Стражи

             Сенджу Тобирама пришёл на роль банального менеджера в К.Ink всего полгода назад. Цепкий, сосредоточенный на работе, он ни разу не был замечен на сторонних сайтах, ни единого раза не звонил по личным делам, тратил на обед ровно двадцать семь минут и общался только по рабочим темам. Робот, а не человек, но он оказался невероятно эффективен. Именно он за полгода от новичка резко продвинулся в топовые фигуры и метил дальше.       Учиха Изуна не мог сказать, почему он следит за Тобирамой-саном. Он вызывал в нём какое-то смутное чувство опасения, незавершенности. Слишком живой Сенджу просто хорошо играл роль машины, но ни единого раза не спалился. И с ним всё было не так просто. Чувство опасности орало, что тут дело нечисто, а Изуна привык прислушиваться к нему.              Специалист по связям с общественностью, лицо фирмы в глазах партнеров и клиентов, Изуна очень хорошо знал людей, знал, что у каждого есть своё слабое место. Те, чьи слабости были известны, вызывали у Учихи только скуку. Но вот этот персонаж отлично развеивал рутинную офисную работу и беготню по переговорам тем, что не демонстрировал ни единой слабости.       Изуна знал, что так не бывает. Сенджу следовало... очеловечить. Найти уязвимость в броне, препарировать, как лягушку, и записать в число известных и безопасных персон. А если слабость окажется неверной, порочащей или опасной — то убрать подальше. Это была его компания, и если Сенджу Тобирама нёс опасность — его следовало убрать.       Он имел доступ к камерам в здании, официально запросил как логи по учётной записи Сенджу, так и его личное дело. У него были на это все полномочия, и вот уже месяц СБ с лупой изучала Тобираму. Было чисто, даже ни единого штрафа за вождение в нетрезвом состоянии.       Будто и правда — биоробот или абсолютно педантичный и серейший человек.       Так не бывает, это Изуна тоже знал, потому продолжал изучать внимательно, вдумчиво, отмахиваясь от старшего брата и его предложений помощи. Это была его тайна, его загадка, его ответ.              А ещё Сенджу казался ему смутно знакомым. Он точно где-то встречался Изуне, где-то мелькал.       И он был ровесником Учихе. Но если судить по официальным данным, они не пересекались. Разные школы, разные университеты, разные места работы.       И так тоже не бывало — чтобы столь экзотичный внешне человек казался знакомым, но он с ним не пересекался. Сенджу не ходил по тирам, обожаемым хрупким Изуной в качестве отдыха. Разве что мог попадаться в специфических клубах... Но вряд ли. Такую колоритную моську Изуна бы запомнил не мимолетно.       Где?              Медкарта тоже ответов не дала. Алые глаза, болезненная кожа, привычка выбирать самый тенистый уголок и белые волосы. Альбинизм чистой воды, но об этом не было упоминаний в полном и подробном деле о Сенджу Тобираме. И это был первый успех Изуны, ведь абсолютно идеальных людей не бывает. Аллергии у него не было, рацион Тобирама соблюдал стандартный до скрипа зубов, носил белую рубашку и чёрный галстук, был в меру галантен с дамами и вежлив с мужчинами. Строг с коллегами, авторитарен с подчинёнными и, казалось, жил одной работой.       Такой сферический менеджер в вакууме. Подтянутый на вид, но кроме общих пропорций сказать ничего нельзя — даже в жару он был в строгой рубашке, и ни о каких совместных с коллегами выездах на природу речи быть не могло. И был он настолько подчёркнуто беспол, что на четвёртую неделю наблюдений помимо интереса в Изуне начал пробуждаться охотничий инстинкт вкупе с возбуждением.              Заставить бежать. Поймать. Вызвать страх, эмоции. Подстроить ловушки.              А потом Учихе повезло. Брат попросил его ко дню рождения отца собрать коллаж из их детских фото. Банальное дело, повод перебрать школьные фотографии... На которых неожиданно мелькнуло очень знакомое лицо.       «Так-так-так», — подумал Изуна. Доделал коллаж и зарылся в списки выпускников своей школы — непростого места, куда попадал не каждый.              Итогом долгих поисков в своих и чужих запасах стали четыре фото. На одном кусочек лица и волосы, на двух других он был с пластырем на лице, а вот на четвёртом! На четвёртом он был с Хаширамой. Это был лучший друг Мадары, в выпускном классе вынуждено перешедший в школу попроще и потерянный в экзаменационной гонке. Друг, душа компании, даже претендент на должность президента студсовета.       Изуна не помнил этого, и всё-таки решился спросить у брата, хоть Мадара и не любил о нём говорить.              О потерянной дружбе брат очень жалел, но рассказать не отказался, даже поворчал, что сразу бы спросил — сразу и получил бы ответ. В отличие от Изуны, он Тобираму запомнил.       Не в последнюю очередь потому, что Хаширама охотно болтал о своём брате.              И тут картинка сложилась. Потому что Изуна как раз помнил, что брат у Хаширамы был. И бесил Мадару так, что тот часами мог сидеть с мечом или отрабатывать удары. Был он мелочью надоедливой, вредной, вспыльчивой, и, по слухам, очень умной, хоть и с характером примерно той же степени мерзостности, что и дружелюбия у Хаширамы.       И это выросло в машину-Сенджу? Да не смешите его минус два, тщательно скрываемое линзами!              Итак, Сенджу не был машиной. И скрывал тот факт, что учился в престижной школе. Отчего? Не хотел дать узнать, что выгнали его вместе с Хаширамой? Или... Школу тот точно закончил другую. Но вот поступил Тобирама в ту другую школу не сразу, а уже подростком.              Но при переводе предыдущая школа тоже указывается, потому что это идёт в зачёт полученных за промежуточные экзамены баллы. И всё-таки Сенджу что-то скрывает, да и найти, куда делся Хаширама, определённо стоит: Мадару это порадует.       