* * *
Ну… мы нашли Эпплблум. Архитектура лагеря во многом повторяла Понивилль, так что и школа с жеребятами была. А вместо фермы Эпплов — склады продовольствия с самим Биг Маком в хозяевах. Таким образом, одна семья воссоединилась. Был и праздник, и угощения, хоть и довольно скудные, но все же весьма вкусные, были песни… Пинки смогла растрясти этот лагерь так, что даже суровые охранники-часовые начали улыбаться. Не понимаю, как у нее это получается. А потом Хувс взялся за ремонт всего-всего, Эпплджек — за строительство. Рейнбоу отправилась в больницу на долечивание многострадальных крыльев. Рэрити заперлась в архивах в поисках своей сестры, Пинки всерьез решила украсить этот городок, а еще нашла сарай под пекарню. Мы так быстро двигались до этого дня, что стоило немного притормозить. Если выкладываться на полную — немудрено сломаться. Поэтому и я, хоть с трудом, но тоже согласился остаться на несколько дней. Впереди — Вечнодикий лес и Флаттершай с Зекорой. Место, которое было опасным и до прихода вечной ночи. А уж сейчас и подавно. И я взялся за самосовершенствование. Медитации, магия, возможности тела и аур — давно пора было все перетряхнуть и отточить. Сперва погрузился в себя и снова осмотрел ядро души. Оно уже не напоминало уродливого кадавра, слепленного из частей, но шрамы и цветные области раздражали взгляд. Приложенными усилиями удалось сгладить некоторые участки и размыть границы, что, в свою очередь, сказалось на личности. Я стал спокойнее и рассудительнее. Может, и приступы глупости пропадут. Затем взялся за магию. Изучил несколько чудом сохранившихся пособий по прикладному колдовству, затем наткнулся на одну потрепанную брошюрку из университета одаренных единорогов. А после ее вдумчивого чтения врезал себе по голове. Это же надо быть настолько тупым! Я, конечно, больше по технике, чем по магии, но неужели не смог бы колдовать поизобретательнее? Подумать только, разнообразие барьеров — это все, что ранее смог придумать. Любое заклинание можно усовершенствовать, изменить до неузнаваемости! Как известно, заклинания состоят из жеста и образа, который нужно держать в голове. Чем сложнее магия, тем длиннее цепь последовательностей. Иногда ее требуется дополнять словесной формулой или рунными цепочками, проецируемыми на плоскости или в пространстве. У меня этой самой магической силы мало, поэтому всегда обходился простейшими образами, даже без слов и заковыристых жестов. Телепортация на небольшое расстояние — вот самое сложное, что смог выучить, да и то потому лишь, что смог зазубрить нужный образ по всем трем проекциям. И даже при этом в бою я часто просто рискую ее применять — не хочется ошибиться и застрять где-нибудь в стене здания. Так вот, в брошюрке описывались основы составления магических конструкций с уточнением деталей, что за что отвечает, и как это можно изменить для достижения другого результата. Тот же телепорт — например, если убрать из него элемент, отвечающий за замещение объекта аналогичным объемом воздуха, то после телепортации будет создаваться вакуумный хлопок, способный оглушить противника. И что самое полезное — такой телепорт будет «стоить» вдвое дешевле по манозатратам! «Призрачные когти» — зачем делать их по три штуки на каждом копыте, если можно по одному, но втрое большей длины? Файербол без указания вектора и формы преобразуется в огненную ауру, способную помочь в копытопашной. Да, дышать не получится, но я-то могу и задержать дыхание на минут пять-десять! И так во всем. Воистину, при бездумном применении магии взгляд замыливается, пропадает творческая жилка… А потом меня навестила Рэрити. Она вломилась, как ураган, разбросав листки с чертежами и книги в стороны. — Я нашла! Нашла! Моя сестра в Кантерлоте! — Ась? Это… а, это ты, — я отложил записи и повернулся. — Откуда