Как узнать, нравитесь ли вы парню?

Уэйд находился в странном светло-сиреневом дыме. Его опоясывало тугой фиолетовой завесой, будто магией, державшей его в середине круга вниз головой — самое бредовое, что ему было заебись. Ни тебе крови, перетекающей в макушку, ни давления на лоб из-за этой как раз кровушки. Нормально. Очень даже. Уэйд бы еще повисел. Он опустил голову, чтобы получше разглядеть круг, над которым болтался. Это был знак хиппи. Очень интересно. И он, может быть, дальше бы осматривался, но из ниоткуда возник Человек-паук. Прямо в центре хиппи-знака. И Уэйд обомлел, как раз в момент, когда понял, что одну руку он все-таки мог высвободить. — О, нет! — кричала девочка. Детей тут было, как муравьев на чупачупсе в парке, облепленных по периметру завесы. Уэйду даже показалось, что среди малявок увидел свою дочурку. — Что здесь происходит? — задался вопросом Человек-паук, но заметил Дэдпула, который висел, словно летучая мышь, вниз головой и махал ему рукой, и зафейспалмил. — Что ты опять натворил? — Я? Я простой канадский паренек, далекий от магии и всего фиолетового. Особенно после развода. Ты подумал, я к этому причастен? Но постойте, кстати насчет фиолетового. Шикла. Блин, вот кто мог заманить нас сюда, — Уэйд приложил руку к подбородку. — Заклинание должно было вызвать его половинку, — возмущались девчонки. Половинку? Дэдпул опешил. Вот это подстава. Вот это палево. Его малолетки спалили! — Половинку? Здесь какая-то ошибка, мы просто друзья, — вежливо поправил Питер. Малявки нахмурились, смотря на героя. — Мы где-то ошиблись. — Нет же, — возразила мнимая Элли. — Все верно. Они любят друг друга! — Ну, берегись, малявка, я тебе устрою, — Уэйд стал раскачиваться, чтобы высвободиться из фиолетовых пут и надрать дочери зад, но та только стояла и улыбалась. Какая наглость! Вся в отца. — Паучок, освободи меня, пора выметаться отсюда! — Как так получилось, что и ты здесь? — Пити сам был заинтересован; он обратился к Элли, сложившей руки на груди. — Я всего лишь делаю свою работу. — Какую еще работу? — Похуй, — прервал их Дэдпул. Не говорить же любви всей жизни, что мелкая поставила себе цель свести отца и его напарника. — Пит, высвободи меня отсюда! — Тоже похуй, — отмахнулся Паутиныч, сложив руки на груди, как собеседница. — Так, какую работу? От возмущения, которым стремительно наполнялась каждая клетка тела, Дэдпул проснулся. — Что? — сказал он тонким голосом, как только открыл глаза. Уэйд сидел на диване у себя в квартире. На нем была футболка с Человеком-пауком, а на коленях лежал лэптоп. На щеке красовался отпечаток складки дивана. — Что здесь происходит? — задался вопросом он, переходя к своему голосу. «Ты заснул, читая блядскую статью» Кошка мяукнула где-то на кухне, и Уилсон быстро догнал, чего ей нужно. Пожрать. — Блядская спина! Ладно. Сначала накормить Малявку, потом принять душ, позвонить другой малявке, малявке-предательнице в его сне, ну, и узнать, как там поживает Пити-бой. Он же его, Уэйда, половинка, как-никак. А вы думали, сны просто так появляются в массовой культуре? Приснись, что ты почесал ногу, в фильме это обоснуют. В литературе об этом напишут не одну главу и еще упомянут в конце. А здесь, в фанфике, это жирный намек на канон. (На самом деле нужно было как-то оригинально начать главу, это скатанный, но переделанный сюжет главы из комикса Спайдипул) — Там совсем какая-то стеклянная дичь, согласен, — сказал Дэдпул, кормя животное вчерашними котлетками. — Тут попроще со страданиями. <> — Ну, как ты, мелочь? — спросил Уэйд, как только дочь приняла вызов и весело поздоровалась, он сам в это время смотрел в окно, стоя в одних штанах, без верха. Дэдпул чувствовал себя свежим после душа (душ всегда помогал ненавидеть себя чуточку меньше), а разговор с мелкой должен прибавить настроения. Уилсон схватился за шею, массируя ее. Той все же не пришлось по нраву его ночное странствие по спинке дивана. «Лох» — Отлично! Я подружилась с новой девочкой в классе, она обещала принести мне наклейки с Человеком-пауком и тобой, пап! Правда, удивительно? — То, что ты заставила новенькую нести тебе наклейки? Я не удивлен, знаешь ли, — посмеялся Уилсон. — Да нет же! Я получу наклейки с тобой и Паучком в обнимку, потому что наклейки эти, пап, тебе рано знать, какой подтекст они несут… — Элеонор Престон, послушай меня внимательно, — строго отозвался Уэйд. — Я должен бы отчитать тебя по первое число, рассказать твоим родителям о твоих деяниях, но я, — он выдохнул со