Следуя за Вергилием

И понял я, что здесь вопят от боли Ничтожные, которых не возьмут Ни бог, ни супостаты божьей воли. Данте Алигьери, "Божественная комедия"

— Уи-сан, пойдёмте. — На плечо ложится лёгкая рука, затянутая в перчатку. Уи машинально стряхивает её, а затем запоздало бормочет, не глядя на Фуруту: «Прошу прощения». Погода, как назло, омерзительно солнечная и ясная, словно весна решила нагрянуть в середине зимы. Одуревшие от тепла птицы надрывают горло прямо над головой Уи, и ему хочется присесть прямо перед свежим холмиком на корточки и повалиться лицом в жирную чёрную землю, такую же мёрзлую, как его внутренности в последние несколько дней. В голове темно и пронзительно пусто. Уи едва может достать одеревенелыми пальцами из кармана пальто зажигалку и пачку сигарет. Зажигалка оказывается пустой — надо же, а ведь всего две недели назад покупал новую… Перед лицом услужливо вспыхивает огонёк, и Уи с удивлением глядит на Фуруту, который с какой-то виноватой улыбкой протягивает ему зажигалку. Прикуривает. Не благодарит. — Ношу на всякий случай, — как будто оправдывается Фурута. — И часто такой случай предоставляется? — Дайте подумать… м… сейчас, например? Уи отворачивается и затягивается до серо-синюшной пелены перед глазами. Ровные линии одинаковых надгробий сливаются в одну сплошную белую линию, мутную и плывущую в слёзном тумане. Уи очень хочет закричать, разбить пустую зажигалку о могильную плиту перед ним, может быть, даже голову себе расколошматить об неё. Он очень хочет закричать, как будто этот крик, проникнув сквозь несколько метров земли, будет услышан, и Уи получит ответ. Почему вы оставили меня. Почему вы все оставили меня? Вы не имели права умирать раньше, чем я… Если бы он тогда действовал быстрее, то ему не пришлось бы видеть идеально ровный срез её шеи и разметавшиеся по потёкам крови волосы в паре метров от тела. Если бы он тогда не был на Русиме, то мог бы встать на пути Сасаки… Канеки Кена, и принять удар, нацеленный в чужое горло, на себя. Из-за его нерасторопности его любовь и его бог сейчас покоятся под земляным покрывалом, запертые в своих последних пристанищах, такие особенные для него — и такие же одинаковые среди множества лежащих здесь. О боже, как же он хочет просто заплакать, как плакал Фура. Давление растёт изнутри, словно разбухающий труп, — горло саднит, заполняясь гнилой водой и трупной жидкостью. — Он очень дорожил вами, вы знаете. — Высокий голос Фуруты разрезает вакуум вокруг Уи, и тот даже вздрагивает от неожиданности — совершенно позабыл, что Фурута ещё здесь. Они давно остались одни на вершине холма под раскидистым деревом — для самого выдающегося следователя CCG всё же выделили особое место. А она — она лежит у подножия, думает Уи, пятый ряд, двенадцатая, начиная от ограды. После смерти ничего не изменилось. — Арима-сан вами очень дорожил, — повторяет Фурута сочувствующе. Уи почти верит в его сочувствие, бог видит — ему так хочется верить. Фурута словно ловит в воздухе его невысказанное сомнение и продолжает: — Отец хотел, чтобы я как можно больше участвовал в жизни CCG, на случай если произойдёт что-то непредвиденное, и мы с Аримой-саном часто сталкивались. Он вас правда очень ценил. Вода подходит к самому горлу, и Уи чувствует, что задыхается. Фурута чересчур рьяно хватает его за руки, и сожжённая до фильтра сигарета падает между ними. Прикосновение словно лопает мыльный пузырь, в котором находится Уи, и тот ломается в коленях, как кукла на шарнирах, позволяя наконец гнилой воде стекать по щекам. Фурута ласково улыбается ему свысока, поглаживая по голове своими небольшими ладонями. На ботинки капает вода.