Приятная работа. Сборник PWP

Играя наемного убийцу, мне пришлось спуститься в самые глубины преступного мира. Но, преодолев его грязное дно в падении, срежиссированном ЩИТом, я с удивленьем очутился на золотой изнанке. Успешно казнив несколько неприкасаемых мафиози, Соколиный Глаз получил билет в элитный клуб, в существование которого раньше не верил. Приглашение посетить загадочную встречу нашло меня через Дэдпула. Надо ли говорить, что подробностей от сумасшедшего наемника добиться не удалось. Опрос информаторов среди уголовщины вызвал смятение в их рядах – вид черной метки на конверте скорее затыкал рты, чем открывал их. И все же, применив насилие, что-то узнать удалось. Ожидавшая меня встреча на Ближнем Востоке была сходкой, ежегодным круглым столом, за которым сильные делили мир. Мое внедрение в криминал дало больше, чем кто-либо в ЩИТе мог ожидать. Получая согласие начальства на поездку, я одновременно лишался прикрытия – заслать людей в закрытый комплекс на сирийской границе не представлялось возможным. Агенты ЩИТа даже близко не смогли бы подойти к тому сектору, я отправлялся один. В этом не было ничего страшного для меня, Мечник воспитывал своих ассасинов для работы соло. Укладывая лук в сумку, я думал о том, встречу ли его там. И если да, смогу ли победить. По прилету в международный аэропорт Анкары меня встретил мутный провожатый и на вертолете в нарушение десятка норм международного права перебросил прямо через границу. Утомившее шумом и тряской путешествие завершилось у бетонного бункера. Неприметного, заметенного песком, но скрывавшего под своей серой толщей драгоценное нутро. Помещения просторно уходили вглубь породы, а богатству и изысканности их отделки могли позавидовать казино Макао. Размах дизайна скрадывал то, что мы под землей, яркий льющийся свет заставлял забыть, что не под солнцем. Признаться, в первый момент я, не привыкший работать в интерьерах бондианы, был потрясен. Нижний мир раскрывал мне свои ошеломительные тайны. Самым поразительным было отнюдь не убранство, всего лишь вещи, созданные людьми. Самым поразительным были гости. В кулуарах и залах комплекса я встретил многих злодеев из самых одиозных, воротил подпольного рынка, функционеров Гидры. С удивлением заметил, но притворился, что не узнал, Черную вдову. Агент Романофф прогуливалась вдоль цветущего лотосами бассейна под руку с Мандарином. Была ли в самом деле его подручной или попала сюда так же, как и я, оставалось только гадать. Обладателя же Десяти колец я узнал только по этим самым кольцам. В отсутствие достоверных данных о внешности хозяина Золотого треугольника, слухи рисовали его этаким китайским гоблином, чуть ли не зеленоухим монстром. Остановившийся возле меня человек был далек от этого образа, как зенитный комплекс далек от ярмарочной хлопушки. Поразительно прямая спина и величавая осанка делали его выше любого европейца, черные как смоль длинные волосы были аккуратно уложены. Национальный костюм подкреплял стойкое впечатление встречи с принцем из легенд Поднебесной. Мандарин задал мне вопрос, светский и не важный. Смотрел спокойными глазами, формой подобными листу ивы, и я замялся, не зная, что ответить. Не из страха перед пресловутыми Кольцами. От красоты мужчины передо мной я потерял дар речи. Он слегка улыбнулся на это и проплыл мимо в шелковом беззвучии. А я напоследок получил режущий взгляд от Наташи. Черт бы ее побрал с ее проницательностью. Успокаивая себя, что ориентацией в наши дни уже никого не пошантажируешь, я шел за провожатым в свою комнату. Вернее, дорогой люкс с деревянными панелями по стенам и внушительным баром. Названия бутылок манили перейти на темную сторону всерьез, преступникам незаслуженно хорошо жилось. Оставшись один, я стоял возле королевской кровати и силился вспомнить, кто сказал фразу «лучше быть злодеем, ведь злодеи имеют все самое лучшее». Но делу – время. Даже не сомневаясь, прилично ли расхаживать здесь при оружии, я закинул лук за плечо и отправился