Рационализация и утилизация

«Дело номер сто двадцать семь представляет из себя берёзовую рощу идеально круглой формы, пятнадцати метров в диаметре, в любое время дня и ночи, вне зависимости от погодных условий, окружённую густым туманом» Сириус медленно шёл, переступая через торчащие из земли корни и обходя выплывающие из тумана стволы берёз. Что-то было неправильное в этой роще. Само её описание требовало куда большей таинственности, мрачности и… тишины? Но тишины не было. Мрачности тоже. Сквозь ветви деревьев, пронзая туман и делая его таким образом каким-то даже более осязаемым, светило яркое весеннее солнце. Где-то в высоте, перекликаясь, галдели птицы. На взгляд Сириуса, их было даже слишком много. Трос, несмотря на опасения, шёл свободно. — Н-надеюсь, в-вы п-понимаете, м-мы не м-можем д-дать н-никаких г-гарантий. Сириус кивнул. — В любом случае, ты всегда сможешь вернуться и действительно остаться в нашем институте. Сириус кивнул. — С вами отправится наш прибор. От него будет протянут трос. В случае неудачи вы сможете вернуться по нему обратно. Вы поняли, Сирио? Сириус посмотрел на внушительных размеров лебёдку, вокруг которой копошились лаборанты Кристобаля Хозевича, и кивнул. Сириус шёл. Прибор, пристёгнутый карабином к поясу, мерно щёлкал, отмеривая магический фон и ещё массу непонятных простому английскому волшебнику параметров. Правый карман джинсовой куртки, купленной накануне на местном рынке исключительно за вместительность внутренних карманов, оттягивало «Мерлиноведение». Левый — коробка с ещё не освоенным умклайдетом. Сириус шёл. «Краткая сущность необъяснённости: роща, в которую можно войти, но из которой нельзя выйти. Рядом с делом номер сто двадцать семь в разные периоды времени были обнаружены…» Сириус шёл. Он шёл долго. Слишком долго для леса размером в пятнадцать метров. К счастью, предусмотрительные исследователи из НИИЧАВО, припасли для эксперимента достаточно длинную лебёдку. Будто бы у них уже был опыт в таких делах. Птиц меньше не становилось, наоборот, от их трелей закладывало уши. Более того, вот уже несколько раз Сириус перешагивал через звериные стёжки. И как только лесные обитатели умудряются ориентироваться в таком густом тумане? Птичья песня завораживала, звала вперёд, и Сириус понимал, что даже вздумай он сейчас повернуть назад — всё равно не сможет сдвинуться с места. И он шёл вперёд, всё прибавляя ходу. И вдруг лес кончился. Деревья, а с ними и птичья песня, остались позади, а впереди открылось устеленное туманом поле. Почему-то Сириус был уверен, что где-то впереди лес снова смыкается, образуя кольцо, но сейчас его это не волновало. Почти бегом он вылетел на открытое пространство и только тут остановился как вкопанный. Прямо перед ним среди клубов тумана стоял исполинских размеров олень. Самый обычный, просто очень большой сохатый зверь стоял прямо у него на пути и меланхолично что-то жевал. «Сохатый, — подумал Сириус, и от этой мысли стало странно тепло. — Странно, обычно ведь так говорят о лосях». Он протянул руку и легко прикоснулся к носу животного. Сделав такую морду, словно увидел умалишённого, олень отпрянул в сторону и скрылся в лесу. Туман и птичьи трели проглотили его шаги. Сириус проводил оленя взглядом, повернулся обратно — и увидел Её. Арка стояла посреди тумана. Больше всего она походила на высокую дверную коробку, сиротливо возвышающуюся там, где когда-то стояли добротные стены. Сириус сделал шаг к арке. Маленький коробок на поясе протестующе щёлкнул. Что это такое? Какой-то непонятный прибор? Он попытался отцепить странную штуковину от пояса, но карабин не слушался. «А, к чёрту!» Он сделал ещё шаг и ещё. Коробок протестующе щёлкал. С каждым шагом щёлканье становилось всё чаще и в один момент превратилось в нестерпимый треск. Верёвка, идущая от прибора к лесу, почти натянулась, и он снова попытался от них избавиться. Безрезультатно. Почти оглохший от непрекращающегося треска, он поднял глаза и увидел, что стоит прямо на самом пороге. В дверном проёме всё так же клубился туман, за которым уже начали угадываться деревья с той стороны поляны. Солнце всё так же не доставало до земли. Он сделал шаг. «…дело номер сто двадцать семь Е было признано иррациональным, трансцендентным, а следовательно, реально не существующим, и как таковое исключено навсегда из памяти народа…» Бедолага. Прибор громогласно запищал, лебёдка щёлкнула и начала сматываться.