Душа уходит вместе с ней

Хана была частым гостем в доме Гокудеры. Она могла безошибочно сказать, что и где лежит; спокойно отвечать на телефонные звонки; у нее было свое место и право голоса, благодаря чему кухня претерпела значительные изменения, соответствуя требованиям Курокавы. И вот она стала полноправной хозяйкой. Родители девушки задавались единственным вопросом о статусе их отношений. Но они бы оба затруднились ответить. Они не вели себя, как встречающаяся пара, но и друзьями не были, да и разговор этот никогда не поднимался. Было в этом что-то странное и ни для кого не понятное, но уже вполне обыденное для них самих. Хана спала в спальне. Гокудера обосновал это удобствами и теми самыми треклятыми окнами, которые без зазрения совести пускали северные ветра гулять по гостиной. Никак он не мог разобраться с этим. Лишь в разговоре с Бьянки Хана неожиданно поняла, что странно отдавать ей комнату на долгосрочную перспективу. Но хитрым планом здесь и не пахло. Это же не поле боя. Скорее искреннее простодушие юноши. Или, может, бессознательный расчет на то, что в скором времени он туда вернется? Девушка лишь грустно улыбалась этим мыслям. Свое обещание себе самой она так и не выполнила. Ни плакаты, ни фотообои с признанием на стенах не появились; не звучали в режиме нон-стоп серенады ее личного сочинения; и даже вслух она никогда не говорила, что таилось в ее сердце. Не переросла ли она те чувства? Прошли ли они проверку временем? Была ли Хана по прежнему в них уверена? Да, да и еще раз да. К сожалению, мысли она читать не умела. Хотя, это больше к счастью. К такому вот странному счастью на колесах под боком у любимого человека. Умела бы она читать мысли, воспользовалась этим еще во время «турнира по сумо», но точно не сейчас. Нет-нет, сейчас она бы точно на это не пошла. Да и разве можно прочесть в мыслях то, чего там нет? Это должно быть не в голове, а в сердце. А вот туда она имела честь заглянуть. Правда, ответ на свой вопрос девушка пока не нашла. *** Гокудера был слишком занят делами мафии. Даже в мирные времена ему работы хватало. Что не скажешь о времени и силах на рефлексию. Вот так и получилась, что живет он с девушкой под одной крышей, а разобраться во всем этом у него возможности нет. Друзья тактично молчат, хотя высказаться всем очень хочется. Ну или хотя бы узнать причину. Реальную, а не ту формальную чушь, что он всем навешал на уши. Но Гокудера в эту «формальную чушь» искренне верил сам. И вот минуло больше месяца с тех пор, как в его прихожей на постоянной основе была припаркована инвалидная коляска. Сильно изменилась его жизнь? Ну спать стало холоднее… Еда вкуснее. Да и прибавились в распорядок дня вечерние разговоры и короткие прогулки. На самом деле было что-то еще. Необъяснимое и неуловимое. И нет, это вовсе не стандартные переживания юноши о соседстве с красивой девушкой. Это было что-то такое, что замечать он стал не сразу, но когда начал, заметно напрягся. Это были странности, которые Хаято никак не мог объяснить. Иногда он просыпался с еще одним пледом. Это происходило в особо холодные ночи. Он предпочитал считать, что спросонья просто не помнил некоторые детали. Но на этом все не заканчивалось. Периодически он замечал включенный свет, который поначалу тоже сваливал на усталость. Но задернутые занавески, выключающийся самостоятельно телевизор или пропадающая еда уже бросались в глаза. С переездом Ханы ему пришлось внести несколько изменений в дом, чтобы позволить ей быть как можно самостоятельнее, с чем она успешно справлялась. Правда, на ее домашней коляске, которой Курокава без проблем пользовалась у себя, здесь передвигаться было проблематично. Она оказалась слишком громоздкой для нового жилья, поэтому Хана внутри комнат