put down your sword and crown

— Стефан учит меня водить, — говорит Ребекка. Она еще не знакома ни с одной из современных машин, поскольку была заколота с двадцатых, и по чьей вине? Клаус смотрит в ответ безучастно, потому что это правда не его проблема, если ей захотелось поводить. Особенно, если ей приспичило учиться у Стефана Сальваторе. Ребекка умоляет и подлизывается целый день, но только когда она с легкой ухмылкой упоминает Кола, Клаус нехотя уступает ей свою редкость, модель Х Дьюзенберг. — Тебе бы не помешало уяснить суть данной ситуации, — говорит он мрачно. — Состояние, в котором ты видишь ее сейчас, это то, какой я хочу ее видеть, когда ты закончишь. Она просто улыбается в ответ и счастливо бренчит ключами, и Клаус решает, что не доверяет сестре достаточно, чтобы оставить ей свою детку. Вздохнув, он захлопывает скетчбук. И вот почему ему приходиться хмуриться на заднем сидении своего ретро-автомобиля, пока Ребекка упорно продолжает врезается в каждый бордюр на пути, а Стефан устало трет глаза рядом с ней. Если Стефан и чувствует себя некомфортно, будучи запертым в коробке из-под машины с двумя чрезвычайно сердитыми Первородными, он не показывает этого. Единственный раз он демонстрирует, что на износе, когда они видят Кэролайн, идущей по тротуару к ее собственному не-такому-уж-саморазрушительному автомобилю. — Кэролайн! — зовет он, и она, только слегка растерявшись, удивленно моргает. — Стефан? Он высовывается из окна, хотя его волосы и едва пролезают. — Забирайся. — Эм… — Она замирает, притворно обдумывая это. — Нет? Кто действительно может винить ее за нежелание? Ребекка на переднем сидении держится за руль так, как будто это выступ здания, а она выпала из окна; волосы Стефана торчат под странным углом, и у него появляется безумный блеск в глазах, а Клаус извергает из себя смертельные угрозы со скоростью 80 миль в час, если Ребекка оставляет хоть миллиметровую царапину на его машине. Стефан высовывается дальше и сбавляет тон. — Пожалуйста. Я схожу с ума, и мне нужно дружелюбное лицо. Пожалуйста, Кэролайн. — Он ужасно близок к тому, чтобы схватить ее за руки, но окно слишком тесно для этого. — Пожалуйста. Ради моего здравомыслия. — Ты здесь сам по себе, партнер. Она хихикает над собственной попыткой говорить по-ковбойски. — Забирайся в чертову машину, Кэролайн, — Стефан стиснул зубы, — или я скажу Деймону, что нашел, когда в последний раз был в… Она роняет сумки с покупками на тротуар, резко дергает на себя дверцу (Клаус морщится) и бросается внутрь. — Хорошо, хорошо! (Стефан выглядит удовлетворенным, Ребекка свирепо оглядывается, Кэролайн кажется смирившейся, а Клаус старается не улыбаться, когда колени Кэролайн почти задевают его.) ~~~ — Наступи на педаль сцепление, Ребекка, — говорит Стефан. — Помни о ручном тормозе, Ребекка, — говорит он. — Там ребенок, Ребекка!  — кричит он, когда ее случайно заносит в парк. — Смотри в зеркало заднего вида время от времени, Ребекка, — говорит он. — Нет, не затем, чтобы проверить, на месте ли твоя помада, Ребекка, — говорит он. Стефан начинает уставать спустя всего час — и он уже жалеет, что пригласил Кэролайн. Помощи от нее нет никакой: она только закатывает глаза и жалуется (громко), когда Ребекка умудряется заставить машину заглохнуть или намертво остановиться посреди длинной вереницы автомобилей, или требует (громко), чтобы Клаус держал свои руки подальше от нее, или визжит (громко) при виде каждого лотка с мороженым, мимо которого они проезжают. Позже, когда Клаус и Кэролайн раскинутся на покрывале на каком-то пучке травы (они достигли предела, врезавшись в дверцу автомобиля достаточно раз, чтобы увериться, что больше она не будет работать), а Ребекка привыкает разворачиваться, не снося при этом дерева, Стефан спрашивает, почему она просто не использует одну из множества сверкающих машин Кола — он приохотился к блестящим черным автомобилям после того, как Деймон одолжил Первородным DVD-диск с Черным Рыцарем — вместо банки сардин, которую Клаус зовет машиной. Без сомнения Клаус и правда любил этот автомобиль: покраска