смешком, — дашь мне парочку? — Конечно, — Элли нисколько не насторожил тон отца. — Принесу самые скромные. Но и они тебе понравятся. — Заметано, — ухмыльнулся Дэдпул. — Но, эй, я должен волноваться о твоем скором развитии? — Думаю, нет, — ответила Элли. — Лучше договоримся о встрече, и выпьем по молочному коктейлю. Я расскажу тебе о своем парне, — Уэйд изогнул бровь. — Шучу. Девушке. — Юная леди… — Снова шучу! — Элеонор расхохоталась. — Напиши мне, как будешь свободен. Заберешь меня после уроков? И посидим где-нибудь. — Конечно, — Уилсон чувствовал, что улыбается. — Нормальные отношения отца и дочери, да? — Так точно. Будем соответствовать. — Эй, прихвати мне наклеечки со Спайди. Я модерновый отец, если что. Неси горячие. — Хорошо, — легко согласилась Элли. — До скорой. — Пока, малявка. Эй, а почему я звоню и ты отвечаешь? Ты не должна быть в школе? — спохватился он. — Сегодня суббота, пап. И меня мама зовет. — Привет ей передавай. — Обязательно. Целую! — И я тебя, — как только Уэйд положил трубку и обратил внимание на кошку, потирающуюся об его ногу, то довольно вздохнул. — Малявка? — проворковал Дэдпул. — Пойдем дочитывать статью? Уэйд поднял кошку на руки, направляясь на кухню за чашкой чая. 8. Безотказность. Присмотритесь, как часто он увиливает от ваших просьб? Если нечасто, то уверяем, ваше слово — закон для него. В его планах сделать все, о чем вы попросите. Это и называется безотказность. Питер спрыгнул с подоконника и стянул маску, оказываясь в своей комнате. Была глубокая ночь, так что он планировал зализать раны и лечь поскорее спать. — Опять? — вырвалось у Дэдпула, который ждал Питера в комнате, в его кровати (не спрашивайте). Уэйд хотел сделать сюрприз, ясно? Он хотел удивить своего героя, но все вышло наоборот. Человек-паук, отпаутинь меня. Парень зачастил появляться побитым. Пусть и у себя дома. Ведь, если бы Уэйд не ошивался у него, он никогда бы не догадался о побоях. Регенерации паукообразного еще далеко до регенерации Дэдпула, а тому до Росомахи, но тем не менее, побои и ссадины быстро сходили, никто бы ничего не узнал. В этом был плюс суперспособностей. А еще суперсила, липучесть, паутина из запястий, подтянутая задница и паучье чутье. Да, плюсов было дохрена. Но это не означало, что не существовало обратной стороны медали. — Что ты здесь де… Уэйд! — Паутиныч запаниковал, когда Дэдпул с грозным видом пошел на него. — Уэйд, пожалуйста! Дэдпул быстро прижал парня к окну, заблокировал его движения одной рукой, схватив конечность вялого, но сопротивляющегося пацана; другой взял побитое лицо за подбородок и поднял, так как Уэйд был выше Питера — это ясно всем. «Как дважды два — четыре» «Существует теория, что дважды два пять…» «Заткнись» «Сам заткнись, мешаешь наблюдать за голубками» «За Паучком и Уебком. Говори по существу. Карточка, которая находит теории, сколько равно два умножить на два» — Это вы два кретина. Замолчите, — Уэйд зажмурился. Питер смотрел на него обеспокоенно, но отойти все равно не решался. — Тише, малыш, дядя Дэдпул не сделает тебе больно, пока ты сам не попросишь, — сказал он, видя потуги пацана вырваться после затянувшегося молчания. Питер после его слов сдался и позволил осмотреть себя. От перчаток, да и от самого Уэйда, пахло порохом и холодным оружием. Запах стали, механический какой-то, как машинное масло, мало оставлял шансов собственному запаху наемника. Питер приоткрыл рот, глядя на Уэйда, пускай в маске, но выглядящего сосредоточенным. И Уилсон не знал, в какой момент у него получилось словить взгляд Паука, но он опустил глаза на его губы и сглотнул. Черт. Побитый рот — самый сексуальный. А вы думали, какие фантазии посещают воспаленный мозг? — Я просто… — зачем-то принялся оправдываться Паркер за то, что засмотрелся. Уэйд, вроде, и понимал, что спалил пацана, но неловкость уже витала в воздухе. Да они оба ею дышали. — К черту это, — выдохнул Дэдпул, отпуская лицо Пита и отходя на шаг. — Давай просто завалим того, кто это сделал. — Не надо, — поморщился Паркер, прижимая руку к скуле. — Кто это был вообще? — спросил Уэйд, сложив руки на груди. — Кто это был, Пит? — Никто, — неохотно ответил Питер, обходя Пула, но тот не дал пройти, подставив подножку побитому супергерою. — Я спросил по-хорошему вообще-то, если ты не заметил. Питер избежал подножки, со вздохом подошел к шкафу и стал снимать костюм, обнажая синяки на теле. Он стянул перчатки, зажав кончики пальцев зубами. Уэйд наблюдал за частным стриптизом без особого энтузиазма. — Пришлось