На острие

А ночами приходилось зажимать себе рот, чтобы не кричать.

***

В коридоре было одновременно и душно, и жутко холодно. Ну, или мне просто так казалось, потому что я стояла под дверью командира и ожидала своей очереди на разнос. На личный, мать его, разнос от командира. Уже не в первый раз, и даже не во второй. В последнюю нашу встречу он грозился меня отправить в какой-то там сектор, где сейчас идут самые смертоубийственные бои. Я тогда посмеялась, потому что… Потому что если бы я попросила назвать хоть одну причину, почему он до сих пор не сделал этого, он бы назвал одну единственную. Мы уже и так находимся в секторе с самыми смертоубийственными боями, солдаты мрут, как мухи, и заниматься бумажной волокитой с переводом ему не позволит никто. Когда я проснулась здесь в первый раз, поняла, что в памяти не осталось вообще ничего — пугающий, чистый, иссиня-белый лист. Хотя, лист был, скорее, бесконечно чёрным и бездонно пустым. В первое время, я не могла даже говорить и не понимала где-то около половины из того, что мне говорили они. «Да. Нет. Все в порядке. Ничего не в порядке. Сейчас стошнит». Огромный замок назывался Пандемониум, и в нём легко можно было потеряться, и никогда не найтись. Мне кажется, я сделала это, едва ступила на его пол. У всех здесь хватало проблем, помимо меня. Подумаешь, память отшибло при падении. Многим отшибло жизнь. — Ты можешь сражаться? — Да. — Значит, будешь сражаться. Вот и всё разбирательство. Ни кто я, ни откуда, у меня не спросили. Да я бы и не ответила тогда. Воспоминания возвращались постепенно, оставляя за собой гораздо больше вопросов, чем ответов. Ни как я оказалась здесь, в отрыве от своей семьи, ну, или того, что я считала семьёй, ни что мне делать со всем этим теперь — мне никто не сказал. Дали в руки меч и сказали биться. А с кем, против кого, за что? Они все это знали, и по обрывкам разговоров можно было кое-что понять, про Небеса, падение, новый дом — огненную Геенну. Но белых пятен оставалось много. Очевидным было только одно: здесь надо было выживать. А чтобы выживать, нужно сражаться. И тут уж, наверное, без разницы, с кем. Думала, со временем станет понятнее, но становилось только хуже. Дни шли, я всё больше ощущала, что невозвратимо выпадаю из реальности, и ничто способно вернуть меня обратно. Как будто только что проснулся от долгого сна, и ещё не до конца сообразил, где пол, а где потолок, и есть ли они вообще. Дверь открылась, выпуская в коридор бледные язычки дыма, и из кабинета выскочил этот мелкий демон, Баал, кажется. Жизнерадостно похлопал меня по руке: — Ничего-ничего, со всеми бывает. Ты иди, он сейчас вроде в настроении. Я уже успела хорошо выучить этот кабинет. Тёмный, всегда с плотно занавешенными окнами, словно его хозяин боялся обжечься о солнечный свет. Боком к двери стоит огромный чёрный стол, а напротив него — угловатая табуретка с жёстким сидением. Спинки нет, а за спиной — целая комната. Чтобы тот, кто сидел на ней перед этим самым столом, чувствовал себя незащищённым и жалким. Он был мастером психологического давления, мой командир. — Доброго дня. Я опустилась на табуретку, поджав под себя одну ногу, не дожидаясь соответствующего приглашения. — Ты снова ослушалась приказа, — в лицо вылетела струя дыма из длинной и тонкой трубки. — Убила пленника, которого мы даже допросить не успели. Твоя работа была следить, чтоб он не сбежал. — Ну, строго говоря, он и не сбежал, — я повела плечами. — А вообще, вы их обезоруживать пробовали, прежде чем в плен брать? Если бы я его не убила, он бы меня убил. И впридачу ещё кого-нибудь. А мне ещё не хватало попасть под чужой замес и погибнуть чёрт знает, за что. Халпас вздохнул, отложил в сторону трубку, и впервые за все мои визиты поднялся и вышел из-за стола. Медленно обошёл его, встал передо мной, сложив на груди руки. — Я вызываю тебя сюда пятый раз за месяц. А сказать тебе какой сегодня день месяца? Пятый, Сиера, пятый, ты ходишь сюда каждый день. И что мне с тобой, мать твою, делать? — Простить и отпустить, — незаинтересованно протянула я, разглядывая свои ногти. — Поэтому ты не ладишь со своим легионом, — жёстко отчеканил Халпас, как будто этот мой фейл — самый серьёзный из всех, что были. — Я плевать на него хотела. О, черт, это действительно вырвалось у меня случайно, я уже крепко усвоила, что здесь о легионах так нельзя, иначе… Халпас одним движением сдёрнул меня со стула и вжал в стену, что аж дыхание перебило, а его локоть упёрся мне в шею, так что вдохнуть обратно я теперь тоже не могла. — Да ты же сдохнешь первая, если будешь так относится к своим товарищам, и никто не протянет тебе руку, чтобы спасти, — с маньячной усмешкой сообщили мне на ухо. И даже если бы я смогла вздохнуть, всё равно зашлась бы кашлем, потому что запах дыма не выношу. Мне одновременно было и страшно и смешно его слушать. И про руку, и про спасение, и про вот это вот всё. Можно подумать, ему знакомо это отвратительное чувство, когда все друг друга знают, а ты не знаешь никого, и тебя вообще как будто не существует. Поэтому я вместо того, чтобы голову пеплом посыпать, хриплю и усмехаюсь одновременно, чем привожу своего командира в ледяное бешенство. На секунду в его глазах мелькнул такой опасный огонёк, что я было подумала: прибьёт на месте, но обошлось. Дверь отворилась, отвлекая от меня его внимание, и в кабинет… ого, вот это да! Сам Дьявол. Так близко я его ещё не видела, только пару раз, и то издалека. На какую-то секунду он замер в проходе, оценивая открывшуюся сцену. И вот в этот короткий миг наши глаза встретились. У меня будто пол выбило из-под ног. Один глаз непроглядно чёрный, а второй зелёный. Я это тогда в первый раз заметила. Если бы попросили описать в красках, я бы начала бормотать что-то про заточенные ледяные когти, которыми по моим нервам прошёлся этот момент, а потом бы просто поняла, что нет таких слов, чтобы это описать. Может, потому что у меня до этого никогда не дрожали колени так от одного только взгляда. Словно мне отключили кислород и ещё пару необходимых систем жизнеобеспечения. Мы стоим так ещё несколько секунд, а потом он просто проходит к столу, кладёт на него какие-то документы и ровным голосом сообщает о том, что за последние сутки выросло в два раза количество жертв. А ещё о том, что если сейчас не собраться, то убьют нас всех, но дальше я не слушаю, потому что сил хватает только на то, чтобы вывалиться из кабинета и сползти по стене.