была великолепна и, когда Стефан из любопытства поднял капот, то не увидел ржавчины. Но серьезно, ничто не могло сравниться с Коловским SLR МакЛарен Мерседес, который при усилии наверное смог бы развить вампирскую скорость. — Напоминает о старых временах, — жмет плечами Ребекка, глядя в верхнее зеркало, чтобы восхититься своими бровями, а не дорогой позади них, как Стефан «вежливо» предложил ей. — Последний раз, когда вы с Ником искренне смеялись. Лучшие времена. Времена, когда моей жизни не досаждали абсолютно злобные брюнетки. — Многовато вульгарности для одного предложения, тебе не кажется? — замечает Стефан мягко, но все же закрыл на это глаза. Машина дергается, и Стефан, стиснув зубы, хватает ее за запястье. — Отпускай педаль сцепления медленно, Ребекка. — Он трет переносицу. — Честно, иногда я думаю, ты делаешь это нарочно. Ребекка решительно смотрит перед собой и не врезается ни в единый бордюр следующие полчаса — время, за которое цвет ее щек возвращается в норму. ~~~~ — Это не имеет никакого смысла, — говорит Кэролайн. Потому что — серьезно — она больше не собиралась это терпеть. — Почему ты делаешь это? — Делаю что, любимая? — мурлычет Клаус, не поднимая глаз от скетчбука. Его вальяжная поза раздражает, и то, что после ее срыва Клаус больше не предпринимает попыток притронуться к ней, тоже раздражает. Потому что — серьезно — если не беситься на него, тогда чем ей еще заняться, пока увеселительная поездка Ребекки не закончится? — Позволяешь Стефану учить Ребекку водить. Клаус поднимает глаза и выразительно смотрит на нее в то время, как в воздухе раздается пронзительный крик Ребекки и редкие проклятия Стефана, когда те едва не приземляются в канаве. — Вот почему. Кэролайн закатывает глаза и опирается на локти. — Нет, я имею ввиду… почему ты позволяешь Стефану учить Ребекку водить? Тебя не беспокоит, что он может заколоть ее или типа того? Клаус усмехается. — Милая, Стефан однажды был моим лучшим другом. Кем бы он не являлся сейчас, я скорее поверю, что твой драгоценный Тайлер когда-нибудь вернется в Мистик-Фоллз, чем в то, что Стефан заколет Ребекку. Ее глаза вспыхивают, но едва она собирается возразить, как Клаус рычит: — И я позволю Ребекке делать все, что ей хочется. Если она желает провести последние тридцать дней своей жизни, учась водить у новомученика-Риппера, так тому и быть. Кэролайн пытается не чувствовать себя виноватой, фокусируясь на клочке ромашек и думая о прессе Тайлера. Получается не особо. ~~~~ — Заклятие не сработала так, как должно было, — говорит Бонни. — Так, как должно было? — Деймон поднимает бровь и салютует ей напитком. — Объясни. Бонни хмурится и стучит ногтями по столу. Елена хранит жесткую дистанцию — как и должна, ведь мать Бонни все еще находится в переходном периоде, — на всю ширину гостиной. Стефан опирается на книжный шкаф, руки держит в карманах, а глаза не отрывает от пола. — Так как вы обр… так как заклятие прервали… — Бонни пришлось сглотнуть, чтобы продолжить. — Эстер не смогла направить достаточно сил, чтобы убить их немедленно. Она смотрит на каждого из них, они тупо хмурятся в ответ. Первым доходит до Кэролайн. — Как долго? — мягко спрашивает она. Бонни поджимает губы. В ее голосе намек на триумф. — Следующее полнолуние. ~~~~ — Мне правда жаль, что тебе снова приходится проходить через это, — говорит Елена. Елена берет на себя задачу сказать Элайдже — в конце-концов, это меньшее, что она могла сделать после того, как наврала ему в лицо, — и он принимает это удивительно хорошо. Ни похищений, ни завуалированных угроз, и он даже предложил ей мятного чая. Елена подозрительно фыркает и поворачивается к нему. — Раньше ты собирался убить меня, чтобы спасти ваши жизни. — Она сжимает губы, думая, не рановато ли об этом заговорила, но в любом случае ничто — даже плохой этикет — не спасет их от судьбы. — Что изменилось? Он пожимает плечами и делает глоток чая, не обращая внимание на то, какой он горячий. — Может, Эстер была права. (Елена игнорирует, что он больше не называет Эстер *матерью*.) — Финн был несчастен; Кол постоянно