o.O.o
На одиннадцатый день после битвы раздаётся звонок. Звонит телефон Сэма — там, где он лежит, оставленный возле книги, которую парень просматривал, надеясь найти что-нибудь о подчинении ангельской воли. Младший Винчестер глядит на экран и хмурится. Вскидывает брови в неверии, затем хмурится снова. — Парни? Вы должны это услышать. Кевин поднимает взгляд и осовело моргает с того места, где он сидит, продолжая разбирать Скрижаль. Дин тоже отрывается от своих дел, наверняка надеясь, что это какая-нибудь зацепка для новой охоты, которая поможет им отвлечься от бесконечного копания в хранилище. Сэм принимает вызов и тут же переводит его на динамик. — Сэм слушает, — кратко отвечает он. — Сэмуайз! Тот самый йетти-переросток, которого я искал, — голос Габриэля, который ни с кем не спутаешь, заполняет комнату. В нём звучит облегчение. — Пожалуйста, скажи мне, что вы сцапали Метахмыря, и он у вас где-нибудь спрятан. Или скопытился. Это было бы даже лучше. Сэм длинно выдыхает. — Прости, не уверен, что мне следует вообще что-либо тебе говорить, — отвечает он и запоздало посылает Люциферу быструю молитву. Ангел на самом дне Бункера, просматривает те источники, которые даже Просвещённые не поняли, как разобрать по категориям. Сэм не вздрагивает, когда Люцифер возникает рядом всего секунду спустя. — Это значит нет, — по голосу Габриэля слышно, как тот кривится. — И что? Он всё ещё правит Небесами? Мгновение тишины. — Кто-нибудь умер, о ком мне следует знать? Сэм переглядывается с Дином. Тот пожимает плечами. — Все живы, — сжаливается он над архангелом. — Метатрон повержен, но ударился в бега. Ты с ним сталкивался с тех пор, как мы в последний раз виделись? — Неа. Должен признать, изгнание было чудесной идеей. Разрешаю так и передать Дину, если он сейчас не рядом. Шок от него вырвал меня из тех чар, которые Метатрон наложил, что бы это ни было. В любом случае, времени хватило как раз, чтобы я успел себя сковать. Поэтому когда чары включились снова, и Метапсих позвал меня к себе, я на зов не вышел. Приятного было мало, уж поверь, но лучше так, чем сам знаешь. Поэтому, — из голоса архангела исчезает всё самодовольство и показное веселье, с которым он говорил прежде. — Мне нужно, чтобы вы — все вместе, то есть — меня забрали. Сомневаюсь, что я чист. Я не прошу вас меня спасать. Но у меня есть мерзкое ощущение, что если за мной не придёте вы, придёт Метатрон. Или я сумею выбраться из собственной ловушки, когда он в следующий раз меня позовёт. Что-то мне подсказывает, вам этого хочется ещё меньше, чем мне самому. Сэм кивает, хотя Габриэль и не может видеть этого. — Где ты? — А вот тут возникает маааленькая проблемка, — признаётся архангел. — На Земле, где-то в том же часовом поясе. Остальное — вообще без понятия. — Ладно. Оставайся на связи, мы найдём тебя. — Хороший мальчик! Сэм закатывает глаза и тянется за ноутбуком. Отправиться у них получается лишь спустя несколько часов. Какое-то время им пришлось ждать Каса и Михаила. Потом они ждали, пока стемнеет, повторно обсуждая, какие у них есть варианты, просто чтобы чем-то себя занять. На этот раз Импалу решили оставить: даже Дин не спорил, что до Коста-Рики на машине ехать будет далековато и неудобно. Перед отправлением Сэм выходит на улицу, осматривается в сумерках и затем идёт в сторону дороги. Гадриэля он обнаруживает сидящим у корней большого дерева. Тот встаёт и присоединяется к его прогулке. От молчаливого, безотрывного внимания, с которым ангел готовится его слушать, Сэму до сих пор неуютно, даже после всего, что произошло. По крайней мере, двигается ангел уже почти нормально. Они пришли к выводу, что Страж останется калекой, бескрылым: даже высвобожденной энергии Небес не хватило, чтобы восстановить что-то, столь тщательно выжженное из его тела. Сэму неприятно думать об