На работу Тобирама так же приходил и уходил по часам, ровно двигался, говорил, дышал. И Изуна каждый раз по-разному хотел решить этот вопрос. Всё чаще в последнее время лидировал вариант связать и допросить, потому что на контакт даже с лучшей девушкой его отдела Тобирама не шёл.              А потому Учиха сделал небольшую пакость: подобрал удачную задачу, из-за которой Сенджу вынужден будет задержаться на работе. И после этой задержки подловить.       Тот ответственный, не проигнорирует ошибку.              Так и случилось. Не найдя причин ошибки, Тобирама не обвинил огульно весь отдел и не оставил всех доделывать и переделывать, чтоб справиться быстрее, а остался сам, как уже пару раз делал. Убедившись, что на этаже они остались одни, Изуна в волнении потёр ладони. Вот он: его приз, наваждение и загадка. Что ты такое, Сенджу Тобирама, юный гениальный сотрудник, с которого пылинки скоро будут сдувать?       Пришло время выяснять, и азарт заставлял всё внутри сжиматься от предвкушения.              Предусмотрительности и паранойи это не отменяло — офисные войны бывают жестоки, а Изуна дорожил своей работой. Потому проверить камеры, поставить на части запись на повтор, тихо пройтись до кабинета Сенджу.       — О, Тобирама! — лучезарная улыбка, открытый взгляд. — Весь в делах, юный гений? — искренняя похвала, я тобой доволен, Сенджу. Верь мне, и тем болезненней будет переход.              — Учиха-сан, — формальное приветствие, формальный поклон, равнодушный взгляд. Нет-нет, твоя холодность не пугает, вот он я, весь такой хрупкий, на голову ниже.       — Всё в делах? — непринужденно улыбаясь, Изуна повторил вопрос и вопреки всякому этикету сел на край стола Тобирамы, чуть сдвигая бумаги. О, хороший, крепкий стол на металлокаркасе, благослови Ками хозотдел и их выбор.              — Да. Много работы, Учиха-сан.       Сенджу смотрел вроде бы ровно, но Изуна слишком опытен в чтении по лицам. Тот был напряжен его визитом. Ну что ж, начнём!       — Кстати, давно хотел спросить, отчего ты не закончил колледж в Накано? Это было бы куда более красивой строчкой в твоём идеальном резюме, чем средняя общеобразовательная школа.              И да, это раздражение! Вот оно, в глубине глаз, и хочется наклониться и запустить в него когти, вытащить на поверхность бесстрастного лица. Вот что я знаю о тебе, Сенджу. Что скажешь?       — Так сложилось, Учиха-сан. Колледж в Накано оказался слишком высокой планкой для моих скромных способностей.       Сухо. Очень сухо, и как врёт, паршивец! Да он учился почти на абсолютно высший балл, ни разу первую строчку по результатам не упускал в своей параллели!              — Надо же, — улыбка против воли стала хищной, — по тебе и не скажешь. Знаешь, я ведь помню тебя. Первый результат в параллели и вдруг не хватило способностей? Воистину печальное совпадение, не находишь?       Изуна был доволен, видеть реакции ему нравится, даже столь тщательно скрытые. И он нанес новый удар.       — Или дело в твоём брате, м? Тоже был отменный студент — и в выпускном классе неожиданно ушедший в иную школу…              И стопроцентное попадание! Тобирама так мешал дружбе Мадары и Хаширамы, что не мог не отреагировать на брата. Явно дёрнулся уголок губ, чуть сощурились глаза. Доли движений, но Изуна уже достаточно наблюдал, чтоб разбираться, когда и что там выражается. Бешенство? Двумя фразами? О, Изуна очень собой доволен, давай же, Тобирама, демонстрируй.       — К сожалению, Учиха-сан, так действительно сложилось. Прошу меня простить, у меня много работы, — и ещё один вежливый поклон. Отменная дрессура.              — Я надеюсь помешать тебе совсем немного, прости, — хищные нотки не просочились в голос, но он уже знает, куда бить. — Меня беспокоит один лишь момент — если безупречный ученик в одночасье переводится не пойми куда и скрывает это, не может ли так же случайно однажды — волей неодолимых обстоятельств — пропасть безупречный сотрудник?              Плечи вздрогнули, но меньше, чем планировал Изуна. Мало, нужна более сильная реакция, и он продолжил:       — Туда же, куда однажды пропал отличный друг моего брата, — и Тобирама вскочил, почти набросился на Изуну, но замер. Замер и отстранился, медленно, словно сдерживая себя.       — Учиха-сан, — «блядь ты подзаборная», в этой фразе эмоций больше, чем за весь прошедший год, — я подписал контракт и выполню все его условия, не беспокойтесь, — «и идите уже нахуй, не мешайте мне».              Учиха поймал его за основание галстука у самой шеи, рывком притянул к себе, посмотрел в глаза.       — Я очень на это надеюсь, но не могу верить тебе на слово, То-о-рью, — и как удачно он вспомнил детское прозвище белобрысого, что само всплыло в голове при мысли о клятых табелях успеваемости, взбешенном брате и собственном неудовольствии. — Школа тоже заключает с учениками договор.              Сенджу, не стесняясь, зашипел злобно в ответ, как рассерженный кот, схватил за запястья Изуны и сжал их с немаленькой силой. В хватке нет профессионализма или тренировок, но вот злобы немерено, и удовольствие плещется внутри Изуны. Вот оно какое, Торью, кот-дракон, и взгляд в глаза — какая машина?       — Учиха-сан, это не ваше дело, — все ещё вежливо вытолкнул из себя Тобирама, и Изуна лишь ухмыльнулся.              — Так уж вышло, что это и моя компания. И то, насколько надёжны её сотрудники — и мое дело тоже. Или ты предпочтешь увидеть здесь Мадару, м? — о, Изуна искренне наслаждался этими эмоциями. За себя он не боится, смазливым мальчишкой ещё осознал, что такое опасность, постояв под дулом пистолета у затылка — шантажировали их с Мадарой отца. И научился исчезать из захватов. От профи не сбежит, но Сенджу не профи.              