Рационализация и утилизация

— Это поразительно, — произнёс левый стул голосом Кристобаля Хозевича Хунты. — К-кто-б-бы м-мог п-подумать, — откликнулся правый. Товарищ Зубо нервно покосился на товарища Привалова, сидящего между двух пустых представительских мест, сглотнул и продолжил зачитывать материалы дела номер сто двадцать семь жэ. Его никто не перебивал. Хлебовводов в кабинете отсутствовал, а вся остальная компания имела вид жалкий и измученный. Тем не менее члены Тройки не могли позволить себе и минутного послабления. Народ, волю которого она представляла, требовал от Тройки быть сильной и решительной, а посему откладывать заседание было никак нельзя. Вчерашнее явление товарищей заседателей объяснилось просто: на дело номер сто двадцать семь жэ в срочном порядке поступили ещё две заявки, а это уже повод для полномасштабного слушания. Поэтому, несмотря на телесную немощь, члены комиссии и бросились на исполнение воли народа и, пусть не справились с поставленной задачей, но отсрочили принятие решения. Комендант, наконец, закончил зачитывать дело и после краткого разбирательства, нет ли у кого вопросов к докладчику, Сириуса пригласили войти. Обычно утилизация дела состоялась в тот же день, что и рационализация, но товарищ Мерлин, избежавший всё же попадания в колонию в качестве одного из дел, довёл Лавра Федотовича Вунюкова до того состояния, когда председатель, несмотря на регламент, самостоятельно предложил утилизацию дела номер сто двадцать семь жэ отложить до более благоприятных времён. Возражений не было, тем более, что как дело с минимальным количеством заявок, а если точнее, ровно с одной, Сириус Орионович Блэк переходил в ведомство подкомиссии. В этом и заключался план Кристобаля Хозевича, но задержка Привалова оказалась фатальной. На дело сто двадцать семь жэ успели подать ещё две заявки, и теперь, дабы не пойти против интересов народа, Тройка обязана была рассмотреть дело в общем порядке. — Товарищ Зубо, — провозгласил Лавр Федотович, — огласите заявки по делу. — Заявка номер сто двадцать семь жэ один, от Научно Исследовательского Института Чародейства и Волшебства, утилизировать означенное дело в качестве младшего научного сотрудника. Заявка сто двадцать семь жэ два, от кинологического кружка Дома Пионеров и Школьников города Саратова, утилизировать означенное дело в качестве учебного пособия, — на этих словах лицо товарища Привалова вытянулось. — И заявка сто двадцать семь жэ три, от свердловского общества слепых, утилизировать означенное дело в качестве собаки-поводыря. — Действительно, почему бы и нет? — произнес левый стул, вызвав у коменданта приступ тика. — Постойте! — воскликнул Фарфуркис. — Как же так? В качестве собаки поводыря? Здесь явно какая-то ошибка! — Грммм… — откликнулся Лавр Федотович. — И действительно, какая такая собака? Товарищ Зубо, вы можете пояснить? Комендант сглотнул и принялся листать дело. Сириус понял, что он найдёт, и едва сдержал смех. И вот глаза коменданта, до того панически прыгавшие по страницам дела, остановились и просияли. — Да, вот же, — выдавил он. — «Может выглядеть как большой черный пёс невыясненной породы». — Может выглядеть… — Лавр Федотович пожевал губы, оглядел Сириуса с ног до головы сначала невооруженным взглядом, потом через бинокль и постановил. — Нет, не понимаю. Товарищ научный консультант, устраните затруднение. — Эта, — сказал Выбегалло. — Ну так ведь как же, — произнёс он чуть погодя и, наконец, прокашлявшись, набрал обороты. — Что же может быть в этом удивительного? Сие есть очень простой научный факт. Перед нами вервольф. Оборотень, если хотите. Этот… человек человеку… люпус ест, как говорится. То, каким образом это происходит — действительно что-то из разряда таинственного, но в самом факте существования подобных людей ничего поразительного для науки уже давно нет. — Люп-пус ест, — усмехнулся правый стул. — Люпус ест, — протянул Лавр Федотович. — Грммм… Вопросы к докладчику? Вопросов нет? Что ж, если даже у науки вопросов нет, перейдём к рассмотрению