этом. — Мы нашли Габриэля, — произносит он безо всяких предисловий. — Собираемся за ним. Не знаю, сколько нас не будет, но вряд ли это займёт дольше пары часов. Гадриэль кивает. — А «мы» — это?.. — Дин, я, Люцифер, Михаил. Гадриэль с нечитаемым лицом обдумывает услышанное, затем вновь кивает. Колеблется, но всё же мягко уточняет: — Кастиэль с Кевином Треном? — Да, он здесь. После того, как Гадриэль защитил их от Габриэля, Сэм, пожалуй, достаточно уверен, что Стража можно не боясь оставить вместе с его бывшей жертвой. Но ни он, ни Дин не собираются принуждать Кевина к этому, особенно учитывая, что есть иной выбор. К счастью, Гадриэль, похоже, абсолютно согласен с их решением. И наоборот, совсем не радует, что он до сих пор воспринимает их, как своих тюремщиков, или, по крайней мере, инспекторов по надзору за осуждённым условно. Пусть теперь его выпускают наружу, он всё равно никогда не отходит далеко — держится на виду, перед входом в Бункер или по крайней мере, в зоне слышимости. И раз в день заглядывает внутрь без иной видимой причины, кроме как просто чтобы показаться им на глаза. — Я буду здесь, — спустя миг обещает Гадриэль, и в его голосе звучит какая-то тяжесть, от которой Сэму становится тревожно. — Буду ждать, когда Михаил позовёт меня. У Сэма на кончике языка вертится вопрос, почему ангел уверен, что тот его позовёт. Ему казалось, что Михаилу дела нет до бывшего Стража, что он спокойно притворился, что забыл о его существовании. Гадриэль и сам очевидно далеко не предвкушает этот призыв. Он не ведёт себя так, словно уверен, что доказал свою преданность и может вновь надеяться на место среди Воинства. Пускай даже, по крайней мере, в глаза Сэма он действительно её доказал. Однако эту проблему решать не ему. Это дело Гадриэля, Михаила и остальных ангелов. — Ага. Я сообщу, как мы вернёмся. Гадриэль почти улыбается. — Спасибо. По жутковатому совпадению, они, как и тогда, при первой их встрече, находят Габриэля в таком же заброшенном складе на окраине Сан-Хосе. На сей раз склад закрыт на замок, проржавевший настолько, что с отмычками пришлось бы попотеть. От прикосновения Михаила замок отваливается. Цепь, на которой он держался, со звоном ударяется о металлическую дверь. Звук пронзает ночь, внезапный и громкий. Они выжидают минуту, но ничего не происходит, лишь вспугнутая кошка орёт на них из соседнего переулка и тут же уносится прочь. С откровенно ужасным скрежетом Винчестеры — оружие наготове, фонарики пронзают тьму — раздвигают створки двери, чтобы вдвоём заглянуть внутрь. И с первого же взгляда замечают Габриэля. В центре просторного помещения архангел кажется крохотным, но, когда лучи фонариков высвечивают его фигуру, в своей манере нагловато им машет. Он не улыбается. Сэм опускает оружие, но не отводит фонарь, пока Дин продолжает осматривать склад. Луч его собственного фонаря пробегает по силуэтам черных и белых линий енохианских знаков. Он повсюду: Сэм никогда не видел, чтобы они так переплетались, ползя по земле, стенам и даже потолку. Единственное чистое место — как раз там, где стоит Габриэль. Зрелище вызывает ощущение клаустрофобии — клеть, вписанная в металлический ящик. Ему остаётся лишь гадать, как себя чувствует сам архангел, но Сэм наконец-то понимает, зачем Габриэль настоял на том, чтобы его братья не заходили внутрь до тех пор, пока им не удастся придумать способ безопасно разделаться с чарами. — Твоя работа? — спрашивает Дин с невольным уважением в голосе. Габриэль пожимает плечами. — Всё, что сумел накорябать по-быстрому. И Сэм вдруг почти видит этот миг перед глазами. Ярость пленённого архангела, намеренного не позволить своему пленителю получить от него хоть что-то. Паника дикого животного, бросившегося прочь от одной ловушки в другую, потому что та пахнет чуток лучше. — Так как нам достать тебя