча стружек на нем. Серая дверь, обитая тусклым железом… …Порывистый Тьелко, фантазер Морьо, постоянно занятый проектами Курво, непоседы Близнецы… И не мыслящий себя без работы Феанаро… Ряд серых дверей в сером коридоре. Серая пушистая пыль на засовах… Коридор уходит в бесконечность. Двери, двери. И нет даже вечно поддатого сторожа, которого можно дразнить через решетку. Потому что двери глухие, и на замках пыль… Мудрецы учили, что ненависть бесплодна, творит лишь любовь. И много может натворить! Но нет материала, из которого мастер не сумел бы сделать что-то толковое. — Вот этот эскиз я и оставлю. Завтра начну резать форму. Макалаурэ встряхнул головой, снова овладев собой. — Надо бы еще один арбалет сделать. — Особо возиться не придется. Дуга и замок в мастерской, а приклад вырезать недолго. Как прояснится, выедем, поохотимся. — Посмотри, что получилось. Макалаурэ взял из руки брата подвеску. На ладони лежало словно бы окно, заросшее с краев ледяными листьями. За этим окном была морозная ночь. Но сквозь холодную темноту посвечивали отблески далекого рассвета. — Потом соберу цепочку. Знаешь, такую плоскую, как пояса кхазад. А пока положу на стол в маминой комнате. «Как будто она снова с нами», — эту мысль Линдо закрыл от брата. Рыхлая пороша доставала коням до колен. У опушки ближнего леса пришлось спешиться и велеть Алассэ и Юлинье дожидаться на лугу. Заячьих следочков было множество. Свежий снег хорошо держал легких зверьков, а вот лисица и тем более волк проваливались бы него по грудь. Потому зайцы устроили себе праздник и пиршество в осиннике. Кроме того, они ухитрялись докапываться до мерзлых дикушек под яблонями, предварительно поглодав ставшие низкими ветки. Особо облюбовали косые раскидистую грушу на опушке старого сосняка. Под ней поверх снега виднелись желтые прошлогодние листочки. Две галки старательно расклевывали пропущенный копальшиками плодик. Они и предупредили охотников, вдруг одновременно повернув головы налево. Самого зайца несколькими мгновениями позже выдали шевельнувшиеся уши. Зверек чуть привстал, потом коротко скакнул к дереву, подбирая толстый зад… Галки взлетели на нижний сук, недоуменно глядя на вдруг закувыркавшегося зайца. Когда Маэдрос подошел к своей добыче, только вскрикнули, словно советуясь. — Перекрутил колесо, — Феанарион держал за заднюю лапу обезглавленную тушку. — Зато сразу. Болт торчал из снега в двух шагах от кровавого пятнышка на пороше. Галки почти сразу слетели к длинноухой голове, предпочтя такое угощение мерзлой дульке. Анар садился в багряную мглу, обещая морозную ночь. Макалаурэ взвесил на руке связку из шести тушек. — Пусть отлежатся, а завтра я их потушу с морковкой. Шкурки только надо поскорее содрать. — Замерзнут пока доедем. — Ну и пошли на луг. Сюда коней звать не стоит — валежник под снегом. Синяя тень накрыла Феанарионов у самой опушки. А от березняка, вспахивая снег, прямо к ним скакал олень. Братья видели, что крупный рогач высунул язык и при каждом броске сильно сгибал спину. Но до сосен ему осталось чуть-чуть — и орлу придется сразу пойти вверх, чтоб не врезаться в толстые сучья. Маэдрос торопливо закрутил колесо, вскинул оружие, не прикладываясь. Олень рухнул, раскидывая снег задними ногами. Огромная птица проскользила над самыми кронами. Старший махнул рукой в сторону еще бьющейся добычи и пошел прочь, увлекая за собой брата. Тот оглянулся: — Все же окорочок можно было бы и забрать. — Мы с Финьо в долгу перед этим племенем. Себе потом добудем ланчука, а этот девятилетка. Помнишь, в Эндорэ такие только на колбасу шли. — Тогда хоть болт выдернем. И вообще, надо бы стрелами заняться, чтоб не беречь каждую. — Правильно. Бревна еще пару месяцев сохнуть будут. Заготовки для стрел тоже требовалось предварительно высушить. Да еще найти достаточно зрелого, то есть ленного гусиного пера. Хорошо, что