Живая жизнь

      Уходя, Шираюки унесла его сердце с собой. Овладела же она им задолго до этой ночи!       А он обидел ее. Он сказал ей, будто кольцо ничего не значило. Оно значило столь многое!       Зен остановился и наклонился, схватившись за голень, пытаясь восстановить дыхание. Он понятия не имел, сколько километров прошел. Он отчаянно пытался избавиться от мыслей, которые роились в голове. Но это было невозможно. Сколько бы он ни пытался, перед глазами стояла она.       Она была в нем, она была его частицей. Никогда в жизни он не испытывал более сильных чувств. Шираюки была права — он испугался. Испугался до дрожи в коленках, как мальчишка.       Что с ним станет, если он потеряет Шираюки? Он же не умеет дарить любовь. Много лет он потратил на работу, всецело посвящал себя исполнению долга и чести, даже настоящих отношений у него не было. Как теперь разрушить эту стену, как открыться?       Шираюки достойна большего. Она была достойна лучшего мужчины — мужчины, которому никогда не приходилось выбирать между своей жизнью и жизнью другого. Она была достойна человека, не изувеченного шрамами — ни снаружи, ни внутри. На ней не было отпечатков жизненной драмы. Она была прекрасна, чиста и непорочна. Но рядом с ним… Ему казалось, что он мог обезобразить ее совершенство.       Вдруг он услышал звуки кареты, она направлялся в город.       Шираюки!       Что, если она ушла от него? Он сам приказал ей уйти. Он не хотел этого, слов не вернуть. Он причинил ей боль. Что, если она ушла… Что, если она ушла от него…       Издав отчаянный рык, Зен повернулся и помчался обратно во дворец. Он бежал так быстро, словно ему в пятки дышал сам черт. И каждый раз, когда ноги приземлялись на землю, в голове отдавалось ее имя.       Он не мог ее потерять. Она была нужна ему.       Сердце бешено билось в груди, и с каждым стуком защитный панцирь трескался все сильнее, пока не разлетелся на мелкие осколки, оставляя его абсолютно открытым, незащищенным, уязвимым. Теперь Зен чувствовал — он чувствовал весь мир. Между ним и миром не было больше ни защиты, ни оков, ни буфера, который глушил все эмоции.       Осталась пронзительная боль потери. Зен едва дышал. Но было и еще одно чувство, большое и чистое, от которого распирало грудь.       Добравшись до дворца, Вистериа быстро рванул через заднюю дверь, пронесся через сад, торопясь добраться до одного из входов, который находился рядом с опочивальнями.       Он проник в комнату девушки — она была пуста, кровать нетронута. На кровати лежала коробочка с кольцом.       Отчаяние вонзилось в горло. Он спугнул ее. Все это время он пытался избавиться от нее, физически и эмоционально. Но теперь он понял, как сильно она нужна ему.       Ему была нужна его жена. Она открыла ему столько нового, научила по-другому смотреть на мир. С ней все вокруг заиграло новыми красками, более живыми, свежими. В нем зародились надежда, доброта, в то время как раньше он видел одно зло.       Шираюки призналась, что он помог ей стать той, кем она была, помог ей повзрослеть. На самом деле это она вернула его к жизни. Она помогла ему освободиться от черных мыслей, вытянула его из трясины, в которой он погряз, вывела из темноты, к которой он так привык. Зен не отдавал себе отчета в том, насколько необходимо ему было это спасение.       И все же он потерял ее.       Схватив коробочку, он вышел в сад. Солнце только поднималось, медленно озаряя стены дворца, над прудом вздымалась дымка.       Зен бесцельно бродил по краю пруда, не зная куда податься. Боль в груди усиливалась, все тело ныло.       И вдруг он увидел Шираюки. Она сидела на одной из скамеек, сложив руки на коленях. На щеках виднелись слезы, тело ее содрогалось от рыданий.       Солнце гладило ее розово-золотыми лучами, образуя венец вокруг алых волос, бросая ангельское сияние на ее прекрасное лицо. Это была его жена, его любовь.       Как сильно Зен ее любил. Он был шокирован.       Он подошел к ней и пал на колени. Он положил коробочку с кольцом на скамейку и взял ее миниатюрные мягкие ручки в свои грубые, изборожденные шрамами ладони.       — Шираюки, — произнес он, — я думал, ты ушла от меня.       — Нет, я же сказала, что не уйду, — прикусив губу, чтобы не всхлипнуть, ответила она.       — Но я сказал тебе… Мне не стоило говорить тебе, что я не хочу тебя. Это была ложь. — Он поднес ее руки к губам и крепко их поцеловал. — И ты была права. Я был напуган — напуган тем, что может сотворить со мной твоя любовь, что будет со мной, если я прикоснусь к тебе. Мне казалось, это слабость, которая мешала мне держать себя в руках, когда ты была рядом. Но ты права. Любить — не слабость. Любить — сила. Моя мать была смелой женщиной, и она поступила так, как посчитала нужным. Раньше я этого не понимал, не видел, а сейчас вижу и понимаю. Ее чувства не ограничивались рамками разума или долга, любовь — это нечто гораздо большее. И ты помогла мне понять это. Ты такая сильная, Юки.       — Нет, я потеряна, — слабо улыбнулась она.       — Твоя сила вдохновляет меня, — продолжал Зен, протягивая руки к ее щекам. — Впервые с момента смерти родителей я почувствовал, что снова живу. Я сам не понимал, что погреб себя вместе с ними. Теперь я вижу не только черный и белый цвета, я вижу краски. Я люблю тебя, Шираюки.       Она улыбнулась и проронила слезу:       — Я люблю тебя, Зен. Люблю тебя так сильно. И я так рада, что не стала тогда смотреть в дверной глазок в гостинице, когда ты постучал в мою дверь.       — Я тоже рад, — довольно рассмеялся он.       Вистериа потянулся к девушке и запечатлел глубокий поцелуй на ее губах. А когда он отстранился, она стряхнула с его щек капли слез. Он не почувствовал, что плачет.       — Я тебя люблю, — снова прошептал Зен. Теперь, когда он мог свободно говорить о своих чувствах, теперь, когда их не нужно было скрывать, ему хотелось кричать о них вновь и вновь. — Я хочу, чтобы ты знала — даже если бы не было договора, я все равно бы выбрал тебя. Иначе я не был бы собой. Ты моя вторая половинка. Я бы никогда не позволил тебе выйти за другого.       — Даже если бы пришлось забыть о долге? — спросила Шираюки с широко раскрытыми глазами.       — Даже если бы пришлось забыть о долге. На свете нет сильнее чувства, чем любовь к тебе.