оттуда? — спрашивает он спокойным голосом, ради Габриэля и его гордости. — Очень бережно, — саркастически замечает архангел. Чтобы сделать это, им понадобилось два часа и творчески использованная спасательная лестница. Сэм балансирует на верхней ступеньке лестницы там, где ей определённо не следует быть — прямо посреди комнаты, — осторожно вычёркивая отдельные символы чар, указания насчёт которых ему кричат двое ангелов, а третий на расстоянии помогает Дину держать его, драматично вытянув руку перед собой и сконцентрировавшись. То, что это даже не самое странное, что случалось с ним в жизни, пожалуй, прекрасно говорит о том, какая она у него безумная. По крайней мере, как только удалось очистить достаточно знаков, Люцифер сумел осветить для них пространство, чтобы не одними только фонариками спасаться. Под его касанием белые линии начали слабо мерцать, так, что можно было видеть перед собой, как только эффект распространился по всему складу. И пускай от свечения белых символов тёмные необъяснимо стали казаться ещё темнее и начали нервировать, мягкая подсветка точно помогла Сэму работать быстрее. И всё равно по ощущениям проходит маленькая вечность, прежде чем они наконец собираются у внутренней границы чар, чтобы приступить к следующему шагу. Габриэль медленно обводит их взглядом, задерживаясь на Михаиле и Люцифере чуть дольше, чем на охотниках, затем собирается с духом, фыркая и пожимая плечами с деланным видом — точнее, пытаясь, потому как выходит у него не очень. — Жгите. Совсем недавно — с точки зрения небесного создания — один из его братьев, узнав, что он жив, объявил бы на него охоту. Второй был тем, кто его убил. А теперь архангел позволяет им связать и обернуть себя в слои таких заковыристых и тугих заклинаний, что, когда они заканчивают с наложением чар, он не то что двигаться, видеть навряд ли может. Сэм никогда прежде не видел Михаила таким откровенно нежным, как когда, завершив плетение, оба брата положили руки Габриэлю на плечо, чтобы повести за собой. Люцифер в кои то веки и выражением лица, и поступком точно повторил за своим старшим братом. С шелестом крыльев они исчезают, отправляясь обустраивать архангела в подземелье Бункера: Габриэль сам предпочёл его вместо того, чтобы отправиться на Небеса, как предложил Михаил. Что любопытно, хоть Михаил и предпринял попытку уговорить его передумать, давить он не стал. Сэм даже задумывается, только Габриэль и Люцифер заслужили такое проявление любви и уважения с его стороны, или это сулит что-то хорошее в будущем правлении Михаила для всех ангелов. — Что ж. Кажись, вот и всё. Слова вырывают Сэма из раздумий. В сумерках он долю мгновения изучает силуэт брата, затем отводит взгляд. — Метатрон ещё на свободе, — возражает он. — Ага, и когда мы его отыщем, то либо прищучим, либо Михаил заберёт его наверх, ну, или ещё чего. Но главное, он больше никакой не главный босс. Я тут подумал, пора нам возвращаться к нашему делу. Снова спасать людей. Сэм кивает, скорее, чтобы показать, что услышал, нежели согласиться. Предложение и впрямь заманчивое, он даже сам удивляется, насколько. Вернуться к прежней жизни, разбираться с призраками и вампирами взамен демонов и ангелов, охотиться на мелких гадов, а не отчаянно рыпаться, пытаясь защитить человечество от очередной угрозы планетарного масштаба, в возникновении которой они сами так или иначе замешаны. Да, звучит неплохо. Но и сделать это будет не так просто. У них в подвале скучающий архангел, в Бункере — пророк, которому всё ещё нельзя его покидать, поблизости от дома бродит Гадриэль, а в кровати Сэма обосновался Дьявол, и там ему теперь уютнее, чем в собственной. Кроме того, не все ангелы вернулись на небо: многие остались в тени, предпочтя самостоятельно привыкать к свободной воле, а это хуже, чем дать маленькому ребёнку поиграться со спичками. И всё же… — Ладно. Дин глядит на него с подозрением. — Ладно? — Ага, Дин. Давай так и поступим. Придётся не особо высовываться какое-то время, Кевина-то одного надолго оставлять нельзя — но, да, конечно. Давай вернёмся к охоте. Дин чуть выпрямляется, губы почти складываются в улыбку. — Чудненько.o.O.o