на экскурсию. Насвистывая, пошел поглядеть, кто с кем дружит, а с кем враждует. Поотирался в ресторане и подслушал пару несомненно заинтересующих ЩИТ разговоров. Подметил настораживающую близость Наташи к гидровцам. Оказался за одним столом с Зимним солдатом. Стоило мне прикончить третью перемену блюд, вооруженный неприличнее меня Барнс опустился за мой столик и уставился немигающим взглядом. Угрозы в нем не было, каких-либо иных эмоций, впрочем, тоже. Мы с минуту молча пялились друг на друга, и Солдат сухо произнес: – Других мест не было. И действительно, зал ресторана был полностью занят исподволь следившими друг за другом личностями. Оно говорит – такой была первая и единственная мысль в моей опустевшей голове, единственная натянутая шутка, пришедшая в нее. Странное дело, при Барнсе изображать весельчака-балагура не хотелось, он, ручаюсь, видел людей насквозь. Под сверлящим взглядом я не сразу сообразил, что это может стать проблемой. В закрытом бункере набиралось многовато народа, догадывающегося, что я не тот, за кого себя выдаю. И вдруг, оно улыбнулось. Зимний будто еще и мысли читал, ехидно прищурился, вмиг перестав казаться отморозком. Вмиг разрушив в моей голове Берлинскую стену из стереотипов и легенд о Призраке. Я невольно расплылся в ответ, как ребенок, нашедший в траве жука-носорога. Секьюрити, колоннами замершие по сторонам от входа, неправильно истрактовали наши лыбы и отделились от стены. Трудно винить их за мнительность, со стороны кто угодно заподозрил бы стычку. Я успокаивающе махнул им рукой. – Мой номер 36, – сказал Барнс, не переставая улыбаться уголками губ. Встал из-за стола и прошел мимо меня к выходу. Зимний солдат только что пригласил меня в свою комнату. Мысли в моей голове стали бессвязно-восклицательными. Я на автомате проводил задницу Зимнего взглядом. Отметил, что автомат у него за спиной тоже ничего. Попытался стереть ошалелое выражение с лица, не желая доставлять удовольствие Наташе за дальним столиком, и проморгал момент, когда она оказалась за моим. – Ну здравствуй, Френсис. Нравится в списке самых разыскиваемых? – Называть меня вторым именем – скорейший способ попасть в мой черный список, – лучезарно улыбнулся я. Балагур вернулся сам собой. Помянутое Романофф попадание в топ сто самых разыскиваемых преступников планеты, вероятно, и обеспечило мне билет на эту встречу. Казалось бы, наемникам нечего делать на сходняке. Но мы определяем рынок данных услуг, а значит, вынуждены совещаться. Не мы, они, они определяют, а я из хороших ребят, мысленно поправил я себя. Насчет Наташи в тот момент был не уверен, особенно после ее следующих слов. – Не раскатывай губу. Барнс старый друг Роджерса. Так она в своей шпионской манере предупреждала меня, по-хорошему советовала не встревать в «гражданскую войну» ЩИТа и Капитана, не оказываться на стороне последнего. Но жизнь меня научила – кто не с Капитаном, тот не угоден Богу. Романофф могла идти к черту, хотя бы потому, что я сам решаю, с кем мне спать. – Что ж, барнсов старый друг у меня уже был, – я подмигнул Наташе и покинул ресторан. Я ничуть не покривил душой, Роджерс действительно мог считаться моим бывшим. Когда он попал в опалу, приняв в штыки пакт Старка, и вынужденно ушел в подполье, я уже был там по заданию ЩИТа. Я не указал его в отчетах, предпочел приберечь этот туз в рукаве для себя, а Капитан Америка в должниках – это туз. Тогда Роджерс отчего-то мне доверился, хотя знал, что я повязан со ЩИТом. Тогда Стив спал со мной, и пожалуй, он просто, как ни скверно прозвучит, удовлетворял потребности. Тогда я понял истинный масштаб его личности, лишь краем глаза зацепив масштаб Сопротивления, которое он за месяц выстроил с нуля. Выходя из ресторана, я вспоминал Роджерса, вновь погружался в исходившие от него ощущения. Такой великий человек – не для меня. Но именно поэтому сейчас мне стало интересно, каков Барнс, его фронтовой соратник и лучший друг. Я не мог дождаться ночи, когда приду к тому в