заявок. — Заявка номер сто двадцать семь жэ один, от Научно-Исследовательского Института Чародейства и Волшебства, — послушно пробубнил комендант. — Постойте, — снова взвился Фарфуркис. — Я предлагаю первым делом рассмотреть остальные заявки. Я понимаю, НИИЧАВО — это наш давний покровитель, и представители института официально входят в состав подкомиссии, но если мы будем действовать сообразно только с этим фактом, нас можно будет обвинить в пристрастности и кумовстве. Полковник согласно всхрапнул и пробормотал что-то про честь полка. — Грммм… — произнёс Лавр Федотович. — Замечание здравое, спасибо, товарищ Фарфуркис. Действительно, народ не одобрит, если мы начнём раздавать дела только своим друзьям и знакомым. Дружба, — пробасил он. — Воистину благородное чувство, но мы, Тройка — ответственный орган, и мы не имеем права руководствоваться только лишь собственным благородством. Народ, избравший нас, требует, чтобы мы были объективны, насколько вообще могут быть объективны простые люди. Товарищ Зубо, переходите к следующей заявке. Тем более, что товарищу Фарфуркису есть, судя по всему, что сказать. Саша рванулся было вперёд, но какая-то сила пригвоздила его к стулу. Раздался громкий, настойчивый шёпот. Тройка осталась безучастной к этому инциденту, только Выбегалло брякнул невнятное «мда». Комендант Зубо дрожащей рукой перекрестился и зачитал вторую заявку. — Действительно, — взял предложенное Лавром Федотовичем слово Фарфуркис. — Что мы имеем? Перед нами человек, который, судя по всему, много знает о собаках. Куда больше, чем любой профессиональный кинолог. Он, простите мне возможный каламбур, на этом деле собаку съел, — он покосился на Лавра Федотовича, но тот лишь благодушно кивнул. — Взрослый, образованный мужчина, потомок, поистине благородных кровей, — Сириус хмыкнул. Как обычно, на заседаниях он предпочитал отмалчиваться. — Сможет многому научить… И тут тяжёлая дермантиновая дверь врезалась в стену. На пороге стоял Хлебовводов. Он был весь красный и тяжело дышал. Саша Привалов и комендант Зубо, сметённые потоком воздуха, обнаружили себя на столе научного консультанта. Томики Малой советской энциклопедии с грохотом посыпались со стола. Выбегалло, поспешно спрятавшийся под стол, завыл, когда одна из книг ударила его между лопаток. Фарфуркис прикусил язык и теперь тихонько поскуливал, а нижняя половина лица престарелого полковника сползла на грудь, распахнув чистые, блестящие серые глаза. Лавр Федотович, выражая общее недоумение, воздел бинокль. Только Сириус сохранил лицо. Он, в отличие от остальных, знал, что Хлебовводов появился в приёмной сразу, как через неё проследовала высокая комиссия, и вот уже больше получаса стоял за дверью и подслушивал в ожидании удобного момента. Хлебовводов открыл было рот, но вместо обычного для него истошного вопля издал только жалкий хрип. Рудольф Архипович открыл рот, поднёс руки к горлу и, к удивлению всех присутствующих, начал отрываться от земли. Цвет лица его быстро сменился с пунцово-красного на бледно-розовый, после чего он обмяк и осел на пол приёмной. Дверь за ним закрылась. А что подумал об этом Федор Симеонович Киврин, никто так и не узнал, потому что он был очень воспитанный. — Грммм… Затруднение… — высказал общее мнение Лавр Федотович. — Товарищ Зубо, устраните. Товарищ Зубо встал со стола и медленно, на цыпочках подошёл к двери, заглянул в глазок и аккуратно открыл дверь. Рудольф Архипович Хлебовводов всё так же сидел на полу, но, судя по здоровому цвету лица, для него всё обошлось без каких-либо последствий. — Товарищ Хлебовводов, вы опоздали к началу заседания. Я надеюсь, у вас была веская причина. Ваша спешка похвальна, хоть едва и не довела вас до беды. Вам, как я понимаю, есть что добавить? Вы можете пройти и занять своё место за столом и высказать свои соображения в порядке очереди. Хлебовводов немо закивал и, понурившись, прошёл в кабинет, на всякий случай посматривая по сторонам. Все заняли положенные места. Комендант тихонько притворил дверь. Заседание продолжилось. Сразу