подраться за сумочку одной дамы, в темноте она решила, что я тоже грабитель и… Уэйд прыснул, и Питер обернулся с опущенным к ногам верхом костюма. — Видишь! Я знал. Так и думал, будешь ржать надо мной. — Я не ржу, я просто… Упоролся. Дэдпул упоролся. Вот что он сделал, хохоча так, что упал у подножья кровати, держась за покрывало руками. Питер закатил глаза и отвернулся, снимая низ костюма, а затем переступая через него. Он плюхнулся на кровать в нижнем белье и стал снимать носки-сапоги. — Тебя просто никогда не били старушки. — Хватит! Прекрати! — Уэйд, не переставая орать, как тюлень, скатился на пол. Покрывало не помогло ему остаться на весу. — Ладно, — он вздохнул, успокаивая себя, и выглянул из-за кровати. Питер повернулся к нему с поджатыми губами. — Пластырь нужен? У меня есть с собой, у дочери отжал, — предложил он непосредственно, а затем наклонился, выглядя заговорщиком. — Они с рисунком. — Давай. Я схожу в душ, а ты пока доставай свои пластыри. Дэдпул проследил взглядом за задничкой Пити-боя, облаченной в белое белье, и ухмыльнулся, со спокойной совестью упал обратно на пол. Он закрыл лицо руками, решив продолжить ухохатываться над Человеком-пауком, которого побила старушка по ошибке. Остановиться было трудно. Когда Питер вышел из душа, в чистых черных боксерах и с полотенцем на плече, то не обнаружил в комнате Уэйда. Зато заметил записку и парочку упаковок розовых пластырей с Хэллоу Китти. Он подошел к письменному столу и взял записку в руки. «Прости, Пит. Не мог перестать ржать. Выпал из окна. Как восстановлюсь, дам знать. Пластыри должны тебе понравиться : * Твой напарник» <> — Уэйд, нет! Умоляю, — Питер бежал, хромая на раненую ногу, но это его мало заботило, когда близкий человек стоял на грани ошибки. Человек-паук бежал по крыше и не мог применить паутину. Он был слишком далеко, чтобы выхватить ружье. — Не надо! — Пит верил, что криком доберется до ушей и разума Уэйда быстрее. Но иногда все приложенные усилия, какими бы колоссальными они ни были, не влияли на исход. — Нет! Не!.. не… стреляй, — выдохнул Питер, когда услышал выстрел, а затем увидел тело, рухнувшее в сторону от Уэйда. Следом за трупом упал на колени, запыхавшись, Питер. Ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы выбить паутиной пистолет из рук. Паук снял маску и поднял глаза к темному небу, набирая в приоткрытый рот воздуха. Не хотелось верить и думать о том, что он не успел. Что очередная битва за душу Уэйда проиграна с ним самим и его демонами, что она никогда не будет выиграна. Все его усилия и надежды всегда будут тщетными и пустыми, Уэйд не изменится. Он всегда будет убивать. Тело била дрожь. Питер чувствовал, как щиплет в носу и заполняются слезами глаза. Он смотрел на небо и не обращал внимания на Дэдпула рядом, так холодно было касаться его даже взглядом, не то что принимать помощь. Любое прикосновение могло бы вызвать большую боль и взрыв эмоций, ни к чему хорошему это не вело. — Не надо, — как-то совсем отрешенно прозвучал Питер, поднимаясь сам. Это прохладное «не надо» шло в контраст тому жаркому «умоляю, не надо», он старался дышать ровнее, загоняя слезы обратно, но, казалось, вот-вот разрыдается на глазах наемника и вывалит на него свою разбитость. Внешне этого почти не замечалось, но внутри оно ощущалось как разруха. — Твоя нога, — Уэйд участливо показал на истекающее кровью бедро, сделал шаг вперед, чтобы как-то помочь, проявить заботу, но Питер видеть его не хотел. — Я справлюсь, — избегая любого контакта, в том числе зрительного, Паук медленно направился к краю крыши. По его щекам скатывались слезы. — Пит, — окликнул его Уилсон. Только теперь, кажется, до него доходило, что он проиграл бой, а его главный фанат и тренер в первых рядах потерпел поражение не меньшее, чем он сам. Да, он проиграл для него. Снова. — Питер. Питер шел вперед, не желая оборачиваться и находиться здесь дольше, чем одну лишнюю секунду. Рана в ноге жгла, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытывал. — Питер, я… Не уходи! Он заслуживал смерти, Пит! Он собирался уничтожить тебя, меня, а заодно половину Нью-Йорка! Он не должен жить, он негодяй! Пит! Черт! — выкрикнул яростно Уэйд, когда Питер, не беря в расчет все его оправдания, покинул крышу. — Я не хотел делать этого, как мы и договаривались, но он мерзавец! Он заслуживал смерти! Я сделал все правильно, я должен был так сделать! — продолжал он разоряться в оправданиях. Кричал уже в одиночестве, пускай его никто не