искала альтернативы, а при необходимости приходилось маневрировать между плотно стоявшей мебелью, да еще и преодолевать узкие дверные проемы, что было непросто. Тем не менее, причастной к этим инцидентам сожительница быть никак не могла. Такой вывод Хаято сделал путем нехитрых умозаключений. Инциденты происходили, в том числе, когда он был дома, а уж неуклюжие передвижения Ханы он бы заметил наверняка. К тому же до некоторых мест она даже не могла добраться, да и дотягивалась не до всего. Две недели спустя Гокудера нашел весьма странное объяснение, которое его почти удовлетворяло. В доме был кто-то еще кроме него и новой хозяйки. Невидимого арендатора он окрестил полтергейстом и посвятил несколько вечеров, изучая домашнюю библиотеку, а потом поделился своей гипотезой с Ханой, на что она покрутила пальцем у виска. - У тебя крыша едет? - прозвучал ее ответ. А может, и правда, едет… Он даже выпросил у Джудайме выходной и целый день караулил «нечто». - Двадцать лет, а ума не прибавилось, - причитала Хана. А у него даже сил спорить не было. Мол, раз существует их Пламя, то почему не могут существовать полтергейсты? Парировать ей было нечем. Она промолчала и когда по дому стали появляться талисманы. «Ясно, подался в оммедзи», - решила она, наблюдая за тем, как несчастный сожитель изучал хитрое искусство, напялив очки и собрав волосы в хвостик, то бишь, в состоянии максимальной концентрации. А пользуясь ее неспособностью встать и уйти, ей еще и приходилось выслушивать новую технику безопасности, поскольку знаний, где стоит огнетушитель, кому звонить, и что делать с аптечкой, уже было недостаточно. Зря уроки экзорцизма не прошли, и девушка все-таки научилась изгонять. Правда, только Хаято и из некоторых комнат, где он решил попробовать использовать благовония. Влюбилась в дурака, вот и пожинай плоды. Но пусть она и ворчала, иногда проскальзывала на ее лице улыбка в ответ на этот горящий, совсем по-мальчишески, взгляд. Гокудера же ничего умилительного в этой ситуации не видел. Он знал, что ключ от их дома был еще и у мамы Ханы, и периодически она приходила, когда его не было. Но либо его обманывали, либо Мари действительно была не причастна к тому, что Хаято последнее время так бдил. Он даже завел некий дневник странностей. Тайна, не дающая ему спокойно жить, раскрылась совершенно внезапно. Это был самый обычный вечер. Вымотавшись после тренировок, и выполнив все свои обязанности по дому, Гокудера наконец-то смог позволить себе залуженный отдых. Время шло к полуночи, Хана уже спала, а он в это время дремал под какой-то незамысловатый аниме-сериал. Начавшаяся экшен-сцена сопровождалась громким звуком, который мгновенно вывел Хаято из состояния дремоты и, мало того, привел в почти боевую готовность. Его рука, лежащая на подлокотнике, среагировала таким образом, что несчастная лампа, стоящая на тумбочке, полетела вниз и ознаменовала о своей посадке характерным звуком. И этого оказалось недостаточно. Попытки предпринять какие-либо действия в темноте успехом не увенчались. И очень скоро раздался еще и громкий удар с уникальными авторскими ругательствами из помеси японского и итальянского языков. Гокудера знал наверняка, что проснувшаяся в ночи Хана — плохая примета. К ссоре. На ходу формулируя объяснения, Хранитель Урагана двигался в сторону кухни, чтобы осветить себе масштаб бедствия. В этот момент и случилось то, что пролило свет на все происходящие последнее время странности. Нет, ему на встречу не вышел полтергейст, хотя его он ожидал куда больше увиденного. Дверь спальни отворилась. - Что произошло? - услышал он обеспокоенный голос Ханы. Щелкнув выключателем, он на мгновение зажмурился от яркого света, а потом сделал пару нерешительный шагов, разглядывая