выяснилось, что товарищ Фарфуркис, по причине прикушенного языка, добавить ничего больше не может. И слово взял Хлебовводов. — Я протестую! — Он сразу взял быка за рога. — Я, понимаешь, почему опоздал? Я опоздал потому, понимаешь, что разузнал важные сведения! — Он достал из-за пазухи книгу в фиолетовой обложке и начал ей трясти. — Вы не знали, а я, вот, разузнал! Этот интурист-то, с зоны откинулся, да! Даром, что попал по навету, но вы подумайте, чего он там насмотрелся? Нельзя бывшего ЗЭКа подпускать к детям. Тем более, что он иностранец! Чему он сможет научить советскую молодёжь? — Грммм… — произнёс Лавр Федотович. — Вы закончили, товарищ Хлебовводов? У кого-нибудь будет что возразить? Ответом ему стала тишина. Сириус нахмурился, но тоже промолчал. — Возражений нет. Что ж, спасибо вам, Рудольф Архипович, вы действительно опоздали не зря. Хлебовводов преданно посмотрел на председателя и чуть было не завилял хвостом. Видимо, кошка, пробежавшая было между членами комиссии, вернулась и, виновато мурча, запрыгнула к нему на колени. — Новая информация не позволяет нам удовлетворить эту заявку. С другой стороны, мы не имеем права ставить крест ни на одном члене нашего общества. Что там было ещё, товарищ Зубо? — Собака-поводырь, общество слепых. Это было чудовищным нарушением регламента, но Фарфуркис, до этого ответственно следивший за порядком, смог только скорбно промычать. — Да, точно, работа со слепыми. Что может быть полезнее для человека, чем помощь обществу! — Лавр Федотович просиял. — Это будет отличной реабилитацией! Если никто не имеет возражений… И тут встал Саша. — Лавр Федотович, — сказал он, — уважаемая комиссия. Разрешите мне высказаться? — Грммм… Товарищ Привалов, вы, конечно, лицо заинтересованное, и ваши слова не должны иметь веса при принятии решения, но мы давно с вами знакомы. Вы отлично зарекомендовали себя, как председатель подкомиссии, — Лавр Федотович посмотрел на Фарфуркиса, тот активно закивал. — Что же, мы дадим вам слово. Хлебовводов подобрался и зло посмотрел на представителя, но сказать что-то не осмелился, видимо, боялся потерять только что вернувшийся авторитет. — Уважаемые члены комиссии, — повторил Саша, глаза его вдохновенно блестели, — вы абсолютно правы, что помощь беспомощным, слепым людям будет отличной реабилитацией для человека, дело которого мы сейчас разбираем. Но подумайте вот над чем: он ведь только наполовину собака. Вот и товарищ научный консультант это подтвердил. Все взгляды уставились на Выбегалло. — Да-да, собако-человек, киноцефал, вервольф, — забормотал смущенный Выбегалло. — Вот видите! — подхватил Саша. — Он вряд ли сможет полноценно выполнять свои обязанности. Я открою вам тайну. В нашем институте работает замечательный человек, — тут Саша не удержался и хмыкнул. — Это заведующий Отделом Технического Обеспечения, профессор Саваоф Баалович Один, и он слеп на один глаз. То есть как раз наполовину, — Лавр Федотович Вунюков кивнул. Он прекрасно уловил мысль товарища Привалова. — Кербер Псоевич, сотрудник, по сей день числящийся его поводырём, скоро выходит на заслуженную пенсию. Мы, как уважаемая научная организация, не можем ему в этом препятствовать, потому и ищем ему замену. И это так удачно, найти наполовину-пса-поводыря для наполовину слепого человека. Тем более, кто, если не наши сотрудники, смогут проследить за его поведением? Лавр Федотович Вунюков снова кивнул, он как никто другой понимал, что любой гражданин имеет право на заслуженную пенсию. — Вы в-видели л-лицо эт-того В-выбегалло? — Федор Симеонович хохотал, расхаживая по комнате. — Н-наполовину-п-пёс-п-поводырь! С-саша, в-вы г-гений! К-как в-вы п-поняли, ч-что эт-то с-сработает? — Что вы, Фёдор Симеонович, просто я общаюсь с этими людьми уже несколько лет. Это просто ни с чем не сравнимый жизненный опыт. Он как ни в чём не бывало сидел на подоконнике, смотрел в окно и болтал ногами. — Ваше счастье, Алехандро, что Выбегалло больше никогда не вернётся в наш институт. Кербер никогда бы вам этого не простил.