слышал. — Я защищал город! Я защищал тебя! Я хотел как лучше! Питер! Черт! Дерьмо. Они никогда не договорятся. Никогда не добьются компромиссов на этой почве. Им так и предстоит каждому гнуть свою линию, пока один из них не решит, что больше не хочет иметь с этим дело. Питер — с наемником, а Уэйд с тем, что его не принимают таким, какой он есть. Ведь ничего никогда не будет достаточно. Сколько бы попыток он ни предпринимал, сколько бы жизней ни спас, несмотря ни на что — он убийца. И любой промах всегда будет отражаться на нем, как на убийце. Недостойном. Непонятом. И, да, Уэйд понимал, конечно, что Пит хотел как лучше. Хотел сделать из него человека в самом хорошем смысле этого слова, хотел прокачать как персонажа. Но слишком много требовал, критиковал, обижался, стоило чему-то пойти не так. Воспринимал на свой счет каждый промах и уходил в забытье. Не желал связываться с тем, кто в очередной раз не оправдал его надежд, но возвращался порой сам, потому что деться, понимал, некуда. Уэйд его близкий человек. Питер его любил. Иногда даже слишком. Но не понимал, что «как лучше» Уэйду и не нужно было. Он не нуждался в росте так сильно, как нуждался в его росте Питер, парадоксально, но это правда. Уэйд не видел в убийстве плохишей ничего ужасного. Признавался сгоряча тысячу раз, что готов и хочет измениться, но потом-то понимал, что ему это и не нужно вовсе. Он такой, какой есть. Для него убивать негодяев в порядке вещей, как для Питера выпускать паутину, чтобы взлететь. Похоже на насилие это стремление Питера изменить его. Переучить левшу, может, и благородное дело, но нужно ли оно ему самому? Постоянный диссонанс, как поступил бы я вчерашний и как должен поступить я сегодняшний, завтрашний, недельный и так далее. Да, звучало как оправдание, но, кажется, Уэйд не достиг того уровня, когда будет предельно ясно, что это плохо, что это нужно менять, причем срочно. Нет, он еще не дорос. И не факт, что дорастет когда-либо. Кто знает? Уэйд точно не знал. — Открой мне. Но Питер не открывал. Стоял, опираясь спиной на стену рядом с дверью, и смотрел перед собой. Грустно усмехался на все аргументы Уилсона, но понимал, что откроет рано или поздно. Потому что все равно простил бы. И это он ненавидел больше, чем ошибки Уэйда. Здравый смысл — вот что он должен выбирать, а не Уэйда. Какого черта… — Знаю, что говорил тебе тыщу раз, что изменюсь. Это выглядит как фарс для тебя, да? Но я не знаю, для чего и зачем мне преодолевать себя. Чтобы мерзавцы жили припеваючи? Пит? Ты сам-то понимаешь? Питер прикусил губу в обиде. Бесился где-то внутри от собственного бессилия. Кто бы его предупредил, что наличие суперспособностей не делает из тебя сверхчеловека. А он так хотел им стать. — Я понимаю, что тебе больно. Но, может, хотя бы раз ты сможешь принять тот факт, что все не всегда должно быть по-твоему? Когда-нибудь, может, ты сможешь принять меня настоящего? Я убиваю. Ты знал, с кем связываешься, — в свою защиту сказал Уэйд, как раз в тот момент, когда Питер вспылил и ударил кулаком стену. Послышался сокрушительный треск. Понятно, что такие аргументы совсем не по душе. — Я не врал тебе, когда говорил, что хочу измениться. На тот момент мне действительно казалось, что это неправильно. Ты сам внушил мне это! Еще один удар. Уэйд вздохнул. — Ладно, да. Из нас двоих я больший мерзавец. Я совсем не хороший человек, Пит. — Мне стоит убить тебя? — послышался голос Паркера за дверью. Уэйд усмехнулся. — По твоей блядской логике я должен сломать тебе шею. Ты же урод. Уэйд посмотрел на дверь, как если бы ею являлся Питер. Общеизвестный факт, но почему-то от этого не становилось менее больно. Уэйд урод, и не только физически. Просто когда это говорилось так, в процессе разговора, как будто это то, с чем давно смирился Уилсон… Это не так. Он никогда не смирится. Это все еще давило. Человек-паук всегда будет лучше Дэдпула во всех отношениях. Уэйд покивал, но вслух это не сказал, все еще смотрел на дверь и ждал, когда увидит лицо Питера. — Прости меня, — выдавил Уилсон. — Не у меня нужно просить прощения. У самого себя проси. Питер оценил взглядом две пробоины в стене и решил, что нанес достаточный урон своей квартире. — Пит, я просто… — Уэйд не знал, как продолжить. Он просто хотел помириться, потому что скучал. Он так устал рвать жопу, чтобы что-то кому-то доказать. Когда же наступит тот обещанный момент, когда он сможет сказать «я такой, какой есть» с гордостью? Потому что за любое из своих «я» ему всегда неудобно. Где