в прошлом году не поленились набрать несколько пучков на мелких озерах под заброшенными шахтами. Макалаурэ открыл коробку с новенькими насадками. — Нельо! Зачем ты столько широких наковал? У нас клена совсем чуть, половину не использовать. На ореховые древка надо мелкие: на птицу, на тех же зайцев… — Пригодятся. Сам же мечтал об оленине. Сажай на один клей, без обмотки. Древко можно будет еще раз использовать. Широкие ромбические срезни угрожающе поблескивали острыми кромками. — Смотри, небо какое! Сине-звонкое, как у нас в Эндорэ! Маэдрос стоял у дверей конюшни, опираясь на лопату и закинув голову так, что растрепавшаяся коса достала до пояса. — Весна, — согласился Макалаурэ, ставя свое орудие к стене. — Скоро опять в огороде копаться начнем. — Думаю, что бревна уже подсохли. Если что — можно будет побольше мха в щели забить. Ведь не оборону же нам держать в зимовушке этой. Так что завтра начнем плотничать. Кони, которых выгнали из денников на время уборки, неодобрительно покосились в сторону мастерских. Перспектива снова становиться рабочими лошадьми их не особо вдохновляла. Для начала пришлось собрать небольшой ворот для укладки бревен в стену. А с крыш на припеке в полдень уже покапывало. Макалаурэ, оседлав бревно, ловко сдирал стругом длинные полосы коры. Куртку он давно сбросил. Как ни старайся, а ладони все равно будут в смоле. В этом Линдо очередной раз убедился, когда заправлял за ухо выбившуюся прядь. Но руки отмыть куда проще, чем отстирать рубашку. И он, аккуратно зацепив ворот кончиками пальцев, стащил ее. Подумав — кругом ведь смола! — бросил на снег. Стало разве немного прохладно. — Кано! — пиливший внизу брусья Маэдрос поднял взгляд от упавшего совсем рядом синего комка на брата. — Тебе привиделось лето? — Почти Середина! — ответил тот, вытирая лоб запястьем. — Тебе ведь тоже в одной рубашке не холодно? — Пожалуй что нет. Но ты все же… И тут Старший выпрямился, опустив руку с пилой. Взгляд его стал напряженно-задумчивым. Маэдрос огляделся. Он стоял в тени сарая, и снег под ногами похрустывал. Но мягкое тепло словно обнимало его со всех сторон, совсем не нагревая сумку на поясе. Макалаурэ смотрел сверху, и его брови тоже туго сошлись над переносицей. Оба вдруг ощутили неясную еще тревогу. — Знаешь, Кано, нам надо поторопиться с этой стройкой. А то снег поплывет — как возить все будем? Они выезжали на охоту еще несколько раз — посылки от Арафинвэ до настоящей весны ожидать не приходилось. Однажды обогнули гору в сторону старых шахт и увидели в распадке стадо туров. Прежде эти животные не подходили так близко к Форменосу. Охотники во главе с Турко отгоняли их от пастбищ, чтобы дикие быки не нападали на домашних. Туши особо агрессивных оказывались на кухне, чтоб потом попасть на столы в виде копченых колбас. В стаде был как раз один такой великан, между рогами которого мог бы усесться взрослый эльда. В снежное время он вел себя миролюбиво, дозволяя пастись вместе с коровами еще двум быкам поменьше. Чем больше копыт взламывают наст, тем сытнее всему стаду. Феанарионы высмотрели себе годовика. Но чтоб потом подобрать добычу, надо было придумать, как отогнать отвыкшее сторониться двуногих стадо. Просто подождать, пока животные потеряют интерес к мертвому сородичу не было возможности — не успеть тогда вернуться в крепость ко времени. — Завыть, что ли, как Амбаруссар? — Они в круг встанут, — качнул головой Маэдрос. Братья уже собирались повернуть в излог, как туры заревели и стеснились в плотную группу. Орел, уже выбросивший было вперед лапы, пошел вверх. Два арбалета щелкнули одновременно. Годовалый бычок с болтом в шее сделал несколько шатких шагов и упал на колени. Старый бык рухнул набок — серые перья торчали из его правой глазницы. Корова-вожачиха, не раздумывая, побежала к ивняку над озером. За ней, вспахивая снег, поскакало