The Butterfly Effect

      Сакуре не понравилась эта идея сразу же, как только она поняла, на какую топ-секретную миссию отправили Наруто. Цунаде уже должна была направиться на очередную встречу Каге, но сейчас ее ученица усложняла всю ситуацию. Свитки и книги были разбросаны по полу, именно туда она швырнула их в разгар ссоры.       — Он все равно узнает, — Сакура закричала, не обращая внимание на Какаши, вздрогнувшего из-за своей любимой книги и Шикамару, оказавшегося в ловушке между ней и Хокаге. — Он узнает, обязательно узнает и совершит какую-нибудь невероятную глупость!       — Сакура, — она приложила руку ко лбу, выглядя глубоко утомленной, — хватит. Что сделано, то сделано. Все Каге решили, что это лучший способ держать оставшихся джинчурики в безопасности. Мы отправили Наруто на эту фальшивую миссию для его же защиты.       Сакура зарычала. Неужели они серьезно полагают, что ей плевать на безопасность Наруто? Она тоже пыталась защитить его. Она солгала, заставила его ненавидеть себя.       — Вы не можете защитить его от этого! — Теперь она была зла. — Назревает война и Наруто джинчурики девятихвостого. Это не то событие, от которого вы можете держать его в стороне. Это все неправильно!       Цунаде вздохнула и откинулась на спинку стула, шаря рукой в одном из своих ящиков и определённо что-то ища — бутылку саке, вне всякого сомнения. В то время девушка переключила внимание на Какаши, который пытался скрыться за книгой, избегая ее взгляда.       — Скажите ей, — ее голос задрожал, — скажите ей, что это неправильно. Вы же знаете, как он… когда он узнает, а в конце концов Наруто узнает… случится что-то плохое. Мы не должны врать ему.       — Я не припоминаю, чтобы с этим у тебя были какие-то проблемы, — тихо ответил он, и Шикамару вздохнул, словно желая оказаться невидимым. Сакура отпрянула, как будто Какаши ударил ее.       — Даже не думайте об этом, ни на секунду, я усвоила свой урок, — она понизила голос, и все в комнате вздрогнули от холода, исходящего от ее тона. — Но я полагаю, то же самое относится и к вам, Какаши-сенсей, не так ли? — Она не удержалась от жирного слоя сарказма, выделяя последнее слово.       — Вы совершаете ошибку, Цунаде-шишо, — добавила она, покидая кабинет хокаге и хлопая дверью с такой силой, что вокруг затрещали стены.       — Сакура! — Сквозь отчаяние и злость она услышала, как учитель окликнул ее, но не обернувшись, побежала по коридору. Ненавижу его. Ненавижу всех их.       Она так устала, что практически не заметила, как из ниоткуда перед ней появился Какаши и едва успела затормозить, предотвращая столкновение. Он смотрел на нее сверху вниз, а его единственный видимый глаз излучал неодобрение. Она заметила, что мужчина, наконец, отложил свою книгу и стоял, скрестив руки на груди в тени резиденции Хокаге.       — Убирайтесь с моей дороги, — она огрызнулась, желая убежать как можно дальше и расколотить что-нибудь в пух и прах.       — Я не учил тебя дерзить своим учителям, Сакура.       — А вы никогда меня ничему не учили, — она взорвалась во вспышке гнева. Ее кулаки были сжаты, а глаза жалили одним взглядом.       — Вы помогли Наруто освоить его стихию, и вы научили Саске, — она содрогнулась изнутри при его имени, — чидори. Но вы никогда даже не пытались учить меня.       Все, чего она достигла — она достигла сама, буквально выцарапывая право не быть забытой или оставленной позади. Какое теперь право было у этого человека читать ей лекции? Что он сделал, чтобы заслужить ее уважение или преданность?       Какаши не ответил, и девушка с трудом проглотила горькую обиду, захлёбываясь болью и гневом.       — Годайме будет занята некоторое время, заканчивая дела альянса, — когда он наконец заговорил, его голос был полон раскаяния, — но даже так, силы наших войск не безграничны. На этой войне ты не можешь позволить себе быть одним ниндзя-медиком, Сакура. И к тому же в тебе таится слишком много нереализованного потенциала, чтобы полагаться только на жуткую силу.       Она поняла, что так сенсей пытался принести настолько необходимые ей извинения. — Я знаю.       — Думаю, я мог бы научить тебя парочке трюков, — сказал он, — если позволишь.       Она могла бы разрыдаться. Но за последнее время Сакура начала подозревать, что выплакала себя полностью. Вместо этого она опустила глаза, уставшая от вспышки эмоций, и Какаши неуверенно провел по ее волосам. Это был один из самых ласковых жестов, которые он когда-либо оказывал ей.       — И мне всегда казалось, что ты та, о ком мне нужно волноваться меньше всего, — он слегка рассмеялся.       — Потому что я была слишком слаба как генин, — ее голос все еще звучал резко, но на этот раз она злилась не на учителя. Ее печаль оказалась заразна, она чувствовала, как та сочится из нее, окрашивая вечернее небо.       — Потому что, — он поправил ее, — ты была единственной по-настоящему счастливой. — Он нежно взъерошил ее волосы, путая шелковистые розовые пряди и затем убрал ладонь. Даже скрываясь за маской, Какаши выглядел печальным.       — Ну что? Угостишь меня ужином и обсудим детали тренировки?       Она должна была рассмеяться. — Идет. — Сакура не могла не вспомнить тот единственный другой раз, когда она угощала его едой и тот же ощутила острый укол боли в груди.       — Какаши-сенсей? — Спросила Харуно, когда они спустились вниз по улице к Ичираку-рамен. Они сидели бок о бок, места, напротив принадлежавшие когда-то Наруто и Саске, сейчас пустовали. На самом деле она никогда не проводила с ним время вдвоем.       — Хм? — Он вновь вытащил свою книгу, как только они сделали заказ. Сакура пыталась подобрать слова.       — Все уже никогда не будет по-прежнему, не так ли?       Он смотрел на нее поверх книги, и его взгляд был честен. Это был первый раз, когда он действительно смотрел на розоволосую девочку, как на взрослую.       — Нет, не будет.       В последующие дни Сакура посчитала, что тренировки, которыми она занималась с Какаши были достаточно интенсивными, чтобы она перестала страдать от ночных кошмаров. Он начал со стихийных техник, обнаружив, что у нее есть склонность к воде и земле. Она быстро освоила азы, чем повергла Какаши в шок и теперь они перешли к более сложной части, такой как создание теневых клонов и использование двух стихий в атаке. За два дня она научилась превращать воду в ледяные копья и создавать ползучие земляные завитки, которые запросто тащили ее врагов во внутрь, поглощая их живьем.       Но это было не все, чем они занимались. — Твой контроль чакры — это лучшее, что я когда-либо видел, — Какаши был поражен. — Но реальное количество чакры, которое ты можешь использовать — твоя слабость. Тебе нужно научиться экономить ее.       Он попросил Сая обучить ее пользоваться катаной, пока должен был выполнять другие свои обязанности. Это давалось ей труднее, чем ниндзюцу, но она неизменно совершенствовалась.       — Ты все еще склоняешься к обороне, — произнес Сай, когда она отбила удар и отбросила его на землю. — Тем не менее твой прогресс заслуживает похвалы. — Он подарил Сакуре ее собственную катану, рукоять которой была обмотана красной лентой. И это было самым милым, что он когда-либо делал по отношению к куноичи.       — Спасибо, — Сакура была тронута. Когда она обняла его, парень напрягся, не зная, как реагировать.       — Обними меня тоже, — мягко сказала она, и Сай неуверенно заключил ее в объятия. Его лицо было растеряно, но Сакура чувствовала искреннее доверие, которое он вложил в них. Сай всегда доверял ей в своем обучении по взаимодействию с людьми, когда не знал, как реагировать на то или иное событие.       — Я хотел извиниться, — спустя какое-то время сказал он, — я думаю, что мог ошибаться насчет твоей команды.       — Теперь это не важно, — она вздохнула, — все кончено.       Не имело значения, как сильно она любила Саске, он уже давно упал за пределы ее досягаемости. Она знала это, знала, но почему-то так и не смогла заставить себя сократить ту половину дюйма между ее кунаем и его спиной. Не имело значения, что одним кулаком она могла разрушить горы. В конце концов, ее чувства и ее неспособность нанести решающий удар делали ее слабой.       Сай отказывался учить девушку тому, как подавить свои эмоции, но она угрожала ему. — Ты просто не можешь вообразить, каково это — ничего не чувствовать. Или, вернее, не осознавать свои чувства.       — Мне плевать, — прямо сказала она. — Научи меня. Если не хочешь, я найду кого-нибудь еще.       Он забеспокоился, представив, как она просит об этом любого бывшего члена корня и быстро сдался.       — Хорошо, — он все еще сомневался, — если это поможет Наруто.       Так, на грани войны, Сакура упорно тренировалась. Она тренировалась с Какаши каждый день, когда он был свободен. Она спарринговалась с любым, у кого была свободная минутка — Хинатой, Ли, Неджи, Кибой, Ино, Шикамару.       Она упросила Шизуне показать ей, как пользоваться скальпелем чакры и дышать ядом на своих врагов. Сай не только обучил ее обращаться с катаной, но и показал, как подавить эмоции. Они по-прежнему были там, внутри, она никогда бы не смогла перестать чувствовать. Но сейчас это было все равно, что возвести вокруг сердца ледяной барьер — ничто не может вырваться наружу и никто не может попасть внутрь.       Конохагакуре, деревня, скрытая в листьях, содрогалась на пороге войны. Никто и не заметил, как Харуно Сакура медленно обратила свои внутренности в камень.       Непредвиденные последствия пересадки глаз его брата открыли для Саске новые перспективы. В течение многих лет он смотрел на мир не в черном или белом цвете, и даже ни в оттенках серого, его глаза застилал алый багрянец. Смотреть глазами Итачи же было как применять отбеливатель на пятнах крови. Его зрение расплывалось в случайных бликах, сквозь которые наружу пробивалось нечто иное, чем ненависть и безумие. И Саске, несомненно Учиха Саске, заколебался. На миг.       Тогда его мечты начали возвращаться к нему. Три полосы солнечного света сквозь густую чащу — тихие шаги за спиной — пролитые слезы, смерть, которую он не получил. Когда-то давным-давно, как ему казалось, будучи абсолютно измученным адскими тренировками Орочимару по ночам он вспоминал свою команду. Саске научился обращаться с масками. Но Итачи всегда был лучше.       Что ты делаешь, мой маленький брат? Он ощущал любопытство своего покойного брата, как будто оно могло быть осязаемым. Его разочарование.       Еще в те времена, когда Саске уважал своего сенсея, он мог поинтересоваться, была ли это его собственная совесть, которая делала все возможное, чтобы заговорить с ним, приняв облик человека, которого он любил и ненавидел больше всего на свете — единственного человека в мире, которого он бы послушал.       Но Саске стал убийцей. Он вырвал глаза брата из его холодного мертвого тела, чтобы спасти себя от слепоты. Он предал своих товарищей по команде, — и первых, и вторых — пытался убить девушку, когда она повернулась спиной. Он не был уверен, что у него вообще была совесть.       Но ему не приходило в голову, что даже одна мысль об этом, была уже первым небольшим шагом от тьмы, которой он был охвачен, пока сидел у ног Мадары.