Счастье.

Двадцать пять. Четверть века или половина жизни? – Хочешь сыграть в русскую рулетку? – Что? – Ты, правда, не думаешь, что это может быть опаснее, чем револьвер с одной пулей? Соотношение процентов не в твою пользу. Даже с пистолетом у виска шанс выжить составляет восемьдесят, а тут и того меньше – половина! Ты вообще думаешь? Нужно быть полным придурком, чтобы на безлюдной трассе в три часа ночи остановить первую попавшуюся машину. – Нужно быть полным придурком, чтобы остановиться на безлюдной трассе рядом с незнакомцем ночью. Поверь, ты рискуешь большим. Да и будь у меня пистолет я без сомнения бы выжал курок. И не один, а шесть раз, если оно того потребует. Меня кстати зовут Тимофей. Можно просто – Тим. Не бойся, я не грабитель и не бомж, я писатель. Подвезешь? – Писатель? По-моему, просто алкоголик! – А разве есть разница? – Хм. Куда тебе? Я докину, если по пути, но учти, воровать у меня нечего. – Плевать. Ты всё ровно не знаешь дорогу туда, куда надо мне. Никто не знает. Нам по пути в любом случае. – Водитель протянул мне полиэтиленовый сверток. – Постели это на сидение, и залезай побыстрее – в салон захлёстывает дождь. Меня ты можешь называть Пётр. – Апостол? Может, ты всё-таки знаешь дорогу туда, куда надо мне? Дверь со скрипом захлопнулась. Я уже сам пожалел, что сел в забрызганную грязью газель с неразличимыми номерами, но к тому времени вино подошло к концу, а сигареты, которые заботливо были убраны в пакет из-под хлеба, каким-то образом намокли. Я замёрз и ужасно хотел спать, так что у меня просто не было другого выхода. В салоне сильно воняло тухлым мясом и уксусом. Печка струёй мёртвого обожженного воздуха била в лицо, а от болтающихся мягких игральных костей на зеркале заднего вида, укачивало и становилось дурно. Не смотря на это, моё настроение, как ртутный столбик градусника подмышкой у больного подростка, ползло вверх. Водитель добродушно позволил мне взять уже пятую самокрутку и банку пива из бардачка. Взамен я слушал. Точнее, делал вид, что мне интересно. Самое главное – он говорил, а не расспрашивал. – Я перевожу мясо: говядина, свинина. Бизнес мне перешёл от отца. Не сказать, что прибыльное дело, но иногда можно увидеть много необычного. Я ведь изъездил больше, чем пол страны. Был в таких городах, в которые все только мечтают попасть, и в таких, которых нет ни на одной карте. Через сотню километров будет один: тысяч сорок населением. Там есть хороший бар, по субботам в нём читают стихи. Бездарно читают, скажу я тебе, но пиво у них хорошее. Мы сделаем остановку, пропустим пару кружек, а через пару дней… – Мне было плевать, что будет через пару дней. Мне нужно прожить два часа и попасть в бар, а дальше обязательно что-то произойдёт. В моей жизни всегда самое лучше происходит спонтанно, и предсказать это не возможно. *** За стеклом шёл разъярённый дождь. Он будто отрастил себе зубы от злости, и каплями как плетью хлестал по кузову автомобиля, стёклам, асфальту, дороге и мусору, выброшенному в окно. В голове роились непонятные мысли, образы, картинки. Сделав глоток пива, я будто опустил оловянную ложку в банку со сметаной и круговыми движениями стал на шаг ближе, чтобы превратить её в масло. Мои мысли стали чуть твёрже. По крайней мере, я стал чётко осознавать, чего хочу. – Тормозни за поворотом! – Ага? Пиво просится на свободу? – Засмеялся Пётр. – Промолчав, я вытащил своё тело из машины. Дождь, будто любящая девушка после долгой разлуки, напал на меня, пытаясь впитаться в кожу. Я стоял на обочине, а чувство было, что я делаю что-то ужасное. Проживаю не ту жизнь, не того человека. Сейчас кто-то другой должен стоять пьяный на краю дороги под ливнем, в четыре утра по местному. Кто-то другой сейчас на моём месте проживает мою жизнь. Мы оба делаем что-то ужасное. Хотя, я не делаю ничего… это кто-то другой. Воображаемая ложка с металлическим звоном переломилась пополам, одним концом застряв где-то в затвердивших, превратившихся в желтое с налётом масло, мыслях. – Дзынь. Звук в ушах, как дверной звонок, заставляет бежать к двери, чтобы открыть звонящему. Увы, за моей дверью во внутренний мир никто не стоял, да и двери как таковой не было. Моя маленькая вселенная напоминала плохо пахнущий труп, скрытый за оболочкой «спящего» человека. Только толкни его, и тёмная жидкость просочится из пролежней, заставляя