Испорченные небеса

Инспектор Гиноза злится, но держит это глубоко внутри, пока не начинает кружиться голова. Он сжимает зубы. Покрепче, до скрипа, чтобы не позволить ни одному слову сорваться с губ. Ему нельзя. Неосмотрительно. Непрофессионально. Некорректно. Он уже не студент Академии Нитто, он справится как-то иначе. Когами над ухом твердит: "Прекрати, ты выше этого". Сасаяма говорит: "Слушай свое сердце". Масаока говорит: "Они — твое сердце". Тедзука качает головой: "Остыньте". Ваку... Ваку горько улыбается. Инспектор Гиноза молчит. Инспектор Гиноза прокручивает в голове тысячу раз, как он оборачивается, смотрит свысока почти — или нет — убийственно. Ровными, пропитанными ядом и отточенными льдом кусками роняет: "Не порть чистоту оттенка своим грязным языком". Но не перестает молчать. Инспектор Гиноза не издает ни звука, а младший следователь читает свое заклинание из сплошных "замолчи-замолчи-замолчи". Он повторяет по слогам: "тер-пе-ни-е". Ему помогает Когами, который дышит вместе с ним. И несколько раз давится сигаретным дымом. И кашляет. И Сасаяма хлопает его по спине. И смеется. И "терпение, чтоб его". Инспектор Гиноза забирает всех своих призраков и чувствует, как янтарно-каштановые глаза разъедают ему спину бирюзовым лучом элиминатора. Инспектор Гиноза вспоминает, что он больше не инспектор. ...И просыпается от собственного крика. Успокаивая дыхание, Гиноза привыкает к полумраку. Собирается встать, но передумывает сразу после стрельнувшей боли в пояснице. Так, стоп. В голову точно так же стреляет и осознанием: нет, он не в своей комнате. Больничная палата в Бюро, половина третьего ночи, а он, кажется, ранен. Хмурясь, он смутно вспоминает: да, было задание, он специально подставился в качестве живого щита для инспектора Симоцуки и потерял сознание... черт. В стороне раздается стук маленьких каблуков. Гиноза поворачивает голову слишком медленно и застает только закрывающиеся с хлопком двери. Он не смеется и не вздыхает только потому, что ему больно делать даже это. Он хотел, чтобы она его не боялась, но в очередной раз распугал ее своими криками. Хорош инспектор... ...Вспоминает, что он больше не инспектор. *** Те самые янтарно-каштановые глаза до сих пор смотрят с укором. Каким-то более мягким, но заодно смелым и мутным. Симоцуки не идет. Ей бы еще учиться. Носить легкий белый костюм, а не инспекторскую куртку. Мечтать стать преподавателем или профессионально заниматься плаванием. Колесить по городу, болтать с друзьями и смеяться. — Не указывай, что мне делать, исполнитель! — Симоцуки будто слышит его мысли, из-за чего Гиноза непроизвольно дергается. — И хватит витать в облаках, — одними губами договаривает Нобучика вместе с Микой. Исполнитель Гиноза, конечно же, злится. Ярость клокочет где-то у него внутри колючим океаническим штормом, скрывшись за мягкой улыбкой. И он специально щурится, опускает веки, отводит взгляд, потому что знает — инспектору Симоцуки ему в глаза лучше не заглядывать. Ее снова это напугает. Ему и самому, честно говоря, немного страшно. Ведь зол он вовсе не на Мику. А на Сивиллу, которая пустила ее, еще ребенка, на работу инспектора. Знающая, что Мика пережила, что билет в Бюро — он только в один конец, что после этого таким же чистым и счастливым не остается никто. Ей бы выронить из рук доминатор. И сказать: "С меня хватит". Но уже слишком поздно. — Как скажете, барышня, — с улыбкой хмыкает Гиноза. *** Единственный плюс персональных призраков заключается в том, что им не боишься задавать прямые вопросы. — Я не понимаю, — стакан виски удобно умещается в руке. Даже когда Гиноза лежит на диване, искоса разглядывая комнату. — Как ты мог знать обо всем и молчать. Масаока сидит в кресле напротив. Почти как живой. Даже со своим собственным призрачным стаканом. — Это я не понимаю, — неуместно весело пожимает плечами Масаока. — В кого ты пошел таким сильным. Ты знаешь. Ты молчишь. Ты не желаешь примириться. Ты