Если уж честно, то тут, похоже, именно он — профи. И несмотря на то, что он ниже и легче, именно он сильнее. И камеры выключены. Они тут совсем одни. И Тобирама поймет это.       — Я сделаю всё так же хорошо, как делал всегда, если мне дадут это сделать, не пытаясь откопать в прошлом скелет, которого там нет, — мотнул головой Сенджу и ненароком затянул галстук туже, чем следовало бы.              — Если его и впрямь нет, к чему скрывать документы о переводе, Торью? — мягко протянул Изуна. — Ненадёжный сотрудник тем опаснее, чем незаменимее, знаешь? Чем лучше ты делаешь свою работу, тем серьезнее будет проблема, если ты однажды исчезнешь. А я не имею права допускать серьезных проблем, понимаешь?              А следующим словам Тобирамы Изуна не поверил. Потому что тот расслабился, лицо потеряло выражение, и Сенджу начал уверять, что так стеснялся, что не вытянул тогда перевод, и, мол, был нервный срыв, они переехали, и такой провал самолюбию не перенести.       Врёт, скотина. Опять.              — Вот как? Значит, у тебя хрупкие нервы. И когда же нам ждать следующего срыва, м? Год напряжённой работы, должно быть, дался тебе нелегко, — выставить человека истеричкой перед ним же самим, основываясь на его же словах — милое дело. Может, перестанет лгать, но, возможно, сделает что-то более интересное, чем хватать за руки Изуну и душить себя галстуком.              — Да пошёл ты, блядь! — рявкнул неожиданно низко Тобирама, и ещё раз рванулся от Изуны, но руки, галстук, недостаток воздуха. — По собственному желанию! Сегодня же напишу!       Нет, так не играют. Что за побег, цокнул Изуна языком.              Сенджу закашлялся, упал на колени, и Изуна моментально оказался у него за спиной. Стянул слишком туго затянутый на шее Сенджу черный галстук и им же ловко связал тому руки.       — Ну-ну, зачем же радикальные методы, — промурлыкал он на ухо Тобираме. — Есть много способов сбросить стресс, если тебе это так необходима помощь в этом вопросе.              — Что ты... — удивлённо дёрнулся Сенджу, и Изуна только довольно урчал. Когда его учили, то строго вбивали, что именно так дёргаться нельзя, потому что сам себя впутаешь, если противник будет хоть немного опытным. И теперь Тобирама сам в его руках впутывается в длинную, шёлковую удавку, словно созданную для того чтоб сдерживать кипенно-белых людей, а звук камеры тоже не пишут, никого не осталось, и можно не стесняться.              — Хочу помочь тебе сбросить стресс, То-би-ра-ма, — растянул имя по слогам, легко поцеловал за ухом, коснулся мочки уха языком.              Внутри стало тепло, даже жарко, от того, что пусть ещё не раскрыто, зачем ему нужен маскарад и что ещё было талантливо спрятано, но и от того, что он сильнее. Сильнее, и может припечатать извивающегося Тобираму грудью на стол, если тот будет дёргаться, содрать штаны и трахнуть. Меж бёдер, меж ягодиц, а если он окажется чистым и Изуна найдёт презервативы, то даже проверит, насколько громко стонет Сенджу.              Но тот замер сусликом, посмотрел широко раскрытыми глазами.       — Мне не нужна помощь! — огрызнулся чуть ли не напуганно.       — То есть, ты соврал, говоря, что перевелся из-за нервного срыва? — поставил брови домиком Изуна. — Или врешь мне сейчас? Одинаково плохо. Не люблю, когда мне врут, То-би-ра-ма.       И обошел его, посмотрел в глаза, оглаживая подбородок.       Сенджу красив экзотической красотой, и от того в штанах откровенно тесно.              И испуганная моська, сразу делающая Тобираму лет на пять младше, и приоткрытый рот, алеющие скулы.       — Торью, м? — остановился у его лица, и не заметить возбуждение Изуны нельзя. — Так ты мне врал, что нервничал, или сейчас мозги уже кипят?              Мозги у того определенно кипят, но совсем не от рабочего стресса. Изуна наклонился к нему, обхватил лицо ладонями, он так близко, что Сенджу почувствовал его дыхание на коже.       — Н-ну? Отвечай.              — Это... Не твоё... Блядь дело! — смог ответить Тобирама, но видно, как ему неудобно и страшно. От этих эмоций Изуну кроет ещё сильнее, как от близкого дыхания и жара лица в ладонях.       Тобирама, живой, опасный Тобирама.              — Страх, ложь в ответ на простые вопросы, забывчивость — я две минуты назад пояснил тебе, отчего это именно моё дело, — цокнул языком Изуна, сочетая жесткий взгляд с ласковой улыбкой. Впрочем, Сенджу её не увидел, только почувствовал, а после Изуна наклонился ещё на считанные миллиметры и поцеловал его в приоткрытые в отчетливом страхе губы.       Он хорошо знает, как не навредить, как оставить это в рамках несколько жёсткой прелюдии, не скатываясь в насилие.              От поцелуя Тобирама дёрнулся, мотнул головой, попытался уйти от поцелуя. Кусать не догадался, и Изуна не боясь вылизал его рот, чувствуя, как поплыл. Сенджу попытался, извиваясь, отойти, отползти, но Изуна удержал его за плечи, с силой сжимая.              И, оторвавшись, гладил алеющие скулы, чувствовал судорожное дыхание, расстегнул на Сенджу рубашку, стянул с его плеч, оставляя висеть на локтях.       Встать на ноги тот даже не попытался, его слишком отчетливо бьет нервная дрожь.       «И правда нервный,» — подумал Изуна, — «ему и впрямь нужна хорошая встряска, прочувствовать, что он вообще живой, а не механический голем».              И Изуна куснул его плечи, до болезненного шипения, до злых взглядов, но Тобирама почему-то не матерился и не дергался, хотя мог бы хотя бы попробовать совсем отползти.       — Торью, — довольно проурчал Изуна.       — Да пошёл ты, — сдавленно выдохнул Тобирама.              — Куда пошёл? — лукаво поинтересовался Учиха. — Туда? — погладил плоские ягодицы, обтянутые плотной тканью брюк, улыбнулся. — Если хочешь, то конечно пойду.              