все стадо. Пока привязывали годовика к седлу за задние ноги, орел прошел низким кругом над распадком. Потом широченные крылья взбили целый буран над тушей старика. Кони встали тесно, недоверчиво поглядывая на исполинскую птицу. Сам же орел медлил приступать к еде, косясь на подходивших Феанарионов. — Пусть моря безмерна туманная даль — О канувшем в бездну не стихнет печаль. И в памяти живы, всю радость гоня, Те грохот обвалов и стены огня… Макалаурэ произнес это тихо, глядя прямо в агатовый зрачок. Огромный клюв щелкнул у самого его лица, и в следующий миг над сбитыми в снег Феанарионами пронеслись растопыренные когти. Подняв вихри, орел быстро улетел в сторону скал. Убегая, Алассэ попал левой задней ногой в постромки и рухнул на колени. К счастью, обошлось без вывиха, бабка оказалась только потянутой. — Далеко вам до боевых коней, — оглаживая мокрую шерсть, заметил Маэдрос. — Хвэеста, защищая меня, сбил с ходилок балрога. Бычка пришлось Юлинье тащить в одиночку. Пострадавшую ногу уже в конюшне хорошо растерли перцовым маслом и забинтовали. Во время процедуры конь фыркал Феанарионам в макушки, настойчиво виня в происшедшем их обоих. Шкуру бычка решили выделать на зимнюю попону. Сруб во дворе зиял оконным и дверным проемом, напоминая голым жердевым шатром скелет дракона. Алассэ, справедливо полагая, что дело перевозки и его коснется, на прогулке поджимал пострадавшую ногу. — Не притворяйся. Две недели прошло, а я-то знаю, как заживают связки, — Макалаурэ провел пальцем по белой проточине на морде. — Видишь: тропинки уже заблестели льдом. Если сейчас все не перевезем, придется таскать волокуши прямо по земле. А это куда труднее. Опасаясь скорого тепла, первым делом взялись за бревна. Складывали их в четыре стопы согласно номерным насечкам. В лесу снег пока что оставался хрустящим и сыпучим. Сами же Феанарионы давно не застегивали куртки. Поковыряв жердью ильник у ручья, Маэдрос повернулся к брату: — А земля совсем не промерзла. Так, тонкая корочка поверх мякоти. — Да, тут не то что у нас на пограничье. Там на полметра промерзало. Может, сейчас и начнем копать ямы под угловые стулья? — Пожалуй, ты прав. Нечего время терять. «Потому что если снег уже начнет таять во дворах Форменоса, это заметят быстро. А земли за Морем продолжают рушиться» «Но как найти возможность…». «У меня появилась одна сумасшедшая идея. Но без твоей помощи, Кано, ее не осуществить». Линдо посмотрел на заснеженные сосны. — Мох потом еще и сушить сколько времени придется. — Мох сейчас копать не будем. Подождем, когда растает, — Майтимо хлопнул брата по спине здоровой рукой, и оба рассмеялись. Белый сруб с голой крышей вырос в распадке за восемь солнечных дней. Согреваемые высоко поднимавшейся Васой, стены его пахли свежей смолой. И невозможно было не вспоминать, сколько раз там, в Эндорэ, снова отстраивались на разоренных войной землях. Сосновая смола и кислый запах свежераспиленного дуба — дух упорства и веры в победу… — Теперь будете отдыхать сколько угодно, — Макалаурэ водил щеткой по блестящему боку Урулассэ. — Разве пробежитесь до шахт и на охоту. Но ведь без прогулок вы и заскучаете? Конь губами щипнул его волосы. — Между прочим, муки у нас осталось негусто, — Макалаурэ поставил на стол сковороду с ломтями жареного мяса. — Не надо было коням хлеб с вареньем скармливать. — А кто, спрашивается, по полковриги сразу на это забирал? — Должны же они получать награду за свой труд? — В Озерном краю наверняка уже все залито. — Скоро и у нас потечет. — Будем по твоей милости жевать запаренное зерно заодно с конями. — Тогда им не хватит до хорошей травы. — Вроде бы сена много еще в сарае. Весенняя вода сперва потекла прямо под снегом. Сквозь вроде бы морозный сугроб ноги проваливались в темную слякоть. Да и сам снег превратился на припеке в вороха мелких градин, шуршащих как мокрый