комнату. Непременно приду, ноги сами принесут. И возможно, я не найду там никого, кроме Зимнего солдата. А пока меня ждало заседание. Общение с «себе подобными» оказалось неожиданно выматывающим. После двух часов в одной комнате с худшими из худших мое настроение упало до нуля. Хотелось вымыться и вымыть с хлоркой сам этот мир, породивший таких уродов. Пуще всего на меня влияло постоянное упоминание Мечника. Он незримо присутствовал в каждой теме. Ценообразование, дележ рынка – на него оглядывались, как на неизменную величину, на того, с кем все равно придется считаться. Даже матерым отморозкам не улыбалось перейти дорогу Руке. Я мастерски держал маску безразличия, но стоило выйти из общего зала, от напряжения разболелась когда-то раненая им спина. Мечник никогда не трогал руки, мой рабочий инструмент, а вот ребра полосовал даже за тень ошибки. В мрачном расположении духа я шел к номеру Барнса, поминутно вздыхал, все пытаясь не горбиться. На удивление в похожем состоянии застал и его. Барнс показал эмоции не сразу. Столкнувшись с ним у дверей комнаты, я увидел рафинированного Зимнего солдата, влип как кролик в его немигающий взгляд. И даже на миг взбодрился от этого холода, поддался ему, почувствовал умиротворение и тепло, что посещают замерзающих во льдах перед смертью. Но войдя за ним в номер, увидел метаморфозу. Севший на барочный стул, неуместный на нем, Зимний солдат сменился живым парнем. Впрочем, таким же неуместным из-за камуфляжа. – Плохой день? Кому ты рассказываешь, – прорвало мой болтливый рот, – старые раны разнылись как перед грозой. Пожаловавшись, я плюхнулся на соседний стул и потянулся к батарее графинов между нами. – У меня тоже болят. Свежие, правда. Вчерашний перелом ноги, – произнес Барнс без выражения, но я чувствовал, я мог поклясться, что он ехидничает. – Теперь я выгляжу нытиком, – чертыхнулся я, вставая. Не знаю, правду ли он сказал. Если да, его регенерация поразительна, что и у Стива. Как и выдержка. Я обошел его сзади и, положив руки на его плечи, начал их разминать. – Болевой сигнал от нижних частей тела поднимается по позвоночнику. Его можно перекрыть сигналом от верхних, и так снять боль, – я сдавил пальцами твердые мышцы, с усилием прошелся по ним. – Если этот сигнал сильнее, – тихо отозвался Барнс, напряжение из его тела понемногу уходило. Я нагнулся и прикусил кожу на обороте его шеи, ладонью сдвинув длинные волосы. Барнс замер, замерло его дыхание, но участился пульс – я чувствовал его под пальцами, будто невзначай касаясь кожи возле ворота. Я задержал свое лицо у его шеи, прислушиваясь к запаху тела. Как описать, что я почувствовал тогда? Все равно, что объяснять букет ароматов, бывающих только на закате. Сложный, неповторимый, переплетенный с другими ощущениями. Барнс расстегнул бронежилет, красноречиво стянул его с себя, уверенно отбросил. Мои руки сами скользнули вдоль его спины, рельефной даже под кофтой. Провели по твердой талии, легли на грудь. Захваченный его совершенством, я поплыл. – Твое тело – совершенный инструмент, достойный только рук виртуоза. Сказав этот комплемент, я совершил ошибку, и не потому, что был слишком высокого мнения о себе и приторно слащав. Не следует говорить слово «инструмент» живому оружию Гидры. Барнс медленно повернулся ко мне, лениво, по-усталому прикрыв глаза. Сжал локоть и рывком повалил к себе на колени, быстро и неотвратимо, я не успел опомниться. Он ударил меня рукой по заду, живой, но от этого не менее тяжелой. Я едва подавил вскрик, было больно и неловко. Вместо того издал сдавленный смешок и попытался подняться. Сильные руки не дали. Непреодолимо сильные. Он ударил снова, снова тяжело, и на этот раз ощущалось иначе. Почти хорошо. Он понял это по моему тихому выдоху сквозь зубы. Сделал паузу и врезал еще раз. В паху потеплело. Металлическая рука лежала на моей спине, ее пальцы обнимали ребра, забывшие о фантомной боли. Живая размеренно опускалась на мои ягодицы, вырывая все более громкие возгласы. Дыхание