Испорченные небеса

Гиноза небрежно бросает пластиковый стакан из-под кофе прямо к дрону-уборщику. Даже здесь, в коридоре перед допросной слышны обрывки криков преступника, которого — трудно поверить — сама инспектор Цунемори не может успокоить уже полчаса. Вообще-то, новая разработка Сивиллы под названием "меморатор" вызывала у Гинозы множество подозрений еще на презентации. Где, собственно, и случился первый инцидент. Очистка оттенка с помощью снов в виде приятных воспоминаний — слишком приторно это звучало для того, чтобы быть правдой. Слишком легко можно было просто взломать устройство. И слишком тяжело оказалось выкинуть все из головы, ничего не анализируя. Это еще не все, пробормотал Гиноза тогда. Он сидел в фургоне, разглядывал собственную металлическую руку и вспоминал, что забыл перчатку где-то там, в здании, в том помещении с серверами, кажется. Он задуривал голову всякой чушью, чтобы лишний раз не прокручивать в голове голос Цунемори: "Сивилла начала оценивать собственный оттенок. У них больше нет вечного рая". И чтобы не пытаться вдумываться, что это, черт возьми, значит. — Знаешь, — голос Суго казался далеким, но он просто не хотел, чтобы его слышал кто-то кроме Гинозы. — Я тоже считаю, что это не конец. — Детективное чутье? — без особых раздумий хмыкнул Гиноза в ответ. Суго посмотрел на него как-то странно: то ли будто видел в первый раз, то ли будто узнал давнего знакомого. И сказал подозрительно осторожно: — Да. Может быть. И, как оказалось, они вдвоем это зря. Сглазили ведь. Молодой работник фармацевтической компании Акинава Джун после действия меморатора частично потерял память, обрел фальшивые воспоминания из кошмарных снов, в состоянии аффекта зарезал двух человек и потемнел оттенком. Продолжал темнеть до сих пор, судя по всему. Наверное, они бы всем этим не занимались, но Цунемори осталась уверена, что меморатор снова кто-то взломал. Акинава остался единственной зацепкой. А от процедуры извлечения его воспоминаний Цунемори отказалась наотрез. — Я... я ничего не знаю! Я ничего не помню! Я ни в чем не виноват! Я просто хотел, чтобы мой оттенок был чище! Чтобы прожить в этом вашем отмороженном обществе дольше... Гиноза старается держать лицо и не морщиться. Возвращается в допросную, встает, уперевшись в стену плечом, складывает руки на груди и заставляет себя не вмешиваться. — Я понимаю, — как можно мягче произносит Цунемори. — Прошу, послушайте, мы не причиним Вам вреда... — Кого слушать?! Вас, монстров из Бюро? Вы сами чокнутые! Ходите под своей Сивиллой, как роботы, превращаете людей в фарш и ломаете судьбы всем, кто косо на эту вашу Систему смотрит! Гиноза кусает губы. Глубоко вдыхает и едва не забывает выдохнуть. Металлические пальцы впиваются в правую руку до ноющей боли. — Инспекторы, исполнители — какая между вами разница? Чем вы все лучше своей Сивиллы? Так доверяете ей, что весь мир ради нее угробите! И сами костьми ляжете! — Молчать! — рыкает Гиноза так громко, что помещение сотрясает гулкое эхо, ударяющее в уши одновременно с подскочившим пульсом. Гиноза не видит лица Цунемори. Только ее затылок и напряженную спину. Но он готов поклясться, что заметил, как худые плечи дернулись почти в испуге. Что уж там. Он сам от себя такого не ожидал. Но Акинава почему-то его слушается. — Бюро Общественной Безопасности и Система Сивилла — это не одно и то же, — говорит Гиноза просто для того, чтобы услышать свой голос и прийти в себя. Но запоздало понимает, что язык выталкивает слова быстрее, чем мозг успевает их переваривать и пробить тревогу, какие из этих фраз нельзя произносить вслух. — За истинным правопорядком следит только Бюро. Нет ничего противоестественного в том, что Вы больше не доверяете Сивилле. Но это не главное. Все, что Вам нужно — верить в себя. Гиноза чувствует тяжелый взгляд Цунемори и почти видит ее светящиеся глаза. Было бы правильно внимательно посмотреть в них и замолчать. А еще лучше между этими двумя важными действиями сказать нечто вроде: "Продолжайте, инспектор Цунемори". Да. Было бы. — Примерное поведение не всегда приносит лучший результат. Ваш оттенок станет чище, как только Вы искренне поверите в это. Чтобы сделать первый шаг к доверию самому себе, Вам нужно вернуть память. А поэтому расскажите нам все, что помните. Бюро — не Сивилла. И если она допускает ошибки, мы имеем право исправлять их по-своему. И хотим сейчас только помочь. Акинава таращится на него неожиданно осознанно. До сих пор трясется, как в лихорадке, но покорно выслушивает до конца, лишь редко всхлипывая. Надо же. И на безумца больше не похож. Сейчас можно посмотреть на Цунемори. Заметить, как она перестает хмуриться и удивленно разглядывает Гинозу, как недовольство в ее глазах сменяется благодарностью. Достаточно искренней для того, чтобы Гиноза кивнул ей и снова ушел. Теперь уже, правда, окончательно. Дальше она справится сама. *** — Как прошло? Кто бы мог подумать, что с галлюцинациями возможно научиться договариваться. Просто сказать: "ходи со мной по Бюро реже" — и все, никаких проблем. Почти. — Сносно, — отмахивается Гиноза и проходит вглубь квартиры. — Зачем спрашиваешь, если все знаешь? Когами сразу садится на диване, на котором до этого лежал — уступает место. Но сидеть вовсе не охота. — Спрашиваю, — Когами зевает, взлохматив волосы. Спал, что ли? — Чтобы тебе было проще признать, приносит ли это облегчение. Сам-то для чего спросил, если без того понятно? — Имитирую живой разговор, — лениво отзывается Гиноза и останавливается, включив настольную лампу. И заодно решает больше не прятать за голограммой японского пейзажа то, что не привык кому-то открывать. Бумажные фотографии, переписанные от руки отрывки документов и отчетов, стикеры с понятными только ему разноцветными пометками, датами, именами — и все на одном стенде. — Давай признаем, что живой разговор у нас не получается, — тихо вздыхает Когами. Стандартный набор действий: достать из ящика бутылку виски и сигареты, поставить в старенький музыкальный проигрыватель любой попавшийся под руку диск, нажать на "Play", ослабить узел галстука, сделать глоток виски, зажечь сигарету, прикрыть глаза. Иногда он даже позволял себе три-четыре неглубоких затяжки. Если делать так лишь пару раз в полгода, то не успеешь и привыкнуть. Руки до сих пор слегка дрожат, но мелодия из колонок понемногу успокаивает. У Сасаямы был хороший музыкальный вкус. Впрочем, как и фотографии. Живые, яркие. Светлые. Хранившиеся в коробке из-под шоколада, того самого дурацкого подарка на мнимый День Святого Валентина. Гиноза выбирал лучшие фото, когда думал над коллажем для стенда. Сасаяма Мари в летней шляпе и Кирино Токо на фоне неоновой вывески улыбались со снимков совершенно одинаково. На фотографии, где они все — Гиноза, Когами, Сасаяма и Масаока — стояли рядом, Мицуру улыбался так же. У отца была другая улыбка — похожая на улыбку Ваку. Аоянаги, как и Тедзука, на фотографиях улыбаться не любила. Но единственный такой снимок лежал у Масаоки в книге. Агата Кристи, "Человек в коричневом костюме"... — Ну все, хватит, расслабься, — Когами похож на голограмму, Когами здесь нет, но какие же у него теплые прозрачные руки. Даже для металлического плеча. Гиноза мог бы думать, что тронулся умом, если бы взамен все это не приносило спокойствие. Если бы он не считал, что пока что ненормальность происходящего не сравнима с тем, что он назвал бы настоящим безумием. — Вот, от чего мне легче, — наконец озвучивает он. С дня презентации меморатора прошло так много дней, что проще считать в месяцах. С момента поездки в ЮВАС — немного меньше. С тех пор он видел призраков чаще. С тех пор ему постоянно надо было убеждаться, что Когами их все еще не слышит. И что его присутствие ощущается достаточно хорошо. Потому что стоило чужому человеку облачиться в голограмму Когами — и Гиноза поверил, что он был настоящим. Побежал за ним. Подумал, что не упустит больше... как ему только в голову пришло? — Верить самому себе, — начинает Гиноза. — ...и не делить жизнь на "до" и "после", — заканчивает Когами. Ему нужно знать только одно: что он все еще остается самим собой. Он научился говорить то, что думает в тот самый момент, научился чаще улыбаться, когда это нужно, научился сомневаться без страха и просто терпеть столько, сколько потребуется. Наверное, это сделало его лучше в глазах других, не будь он еще и латентным преступником. Ничего не изменилось ни внутри, ни снаружи. И для этого Гиноза должен хоть раз в день напоминать себе, скольких потерь ему это стоило. Скоро он обязательно придумает, как их окупить.