стоящий в дверном проеме силуэт. Нет, этого определенно не могло быть. Скорее он бредил от усталости или продолжал спать. Что угодно, но не Хана, держащаяся за косяк в полный рост. Еще мгновение и свет озарил ее, такую красивую в темно-синей атласной пижамке и белых носочках. Она была несколько выше, чем он ее помнил, но все же ниже, чем представлял. Все еще эта картина была столь нереальной, что подобрать слов Хаято просто не мог. Хана стояла, стояла на своих ногах. Не очень крепко, казалось, что вот-вот упадет. А потом она сделала шаг. Маленький, робкий, ему на встречу. А потом еще один, неохотно оставляя единственную опору. Еще шажок, и она почти потеряла равновесие, но он ее подхватил в неловком объятии. - Ну что молчишь? Язык проглотил? - произнесла Хана с толикой обиды, крепко сжимая пальцами ткань футболки. - Это должен был быть сюрприз. Мне еще нужно время. - Сюрприз удался, - сказал Гокудера, казалось, так и не осознавая случившееся. - Я же думал, что с ума схожу. Во что угодно готов был поверить. Ты же ни слова не сказала. - Не знаю почему. Хана поморщилась от собственной лжи. - Ладно. Я знаю. И всегда знала. Раньше боялась , что ты уйдешь от меня, как поймешь, что я куда меньше стала нуждаться в твоей заботе. Но сейчас это не так. Я не стану использовать свое положение, чтобы удержать тебя. Просто хотела момент поторжественее что ли… Ну и результат хотелось улучшить. - И как давно ты уже... - Я успела потерять надежду. Мне никто не давал гарантий, и у меня ничего не получалось. Мне понадобилось время, чтобы понять, что завтра я не встану и послезавтра не побегу. Мне сделали сложную операцию, а потом препараты и тренировки, препараты и тренировки, и тренировки, и тренировки еще раз. Много было факторов, которые позволили встать на ноги. Старания врачей, дорогостоящие препараты, возраст, забота родителей и моя сила воли еще. Гокудера слушал молча, уткнувшись носом в ее макушку. Все это казалось сюрреалистичным, далеким от реальности. Он оборвал ее на середине предложения, крепко обняв. Ему неважны были ее слова. Уже ничего не имело такого значение, как то, что ее ножки в белых носочках касались пола. - Я… так рад, - прошептал он, чувствуя, как дрожит его тело. Эмоции, эмоции, эмоции и тысяча мыслей нашли свое отражение в трех словах. Хана заплакала, сильнее обнимая его. *** - Значит, ты тоже победила, - произнес он чуть позже. - А говорила, что это только цель. - Теперь у меня новая цель. Выждав недолгую паузу, Гокудера произнес: - Не собираешься поделиться? - Нууу. Как бы сказать? Здесь все сложнее. - Сложнее, чем начать ходить после травмы позвоночника? - О, да. Ты не поверишь, насколько. На это мне силы воли никак не хватает. - Это уже не смешно. О чем ты говоришь? - Тут еще факторы складываются, которые этому препятствуют. - Так, если ты сейчас не скажешь… - Хорошо. Один из этих факторов — твоя беспросветная тупость. - Чего? - Вот об этом я и говорю. За пять лет, мог бы догадаться. - Прекрати! Что я еще не понял? - Что я люблю тебя, идиот. О нет, Хана не планировала признаваться. Точнее, конечно, планировала, и уже достаточно давно, но точно не собиралась это делать сейчас, лежа на кровати, когда он сидит рядом и смотрит на нее нетерпеливо. Но ее слова словно нажали выключатель, который перекрыл все мыслительные процессы. Казалось, что Гокудера вот-вот познает Дзен, если этого еще не сделал. Ну конечно, чего еще ей оставалось ожидать от него? Она потратила годы, чтобы убедиться в своих чувствах к нему и Вонголе. Да, неожиданно мафия, которая принесла ей столько проблем, оказалась такой мощной поддержкой. Кто бы мог представить себе, как суровая Курокава Хана вдруг станет «своей» на этом фестивале дурдома? Савада Тсунаеши, именуемый «никчемным Тсуной», влюбленный в ее лучшую подругу - таким она его знала во время учебы. А теперь только лохматые волосы и добрый взгляд — единственное, что еще позволяло узнать в этом мудром боссе Вонголы того самого мальчишку, которого она закрыла своей спиной. Он лично следил за тем, чтобы ее обеспечивали всем необходимым и даже большим. Бедный Тсуна не знал, как он мог загладить вину и выразить свою благодарность. Особенно, когда он всеми силами пытался избегать встречи с ней. В конце концов, не выдержала сама Хана и буквально поймала его за руку, когда он в очередной раз попытался смыться. Она повторила одну единственную фразу, которую уже озвучивала Гокудере. «Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я бы сделала это снова». Тсуна тогда едва не заплакал, твердо заявив, что пусть официально она и не вступила в мафию, она всегда будет частью Вонголы, частью их Семьи. Тсуна и Гокудера были не единственными членами Вонголы, с которыми ей удалось сформировать вполне себе теплые отношения. Она так и не нашла общий язык с Рукудо Мукуро и Хроме, хотя не сказать, что особенно к этому стремилась, да и Ламбо ее по прежнему раздражал. Но зато, совершенно неожиданно она нашла поддержку в лице Реохея, которая осталась даже после того, как Хана на его чувства взаимностью не ответила. Долго собирался Хранитель Солнца, чтобы выдать это торопливое, сумбурное признание. Курокаве удалось понять, что истоком тому стала загадочная фотография, которую он обнаружил в будущем, и которой еще не существовало. Полученный ответ был весьма предсказуем и им ожидаем. Принял он его на удивление спокойно, согласился остаться с девушкой друзьями и продолжить поиски своей любви. Для И-Пин Хана стала старшей подругой. Смышленая малышка сломала ее стереотипы о детях и дала бесценный опыт наставничества, получив взамен советы и знания. Ямамото Такеши долгое время оставался для Курокавы загадкой. Они были слишком разными, чтобы сблизиться до уровня друзей, но девушка вполне искренне восхищалась его простодушием и добротой, которая уже не казалась столь нелепой и раздражающей как раньше. А вот кого она и считала своим другом, так это Хибари Кею. Каким же неожиданным открытием стало для нее это осознание. Хранитель Облака человеком был своеобразным, для основной массы людей и вовсе отталкивающим, но Хана как никто понимала, что скрывается в глубине души этого сурового юноши. Они учились на соседних факультетах, и эта территориальная близость в конце концов переросла в эмоциональную. Дошло до того, что Гокудера ее даже приревновал, как уже сделал это когда-то. Но если тогда это было недоразумением, то теперь все было несколько иначе. Правда, все же не так, как он это воспринял. С кем отношения никак нельзя было назвать простыми — так это с Бьянки. Сестра Хаято была настроена к ней весьма неоднозначно. С одной стороны она знала, сколько неприятностей и переживаний Курокава принесла ее брату, но с другой, она не могла отрицать значение поступка Ханы для Вонголы и ее важность в жизни Гокудеры. За все годы им так и не удалось поговорить по душам, хотя в тайне обе девушки хотели наконец-то поставить точку в их незримой вражде. У Ханы никогда не было столько близких людей. Некогда единственная подруга, которую она так боялась потерять, все же отдалилась, тем не менее, прошло это довольно таки безболезнено. Тогда Хана поняла, насколько на самом деле изменилась она сама. После всех этих взлетов и падений, открытий в себе и других, после всего пережитого, осмысленного и переосмысленного, она полюбила не только Хаято, но и саму себя. Это признание стало выражением ее искренних чувств и подведением итога пережитых за эти годы метаморфоз. Вот она — точка невозврата, и она к ней готова.