узнала? — В архиве есть списки жеребят, отправленных в школу единорогов. Всех, кто хоть что-то смыслит в магии, забирали в город. И моя Свити среди них! А-а-а! — она разревелась. — Тише, тише, — подхожу и пытаюсь неловко успокоить. — Это же хорошо, да? Там-то с ней точно все в порядке. Да и живет лучше других. И мы тоже отправимся в Кантерлот, но позже. — Я зна-а-аю! — она шмыгнула носом и вытерла слезы, размазывая тушь. — Просто, когда смотрю на то, как Эпплджек всюду носится со своей сестренкой, я тоже… тоже… Напряженный полет мысли. Корректировка планов. Да, пожалуй, пора. Я готов. — Ладно. Ускоримся. Сегодня же иду в лес. Как только найду Флаттершай, отправимся в город. — Обещаешь? — Обещаю. Почему я решил идти один? Кобылок незачем брать с собой, у них и тут много незавершенных дел, да и опасное это путешествие. Хувс же остается охранять емкость с эссенцией Найтмейр. Он опять что-то придумал и ставит опыты с моей кровью. А я… а я бессмертен и почти неубиваем. Вижу в темноте, опять же. Хотя… стоп. Меня Флатти из этой реальности не знает, и точно не пойдет на встречу с остальными. Не поверит. Я бы не поверил, а она тем более. Придется взять кого-то, ей знакомого… Пинки! Она и силу имеет, и чует, где искать! Собираюсь. Накопытные арбалеты, болты с начинкой, немного припасов в седельных сумках. — Аве, Карма! — за неимением зеркала смотрюсь в подкопченный бак паровика. Морда угрюмо скалится, размазываясь по медному корпусу. Выхожу.* * *
Лес. На первый взгляд мертвый и сухой, но чем глубже мы заходили в чащу, тем больше подмечалось деталей. Едва заметные мертвенно-зеленые огоньки лишайников, уродливые грибные наросты, черные листья, так и не опавшие с скрюченных, словно в агонии, ветвей. Лес не был мертв, но и живым его было не назвать. Он находился в глубокой коме, словно ожидая чего-то… Гнетущее и пробирающее до дрожи впечатление. И где-то здесь живут Зекора и Флаттершай? Надеюсь, они не поехали крышей. — А какой он? — Пинки забежала вперед и улыбнулась от уха до уха. — Кто? — я не сразу понял, о ком она. — Муж меня из твоего мира! Да, я знаю, что ты не отсюда — Пинки-чувство! Ну и еще подслушала кой-чего, о чем вы с Хувсом шепчетесь иногда. Хитрокрупая. Ну, от Пинки всегда было сложно что-то скрыть. — А, Боунс? Ну, в день, когда я его встретил, он был тупее бревна. Черный, хитиновый, наивный, как младенец. Его выгнали тогда из роя, и он к нам прибился, в Понивилль. И знаешь, тогда я что-то в нем почувствовал. Частичку добра, что ли… А потом он стал умнеть на глазах. Меня спасал, и не раз. И от Найтмейр, и от Амрака, и от Негатива, жреца смерти, да и от Сомбры, кажется, тоже… — Ух, герой! — И друг. Лучший, пожалуй. Интересно, как он там… — Как-как. Оставил детей на вторую меня, а сам спешит тебе на помощь, конечно же. Ведь именно так лучшие друзья и поступают? — Пинки снова улыбнулась, на этот раз странной улыбкой, по которой было не понять, шутит она или говорит всерьез. Что-то шевельнулось под копытом. Я отскочил в сторону. Узловатый корень вырвался из сухой земли и хлестнул воздух в том месте, где я стоял мгновение назад. — Пинки, берегись! Земля задрожала, выпуская на волю новые и новые корни. — Бежим! И мы помчались. Лес оживал. Только теперь я понял, чего именно он ожидал. Пищу, свежее мясо… нас. Деревья корчились и извивались, в дуплах зажигались огни, похожие на глаза, источающие ненависть. Мох взрывался бороздами, выпуская тонкие плети лиан, цепляющиеся за копыта. Из грибов повалили удушливые облака спор, а колючие кустарники выстрелили иглами, и так метко, словно они в нас целились. Что за безумие происходит? Лезвие. Еще лезвие. Я закинул Пинки Пай на спину и понесся вперед. Было уже не до выбора направления — выбраться бы самим! — Уи-и-и! Вот это скачка! — кобылка словно и не знала про чувство