А главное, что ему не страшно. Тобирама в ярости, злобно сверкал глазами, но Изуна не ошибся. Чего-то такого ему и не хватало, а оставлять связанную добычу?       Вытрахать из неё всё тайны              Изуна гладил его шею, с усилием, но так, чтоб не оставить синяков, кусал, снова целовал, почти трахая в рот языком, а добыча и не думала сопротивляться.       В форменной рубашке и галстуке Учихе уже стало жарко, но вот он сам не хотел раздеваться. Так эффект лучше.              А вот Тобираму можно и нужно раздеть. Оставить рубашку болтаться на локтях, спустить штаны.       Едва дёрнув пряжку ремня брюк Сенджу, Изуна понял, что мог бы действовать и жёстче — у Тобирамы стояло.              И это красноречивее всяких слов говорит о том, что Учиха был более чем прав, поймав его сейчас.       Сдерживаемые эмоции, как гнойник, разъедают изнутри. И если Сенджу не может сбросить их сам, ему следует помочь. Ему станет легче, Изуне спокойнее за действительно эффективного на своём месте человека, и это только минимум. Скорее всего, полезных последствий будет больше.       Учиха ощупывал и оглаживал бока Тобирамы, тот действительно хорошо сложен, подтянут, и Учиха хищно, быстро облизывается, глядя на это всё.              — Не будешь дергаться, буду нежным...в меру, — ухмыльнулся Изуна и притянул к себе Тобираму за ягодицу, заставляя прижаться всем телом. Всё это его на всю эту долгую ночь, и он совсем не разбирается в людях, если не сможет заставить Тобираму активно и задорно участвовать во всём.       Внутри давно уж разразился ад, но Изуна держал себя в руках. Рано, пока — рано.              Тот дернул плечами, пытаясь освободить руки, но только крепче затянул узлы. А вот отстраниться не пытался, да даже на укусы только вздыхал резче. Изуна плавно повел бедрами, трясь пряжкой ремня о пах Сенджу, что уже в одних трусах, и сдавленное шипение заставило его невольно напрячься в желании всё-таки нагнуть того прямо на его стол.              Тому даже понравится. Если вжать, бесцеремонно тискать и заставить стонать сквозь крепко сжатые зубы.       Стаскивать трусы с Тобирамы Изуна не торопился, только повторил удачное движение, пока Сенджу не запрокинул голову и выдохнул резко, жарко. Изуна тут же вылизал выставленный кадык, только сейчас прижимаясь к Тобираме собственным возбуждением.              Легко прикусил горло — чтоб почувствовал зубы, сжал плечи, усмехнулся, снова погладил бока и поясницу, хлопнул его по заду и сжал ягодицу в ладони.       И никаких слов. Лишнее.              Тобирама вздрогнул и еле заметно подался навстречу, стремясь ощутить прикосновение полнее. И теперь была очередь Изуны чуть отстраниться, запустить руку в белые волосы и, поразившись редкостной мягкости шевелюры, снова поцеловать.              И тот даже ответил на поцелуй, неумело, зато искренне, и это только сильнее возбуждает. А потом тот коварно потерся о пах Учихи сам, и уже Изуна тихо зашипел, чувствуя, как последняя сдержанность тает, как снег по весне.              Сдернуть с Тобирамы трусы было дело пары движений, обхватить чужой горячий член и пару раз провести от гладенькой головки до самых яиц, самому дурея от твердости в руке. Сенджу же накрыло так, что, поперхнувшись, он только ловил ртом воздух, согнувшись и опершись лбом о плечо Изуны. Ками, как же он этого хотел, оказывается.       — Хочешь ещё, То-орью? — прошептал Изуна на ухо Тобираме, касаясь губами уха, уже представляя его губы на себе.              — Да, — хрипло выдохнул тот, уже не реагируя на прозвище, и Изуна довольно заурчал, целуя того в белую макушку. И снова провел ладонью, медленно, не торопясь, давая прочувствовать хватку пальцев на члене, легко кусает себя за губу.              Хочется неизмеримо больше, и Изуна обхватил того за плечи, с которых свисала рубашка, оглаживая чувствительную головку члена Тобирамы, сознательно дразня прикосновениями легче, чем надо для того, чтобы кончить. А этого Тобирама хотел, до звёздочек в глазах, часто и глубоко дышал, вздрагивали под рукой мышцы.       — Хорошо, Тор-рью? Ещё?              — Действуй уже, блядь, — низко зарычал тот, попытался выдрать руки из собственного галстука, сам до конца не уверенный, зачем.              Рывки были достаточно сильны, чтоб сдернуть Изуну с места, но тот удержал рычащего Тобираму, видимо, чудом, дернул за галстук, чуть распуская тот, и укусил за губу. В ответ Тобирама поцеловал его сам, жадно, не обращая внимания на неудобную позу, и Изуна понял, что всё, можно.       Осталось запустить руку в волосы Сенджу, оттянуть его голову назад и сомкнуть пальцы в кольцо, быстро двигая по чужому члену. Тобирама от ласки зажмурился, задышал приоткрытым ртом, а когда начал мелко вздрагивать, Изуна резко оттолкнул его от себя и поднялся на дрожащих ногах. Уперся для равновесия о стол и не отвел взгляда от бешеного Тобирамы, глядящего с пола исподлобья угрожающе и страшно.       — Хочешь ещё, да? — усмехнулся Изуна и судорожно расстегнул свой ремень, ширинку и стянув ниже трусы. От облегчения в освобожденном члене хотелось стонать. — Давай, Тор-рью.       — С-сука, — прошипел тот, прежде чем он обхватил губами возбужденный член. Сосал он откровенно неумело, но старался, и этого достаточно. Изуна поймал его за волосы, придержал затылок, упиваясь не столько неумелой лаской, сколько тем, как Сенджу подчинился руке.       Себя Изуна продолжал удерживать за основание члена, как и расстёгнутые брюки. Прелести глубокого минета ему всё равно не грозят, а так у Изуны вся власть. Он направлял Тобираму, и от вида белой головы у своего паха много приятнее, чем от мокрых касаний, и довольно скоро Учиха начал приближаться к концу. Но если всё кончится так быстро — будет не интересно, верно? И он за волосы оттянул Тобираму. Раскрасневшиеся, алые губы, ниточка слюны в уголке рта — тот вид, который идёт Тобираме гораздо больше привычной высокомерной физиономии.       — Полижи так, — улыбнулся в лицо Тобираме Изуна, прекрасно понимая, что этим лишь выбесит того сильнее.       Тот наградил Учиху взбешённым взглядом, но повиновался. Он на коленях, со связанными руками, это смущает, а смущение рождает злость.       Собственное возбуждение не ослабело, и от этого кроет только сильнее.       Изуна резко выдохнул, ответил довольной ухмылкой, треплет того по волосам.       — Вот так. Хороший мальчик, — одобрение пополам с лёгкой насмешкой.       Тобирама не просто злился, но в бешенстве, и при этом продолжал подчиняться. Добровольное подчинение Тобирамы Изуну ласкает больше его самого. Делает, хочет, и на что ещё пойдёт? Это была лотерея, и беленький Сенджу — его выигрышный билет. Изуна довольно сощурился и не отвел взгляда от старательно облизывающего головку его члена Тобирамы, которого от бешенства потряхивает. Но он не отстранился, не стряхнул руку с головы, а подчиняется.       — Так хочется кончить, м?       Тот не ответил, только упрямо старался, надеясь заставить Учиху кончить и отвлечься. Ослабленный галстук позволит вытянуть наконец-то руки, и вот тогда они посмотрят...       Мягкий, расслабленный после оргазма и рассеянный Изуна-ебать-его-Учиха, который наконец-то заткнёт свой рот. О да, Тобирама будет только рад заставить его получить всё, что тот физически сможет в себя взять.       А тот только надавил на затылок Тобираме, судорожно решая, приятнее будет заставить его проглотить всё или вжать в стол?       Решил всё-таки кончить тому в рот, ночь длинная, времени достаточно, а одна бессонная ночь на работоспособность никак не повлияет. Он успеет сделать всё, что захочется.       А завтра снова собранный, механический Тобирама будет сидеть с шёлковым галстуком и внимательно работать, отшивая всех холодом. А Изуна будет улыбаться, вспоминая, как ради желания кончить он тщательно вылизывал его член, старательно, со спущенными на колени брюками, связанными руками.       Голову Тобирамы к своему паху Учиха притянул двумя руками, предчуствуя, что тот будет биться и сопротивляться, одновременно проталкиваясь глубже тому в горло. У Тобирамы аж слёзы брызнули.       И выдрать руки он всё-таки не успел — пока Учиха приходил в себя в первые моменты после, Тобирама пытался откашляться, подавившись. А когда прокашлялся, Учиха уже смотрел на него цепким, внимательным взглядом, будто видел его намерения насквозь.       Под этим взглядом Тобирама неожиданно смутился и впервые за вечер покраснел. Изуна только облизнулся, этим Сенджу подтвердил, что надолго тут задержится.       Не кончи он только что, валил бы уже и трахал, прямо так, согнув буквой зю на полу, до слёз и хриплых стонов. Тобираме бы пошло.       — Ты был хорошим мальчиком... не всё проглотил, но это только начало. Поласкать тебя? — и он подумает, дать ему кончить или только когда сам Изуна второй раз ощутит это. Тихое, тёмное, жадное, голодное.       Сенджу зашипел, рывком поднялся на ноги с колен, навалился на опирающегося на стол Изуну всем телом и попытался вырвать руки.       Учиха усмехнулся, ухитряясь глядеть свысока даже будучи ниже на голову. Ему было любопытно, что Сенджу будет делать, если сможет вырваться. Поймать его обратно будет несложно, если что.       Разница в подготовке отлично показывает, кто тут сильнее, и Изуна не потерял превосходства, откинулся на лопатки, снося все бумаги, и потянулся, довольный, предвкушающий.       — Хочешь отомстить? А я хочу тебя трахнуть. И могу это сделать. Хочешь? — довольно усмехнулся ему в лицо, — ты кончишь, обещаю.       Очередная попытка вырвать руки только туже затянула недавно ослабленный галстук, Тобирама с яростным шипением пытался хотя бы укусить, раз уж освободиться не вышло, прижимался пахом к бедру Учихи, пачкая тому штаны проступившей на головке смазкой.       В ответ на это Изуна только рассмеялся.       — А ведь ты мог просто сказать правду, м? Я всё-таки пусть косвенное, но твоё начальство, — проурчал довольно. Тобирама выглядел бы смешно в спущенных штанах, запутавшийся в собственной одежде, если бы не восхитительно живая, давно таимая злоба и прорывающийся темперамент. У того явно давно никого не было, раз накрыло вот так, безоглядно, и Изуна снова опустил руки тому на ягодицы, сжал крепко, почти до синяков.       Резкий аховый стон, уже не сдерживаемый, и подавшиеся вперёд бёдра всё-таки стали для Изуны неожиданностью.       Но это даже хорошо, Сенджу совсем навалился на него, вжал в столешницу своим весом.       — Значит, хочешь, — довольно улыбнулся Изуна. — Это хор-рошо.       И перевернулся, меняя их местами, как и хотел, раскладывая Сенджу на его собственном столе. Чуть подразнил парой движений ладони вдоль члена, лёгких, приласкать, не дав кончить, скользнул пальцами ниже, проверяя, чист ли или мысль трахнуть придется отложить.       Вот тут уже Тобирама дёрнулся, уходя от прикосновения, но Изуна чуть потянул того за яйца, поперекатывал их в ладони, помассировал за ними, и вот уже Сенджу заёрзал, лёжа на неудобно связанных руках, выгибаясь от прикосновений. На вид у Тобирамы вкусный член, в меру длинный, в меру толстый, приятно лежит в ладони, не очень густая поросль в паху, и Изуна видел влажные салфетки у того в столе.              Презерватив в кармане, и, кажется, этого пока хватит.       Сенджу, похоже, чистюля, и это хорошо. Его приятно бесцеремонно ласкать, от него не пахнет ничем неприятным, и остаётся только насладиться им сполна. Тому понравится — не зря же он так ерзает на каждое касание?       