Михаил перед своим отбытием и в самом деле зовёт Гадриэля. Вид у него при этом такой суровый, отчего ощущение, что что-то не так, только усиливается. Сэм снова берёт фонарик, решив не тратить время на то, чтобы заглянуть в комнату Стража, пускай даже на часах уже два часа ночи. Как он и предполагал, Гадриэль обретается на прежнем месте, выглядя при этом, как один из тех ньюэйджевских проповедников общения с природой: лбом и ладонями он прижимается к тому же дереву, рядом с которым сидел раньше. Возможно, и впрямь общается с ним. Сэм без понятия, как себя ведут ангелы, когда они не играют в солдатиков, не строят из себя отпетых козлов или уже наполовину не очеловечелись. Чем бы Гадриэль ни был занят, он вскоре замечает Сэма, поворачивается к нему и поднимается навстречу. — Габриэль у нас, — прежде всего, сообщает Сэм, потому что обещал. Гадриэль реагирует на новость лёгким кивком. — Как он? Сэм не слышит в его голосе и нотки злости. Наоборот, ему мерещится беспокойство, и секунду он собирается с мыслями, как лучше ответить. — Он… пока контролирует себя. Но сомневается, что чары Метатрона спали, поэтому мы держим его в подвале. Он сам предложил. Сэм не уверен, что даже последняя реплика как-то помогла смягчить сказанное, учитывая историю Гадриэля с заключением. На улице совсем темно: единственный островок света — луч фонарика, лужей разлившийся на земле у них под ногами. Его хватает, чтобы можно было разглядеть лицо Гадриэля, но прочитать выражение не выходит, потому его минутное молчание может означать что угодно. — Он невредим? Сэм пожимает плечами. — Да, насколько я сумел понять. Учитывая ограничения человеческого зрения, так себе утешение, но это всё, что он мог предложить. Снова наступает тишина. Сэм не уверен, как спросить о том, что его беспокоит. Даже не знает, стоит ли вообще. Он замечает, как руки Гадриэля ненадолго сжимаются. — Полагаю, время пришло. Сэм поднимает взгляд. Темнота, скрывающая черты лица Гадриэля, его нервирует. — В каком смысле пришло, для чего? У Гадриэля уходит мгновение, чтобы подобрать слова. — Я совершил непростительные для Михаила преступления. И вот оно, вот в чём неправильность всей ситуации. — Если бы Михаил преследовал каждого ангела, который сражался на стороне Метатрона, ему бы пришлось отправить в темницу половину Воинства. А ты вернулся. Ты помог нам. Доказал, кто ты есть на самом деле. — Я убил Пророка. Как будто Сэм мог забыть об этом. Как будто он мог простить его, даже несмотря на то что они вернули Кевина к жизни. Сэм ощущает приглушенный гнев — гнев, что будто только эта смерть важна, будто всем плевать на остальных жертв ангельской жестокости. Но в то же время это единственная смерть, важная для него самого. Дело личного характера. И положа руку на сердце он не стал бы противиться тому, чтобы Гадриэль заплатил за то, что сделал. — Так ты считаешь, что он отправит тебя обратно в темницу? Ангел скривляется. — Надеюсь, нет. Других вариантов не очень-то много. Особенно если говорить об ангельском понимании справедливости. И это… Это попросту неправильно. Сэм знает, каково это — идти на собственную казнь, пускай в его случае это всегда было связано с жертвой, чем-то, что, хотелось верить, будет оправданно. Он никому бы не пожелал испытать такое. — Почему ты не сбежал? — Он сглатывает. — Почему не бежишь? Это было бы просто даже сейчас. Вырубить Сэма, зайти в гараж, угнать любую из машин. Сэм знает — Гадриэль умеет водить. Он бы успел выиграть себе