же в нем то хорошее? Питер замечает в нем хорошее? Или ему вовсе неважно все это. Питер открыл дверь и первое, что он увидел, были глаза Уэйда. Так захотелось обнять его, сказать, что все будет хорошо, они справятся. Разберутся и сделают все возможное. Все, от них зависящее, чтобы Уэйд был счастлив. Что больше он не будет страдать и ненавидеть себя за то, просто за то, что он существует и не может умереть. Питеру так хотелось снова встать на сторону Уэйда и быть с ним заодно, потому что вместе они и правда были силой. В любой другой ситуации. Но не сейчас. Сейчас Пит ничем не мог помочь ему. Никто не мог помочь ему, кроме него самого. И все это знали. Поэтому, вместо того, чтобы обнять, Питер сделал шаг в сторону, пропуская в квартиру, и отвел взгляд. Да, им стоило поговорить, но Пит мало ставил на то, что результат все же будет. А порицать близкого человека, не имея возможности пожалеть его, самое гадкое. Питер хотел быть тем, что поддержит, а не осудит. Но кто-то ведь должен?.. Правда? Кого еще Уэйд послушает, чтобы этот кто-то знал всей правды? Элли, пусть и имела вес в жизни Дэдпула, не видела всей картины. Ей было любить его проще. Она не сталкивалась с его ошибками каждый день. Уэйд смотрел на Питера и хотел одного: поцеловать его. Обнять и поцеловать, почувствовать, что он с ним несмотря ни на что. Что он все еще не оставил его, а будет с ним и дальше. Больше всего на свете Уэйд боялся потерять его. Он хотел верить, что ничего не испортил. Поддержи меня. Пойми меня. Я не стал любить тебя меньше из-за того, что совершаю не те поступки. Пожалуйста. Питер делал вид, что не чувствует мольбы. Он еще и отвернулся; тер лицо руками, пока шел вглубь квартиры, и подбирал слова для разговора. Почему проблемы Уэйда были и его проблемами тоже? Почему пытаться помочь другому человеку было тяжелее, чем спасти полный людей вагон? Почему бороться за здравый смысл было сложнее, чем поддаться своим слабостям? Слабостью Питера был Уэйд. — Я хочу помочь тебе, — сказал Питер, когда закончил тереть руками лицо и взъерошивать волосы на голове. Он смотрел на свою кровать и так хотел прилечь. Закутаться одеялом, заснуть, а потом проснуться и понять, что всего этого не было. — Да, отряд в трико спешит на помощь, — неутешительно хмыкнул Уэйд, обратил внимание на заправленную постель, которая так и манила его. Как же он хотел просто поспать в кровати Питера и быть с ним. Но как он мог забыть, с кем имел дело? У пацана первым словом было, должно быть, спасти и защитить. Никакого «понять», «принять» и «простить». Казалось, с ним Уэйд никогда не сможет успокоиться и принять все так, как есть. Рядом с Питом всегда нужно будет стремиться к чему-то и стараться, лепить из себя кого-то, никогда не будет достаточно. Питер повернулся к нему лицом и посмотрел грустно, соболезнующе как-то. Мир как будто был в трещинах, и Уэйд сам. Все рушилось на глазах. Но Питер еще хотел склеить все, пусть и понимал масштаб, и что клея может не хватить. — Не реагируй так остро, ладно? Я не против тебя. Я заодно с тобой. Кто, как не я, скажет тебе, что ты в чем-то оступился? Ты не прав, и я хочу только донести это до тебя. — Я прекрасно знаю, в чем и когда проебываюсь, — ответил все еще колко Уилсон. — Не надо говорить мне, что «я не прав». Это ты так считаешь. Я придерживаюсь другого мнения. Отрицать достоверность чужого мнения высокомерно несколько, не находишь? Кто ты такой, чтобы знать, кто прав, а кто нет? Я же не говорю тебе, что ты не прав, считая, что ублюдков можно переделать? — Уэйд. — Что? Так у нас разговор не получится. Заведомо делая меня виноватым, ты чувствуешь свое превосходство? Свою правоту? Или почему я должен переменить свое мнение в угоду того, чтобы согласиться с тобой? — Потому что это правильно! Потому что так поступают герои. Они спасают, а не убивают. — Да? — Уилсон отозвался не очень убедительно. Питер смотрел немного растерянно, он и подумать не мог, насколько высокомерно вел себя все это время. Он просто хотел как лучше, это основной ответ на все его потуги изменить мысли и намерения Уэйда, но, может, и в его, Уэйда, словах плескалась истина? — Я не враг тебе, — отчаянно, но не повышая голос сказал Паркер. — Это я знаю, — кивнул Уэйд весь на взводе. — Мы никогда не враждовали, кроме, разве что, из-за мнений. Наши мнения довольно часто расходятся. Ну и что? Мне каждый раз больно, когда ты не согласен со мной, потому что у тебя другие взгляды, но… — Уэйд пожал плечами и отвел взгляд. — Я в