Вот разве что стоит перевернуть того на живот, чтоб ненароком руки не повредил. А потом — укорить, что испачкал рабочие документы, и заставить отрабатывать. Это будет чудесным решением, решил Изуна, на прощание оглаживая член Тобирамы и вздёргивая его на ноги.       Взгляд у него совершенно плывущий, непонимающий, и Изуна с ухмылкой провернул Сенджу на полоборота, после чего снова толкнул на стол. Так и ему удобнее будет.       Изуна готовил того ровно настолько неспешно, насколько позволило собственное нетерпение и предвкушение, придерживал впечатанного в стол грудью Тобираму за связанные руки. Тот всё равно не лежал спокойно, но Изуне плевать, пусть дергается. Так даже интереснее, и у него уже снова встало на этого альбиноса.       — Су-ука, — послышалось от Тобирамы от особо удачного движения Изуны, и тот тут же повторил его.       — Назови меня по имени, нэ-э, Торью? — склонился Учиха к уху Сенджу, чуть прикусил за мочку и прижимался окончательно окрепшим членом к чужому бедру. — Ну же, скажи «Учиха-са-ан»,м?       — Мудак, а-ах, — задыхался Тобирама, упираясь мокрым лбом в стол, — блядь...       И тихо засмеялся этой ругани и грубости. Пусть ругается, хамит — пока наедине, конечно. Живой, совсем живой Тобирама, и это сплошное удовольствие — наблюдать за ним и провоцировать. И не обращать внимания на слова — если бы Тобираме что-то действительно не нравилось, тот бы не был настолько расслаблен, выдыхая на каждое движение. И при этом пытается ещё дёргаться, биться и в его взгляде — ад и черти.       Изуна захотел его ещё больше от этих попыток сопротивляться вопреки своим же желаниям. И когда он наконец-то взял Сенджу, тот честно попытался расслабиться, хоть и шипел маты через раз.       Это не хорошо, не приятно, не гладко, по слюне и без подготовки, без особого согласия, и большая часть удовольствия в голове. Тобирама под Изуной продолжал метаться, пока тот его удерживал, в конце застыл острыми лопатками вверх, и Учиха их поцеловал. Сказал бы, что дальше будет лучше и это хорошо, но у обоих до сих пор стоит, бесстыдно и не оставляя кривотолков.       — Да выеби ты меня наконец, — сдавленно попросил Тобирама и снова вздрогнул от прикосновения мокрого языка к шее.       Учиха двигался​ неспешно, без нормальной смазки всё равно быстрее не получилось бы, целовал Тобираму в шею, не отстраняясь, поймал ладонью его член, ласкал в такт своим движениям.       Подстроились они на удивление быстро, то, что больно Изуне, не менее травматично Тобираме, а обоим не хочется оказаться в больнице в неловком положении. И подзатихший Сенджу вызвал глубокую нежность, которую Изуна принял столь же восхитительно, как недавно злобу. Тобирама подставлял шею, глубоко вздыхал, осторожно сам двигался навстречу.       Изуна мысленно пообещал себе повторить, как следует подготовившись, гладил Сенджу по спине ласково, нежно, чтобы ему было хорошо, и тот принял эту заботу, совсем расслабился, и им обоим стало легче.       — Хороший, хороший Тобирама, — позвал его по имени Изуна, поцеловал в загривок, и медленно двигался, чтоб почувствовать, чтоб хорошо до мурашек вдоль хребта и поджимающихся пальцев ног.       Никакой машины — только бешенный темперамент в оковах воли, склонившийся в руках Изуны.       Изуна любит подчинять себе людей, почти столь же сильно, сколь его брат. Другое дело, что Мадара работает с массами, он прикажет и за ним пойдут.       Изуна ловит в свои сети личностей по одной, зато жертвы его обаяния не срываются с крючка.       Сенджу уже попался, склонился и никуда не денется, если правильно закрепить результат.       И удовольствие от этого перекрывает ощущения тела.       А интерес к тому, что заставило скрыть часть биографии, гораздо более интригует чем смазливая на вкус Изуны мордашка. И то, что он так и не сказал, что скрывает, лишь вишенка на его удовольствии, как и совпадение в сексе.       Они обязательно продолжат и повторят, подумал Изуна, слизывая пот меж лопаток Сенджу. Вкусный.       А уж возможность преподнести брату такой подарок, как возможные сведения о Хашираме — и вовсе бесценна, и с Сенджу стоило бы связаться только ради неё. Куда ни погляди — сплошные плюсы, довольно подумал Учиха, двигаясь чуть быстрее.       Тобирама подался навстречу, в какой момент тот начинает тихо стонать, и снова чуть дёрнулся, и Изуна навалился сверху, чисто символически прихватил зубами за загривок и обхватил за плечи, удерживая.       У них всё будет, сколько бы глупый беленький Сенджу не молчал.       Рубашка на Учихе вымокла от пота, штаны все-таки сползли с бедер, но это всё сущие мелочи. Да и переодеться у него найдется во что.       Куда важнее то, как вздрагивал под ним Тобирама, и поймать снова ладонью его член, несколькими движениями заставляя кончить. И только потом излиться самому, толкнувшись глубже, вдохнуть глубоко и медленно выдохнуть, восстанавливая дыхание после секса.       Сенджу ещё вздрагивал, мучительно изливаясь, и Изуна целовал того в шею благодарно. В теле опустошённость и лёгкость, но никакой усталости.. Чуть отдохнуть и можно повторить, в отличии от самого Сенджу, которому бы распутать руки и отдохнуть.       На руке его семя, и Изуна задумчиво на него посмотрел, чуть приподнимаясь с Тобирамы, распластаному по столу и судорожно хватающему ртом воздух.       А после отстранился, чистой рукой распутал затянувшийся галстук — не так просто, брыкался б Сенджу поменьше и развязать было бы проще. И пока тот не видел, едва коснулся языком испачканных пальцев, пробуя на вкус.       И почувствовал себя конченым извращенцем, понимая, что от этого у него снова встаёт. Это чувство принесло острое ощущение растянутого удовольствия, потому что у него всё тянет, во рту пересохло и чуть печёт член, с которого ещё стоит стянуть использованную резинку, и всё это больно. И хорошо при этом, и Тобирама на столе — мягкий, и вполне способный ещё раз...