хорошую фору, прежде чем кто-то отправился его искать. И кто знает, как далеко он сумел бы забраться, покинув сосуд. Если он вообще может это сделать после своего ранения. Сэм замечает, как Гадриэль напрягается, но прежде чем он успевает начать беспокоиться — надеяться? — что ангел примет его предложение, тот расслабляется вновь. — Не хочу снова скрываться. Я не горжусь теми решениями, который принимал, когда в последний раз пришлось это делать. Не хочу знать, во что превращусь, если попытаюсь ещё раз, но старательнее. На это нечего ответить. Сэму незачем бы вообще хотеть что-то на это сказать. — Пойдём, — тихо зовёт его Гадриэль и направляется ко входу в Бункер, не дожидаясь, когда Сэм последует за ним. — Гадриэль. На отдалении он видит лишь силуэт ангела, как тот останавливается и поворачивается к нему. — Да? Теперь тот звучит так, словно ему приходится проявлять терпение. А ещё — как будто он опасается подлого удара в последнюю минуту. — Я так и не поблагодарил тебя. За то, что ты защитил нас с Дином, когда на Габриэле сработали чары. Так вот. Спасибо. Гадриэль тут же качает головой. — Не стоит меня благодарить. Я ничем не рисковал. Сэм поджимает губы. — Ты рискнул своей жизнью ради нас. — Понимая, что лишусь её, — он сдвигается, делая шаг в сторону Сэма, и во тьме его голос чётко пронзает расстояние между ними. — Я пришёл помочь. Исправить хотя бы некоторые из своих ошибок. Спасибо, что дали мне шанс, несмотря на то что не было никаких причин поверить мне. Я лишь жалею, что не сумел сделать большего. Ощущения от ответа, как от удара под дых. — Ты пришёл к нам, зная наверняка, что тебя казнят. — Не наверняка, но да, это было самым вероятным исходом. Он говорит так легко, словно это и не важно вовсе. Сэм не уверен, как ему такое принять. — Почему? На этот вопрос Гадриэль отвечает не сразу, скорее всего, снова формулируя мысль. — Потому что я не предавал человечество по своему выбору. И вот это уже слишком. Такая правда слишком огромна. Люцифер показал Сэму, сколь иными и древними ангелы являются на самом деле. Он всегда стремился добиться от Сэма понимания, тогда как Кас по большей части старался не выделяться, ведя себя так, как люди. И всё равно Сэм в очередной раз испытывает ошеломление, вспоминая, что разговаривает с сущностью из старых, как мир, историй. Чья реальность сформировала эти самые истории. Он научился принимать, что Люцифер, за редким исключением, воспринимает людей, как странный, недоделанный вид, захвативший его мир. Понимать, что есть ангелы, которые воспринимают его, как нечто, достойное защиты любой ценой, воспринимали так с самого начала… в это сложно поверить, в сравнении. Он едва не спрашивает Гадриэля, нравятся ли ему вообще люди, или это такая попытка исполнить долг, возложенный Богом, давным-давно покинувшим его, но вопрос застревает в горле, и в итоге он лишь сглатывает. Он не имеет права требовать от Стража ответов. Не сейчас, когда это уже ничего не изменит. В любом случае, он слишком долго копается, решаясь, потому что Гадриэль воспринимает его молчание, как разрешение уйти, и тяжёлым шагом и с высоко поднятой головой исчезает в распахнутых дверях Бункера. Сэм идёт за ним и, несмотря на поздний час, обнаруживает, что в библиотеке собрались все. Даже Кевин, обнаруживший в Скрижали какую-то интересную фразу, напоминающую шифр, и убивающий время до их возвращения её расшифровкой. Он так погрузился в это дело, что даже не отрывает головы, когда они, наконец, приходят. Михаил здесь, уже ждёт Гадриэля. Встреча настолько напряжённая, что все остальные присутствующие в комнате замолкают. Бывший архангел неподвижно застыл, с лицом пустым, словно он забыл все эмоции, которые научился выражать в человеческом теле. Воцарившаяся на пару секунд тишина столь абсолютна, что громко слышно лишь, как