держишься на плаву. И если ты захочешь, то... — Прекрати, — отмахивается Гиноза. — Я... — Не слабак, — заканчивает Сасаяма вместо него. — Вот лично я не понимаю, когда ты уже нудеть закончишь. Не семейное же вроде... Они с Масаокой переглядываются и смеются. Еще хорошо в призраках то, что разговор можно самому свести куда угодно. — Меня не слушают, — качает головой Гиноза. — Мои инспекторы. И не послушают. Никогда больше. Сивилла медленно убивает их всех, а он просто стоит и смотрит. "Она — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо", почти цитирует Когами. Гиноза снова шевелит губами. И шумно вдыхает. — Не бери в голову, — Когами сегодня носит туго завязанный галстук и застегнутую на все пуговицы куртку инспектора, но сигарета меж его пальцев не девается никуда. — Я знаю, ты злишься, что ничего не можешь сделать. Я тоже всегда на это злился. Ты помнишь лучше. Шинья никого не видит и не слышит только в реальности, если его можно считать реальным при раскладе, что на ощупь он — как воздух. Во снах Когами всегда ведет себя иначе. Там он — не галлюцинация, а призрак. Будто его тоже нет в живых. — Что мне делать? — Гиноза закрывает глаза, чтобы ощутить чужую прохладную руку у себя на лбу, не задумываясь, кому именно она принадлежит. — Беречь себя, — Когами улыбается голосом где-то совсем близко. Если так вообще можно улыбаться. — И своих инспекторов. И свое сердце. Гиноза почти открывает рот, но губы обжигает чем-то теплым. — Просто прекрати делать вид, что ничего не понимаешь. Все знают об обратном. Цунемори тоже знает. Симоцуки знает. Просто присмотрись к ним и... запомни. Ты — это ты. И ты знаешь, что делать. Для этого тебе не нужен никто больше, Гино. — Как и всегда, Ко прав, — Масаока хлопает ладонями по коленям и поднимается с места. — Каким бы подневольным не был человек, его душа свободна, пока следует за сердцем. — И добавить нечего, — хохотнув, Сасаяма выдыхает сигаретный дым. — Шучу. Давай, Гино-сенсей. У тебя "инспектор" — это диагноз, а не статус. Всем бы с таким родиться настолько уместно. Масаока и Сасаяма растворяются в дверях, оставляя Гинозу наедине с Когами. Гиноза засыпает, не допив виски. Бездонные зрачки янтарно-каштановых глаз смотрят на него всю ночь. Ему снится, что он все еще лежит в больничной палате, что он все еще рвано выдыхает, что он доказывает: "Нет, все исполнители именно такие, инспектор Симоцуки. Они смотрят в бездну, чтобы туда не смотрели Вы". Мика говорит: — Я знаю. И больше не сбегает. Ей уже некуда. — Простите. Тот бирюзовый луч намеревался сжечь не Гинозу, а Симоцуки. Теперь он знает. Теперь он бесстрашно останавливает его голыми руками. *** Они обсуждают "Гражданина Кейна", полупрозрачный Когами, стоящий спиной к солнечному городу, забавно хмурится и тычет пальцем себе в грудь: — Кейн? Кто, я? Эй, я думал, ты скажешь, что это Сасаяма... Мицуру бы наверняка ткнул его локтем в плечо, будь он сейчас здесь. Мика говорит многое из того, что Гиноза до некоторых пор слышал лишь во снах. Сначала ему кажется, что он в действительности спит. Симоцуки обращается к нему "Гиноза-сан", а Когами довольно улыбается. — Исполнитель, который говорит, что понимает меня. Ты, должно быть, издеваешься надо мной, идиот... Гиноза еще с минуту раздумывает, стоит ли ему на это отвечать. Симоцуки собирается уходить, но исполнитель все-таки не выдерживает, говоря на одном дыхании: — Вы правы. Инспектор как-то неуклюже тормозит. — Что? — Вы правы. Вы наконец-то сказали то, что мне запрещено произносить вслух. Знаете, я рад, что Вы тоже меня поняли. Гинозе кажется, что Мика вот-вот взорвется, накричит на него и уйдет, а он так и останется здесь стоять и думать, что же он только что наделал. Но инспектор Симоцуки лишь молчит невыносимо долго. — Доволен? — недостаточно резко бросает она. — Скоро увидимся? — недостаточно безразлично спрашивает Когами. Исполнитель Гиноза молчать уже не намерен. И отвечает сразу обоим: — Да.