Барнса потяжелело, сквозь растрепавшиеся волосы была видна его полуулыбка, довольная и заразительная. Примесь стыда придавала происходящему остроту, заставлявшую вздрагивать от нетерпения, ждать нового удара, желать его. Меня начинала накрывать эйфория, неожиданная, забытая очень давно. Оставшаяся в подпольном прошлом гражданской войны. Вопреки желаниям испорченной души, тело пыталось вывернуться. Эйфория заставляла извиваться, упрямо гнуться, сбивать ногами ковер, руками царапать лодыжку Барнса. Ему становилось все труднее удерживать немаленького меня на своих коленях. И он просто скинул меня с них. Легко, как куклу. Я приземлился на ковер и уставился на него. Эти гляделки не были похожи на те, в ресторане. Сейчас глаза Барнса горели, огромные, искристые. Губы были поджаты в ухмылке, едва сдерживаемом возбуждении. Он, кажется, наслаждался моим удивленным видом, тревогой и желанием. Я выгнул шею, дразня его. Барнс рухнул рядом и сжал мое горло, одновременно сжав яйца. Мои глаза мгновенно закатились, стон вышел невменяемым, Барнс довел меня. Даже не сняв одежду, даже не прикоснувшись к члену. Стальная ладонь легко похлестала меня по щекам, приводя в чувство после вспышки оргазма. – Эй, не отключаться! Барнс веселился. Довольно улыбался. И не собирался ждать. Он вздернул меня за ворот и прогудел в самое ухо: – Раздевайся. Приказ, сравнимый только со звуком спускаемой тетивы, низкий и гулкий, пробирающий. Эхом отдающийся внутри. Мои губы расползлись в хмельной улыбке, в паху снова начало пульсировать. Я чувствовал себя желанным им до безумия. Мои пальцы быстро расправились с жилетом лучника. Я выскользнул из штанов, пока Барнс, нависая, расстегивал свои. Крупный и накачанный амбал. Его стояк мог показаться скромным в размерах только в отношении к широченному торсу. Он полюбовался мной, и в его взгляде на мое достоинство не было ничего зимнего. Сейчас Барнс казался обычным парнем, ярким и живым как вспышка выпускного костра. Молодым и красивым, я только теперь заметил, до чего у него мальчишеское лицо. Это лицо неожиданно властно скомандовало: – Повернись на живот. Я внутренне скривился – опять завтра все будет болеть, – но подчинился, не желая спугнуть его настроение. Барнс, должно быть, заметил неохоту, потому что недовольно зафыркал, почти обиженно. Я почувствовал теплую ладонь на пояснице, мерные поглаживания. С каждым движением они расслабляли все больше, а бедра сами поднимались руке навстречу. Кажется, Барнс того и добивался. Чтобы я сам захотел. Его рука огладила меня между вздернутых ягодиц, сжала одну, затем другую. Я, заведенный, уже начал крутить задом, когда его палец, будто призывая затихнуть, замер на кольце ануса. – Смазку принес? – требовательно спросил он. – Ха?! – оскорбился я, будто меня заподозрили в распутстве, но тут же подтвердил, что принес, и вопросил в ответ: – А сам-то смазку приготовил? – За кого ты меня принимаешь? Я суперсолдат! – он продемонстрировал тюбик, и я прыснул от хохота. – Верно! Только не проси называть тебя папочкой! Язык мой – враг мой. Намек на Капитана Барнс понял, про его манеру доминировать явно был в курсе, понятно откуда. Мне снова прилетело. Сильным ударом по ягодицам, низко, так, что яйца поджались. Только на этот раз он задержал ладонь на горящей голой коже, я без памяти растекся по ковру. Через пару мгновений холодные влажные пальцы коснулись меня, и я пьяно застонал, когда он ввел один. Жалко всхлипнул, когда тот сделал больно. Барнс засмеялся: – Неженка. Ох, и выебу я тебя! Он жестко шутил, но его рука удивительно чутко замирала, стоило мне только ойкнуть. Рот говорил пошлости, но пальцы дарили удовольствие, потому я не верил оскорблениям. – Строишь из себя целку, на самом деле просто грязная шлюшка. Хочешь, чтобы тебя трахнули. Хочешь? – Н-н, да-а… Чтоб тебя! Я улыбался во все лицо и проклинал его. Был как в дурмане, сжимал до треска дорогой ковер и капал на него слюной. От одного пальца заводился так, что яйца ныли. – Скажи