такие моменты особенно четко чувствую, что не достоин даже дышать с тобой одним воздухом. Как мне повезло, — он качнул головой вбок, сдерживая гримасу, — что мой кумир не только общается со мной, но еще и отсасывает. Что я сам могу отсасывать у него, когда захочу. Я и мечтать о таком не мог. А почему я не мог делать этого раньше? Потому что я не такой достойный и благородный. Мне просто удачно досталась путевка в рай. Да, спасибо, что напоминаешь мне. Питер выслушал его, но не нашелся с ответом сразу. Покачал головой и перевел взгляд на письменный стол. — Тебе тяжело, я понимаю, но знаешь, почему тяжело мне? С чего меня разрывает? Не с самого факта, что ты убиваешь, а с того, что ты считаешь это нормой. Тебе так хотелось приблизиться к моралфагам, чтобы что? Чтобы просто, блять, что? Прокручивать свои делишки у них за спиной, или чтобы суперотстой тебе еще и ружье чистил в перерывах между битвами? По-моему, ты знал, с кем связываешься. Что допустимо среди героев, а что нет. — Как и ты знал, дорогуша. Они посмотрели друг на друга и саркастично покивали. — Если ты думал, что добро всегда побеждает зло, то это не так. Заметь, я не говорю, что лично ты заблуждаешься и твое мнение неверное. Я констатирую тебе, что зло побеждает не только в принципе, а еще и побеждает лично тебя. И вот ты становишься частью его, а оно частью тебя. Никто не представит Дэдпула без пистолета и без убийств. Питер покачал головой в усмешке. — Я знаю, я имел дело с Веномом, если ты помнишь. Но даже тогда получилось одержать верх над пороками. Свои я переступил и двигаюсь дальше, как видишь. Никакое веномовское прошлое не заставляет меня взять пистолет в руки и стрелять. — Да, — просто сказал Уэйд, смотря за спину Питера. Так и подмывало сказать, благодаря кому Паук остался героем, пусть и оступившимся, но не… Он не переступил грань добра и зла благодаря ему, Дэдпулу, а теперь смел что-то задвигать о том, что он двигался дальше? Так и не переступив ту самую грань намеренного убийства? Это просто смешно. Но говорить этого Уилсон, конечно, не стал. Не его дело, в конце концов, как видит тот вечер Паучок. Уэйд видел по-своему и переубеждать никого не собирался. Хотя и обидно, что Пит не признавал его заслуг, да, не без этого. — Хорошо, — Пит перехватил инициативу. — Знаешь, что помогает мне не оступиться? Это ответственность. Когда столько людей выкрикивают «Человек-паук!», стоит тебе пролететь мимо. Вера людей. Твоя вера. Твое четкое убеждение, что ты имеешь дело с супергероем, и что я не имею права поступить не подобающе супергерою. Это умение брать ответственность за свои поступки. Сколько людей останутся на моей стороне, если я буду стрелять и перестану помогать беззащитным? Это здраво и зрело, поступать по совести, понимаешь? Поступать правильно, чтобы не какие-то люди сказали, а чтобы я сам знал, что Человеку-пауку можно верить. — Ты заслужил свое звание и отстаиваешь его каждый день, Пити, — Уэйд смотрел на руку Питера, желая взять ее в свою. Но что-то не давало. Может быть, осознание того, к чему все это ведет. — Но у Дэдпула никакого звания нет, боюсь. Никто не выкрикивает мое имя, когда я прохожу мимо, — Питер немного улыбнулся на иронию, но все еще не знал, что сказать. — И мне по большому счету похуй, останутся со мной люди или нет. Я не хочу делать что-то ради людей, Пит. Прости меня, я делаю достаточно, на мой взгляд. Но я не могу вылезти из кожи, чтобы угодить тебе. В смысле могу, конечно, но вряд ли угожу тебе этим. Я просто… я. Я делаю все, что в моих силах, чтобы удержать тебя со мной, но, каждый миг… я не могу делать это каждый миг. Иногда нужно уметь отпускать, находить в себе силы отпускать. Прости, но, кажется, я никогда не смогу тебе соответствовать… Глаза Питера защипали в этот же момент. Он поверить не мог, к чему вел Уэйд. — Ты хочешь прекратить это? То, что у нас есть? — моргая, уточнил Пит. Голос у него был подрагивающим, но все еще слышным. — Мне жаль. Я хочу быть с тобой больше всего на свете, — признался Уэйд. Для Питера это не стало открытием, он и сам был такого же мнения относительно Уэйда. — Но наши взгляды… Если бы мы были одним человеком, у нас бы развилось косоглазие. В любой другой день Паркера бы улыбнуло это выражение, но сейчас он чувствовал только выступающие слезы. Ком в горле, который не получалось вытолкнуть. И сильное желание остаться наедине с самим собой. Он хотел отойти, но Уэйд схватил за руку и притянул ближе, взял ладонями лицо и поднял, смотря