сахар. Феанарионы, привыкшие к зимам и ранним веснам, промазывали сапоги остатками топленого сала. Так обувь промокала меньше. Но сушить ее приходилось постоянно. На охоту теперь требовалось ходить не ради отдыха. Олени уже начали сбрасывать рога. По хрусту и скрипу сдираемой коры выследили двух трехлеток. Эту добычу можно было растянуть на тройку недель. А вот туров в распадке не оказалось. Как и костей старого быка. Орел все же забрал тушу. Капель барабанила по водоотливам даже ночами. Днем же приходилось пробивать стальными лопатами наледи, чтоб ручьи стекали со дворов. Да еще отгребать от зарешеченных водотоков намывы палой листвы и неведомо откуда бравшиеся ветки. — Нельо, ты возвел меня в коменданты… — И у тебя появились распоряжения по крепости? — Маэдрос откинул со лба потемневшую от пота прядь. — Причем, неотложные. Надо пойти в подвал и перебрать овощи. А то и впрямь придется питаться мать-мачехой. — Она как раз оттаяла, вот-вот зацветет. А потом и примула появится… — Нельо! — Слушаюсь, мой комендант! — Старший приставил к правой ноге лопату, как древко алебарды. — Только давай не сегодня. Столько льда переворочали. — Но завтра обязательно. Стрел ты наготовил на хорошую стычку, нам до вирессэ хватит. — Сделаем! Помогай! Братья уперлись лезвиями в толстую, серо-голубую на изломе льдину и, разбегаясь, вытолкали ее за ворота. Глыба резво понеслась вниз по еще подмерзшей в тени стен дороге. Наутро сошлись тучи, посыпали было огромными слипшимися хлопьями. Однако не успели Феанарионы закончить завтрак, как снег перешел в тяжелый дождь. — Самое время в подвале возиться, — Маэдрос потянулся с удовольствием. — Лошади и то гулять не пойдут. Феанаро в свое время потребовал, чтоб все двери в Форменосе можно было запереть изнутри. И, ступив на подвальную лестницу, Старший вдвинул в проушины массивный засов. «Полностью уединения не гарантирует, но все же», — он обернулся к брату. — «Молчать вслух нельзя. Не забывай». Морковки в подземном тепле успели вырастить коротенькие чуть зеленоватые стебельки с пупырышками будущих листочков. Свекла и репа только стали чуть помягче. Ну, а картофельные клубни постарались вытянуть длинные бело-восковые ростки в ладонь. Феанарионы, усевшись на ящики, обламывали эту несвовременную поросль и бросали очищенные корнеплоды в большие корзины. — Нельо, не забывай отделять мелочь на посадку. «Что ты хотел сказать?». «Изложить несколько безумный план оставления Валинора». Да не забываю. В крайнем случае можно верхушки обрезать. Как в первые годы в Эндорэ делали. — Морковку и остальное тоже надо отобрать на семена. — Они столько семян дают, что трех корешков нам на несколько лет хватит. «Кано, орел понял тебя тогда. Попытайся заговорить с ним снова». «И… Чтобы… Он перенес нас через Море?!». «Через Море не получится. Только до берега. Там найдем какой-нибудь дубок, чтоб можно было справиться с ним вдвоем». «Нельо, Белерианд ушел на дно. Море стало вдвое шире. Ты помнишь, что устроил нам Ульмо, едва мы отплыли? Сколько настоящих кораблей разбило бурей? А дубок…». «Кано, мне кажется, что сильмариллы помогут. От них не только тепло. Позавчера ветер не сломал в саду ни одной ветки. Потому и надо спешить. Очень скоро это заметят следящие за нами». Кано, песок в башмак сыплешь! — Ой!.. А зачем ты ноги так далеко вытянул! — Что, мне их за уши заложить? Смотри на свои руки, а не только на корзины. — Корзины важнее. «Орла мы давно не видели. Может, он вообще покинул наши горы». «Я видел. Когда выносил шлак». — Совсем подвядшие корнеплоды надо отдельно отложить. Сегодня потушу с ними оленину. — Много ее осталось? — На сегодня, завтра и послезавтра, если хлеб поберечь. Есть еще два окорока и связка копченых ребер. — Сам говорил — неприкосновенный запас. Поедем по склонам. Там уже хорошо обтаяло, должны пастись горные козы. Или хотя