шуршит Кевин, делая какие-то записи. Сосредоточенная, энергичная работа Пророка резко контрастирует с той застывшей сценой, которую он увидел бы, если бы только поднял глаза. — Брат. Приветствие Михаила звучит также до странного тихо. Гадриэль лишь вежливо кивает в ответ. — Я готов. Михаил замирает. На достаточно долгое время, что Сэм даже задумывается, а не собирается ли он сделать это прямо здесь: вынуть клинок и пронзить Стража, оставив выжженный след крыльев на полу, столах и книгах, чтобы они никогда не смогли забыть… Нет. Крыльев не будет. Лишь тело, от которого предстоит избавиться, кажущееся абсолютно человеческим на вид. От такой картинки в голове Сэму безумно хочется выпить. В итоге Михаил всего лишь кладёт ладонь Гадриэлю на плечо, так же, как до этого сопровождал Габриэля, и Сэм ненавидит себя за то, какое испытывает облегчение. Значит, не здесь. — Разве это обязательно? Глубокий голос Кастиэля резко пронзает тишину. Михаил убирает руку, откровенно застигнутый врасплох, а Кас подходит к нему ближе. — Тебе надо делать из этого публичное зрелище? Гадриэля ненавидят практически все Небеса. Не даст ему это уважения, если ты его туда притащишь. Я считаю, он заслуживает хотя бы достойно принять смерть после того, что он для нас сделал. Не надо делать из него пример. Твоего слова будет достаточно. Михаил прищуривается, глядя на него, внезапно становясь непреклонным. — Не смей диктовать мне, как исполнять обязанности, от которых ты отказался. Ты не захотел возглавить Воинство. У тебя нет права говорить, как мне следует это сделать. Кастиэль резко вдыхает, собираясь возразить, но прежде чем он успевает вставить хоть слово, заговаривает Страж. — Кастиэль. Брат, — он звучит мягко, спокойно, но, возможно, именно потому он тут же приковывает к себе внимание остальных двоих. — Спасибо. Но душа моего сосуда ещё здесь. Если Михаил заберёт меня с собой на Небеса, он выживет. Он хороший человек. И не заслужил расплачиваться за мои ошибки. — Стоп, что? — наконец-то отвлёкшийся от своих изысканий Кевин непонимающе моргает. — Что происходит? Михаил поворачивается к нему с таким строгим видом, словно отдаёт честь. — Гадриэль должен ответить за твоё убийство. Возник спор, следует ли казнить его здесь или на Небесах, но теперь всё решено. Кевин несколько долгих мгновений молча таращится на него. — Ты собираешься его казнить. — Таков закон. Кевин поворачивается, обращая взгляд на Гадриэля, а тот, похоже, не находит в себе сил его перехватить. Выражение лица у Кевина застывшее, как почти всегда, когда он рядом со своим убийцей. В конце концов, у обоих Тренов внутри твёрдый, как алмаз, стержень, и у Кевина нет никакой причины оспаривать вердикт. — Что ж. Его и сколько ещё остальных? Михаил едва заметно меняет позу. — Что ты имеешь в виду? — Ты представляешь себе, сколько человеческих жизней стоил весь этот кавардак? Я — да. Я был там. Говорил с теми людьми. С теми, кто лопнул, как воздушный шарик, потому что ангелам было плевать, сколько кожаных мешков они перемеряют, прежде чем найдут себе подходящий. С теми, кто дал согласие, потому что думал, что это их шанс помочь людям, лишь затем, чтобы обнаружить, что с их помощью убивают других ангелов и их сосуды. Будет ли рассмотрение дела по поводу этих смертей? Мало кто может вывести Михаила из себя так, чтобы он выглядел потрясённым, но Кевину это удалось. — Это другое. Защищать Пророка значит защищать заповеди, данные Госпо-.. Кевин резко встаёт. Ножки стула скрипят по полу, ладони хлопают по поверхности стола. Он наклоняется в сторону Михаила. — Вы все должны были защищать людей. Была ведь и такая божья заповедь, разве нет? С которой Небеса тысячелетиями справлялись хреново, под твоим, между прочим, правлением. Вы видите в нас скот. Не надо меня выделять, я всего лишь один из