выразительно. Рука Паркера держала предплечье Уэйда, который погладил чисто выбритые скулы пальцами и наклонился, чтобы поцеловать. Пит отвечал поначалу, но потом остановился. Не смог. Эмоции рвались наружу, и поцелуи никак не отвлекали, только добивали. — Я не бросаю тебя, — заверил Уэйд в щеку. — Не оставляю и не ухожу. Я здесь, — сказал он для большей убедительности. Питер кивал, но был готов сорваться в любой момент. Уилсон потянулся обнять его. — Пит. И Питер дышал, старался дышать спокойно в крепких объятиях, цеплялся так же сильно за плечи и утыкался носом в ткань костюма. — Я не хочу расставаться с тобой, — наконец, сказал Дэдпул. — И не буду. — Просто решил сделать вид, да? — невесело усмехнулся Питер, отстраняясь. — Но это подействовало? — подбадривающе улыбнулся Уилсон. Расплылся в улыбке, когда и губы Пита растянулись. — Нам нужно что-то делать с этим, вот и все. — Скажешь, что я не должен ждать от тебя чуда? — Скажу, что да. Как и я. Я просто хочу твоей поддержки, когда поступаю неправильно. Питер покачал головой, убрал лицо из его рук и отошел на шаг, провел рукой по волосам и глубоко вздохнул. Решение давалось ему нелегко. Столько всего, и Уэйд мог исчезнуть из его жизни. Одно неосторожное слово, и они могли разойтись, несмотря на обоюдное желание быть вместе. Просто невероятно. — Я не буду этого делать, потому что ты знаешь, что неправильно. И заметь, ты сам сказал это слово. Никто не осуждает тебя, что ты прав или не прав. Ты знаешь, что правильно, но у тебя свое правильно. Своя правда. Которую я понимаю отчасти, но… Я не должен осуждать тебя, ты имеешь свое видение на все, что происходит. Я знаю это. Понимаешь? Знаю. Но моменты, когда ты снова выстреливаешь, кажутся мне определяющими. Я просто… Я не смог донести до тебя, что убивать не значит «чистить» планету? Когда ты убиваешь, ты убиваешь. Это целая жизнь, которую не ты давал, чтобы забирать. — Мы так никогда не договоримся. — Мы? Нет. — Слушай… Я не перестану убивать, я наемник. Не принимай на свой счет, когда это происходит. Ты и убийство вообще рядом не стоите. Зачем ты в это лезешь, Пит? — спросил вполне резонно Уилсон. Питер опешил. — Справедливости ради я не думал, что ты увидишь, что я стреляю. Я слышал твои крики, но… не догадывался, что ты бежишь ко мне, чтобы предотвратить. Но ты же понимаешь, что мы не можем быть для всех хорошими? Те жизни, которые я сохранил благодаря своему убийству, их ты не берешь в расчет? А ты знаешь, что значит испоганить жизнь? Боженька, может, давал жизнь тому пацану, чтобы он жил припеваючи, но он вступил не на тот путь. Я его убил, ладно, а что бы сделал ты? Засадил бы за решетку в колонию, где бы его так хорошенько имели в одной из камер и заставляли есть собственное говно. Об этом ты не думаешь, конечно, ведь главное, что ты сохранил ему жизнь. Бедному. Что такое гуманность? Кто из нас гуманнее был бы в этом случае? Я, правда, я устал чесать языками на эту тему десять страниц. Я уверен, кто-то уже хочет, чтобы мы, наконец, сдались и признали друг друга правыми или не правыми. Мы разные в своей правоте, как и неправоте. Но мы никуда не движемся. И это все никуда не ведет. — Потому что мы не можем найти элементарный компромисс. Я… уже начинаю понимать, что не вобью тебе в голову, что убивать плохо. Да, я готов сдаться. Но я ведь тоже не младенец, чтобы не понимать, что убийство злодеев не всегда преступление. Разные бывают случаи. Иногда, кроме уничтожения врага, тебе ничего не остается, иначе уничтожится мир — приходится решать. Я это понимаю. Но я веду разговор о том случае, когда у тебя есть выбор. Выбор, Уэйд. Когда только ты решаешь, убийца ты или нет. Кэп тот же убил немало злодеев, да и Тони, но они не делают это намеренно и без надобности. — Так я ведь тоже уже давно не делаю это без надобности! Услышь меня! У него были гнусные планы! — Утешай себя, сколько хочешь. Просто прояви ответственность в решающий момент и ответь себе на вопрос, кто ты. То ли это, чем ты хочешь заниматься? Кем хочешь быть. Уэйд, глядя в глаза Питера, просто выдал: — Ладно. Я это учту. — А теперь… — прикусив губу, Питер протянул руку Уэйду. Не совсем понимая, Уилсон позволил взять себя за ладонь и почувствовал, как притягивают в объятия уже его. — Я так хотел сделать это, — признался Пит в шею Уэйда, дыша костюмом и его запахом. Уэйд слабо улыбнулся, но отклик сердца почувствовал. Почему они не могли прийти к этому раньше? «Потому что вы два придурка» А хотя, к черту. Уэйд обхватил руками