бы тетерева. «Надо взять хорошую добычу». «Надо. А времени — до заката». — Все же овощей у нас достаточно. Стоило бы еще капусту проверить. — Спину разломило, словно против ветра греб! Завтра, мой комендант, будет и капуста. — Завтра нужно рабочую одежду постирать. А то намагниченное железо к фартукам липнет. «Нельо, я же не Турко, чтоб говорить с орлом на понятном ему языке». — Совок опять куда-то запропастился… «Тебя понимают даже волны и камни. Финьо не был таким мастером, как ты». — Да вот он, за ящиком. Эту грязь за ворота на дорогу выбросим. Анар быстрее сгрызет лед. «А муку бережем тщательно?». — Безусловно. Макалаурэ удивленно глянул на брата: на какой вопрос ответил вслух? Тот быстро улыбнулся и принялся сгребать чернобыловым веником рассыпанные землю и песок. Со склонов текли бесчисленные ручейки. Начинались они под толстыми еще, хоть и осевшими сугробами, пробивались сквозь прошлогоднюю траву, скатывались в ложбинки. Там встречались с собратьями, обнимались в водоворотах и мчались дальше уже потоками, пенящимися у камней. — В самом деле, мать-мачеха зацвела, — Макалаурэ остановился возле кочки, украшенной словно пятью золотыми монетками. Оставив в роще коней, они вдвоем пробирались к старым ягодникам под скалой. Издали можно было заметить, что кустики черники шевелились и вздрагивали. Но самих тетерок, общипывавших ягоды, разглядеть не удавалось. Птицы, как всегда, сновали, вытянув низко шеи. Зато два прилетевших петуха устроились на камнях повыше и уже шипели и распускали хвосты. Линдо взял на прицел ближайшего… Сухой треск, похожий на вспышку сигнальной трубки, послышался из долинки. Мгновенно забыв друг о друге, тетерева, тоже с треском, сорвались со своих мест и захлопали крыльями, стелясь над травой. Следом взлетели и устремились к кустарнику и самки. Феанарионы машинально вскинули головы, ища в небе красный или желтый огонек. Треск повторился, а за ним последовали хруст и стеклянистый звон. Братья переглянулись, опустив самострелы. — Лед на озере ломается. Пошли выше, — Маэдрос зашагал по шуршащему снегу. Подстрелить удалось всего одного прошлогоднего козленка. И то выяснилось, что животное сильно охромело недавно — копыто на правой передней было сбито и еще кровоточило. Пришлось возвращаться к коням и объезжать озерцо. По отмытому недавними дождями льду прогуливались несколько селезней. Стрелы свалили двух у свежей полыньи, третьего влет сбил Старший. Турко и его дружина никогда не били уток возле Форменоса. Мясо здешних крякв ощутимо отдавало рыбой. Но в Эндорэ научились заглушать этот запах ольховым и яблоневым дымом. А потом уже и особо выбирать добычу не приходилось. С тем и вернулись в сумерках в крепость. В следующий раз добыли несколько зайцев. Орел показался из-за вершины, сделал широкий круг над лесом и ушел в южную сторону. Повезло совершенно неожиданно, когда поехали навестить недостроенную зимовушку и проверить, не подтопило ли вывезенную туда кованину. Огромный, уже безрогий лось выскочил из-за кряжа в распадок и остановился, поводя боками. Уши животного были заложены плотно — он явно спасался от погони. Получив два болта в шею, бык подпрыгнул и свалился. Феанарионы тут же перезарядили арбалеты, зажав в зубах по запасной стреле. Такой крупный лось бежать мог или от волчьей стаи, или от медведя. Но из молодого сосняка никто не появился. Подходить к лежащему лосю осторожно выучили охоты за Морем. Даже тяжело раненный, тот мог вдруг вскочить и нанести удар копытом. Маэдрос ткнул быка подобранной сушиной сперва в шею, потом в нижнюю челюсть. Бородатая голова вяло поехала по наледи. Феанарионы пробили ручейки вокруг поддонов, сжевали по куску жареной утятины, присев на брошенное у сруба бревно. — Надо свежевать, а то до темноты не вернемся, — Маэдрос тронул завязки плаща. Шум крыльев послышался из-за сосновых крон. Орел