вас отпрыгнуть и убежать, навсегда закрыв за собой все замки. А я всё также неутомимо вздрагиваю, слыша звон ломающихся ложек о загустевшие мысли. Вдохнув, полной грудью я крикнул: – Эй, как называется тот бар, где по субботам проводят творческие вечера? – «Белый кит»! Дерьмовое название, а вот пиво там… – Дальше слушать не имело смысла. Хлопком двери прервав рассказ, я уставился на дорогу. Мысленно я уже был за сотню километров отсюда. Вытащив из заднего кармана джинсов мокрый тетрадный листок, с неровными надписями карандашом, я уставился на название: «Их рты почему-то всегда улыбались». Стих был написан около двух месяцев назад, тем не менее, актуальности не потерял до сих пор. Для меня, по крайней мере, точно. Мой рот тоже почему-то сейчас улыбался. – Кажется, в эту субботу я хочу выступить! – Выступить? Браво! Выступающим там бесплатно наливают пять кружек пива. Тремя из них ты рассчитаешься со мной за бензин, а за одно я посмотрю какой ты у нас писатель. Водитель засмеялся своей, видимо, «шутке» так сильно, что на миг потерял управление. – Чёрт, следи за дорогой. Я хочу попасть в бар, а не в морг! – Хотя с этим дело обстояло так же как с писателем и алкоголиком – разницы не было совершенно. На протяжении оставшихся тридцати минут я смотрел на гонку. Гонку двух капель дождя. Они стекали с крыши и стремились вниз, оставляя за собой змеиный след грязных подтёков на боковом стекле машины. За этим занятием я так привык к царящей в салоне атмосфере, что когда мы подъезжали к маленькому городку, запах мяса и уксуса для меня стал почти родным, а болтающиеся серые кубики я научился просто не замечать. Я уже стал привыкать к мелькающим за окном деревьям, мокрой дороге, стёртой разметке, бесконечным рассказам водителя. На мой взгляд, человек привыкает ко всему. Эйфория от выброшенных в кровь гормонов или сбитый ритм сердца с тяжестью в груди и желанием умереть каждый вечер – это всё когда-то станет нормой. И что бы я не чувствовал, я всегда отвечаю – нормально! Хотя, я знал к чему невозможно привыкнуть… – Эй, Апостол. Сколько ещё до рая? – Если ты про «Белого кита», то он за следующим поворотом. Уже не терпится выступить? – Выпить! – Вон оно как. Не боишься, что ворота в рай закроют? – Пётр засмеялся очередной своей шутке. – Да ладно, мы уже приехали. Не забывай, что ты должен мне три кружки тёмного. Я кивнул и направился к входу. Даже от стоянки был слышан гомон десятка человек. – Сколько же тут народу. – Меня аж передёрнуло от увиденного. – Не любишь людей? – Людей? Людей я люблю. Я не люблю их присутствие. Они какие-то неестественные что ли… – Странный ты, Тим. Интересно о чём твои стихи? – Услышишь. Может быть. Мы минули компанию на входе и зашли внутрь. В помещении было уютно. Мягкий свет, дубовые столы в два ряда перед импровизированной сценой из деревянных поддонов, выкрашенных в чёрный цвет и барная стойка слева от входа. Первым делом в глаза бросался интерьер и отделка помещения. Во весь потолок был нарисован огромный белый кит с текущими из глаз слезами. Слёзы образовывали нарисованные ручьи, которые были подведены к дальней стене бара. За стойкой стояла девушка и разливала пиво. Интересно, когда Пётр успел влезть вперед очереди и сделать заказ? – Здравствуйте, вы первый раз в «Белом ките»? – Девушка с бэйджиком и натянутой улыбкой возникла, будто из ниоткуда. – У нас есть… – Я хочу выступить! – Вы? – Её глаза излучали неподдельное удивление, пожалуй, самые искреннее эмоции за последний месяц, которые мне удавалось вызвать кроме отвращения. – Пройдёмте, я внесу вас в список. Как вас объявить? Псевдоним? Имя? – Тимофей, Тим… Мне совершенно не важно. Я слышал, мне полагается пять кружек пива? Отдайте три из них мужчине за центральным столиком. – Я указал в сторону Петра. – И принесите бутылку красного вина туда же, можно без бокала. – Хорошо, вас вызовут на сцену через полчаса. Вашим выступлением откроем наш творческий вечер. Надеюсь, вы не против? У нас очень редко появляются люди со стороны. Посетителям должно быть интересно. Присев за столик, я достал уже ни на что не похожий лист бумаги. Разве такими стихами открывают творческие вечера? *** Я стоял на пятнадцать сантиметров выше уровня пола, но и этого хватало, чтобы оглядеть собравшихся людей. Там были все: парень, купивший косяк за углом, разочаровавшийся