страха. Хлысты ауры вырвались из спины, летя навстречу лианам. Некоторым растениям поплохело — они сразу же опали и ссохлись. Но новые и новые жгуты, увитые листьями, ползли следом. Весь этот дискордов лес сползался за нами с треском и шуршанием. Впереди виден свет! Мощным рывком я вылетел на поляну, отсекая лезвиями корни, уже обмотавшие ноги. Оставшаяся позади чаща как-то обиженно заскрипела, и все кончилось. Тишина. Лишь трава под ногами колышется от слабого ветра. Трава? Да, живая, настоящая, пахнущая свежестью! — Она живая! — Умгум! — ответила кобылка, зажевав целую охапку. — Не кексики, конефно, но нифево так. Эта поляна разительно отличалась от всего остального ландшафта. Ни одного сухого листика, ни следа той угрюмой атмосферы, что царила в лесу. А свет, что я заметил, шел от маленьких серебристых цветов, растущих небольшими скоплениями. — На обратном пути сожгу нахрен весь этот лес! — пообещал я, и краем глаза показалось, что ветки на границе чащи вздрогнули. — Бессильны гневные слова, сей лес не топливо-дрова. Он лишь пытается прожить чуть дольше — в чем его винить? — знакомый голос. Зекора! Я обернулся. Ага, как обычно, внезапнее нападения ниндзя. — О! Ух ты! Какая… неожиданно-полосатая! — Пинки тут же принялась ее рассматривать со всех сторон. — В чем винить? Да эти ветки нас чуть не сожрали! — А нечего ходить в места, что и на карте неспроста запрещены для посещений. И обойдетесь без мучений, — продекламировала она, многозначительно подняв копыто. — Ладно. В чем-то ты права. Мы, вообще-то, как раз тебя и искали. А точнее, Флаттершай. Это дело жизни и смерти! Может быть, даже солнце вернуть получится. — Все на круги своя вернуть? Что ж, это явно верный путь. Ох, если бы ночь стала днем! Сейчас, минутку, и пойдем, — зебра направилась к границе леса. Она словно поплыла по полю, иногда ударяя копытом о копыто, создавая ритм, медленный и тягучий. Шуршание травы, как подобие маракасов, тихий перезвон светящихся колокольчиков… — Что? — Тише! Сейчас она петь будет! — розовое копыто заткнуло рот. Пинки достала из гривы дудочку и принялась подыгрывать, старательно попадая в ноты. Это… это колыбельная? Для леса? Зекора запела. Ох, как давно я не слышал, как она поет. Семья, дети — рутина затягивает, и вот уже не остается времени на песни и пляски. И пусть это не та Зекора, но все же что-то надломилось внутри в восхищении и трепете. Когда вернусь, сделаю все, чтобы подобное повторилось. Когда… вернусь… Что таится во тьме? Чьи сверкают глаза, В узловатых сплетеньях ветвей? Кто всё слышит и ждёт, но не может сказать? Кто на свете мудрей и древней? Шёпот из-за спины, слабый отблеск луны, И ночная симфония звёзд. Лишь в кромешной тени все бывают равны. В сей чертог опускается мост. Растворись в этих снах без остатка, Позабудь о рутине дневной Как без хаоса, нет и порядка — Из тревоги родится покой. Расплескайся по небу волною, Мириадами точек-огней. Пусть тебя, как периной, укроет От навязчивой серости дней. Пусть тебя, как периной, укроет От навязчивой серости дней. Что хранит забытьё? Где живет пустота? В чем величие циклов времён? Каждый день, по своим возвращаясь следам, Как песок, рассыпается сон. Кто-то рядом стоит, и с заботой укрыт Разум твой от враждебных умов. Сделай вдох, не спеша, и помчится душа В бесконечное множество снов. Веки потяжелели, тело обмякло, готовясь развалиться на этой чудесно-мягкой травке. Идеальная постель. А Флаттершай… а она подождет, надо только выспаться… — Хрясь, — сухая палка опустилась на череп и переломилась. Ай. Узнаю тяжелое копыто. — Идем, нечего спать, — Зекора хмыкнула и показала на еле заметную тропинку, ведущую вглубь чащи. Лес спал и видел сны. Сны о свежей загнанной добыче, о крови, питающей корни, о солнечных лучах, что давным-давно питали тогда еще зеленые листья.