проскользил над распадком, скрылся за березняками и вернулся. На снег он опустился чуть поодаль от туши. Макалаурэ коротко вздохнул, откинул полу плаща. Лютню он брал с собой уже несколько раз — и вот, наступило ее время. Старший встал за спиной Певца, положив у ног арбалет. Струны выпевали ту самую серую мелодию опустошенной земли. Вдруг туго натянутый металл отозвался далеким грохотом, и Маэдрос снова увидел факелы на вершинах Эккориата и сотрясающуюся Рэрир. В лицо ударили мокрые градины — орел развернул крылья и вытянул шею. Макалаурэ словно не заметил осыпавшего его снега. Из-под его пальцев словно хлестал встречный ветер, способный катить по склонам камни. А потом, разбрасывая хаос, зазвучали боевые трубы. Звезда в ладонях разгоняла мрак и дым, свет расходился все дальше, заставляя пробиваться сквозь пепел и щебень молодую траву… Маэдрос усилием воли оторвался от видений. Орел стоял над тушей лося, перья на затылке были вздыблены, крылья готовы ко взмаху. — Кано… Глаза младшего брата сверкали, на губах застыла яростная улыбка. — Кано, очнись! Пришлось дернуть за рукав, чтоб оторвать пальцы от струн. Макалаурэ вздрогнул, огляделся. — Что?.. «Ни слова вслух! Он понял тебя!». Исполинская птица чуть присела и отвела крыло. Маэдрос помнил этот жест, виденный тогда, сквозь туман смертной истомы. «Скажи ему, что мы вернемся с оружием». «Сюда?». «Нет… Нет! К месту нашей последней ночевки на пути сюда! Покажи место!». «Он хочет знать, когда нас там увидит». «Пусть навещает тот ельник». Макалауре еще раз заставил струны пропеть тихую мелодию. Орел прижал крылья. — Ну что же, забирай добычу, — Старший постарался говорить спокойно и весело. — Охота сделалась совсем плохой в окрестностях крепости. Не знаем, когда еще раз сможем угостить тебя. Но постараемся. Пойдем, Кано. Анар уже за горой. Алассэ и Юлинья с явным облегчением приняли кентером прочь от опасного пернатого. Сборы надо было организовать не только быстро, но и незаметно. Оба помнили, что орел пронес Нельяфинвэ и Финдекано от Тангородрима до Мистарингэ вроде бы и не устав. Но до берега надо было одолеть столько же, вперед перевалив заоблачные Пелоры. Потому с собой только оружие, пару белья и немного пищи. Словно в обычном порядке проверить все запоры в крепости. Чуть прибраться. Но все же оставить книгу на столе, рабочую одежду на вешалке в холле. А вот печь не заливать водой — уголь потихоньку истлеет сам, когда они уже будут далеко. Макалаурэ сложил в кожаный мешок лепешки, которые пек несколько дней и прятал в кухонном шкафу. В другой засунули обмотанные бельем мечи. Колчаны с болтами — вещь обычная для охотников, их можно не скрывать. Записку для Нерданели Маэдрос написал ночью, накрывшись с головой одеялом, вслепую. Ее вложили в книгу, спрятанную под подушкой Макалаурэ. Конечно, матери лучше было бы и вовсе никогда не приезжать сюда. Но она приедет… — Пора вам всем прогуляться! — Макалаурэ похлопал по блестящему плечу Луинрилло. На коней Нерданели навьючили мешки с оставшимся зерном. Те отнеслись к грузу спокойно — не бревна же таскать. И послушно пошли за молодыми жеребчиками. От ворот братья сперва повернули по протаявшей тропе к соснякам. Там по берегу речки добрались до заросшей каменоломни, а оттуда уже поехали вдоль старого осинника на юго-запад. Анар то появлялся в проранах, то прятался за темно-лиловыми, смятыми ветром тучами. На широком лугу стало заметно, что тени почти совсем спрятались под кустами прошлогодней полыни. Очерченная приговором валар граница осталась позади. Если теперь их остановят — не выпустят за ворота крепости. Или Мандоса. Вокруг знакомого хуторка снег уже лежал маленькими островками на оттаявшей пашне. Хозяйка посмотрела на нежданных гостей со скрытой радостью: — Вы возвращаетесь в Тирион, внуки короля? — Нет, собрались поохотиться тут. Разрешишь пока