многих. Гадриэль поступил так, как поступило бы восемьдесят процентов из вас. Он запаниковал, когда под угрозой оказалась его собственная шкура, и убил, чтобы выжить. Так что либо казни их всех, либо никого. На миг кажется, что это сработает. Затем лицо Михаила отвердевает. — Это так не работает. Ничто, подобное второму падению, больше не случится, я об этом позабочусь. Как и о том, чтобы мои родные осознали масштаб своих проступков за всё это время. Но ты всё ещё Пророк. Ты важнее остальных людей, это неоспоримо. Ты должен понять, что сейчас под моим контролем находятся не все ангелы. Из тех, кто на свободе, многие посчитают тебя хорошей добычей, едва лишь они узнают о том, что ты жив. Если я помилую Гадриэля, я поощрю их позже предпринять попытку покушения на твою жизнь или свободу, потому что ты больше не будешь неприкасаемым. Я дал обещание тебя защищать. И должен так поступить, чтобы его выполнить. Кевин фыркает. — Извини, но если тебе, чтобы меня защитить, надо показательно казнить кого-то, то я лучше побуду в опасности. — Не тебе это решать! От его возгласа Сэм аж вздрагивает. Но, похоже, неожиданной потерей контроля Михаил удивил и сам себя, потому что он тут же, с заметным трудом, берёт себя в руки, и пламя сменяется льдом. Тон его голоса заморозил бы вулкан. — Господь избрал тебя своим Пророком. Мой долг защищать тебя любыми средствами никак не связан с тем, чего ты сам желаешь по этому поводу. Звучит, как окончательное слово. Кевин физически не способен остановить ангела, и ничто из им сказанного, кажется, его не убедит. Михаил смеривает его пристальным взглядом, и Кевин первый отводит глаза. Однако ненадолго. — Значит, ты обязан защищать меня, потому что я ваша единственная связь с Богом? Лишь я могу передать Его Слово вам, до тех пор, пока Он не соберётся явиться лично. Это так? Лицом к лицом с внезапно успокоившимся, задумчивым Кевином Михаил настороженно переступает с ноги на ногу. — Да. До тех пор, пока Джошуа не вернётся к нам — точно. — Ясно, — Кевин выпрямляется. — Значит, я говорю, как Пророк. Никакой казни не будет. Если только ты не хочешь убить каждого ангела, что забрал человеческую жизнь, со времён Падения. Выбирай. Сэм в шоке распахивает глаза. Перед ними уже не тот родной, потрёпанный мальчишка, которого они знали с тех пор, как он оказался втянут в их безумную жизнь. Этот Кевин говорит с таким авторитетом — как будто и правда не его собственным. Он держится прямо и словно ждёт, что ему беспрекословно повинуются. Это поступок выдающейся смелости. Вот только также в нём полно дыр. Насколько им известно, у каждого Пророка свой уникальный дар: у Кевина нет пророческих видений, Чак не сумел бы прочесть Скрижаль. Может, в прошлом Бог и говорил устами некоторых Пророков, но не нынешним точно. Исключения бывают во всём, но Кевин сейчас имеет дело с бывшим архангелом. С тем, кто чертовски хорошо знает, каково это, когда с тобой говорит Господь. С тем, кто вряд ли отнесётся к такой попытке изобразить Его со снисхождением. Сэм вдруг яростно жалеет, что забыл спросить раньше, удалось ли ангелам возродить пророческую линию, потому что такой поступок может оказаться как раз той наглостью, на которой терпение Михаила лопнет, пусть даже совершил её Пророк. Может, даже особенно потому, что это сделал Пророк. Следя за каждым его движением, готовый в любой момент вскочить с места, Сэм успевает заметить странное выражение, которое мелькает у Михаила на лице. — Тогда что ты хотел бы, чтобы я с ним сделал? Вот тогда-то Сэм и осознаёт, что до сих пор абсолютно не понимает Михаила. Последнее, чего он от него ожидал, это что он вдруг станет задумчивым — а так и вышло. Он не оспаривает, но пока и не поддаётся. Это вопрос с искренним интересом. Демонстрация уважения. Только Гадриэль вдруг, глядя на Кевина, кажется больше