в любви пьяный подросток, вечно опаздывающий на работу робот, старик в очках с толстыми линзами и матовой оправе. Не было лишь маленького мальчика с воздушным шариком, который только начинал жить. Похоже, этим мальчиком был я! Глаза резануло ярким светом прожекторов, я услышал чьи-то хлипкие аплодисменты и выкрики. – Давай парень! Не томи. Кто-то заранее уже начал кричать «гавно» и всяческие оскорбления. Девушка была права, люди будут заинтересованы. Сжав пальцы добела, я начал шептать первые строчки. Я открыл глаза. Вода уже подползала к подбородку, нагло поглотив всё моё тело. Я учился наслаждаться каждой секундой, вдохами. Скоро я буду их лишен. Уровень воды не достигал и сантиметра до синих от холода губ. Вдох. В кромешной темноте я пытаюсь разглядеть капли барабанящие по груди. Вдох. Я чувствую привкус хлорки, улыбаюсь… я чувствую. Пузыри воздуха, с противным звуком сопровождаясь фонтаном брызг, вырывались на свободу, взрываясь. Вдох. Нос прорезало болью, теперь я не могу дышать. Всепоглощающий вакуум и пустота, в которой зависло тело. Считаю секунды. Тридцать - тридцать один. В детстве я любил передачи про китов, всегда их представлял размером с дом, а их рты, почему-то всегда улыбались. Сорок пять. Струйка воды в воздух. На доли секунды я смешал две стихии. Пятьдесят три. Не когда не думали как одиноко китам? Творец будто поиздевался над ними, создав их могучими и неприкасаемыми – не для любви. Раз в несколько лет они собираются, что бы исполнить грустную песню, чтобы её никто никогда не услышал. Струйка в воздух. Минута тридцать четыре. А однажды я читал, есть кит, который исполняет песню на совершенно другой частоте и для других, он оставался нем. Вы всё ещё не задумались, как одиноко китам? Струйка в воздух… Минута пятьдесят три. Когда они умирают, их тела - многоэтажки ещё долго дрейфуют по дну, пока их не обглодают. Этой ли смерти достойны рождённые не для любви? Две минуты. Струйка в воздух. Синие губы безмолвно читают под водой стихи. Именно так должны читаться самые мерзкие стихи, чтобы их никто никогда не услышал. Струйка в воздух. А вы ещё не задумывались как одиноко китам? Нет? Струйка в воздух… Последние слова я уже выдавливал из себя. Лоб покрыла испарина. Всё моё тело трясло, на глаза наворачивались слёзы. – Струйка в воздух. Хрипящий крик разносился по помещению. Расслабив руки, я выронил изорванный и скомканный лист. Из груди будто вырвали кусок и на моих глазах начали жевать, поливая острым, дурно-пахнущим соусом. Маленький мальчик внутри меня умирал в агонии! – Струйка в воздух. – На выдохе прошипел я. В баре воцарилась тишина. На задних рядах были слышны, чуть испуганные перешёптывания. Девушка с бэйджиком перестала улыбаться. У её ног лежал разбитый бокал. Видимо она выронила его в момент выступления. – Артист, не подскажешь, где здесь туалет? – Плечистый рыжеволосый парень с ухмылкой до ушей стоял у самой сцены и нервно теребил в руках клочок моего листка. – За углом. Нам по пути, если угостишь сигаретой. Я спустился с поддонов и захватив бокал, направился к выходу. Когда двое вышли из бара, на улице была глубокая ночь. Проваливаясь по щиколотку в грязь, мы приближались к намеченной цели. – Ты ведь не местный? Какого хрена ты тут забыл? – Убегаю от себя. – Гордо произнёс я, расстегивая ширинку. Улицу наполнил мелодичный звук журчания. Это чуть милее весенней капели, если прислушаться. – Кстати, твои стихи не так уж и ужасны. Я могу даже сказать, что полюбил их. Ты ведь любишь жизнь? – Разве по мне это не видно? – Вот именно. Твои стихи, как жизнь. Абсурдные и мерзкие, слушать их, это как выбирать жемчуг из кучи дерьма. Как есть чёрную икру и королевские креветки, а запивать дешёвым портвейном. Понимаешь? – Хм, это лучшее что я слышал. Спасибо. – Я протянул вперед правую руку. – Тимофей. Можно просто – Тим. – Слава, можно просто – Славик. – Ответив рукопожатием, пробасил парень. – Я через час уезжаю. Если есть желание можешь рвануть со мной. Как я понял, тебе неважно куда ехать, а там, лучшее место, чтобы спрятаться. – Ото всех? – Даже от себя любимого. – Рассмеялся новоиспечённый приятель. Смех был похож на повизгивание свиньи. Почему-то он мне сразу внушал доверие. – Что это за место? – Город Л., тебе должно там понравиться. Забирай бутылку и пошли до остановки. Скоро последний автобус.