придумать какой-либо способ удовлетворить Изуну ещё раз.       Он поймал того за белые волосы, приподнял со стола. Сенджу ещё не отошел до конца от секса, нижнему сложнее, особенно с непривычки, и Изуна спросил:       — Ты как там, м? И руки размять не забудь, наверняка затекли.       — Блядь, — выдохнул Тобирама, опираясь руками на стол, и потряс головой. Если бы Изуна не выпустил волосы, тот выдрал бы клок и не заметил, — отойди, а?       Учиха только фыркнул, но продолжил стоять в полушаге от Сенджу, пока тот не попытался выпрямиться и чуть не упал. Поймавший его за пояс Изуна лениво прикинул, что в таком состоянии он руки себе не разомнёт. И пах Тобирама после секса, мммм!       Он аккуратно облокотил того на стену, прижимался к его спине, лениво поцеловал в шею, перехватывая руку у плеча и проминая затекшие мышцы, осторожно массировал сустав, что долгое время провел в неестественном положении. Следует привести того хотя бы в относительный порядок, это его личный инструмент для шантажа, совсем не нужно, чтобы кто ещё узнал и мог пытаться угрожать разглашением этого случая и Тобираме, и ему самому.       А так просто мышцы забиты, никто ничего не заметит, и разнеженный заботой Тобирама всё ещё не пришёл до конца в себя. Достаточно, чтоб материться, но недостаточно, чтоб сопротивляться, понял Изуна и чуть изменил темп массажа. Меньше боли, больше ласки.       — Ещё раз, Торрью?       — Нахуй пошёл, — вяло трепыхалось прижатое к стене тело. Изуна фыркнул. В несколько иных обстоятельствах он бы даже согласился... Может быть. Но не в этот раз.       — Еби себя сам, если у тебя, извращенца, опять стоит, — зло зашипел Тобирама, но стоило Изуне многозначительно положить его уже начавшую чувствовать ладонь на опять твердеющий член, как Сенджу перестал брыкаться, замирая. — Я блядь шутил..       — А я нет, — ухмыльнулся Изуна. Трахать Тобираму, чтобы тот себе не придумал, он не будет, а вот получить удовлетворение другим способом можно. Раз стоит — получат. Оба.       Потому что у Сенджу, которого Изуна успел потихоньку облапать, тоже уже начало вставать снова.       — Блядь, — грустно вздохнул Сенджу, — слушай, я серьезно, повторять так же я точно не готов, — тут уж не до гордости, извращенец ведь реально может взять и повторить.       И даже если в процессе получится отвлечься и получить удовольствие, то вот потом он не встанет. В том, что получится ещё раз с грёбанным Учихой, Тобирама не сомневался и не обманывался.       — А не так, мм? — хитро хмыкнул Изуна, налегая на Сенджу, но тот уже пришёл в себя и устоял на ногах. — Как ты предлагаешь, Торью? — перекатил на языке имя Изуна.       До Сенджу не сразу дошло, в какое положение он себя поставил, а сообразив, покраснел, хотя, казалось бы, сейчас-то чего стесняться.       — Может я тебе просто подрочу? — без особой надежды на то, что Учиха согласится, предложил он.       — Что, и никаких ласк, тупо подрочить и всё? — хмыкнул Изуна. — Так не интересно, м?       — Могу трахнуть, — огрызнулся Тобирама.       — У меня второй резинки нет, — предупреждил Учиха, — а без — негигиенично. В другой раз. А сейчас я хочу, чтобы ты не просто подрочил, а хорошо постарался, лаская.       И ухмыльнулся, скотина.       Впрочем, фразу про другой раз Сенджу запомнил. Чтобы её Учихе припомнить, работать тут совсем не обязательно.       Средства у него есть, как и возможности, в конце концов Учиха даже не знает, кого и почему подловил, что не помешает самому Тобираме рано или поздно поймать Учиху. А ждать, о, ждать он умеет, и Тобирама ухмыльнулся, демонстрируя белые зубы, и склонил голову. Ласкать, да?       Представить, что это и есть то, что он хочет от Изуны. Чтоб тот захлебнулся, сука.       Тобирама обнял Учиху — вторая рука всё ещё плохо слушалась, но это ничего. Под рубашкой визуально не понять, как тот сложен, а вот наощупь никакая рубашка не помешает изучить эту стройную тушку. А значит что? Значит и понять, что тот может на самом деле. Очень уж любопытно тот подловил его этим чертовым галстуком       Гладить руками, потереться щекой, обнять, скользнуть ниже. Плечи, грудь, пресс, крепкие бедра и сильные лодыжки. Пальцы, нити жил, и всё крайне пропорционально сложенное и гармонично развитое, аж зависть берёт. Тобирама старался, внимательно следил за лицом Изуны, когда опускался дыханием к пупку, вылизал локтевую впадинку, прикусил ключицу и удерживал того для удобства за бёдра.       Он даже позволил совсем снять с себя пропотевшую рубашку и галстук — на вид не заметно, зато наощупь ткань крайне качественная.       Впрочем, Учиха же. У этого, конечно, репутация повесы и балбеса, и за телом-то небось следит исключительно по приказу отца, чтоб вздумай кто уважаемого владельца корпорации шантажировать глупым ребёнком — глупый ребёнок мог шантажисту отбить всё лишнее. Или по крайней мере не покалечиться сам о верёвки, которыми его свяжут, пока не явится его старший братик с буйной СБ компании.       Под руками мужское тело, и Тобирама делает единственное, что умеет с таким делать. Начинает весьма профессионально разминать мышцы, проминая от усталости.       Ещё б у самого упало бы.       Тот довольно заурчал под руками, прогнулся и расслабился, позволяя ласкать и ощупывать себя, но смотрел при этом всё равно свысока — при почти девчоночьем росте!       Вот мудак.       Почему именно от этого образа высокомерного засранца у Сенджу так стояло, он и сам бы не ответил. То ли дело было в том, что он ни с кем не спал все эти блядские полгода, то ли в смазливости Учихи, то ли в том, как нагло тот пришёл и в считаные фразы заставил сорваться...       