оставить у тебя коней? Мешки с зерном подняли на навес в конюшне, седла положили на специальное бревно — чтобы сохли. В одно из вьючных засунули записку с предупреждением ни в коем случае не ездить в Форменос. Снегу — мокрого, тяжелого — под кряжем было еще по колено. Обоих холодом давила мысль: если орел сегодня не прилетит, вернуться домой они не успеют ни пешком, ни верхом. И никакое укрытие не спасет. Долго ли в Амане сможет скрываться тот, кого в самом деле ищут?! Крутой склон совсем очистился от снега, идти стало легче. Сосны свистели и шипели, осыпая мокрую подстилку желтыми иглами. И скользящая тень накрыла Феанарионов так неожиданно, что они машинально схватились за арбалеты. Орел только с третьего захода нашел подходящую для себя прогалину. Вспоров когтями дерн, вытянул шею и чуть расправил левое крыло. Когда земля пошла вниз, Макалаурэ невольно обхватил брата за пояс. Тот молча сунул в протянутую руку конец веревки. Певец быстро привязал ее к своему поясу. Теперь, если они упадут, то вместе. Птица набирала высоту быстро. Сосновый кряж остался далеко позади, темной синью проплыло озеро, вдали слева искоркой сквозь дымку сверкнул оставленный Форменос. Навстречу росла стена заснеженных гор. Ветер вроде бы не проникал под куртки и плотно запахнутые плащи. Но лица уже жгло морозом, и пальцы не чувствовали тугих перьев. А когда внизу показались острые черные ребра скал, Феанарионы ощутили, что у них заложило уши. — Не глотать воздух! — услышал Макалаурэ сквозь глухоту и наваливающуюся серую муть. Он сам помнил, что «горянка» сперва заставляет дышать «по-собачьи», а потом вдруг становится все равно, есть вокруг воздух или одна морозная пустота. Но ему-то можно навалиться на спину брату, а кто поддержит Нельо?! Оставалось только крепче сжимать руки и надеяться, что это просто попутное облако, а не подступающее беспамятство. И уже не ощущается боль от шпенька пряжки, который он нарочно прижал ладонью… Муть отступала, а вместо нее в голову вползала тяжелая давящая боль. Но можно дышать, и брат тут — не разогнулись пальцы, обхвативших Нельо рук. Лилово-серебряные горы внизу уже не страшны, потому что если глянуть мимо треплющегося капюшона, то видна сверкающая полоска у самого горизонта. — Кано! Голос у Маэдроса хриплый, и у самого Макалаурэ в горле словно метчиком поворочали. В ушах больно щелкнуло. — Слышу!  Орел скользил вниз на неподвижно раскинутых крыльях. Видно, и для него новая высота Пелор оказалась почти предельной. Вот, наконец, маховые перья чуть шевельнулись, надежнее опираясь на воздух. Склон резко ушел вниз, открывая знаменитые внешние стены Валинора. — почти вертикальные обрывы с редкими продольными расщелинами. Только у самой подошвы к красному и голубому граниту лепилась узкая полоска предгорного леса. Воздух становился мягче, не обжигал горло. Заныли отогревающиеся кисти рук. В головах Феанарионов продолжали ворочаться угловатые камни боли. Проплывала внизу холмистая земля Арамана, рассеченная множеством стекающих с Пелор речек. Ветер тоже дул с запада, заставляя качать вершинами уже зазеленевшие деревья. Черный кряж, обрывавшийся утесом над равниной, показался знакомым. С такого же вещал нолдор о грядущей погибели и бесплодности борьбы Намо… Орел накренился на левое крыло, явно высматривая место, где мог бы опуститься. Выбрал, однако, не широкий луг, а котловину посреди дубравы. В центре ее сквозь камыши проблескивала вода. Феанарионы просто сползли с тугого крыла и остались лежать на высокой свежей траве. Боль медленно уходила из стянутых спин и ног. Маэдрос с усилием сел, принялся развязывать плащ. Макалаурэ тоже почувствовал, что становится жарко. — Кано, как нам ни скверно, а отсюда надо уходить. Птицу было видно издали. Все же сперва оба сняли с поясов фляжки. Хорошие стальные фляжки, обшитые толстым войлоком. Настой