Пита покрепче. Это все, что имело хоть какое-то значение сейчас. «Один из тех случаев, когда мы так перенервничали, что не смогли комментировать ваш диалог и вклиниваться» «Боялись, что вы дров наломаете еще больше» — Да, спасибо большое, что придержали комментарии. Хотя зря я это вспомнил, стало еще больнее. Давайте лучше вспомним, как пришлось выхаживать пацана после битвы с Магнето. Сначала сопротивлялся Паучишка, ломался, как психика Халка, когда ему говорили, что можно не крушить, — Дэдпул вздохнул. — А потом сдался. «Да, мы помним. Суще вредный пацан становится, когда его выхаживают» «А ты переломай себе все легкие, я посмотрю на тебя» «Ты хотел сказать… ребра?» «Да» «Дурак» «Сам дурак» «Уэйд дурак» «А вот тут согласен» — Эй! Не надо вплетать меня в свои разборки. Вас скоро читатели зашипперят. Полегче, ребятки. Лэптоп был на его бедрах, сам он полулежал в постельке, рядом на тумбочке кружечка чая с сахаром и лимоном. И что-то ему это напомнило. Питер поставил чай на пол и закашлялся. Кашлять ему было больно, что неудивительно. Огреб по полной, металлические балки не то что избили его, полоротого, так еще и ребра переломали. Питер еле дышать мог. Слава регенерации, как уже говорилось выше. Побои, раны сквозные и просто царапины — ни о чем, если хотите знать. Переломанные кости — вот, что делает из невероятного Человека-паука вредного нытика с комплексом мизофобии. — Дэдпул, — прогнусавил Питер. Он почти постанывал, но не так, как хотелось бы Уэйду. Дэдпул поселился в его квартире, пока парень не оправится. К черту Мстителей, Людей Икс и прочих, Дэдпул его напарник. Его друг. Ему за ним и ухаживать. — Да, дорогая? — Уилсон явился на зов в фартучке на футболку и домашние штаны, на лице была маска, ясен перец, а на фартучке изображено женское тело в бикини на завязочках и лифчик, едва держащий шикарный бюст. Питер нескромно простонал и упал головой на подушку. В руках у Дэдпула был поднос с куриным супом. Половина его оказалась на полу в прихожей (Питер слышал), четверть на подносе, ну, и четверть (оставшаяся) в тарелке. Очень хорошо получалось: Питер как раз не хотел есть. Пускай Дэдпул умел готовить, кто бы что ни говорил — даже он сам — готовил он сносно. Питеру нравилась стряпня напарника. — Я просил убирать за собой. Ты пролил суп. И не принес мне подставку под чашку. Я оставлю пятно на полу. — Нахуй пятно, нахуй подставку, — возмутился уже Уэйд. — Может, мне еще и заниматься сексом с собственной рукой в презервативе? Забей, я все уберу. На самом деле, нет. А ты переставай ныть и поешь. Уэйд подошел к кровати Питера и сел на край, наблюдая, как тот неохотно поднимается до сидячего положения. Волосы у лба Паркера слиплись от пота, кожа выглядела бледнее обычного. На парне вихлялась темно-синяя футболка, у Уилсона почти проснулся материнский инстинкт, когда он смотрел на него. Еле на ногах держался с серьезными ранениями, а еще и покуривал, мир спасал, почти не ел неделями. Конечно, не дело Уэйда, но это все — срака отстойная. Уэйд что, в няньки записывался? Или в матушки? Почему у него так болело в груди за парня, вроде Питера Паркера? Хотя вопрос риторический. Просто он был необыкновенным. Необыкновенным батаном с кучей ненужных мыслей в голове о спасении мира и завышенным чувством долга. Уилсон смотрел за тем, как Питер ел усилиями воли, и невольно гордился им. — Скоро пойдешь на поправку, и я тебя затрахаю. Питер поднял голову, отложив ложку обратно в тарелку, на дне которой плескались остатки супа. — В смысле? — Питер нахмурился. А Уэйд внезапно понял, что чутка оговорился. — Не жить тебе спокойно, Паутиныч. Я придумаю что-то покруче пищевой пленки под шампунем. Готовься. — Весь дрожу, — хмыкнул Питер и набрал ложкой остатки бульона, улыбаясь, блять, тарелке. А другу он не хотел улыбнуться? Душечке Уилсону во фланелевых штанах и в фартучке? Уэйд поднял чашку и подумал. Надо бы вздрочнуть сегодня. Слишком много претензий там, где их быть не должно. После Пит, конечно, пошел на поправку, и однажды Уэйд приперся домой к своему герою после персонального задания (пив-пав), не обнаружил Паука в постели. Шум воды за дверью ванной комнаты ясно дал понять, где он. — Свеколка моя? Я дома. — Я в душе. — Можно мне с тобой? А хотя не отвечай. Не терплю отказы. Хорошо, если у пацана находятся силы привести себя в порядок, значит, пошел на поправку. Сиделка Уэйд доволен. Это и называется безотказность. Уэйд прочел еще раз и хмыкнул. Безотказность в том, чтобы принять помощь?