испуганным, чем обнадёженным. Сэм догадывается, почему, и напрягается. Если Михаил даст ему такую власть, Кевин, пытаясь продемонстрировать милосердие, может окончательно ангела растоптать. Вот будет воистину по-винчестерски горькая ирония, если окажется, что Кевин спас его, лишь для того чтобы вынести приговор, которого Гадриэль боится хуже смерти. Если только парень как раз этого и не добивается. У Кевина есть причины выступать в защиту других жертв, но никаких — проявлять доброту к собственному убийце. — Ты же до сих пор можешь исцелять? Гадриэль сглатывает. — Немного, да. Боюсь, не так, как раньше. — Супер. Потому что ты же именно поэтому меня убил, не так ли? Ты не просто был напуган. Ты хотел быть кем-то. Кем-то значительным. Тем, кем снова будут восхищаться. Это так? Взгляд Кевина вновь твёрд — и Гадриэль вновь не в силах его выдержать. — Да. — Но ты пытался и помочь. Прежде чем Метатрон сделал тебе более выгодное предложение. — Даже тогда. Я верил, что Метатрон собрался сделать Небеса лучше. Надежда и амбиции ослепили меня, признаю. Но клянусь, в то время я думал, что поступаю правильно. — Это как раз говорит о том, что пока никаких серьёзных решений позволять тебе принимать не следует, — безжалостно заканчивает Трен. — Что, если мы поступим вот как. Ты отправляешься в мир. Помогаешь людям. Не привлекаешь к себе внимания. Чем меньше тебя будут замечать, тем лучше. Будешь никем. Никто тебя благодарить не станет. Но ты останешься в живых и получишь шанс сделать что-то хорошее. Не знаю, незаметно вылечи чей-то артрит, устройся волонтёром и раздавай еду бездомным, пойди в медбраты. Мне плевать. Просто делай что-то полезное. Если парень, в чьём теле ты сидишь, тебе позволит. Я хочу, чтобы ты его спросил. Чтобы рассказал ему всё, как есть, о том, что ты сделал, и спросил, можно ли тебе остаться. Ты ничем не важнее его. Гадриэль поворачивается к Михаилу, не в силах ничего вымолвить, лишь глядя широко распахнутыми глазами. От надежды ли или от отчаяния, Сэм на самом деле не имеет понятия. — Ты согласен? — спрашивает его Михаил сурово, уже вновь владея собой. Гадриэль не колеблется. — Да. Да, согласен. — В таком случае, это устраивает и Небеса. И вот так напряжение, наконец, рассеивается. Все трое присутствовавших в зале людей заново вспоминают, как дышать. — Если задержишься на пару дней, мы подготовим тебе документы, — предлагает Дин оттуда, где он стоял рядом с Касом. — Лады, Кев? — А, конечно. Думаю, ещё пара дней меня не убьёт, — Кевин гримасничает, и штука не звучит таковой. Он вдруг словно оседает, выглядя неописуемо усталым. Слабо машет ладонью. — Лан, это. Я спать. Всем снов. Кас кивает ему. — Спокойной ночи. Они наблюдают за тем, как он уходит, не уверенные, что им делать дальше. — Это было любопытно, — размышляя вслух, комментирует Люцифер. И вот теперь всё, дальше выносить это нет никакой мочи. В голове у Сэма слишком много мыслей, мечущихся туда-сюда после карусели сегодняшних эмоциональных и физических впечатлений. Покаяние, искупление, милосердие, все эти громоздкие понятия — многовато их на одну ночь. Вмешиваются и непрошенные сравнения между одним ангелом, которого он едва способен выносить, и вторым, которого он любит — о котором переживает. У обоих из них руки в крови. — Мне надо выпить, — озвучивает он на всю комнату и отправляется в сторону кухни, нарочито игнорируя непонимающий взгляд Люцифера и наплевав, что не остаться проводить Михаила — это как-то невежливо. В конце концов, к нему присоединяется Дин, достаёт бокал и себе и присаживается за стол напротив. — Ну и денёк, да? — выдаёт он. Сэм выдыхает. — Ага. Ну и денёк. Больше они ничего не произносят, зато Дин пьёт с ним до тех пор, пока алкоголь не обволакивает острые углы его мыслей достаточно, чтобы он наконец-то мог пойти и лечь спать.