мяты, липы и кипрея, заваренный еще в Форменосе, оказался ощутимо теплым. Он смягчил горло, воздух перестал казаться наждачной пылью. Встать удалось только со второй попытки. Освободились от плащей и теплых курток, с трудом скатали их. Орел сидел на подогнутых лапах, раскрыв блестящий клюв, крылья его расслабленно расстилались на траве. Но когда Феанарионы попытались забросить на спины сразу потяжелевшие мешки, птица обернулась к ним. — Нет, — кашлянув, произнес Маэдрос. — Возвращайся обратно. Дальше мы отправимся вдвоем. Орел втянул шею в междукрылье. Головная боль сосредоточилась в затылках, ноги казались чугунными. Только когда вошли в сосновый лес, стало вроде бы полегче. Как ни текло из глаз во время полета, Феанарионы смогли заметить неподалеку от приметного утеса вроде бы несколько домиков. Добраться незамеченными до Альквалондэ надежды не было.Но если телери построили здесь рыбачью летовку, можно было попытаться найти какую-нибудь большую лодку. Анар уже заметно склонился к вершинам позади, когда братья укрылись в молодых сосенках на взлобке. Поселок виделся внизу как на ладони. Домиков было всего два, остальные — длинные сараи для сушки рыбы и хранения лодок. Возле длинного дощатого причала покачивались два суденышка — как раз того типа, какие Маэдрос на халадинский лад называл «дубками». У одного на мачте не было реи. Зато вокруг второго суетились несколько рыбаков. Когда на палубу втащили две свернутые сети, Старший толкнул локтем Макалаурэ. Телери еще потоптались на причале, совещаясь о чем-то. Но тени Пелор уже наползали на белый пляж. Рыбаки разбрелись по сараям. Фляжки на поясах давно опустели. С предгорьев сбегал широкий и шумный ручей, разделявший жилые домики и впадавший в море как раз у причала. Феанарионы не стали касаться воды. Обвязав горлышки фляг веревкой, по очереди забросили их в бочажок под перекатом. Напились, умылись, еще раз наполнили посудины. Есть не хотелось — по-прежнему, хоть и слабее, болела голова, «точило» в горле. Просто лежали на усыпанном хвоей белом песке, давая себе небольшой отдых. Небо потемнело, облачка над морем стали розовыми. Окошко в левом домике озарилось ровным голубоватым светом. Значит, телери сняли корабельную лампу и пользуются ею в комнатах. Свои собственные лампы Феанарионы оставили на кухонном столе и в рабочей библиотеке. Может быть, свет на время уверит следивших за ними, что обитатели Форменоса занимаются домашними делами. Маэдрос легонько тронул плечо брата. К причалу они прошли вокруг сараев. Баркас чуть покачивался на слабом прибое, почти не натягивая швартовочный канат. По борту у него должно было быть три весла. Но хватит и по одному, чтоб отвести суденышко от берега. Когда Макалаурэ взялся за мокрую веревку, правую ладонь защипало. Все же шпенек за полет провертел в коже приличную дырку. Маэдрос поймал конец, а потом и руку брата. Два весла легли на уключины. На досках причала остался полотняный узелок с двумя десятками стрельных насадок и парой сканных серебряных перстней. Ворочать веслами пришлось долго — огоньки в окнах почти скрылись из виду, когда ощутимый ветерок от берега тронул растрепанные волосы братьев. Теперь они отлично умели ходить под парусом. Плавали не только по Гелиону, но и одолевали умеющий штормить Хелеворн. Закрепив шкоты, Маэдрос встал к румпелю. — Кано, посмотри, что там в трюме нам досталось. Тот ловко скользнул в тесный лючок и вскоре выбрался обратно. — В основном ящики для рыбы. Но есть соленая свинина, копченые лососи, полмешка муки, столько же крупы и бочка воды. — Сети на палубе тоже пригодятся. Оставленный берег уже слился с темным небом, когда в высоте заискрился свет сильмарилла. Маэдрос, пока без усилий правивший баркасом, ощутил какую-то беспричинную радость. Закреплявший весла вдоль борта Макалаурэ обернулся к нему: — А ведь доберемся, Нельо!