Блядский Учиха, одним словом, заскрипел зубами Тобирама, лучший нахуй первый раз с представителем своего пола.       Но Изуна красивый. Его приятно касаться, хоть и хочется оттаскать за хвост и заставить самого отсосать, и чтоб облизывался.       Только взяв и гораздо более ловко, чем в первый раз, пройдясь языком вдоль Учиховского члена, Тобирама вспомнил, что этого от него не требовали.       Но отступать, уже начав, было бы совсем по-дурацки, а Учиха только жмурился с настолько довольной миной, что хотелось скормить ему лимон, а то и целый килограмм.       И руку эту блядскую из волос убрать! Чтобы не мешалась...       Он и поймал её, перехватил за запястье отстранил. Учиха же категорически против выпускать из цепких пальцев мягкие пряди. Так они и цеплялись за ладони друг друга, пока не оказались с переплетенными пальцами. Тобирама от удивления аж выдохнул, отпуская чужой член изо рта. У Изуны тонкая, но совершенно мужская сильная рука, которой тот и дернул, срывая Тобираму с места и подталкивая к себе.       Сенджу впечатался в него, и по идее должен бы снести того с ног и впечатать в стену, но Учиха провернулся вокруг своей оси, и вместо него в стену спиной влетел Тобирама, к которому тут же прижалось горячее тело приподнявшегося на цыпочки Учихи.       А свободной ладонью Изуна обхватил оба их члена, прижимая их друг к другу, и плавно провел той ладонью вверх-вниз.       — Со смазкой будет лучше, — тихо пообещал Изуна.       — И так неплохо, — выдохнул Тобирама, схватил Изуну за плечи и чуть встряхнул, — сильнее, ну!       — Как захочешь, — Учиха лукаво улыбнулся и облизнулся, но ладонью двигал куда уверенней, сжал чуть крепче, не обращая внимания на руки на своих плечах.       Изуна, каким бы безалаберным ни казался, отлично умел оценивать опасность — как в целом, так и в каждой конкретной ситуации, так и для каждого ценного в отдельности.       Так, его шкурка в этой ситуации была в полной безопасности — а потому руки на плечах не волновали его ни капли.       А к ласкам такого плана он всегда относился поощрительно. Но вот урвать свой поцелуй он урвет. Тобирама, сам на грани оргазма не откажет ему в ласке, и тот на самом деле ответил на поцелуй, склоняясь к Изуне, и хватка, хоть и не потеряла в крепости, превратилась в объятия.       Они не прерывают поцелуя, когда ладонь Изуны довела их обоих до конца.       И сползли они по стеночке на пол, не разжимая объятий. После третьего раза за столь краткий срок стоять на ногах проблемно даже привычному ко всякому Изуне.       — Пиздец, — проконстатировал очевидное Тобирама.       — Ага, — кивнул согласно Изуна, — как я мог быть таким тормозом и решить, что флакон смазки и десяток резинок не пригодятся?       — Уёбыш.       — Я тоже считаю, что надо повторить.       Сенджу только вздохнул. Пустота в голове ну просто звенящая. И дернуло же его связаться с Учихами!       Вот и сидит тут этот мудак с видом вселенского довольства жизнью, понимает, скотина, с одного ругательства.       Ещё и сам придёт повторить — если Сенджу хоть что-нибудь понимал в таких избалованных мальчишках, то то, что тому понравилось, будет повторяться пока не надоест. Если понравился «кто» — мнение этого самого кого не ебёт.       Впрочем, вот как раз он скорее не против.       Только им придётся поменяться местами. И если Изуне надоест раньше, Тобирама... Ну, как минимум, снизит шансы провалиться. Потому что от мысли выебать этого пидораса на его же столе в его же кабинете с прозрачной стеной и панорамным окном опять блять вставало. Словно не полгода, а все лет пять он не то что не трахался, а даже не дрочил.       Учиха с любопытством скосил взгляд на его член, оценивая общую степень усталости.       — М-м-м, я так погляжу, тебе всё ещё мало?       В голосе скучающее любопытство, в мыслях — почти восторг. И это с непривычки тот так устал, а если привыкнет? А если подготовиться как следует?       Да его же заебут без оглядки на статус, должность и фамилию! Инстинкт вязать и тащить сдерживала только лень и нега в теле.       — Нахуй на чужой иди, а? — так же лениво фыркнул Тобирама, находя наконец взглядом свой галстук. — Мне жрать и спать, завтра на работу.       Сенджу, впрочем, любопытно — будет ли Учиха что-то предлагать и настаивать на продолжении или не будет, а плюнет и уйдёт.       — Милый отель неподалеку, ужин в номер, нормальный душ и возможность на ночь сдать костюм прачкам, забрать утром чистый? — лениво предложил Учиха. — Впрочем, не хочешь — не настаиваю.       — Не хочу, — зевнул Тобирама, — хочу жрать и спать. А вот за-автра... И ты снизу, лапа, — ухмыльнулся Тобирама.       На его столе засыхала сперма, бумаги по всему кабинету, рубашку и галстук сохранить можно разве что в качестве памятного сувенира. А вот ощущение довольства скоро потребует повторной дозы.       — И я все-таки настаиваю, Учиха-са-ан, — в точности скопировал Тобирама тон Изуны, стараясь поменьше о том думать.       Трахаться уже будет откровенно больно, дрочить после такого бесполезно, а Учиха, сука, может поржать и уйти, знает он таких.       — Завтра, значит? — сощурился Учиха. Глаза уже чуть пощипывало от линз, но Сенджу пусть думает, что это такая коварная моська. — Спасибо что предупредил, лапа.       И ну в самом деле, новый любовник и новая связь — всегда хорошо, Сенджу — птичка ценная, пользы от него может быть немало, главное суметь припрячь.       А причины его скрытности Изуна ещё вскроет. Не от самого Сенджу — так от его знакомых узнает.       Правда, этих знакомых предстояло ещё найти...и заново припереть к стенке, заставив расколоться. Прилив энтузиазма и много новой интересной информации взбодрили Изуну до теперь уж точно коварной усмешки.       Они ещё посмотрят, кто останется сверху. Милая лапа Тобирама.