это! – Я хочу, чтобы ты меня тархнул... но пару пальцев спустя! Дошутился, Барнс тут же прибавил к одному пальцу второй. Я сморщился от новой боли. – М-м, куда ж ты так спешишь… – Не терпится вдолбиться в тебя. Как же у меня стояло, каменно, до боли, до нетерпеливых подрагиваний. Я, кажется, никогда не спешил раскрываться для чужих пальцев так легко. Как же Баки шли грязные разговоры, до умопомрачения, до желания целовать ему ноги. Я и не заметил, что в мыслях начал звать его по прозвищу. Подумал, что лишь бы не вырвалось вслух – оно, должно быть, личное, интимное. Только между ним и его Капитаном. Крепость уж Роджерса и Барнса была всем известна, но я выбрал неудачный момент о ней вспоминать. – Что это ты притих? – поинтересовался мой любовник и втолкнул в меня третий палец. Я вытянулся, прикусывая себе губу. Внутри распирало от сладкой боли, жгло и томило. Баки вкручивался в меня тремя пальцами и, нагнувшись, желал слышать бурную реакцию. Но я нездраво рассудил, что будет весело поиграть в молчанку. Это длилось недолго. – Мне остановиться? – Нет! Баки, нет… – выпалил я. Сказал прозвище, но ничего не произошло. Хотя, нет, он разошелся еще пуще. – Течная сучка, ты испачкал весь ковер, – игриво прошипел он у меня над ухом. Это была правда, я тек как подросток на своем первом порнофильме. Бак сейчас и был ходячей порнографией. Живым воплощением немецкого кино, его обсценным образчиком. Четвертый палец ввинтился в меня, и я не смог заглушить криков. Я кричал во весь рот, пока он, обхватив меня за пояс, мерно всовывал в меня ладонь. – Поскули еще немного, зато потом я всажу в тебя так, что с другого конца вылезет. И я скулил. И выл, и пускал слюни, забывая утираться. Мне оставалось лишь надеяться, что звукоизоляция дорогих апартаментов не хуже, чем в настоящих бункерах. Я кричал, когда он засовывал в меня ладонь до упора. Радостно стонал, когда, наконец, ворвался, резко, как и обещал. Бился под ним, когда тяжелые бедра ударяли в мои, еле удерживался над ковром под его весом. Баки ускорялся все больше и вбивался так, что мне отчаянно не хватало воздуха. Он выдыхал сквозь зубы мое имя, сжимал до боли бедра и вжимался пахом. – Какой ты горячий внутри, – рычал он, – Клинт… какой же жаркий!.. От собственных криков я не мог вдохнуть, от металлической руки, схватившей за шею, начинал задыхаться. И в то же время сходил с ума от удовольствия, хотел, чтоб острые толчки не прекращались. Он нагнул меня так, что головкой проезжался по простате, и мое наслаждение стало не описать. Почти теряя сознание, почти плача, я излился в его ладонь, когда он сжал мой член перед собственным оргазмом. Я сдавил его в себе и почувствовал, как он излился в меня. Заходясь под его высокий крик, я почувствовал единение, счастье. Наконец-то смог вдохнуть и рухнул рядом с ним в экстатической дрожи. О том, какие животные звуки я тогда издавал, я предпочитаю не вспоминать. – Мужик, ну, ты даешь, – неожиданно сказал Барнс. Я, уже почти уснувший, повернулся к нему, он был серьезен. Доволен, восхищен. – Лестно от кого-то со столькими годами опыта… – Большую часть из которых я проспал, – быстро перебил он. Слишком быстро, я машинально чуть не извинился. – То есть, у тебя не много опыта? – я не дал жалости отразиться на своем лице, сейчас был нужен балагур. – В сороковые с этим было сложно. Статья, – спокойно поделился он. – На комплимент набиваешься? – А стою? – Дьявол! – Спасибо! Разговор спонтанно прервался, снова начались привычные гляделки. На этот раз наполненные совсем другими эмоциями, сильными, смутившими меня. Мы синхронно отвели взгляд и в неловком молчании заснули. После этой ночи никаких попыток «жить вместе долго и счастливо» не последовало. Мы оба знали, что не стоит путать отличный секс с любовью, в этом были опытны достаточно. К тому же, на свете еще столько красивых мужиков, на которых я поведусь, а Баки и вовсе есть, что наверстать. Я лишь надеялся еще встретить его. Желательно не по разные стороны прицелов.