ищет развлечений. А Клаус… просто убивает и убивает и убивает. — Он вздыхает. — Может, наше время пришло. Он смотрит на нее поверх своей чашки. Елене почти хочется рассмеяться: Элайдже в его вездесущем костюме сидит в изысканном кресле и попивает из изысканной чашки, которую Ребекка несомненно выбрала сама, — но она не смеется. Елена не чувствует ничего, кроме сожаления и, на удивление, боли. Смеяться не над чем. — Тысяча лет это долгий период, — говорит он, и его тон почти нежен. Достаточно, чтобы она, ошеломленная, по-совиному заморгала. Достаточно, чтобы она отложила чашку прежде, чем содержимое бы пролилось. Элайджа вновь удивляет, когда берет ее трясущуюся руку. «Должно быть наоборот», — хочет сказать она. «Ты должен рыдать над чашкой мятного чая, не я», — хочет сказать она. «Я должна обнимать тебя, а не ты меня», — хочет сказать она. Вместо этого Елена сопит и кладет голову на плечо Элайдже. Она решает, что сейчас говорить не о чем. ~~~~~ — Я не позволю вам всем веселиться без меня, — говорит Кол. Он увязывается за ними в следующую поездку Ребекки. Кэролайн постоянно ерзает (всего, что она нагуглила про машину Клауса, и всего бреда о шикарной кожаной обивке было недостаточно, чтобы обеспечить комфорт, когда ты застреваешь между Клаусом с его таинственным скетчбуком и Колом с его самоуверенными взглядами.) В Мистик-Фолз не так много места, и скоро Кэролайн обнаруживает, что Ребекка увозит их из города, мимо таблички Добро пожаловать в Мистик-Фолз! Популяция: 515, и вот уже вокруг холмистые зеленые холмы и яркое голубое небо. Ребекка смеется против ветра (она хотела открытый вверх — Клаус ворчливо согласился), губы Кола подрагивают в намеке на улыбку, Клаус, как ни странно, поднимает глаза от своего скетчбука и посылает Кэролайн признательный взгляд, а Стефан действительно выглядит, будто наслаждается этим. Так обстоят дела, пока Ребекка не сворачивает в неправильную сторону, и они не начинают с грохотом спускаться по грязной дороге, где в канавах затвердевает грязь, а ветки деревьев ударяют их по лицу. — Может… может, нам развернуться? — выкрикивает Кэролайн после того, как они все (на заднем сидении) подпрыгивают на ухабе. — Забудь об этом, может, нам остановиться? — рычит Клаус, когда ветка царапает капот машины. — Я не знаю, как! — Ребекка держит руль мертвой хваткой. — Я не знаю, как! — Что, как развернуться или как остановиться? — Кол смотрит в верхнее зеркальце. — Оба! — Разумеется! Кол взмахивает руками в раздражении, и не оттого, что Ребекка попыталась остановить машину, очень резко повернув руль. Стефан пытается успокоить ее, но ветка ударяет его в лицо. Он смещается, вся машина смещается вместе с ним, и они валятся в канаву, только это была не канава, а гребанное ущелье, и Кэролайн пытается схватить сидение перед собой, вместо это умудряется поймать плечо Клауса, когда он болезненно врезается в ее собственное… Кол, пытаясь удержаться за передние сидения, кричит что-то вроде: — Много пользы от этих уроков вождения! — Не дави на газ — используй ручной тормоз, Ребекка! — Я не знаю, как!  — Он рядом с твоей рукой — да, пусть двигается накатом, — да, тяни его, Ребекка! Ребекка дергает, и тормоз со звоном отрывается от пола… Клаус издает задушенный вопль… — Нет… нет, не пани… — Стефан ударяется головой о ветровое стекло. — Нажми на сцепление! — Я не знаю, к — я не знаю, как! Клаус не может решить, держаться ему за дверь, которая продолжает хлопать, или за скетчбук… Кол рычит все возможные ругательства… Кэролайн продолжает вопить: — Мы умрем, мы умрем, мы умрем, умрем! А Ребекка кричит в ответ: — Мы уже мертвы, слабоумная идиотка!.. Стефан все кричит: — ТОРМОЗ. ТОРМОЗ, РЕБЕККА. СПРАВА. НАЖМИ НА ТОРМОЗ СПРАВА. Машина все еще катится вниз, им ничего не видно в кромешной тьме, и тут раздается громкий треск, и внезапно их смешанные крики прекращаются, ведь машина больше не прорезается сквозь чащу. Луна выглядывает из-за облаков, чистая и яркая в достаточной мере, чтобы показать: глаза Клауса зажмурены от боли. ~~~~ — Он в порядке; Элайджа в порядке, — говорит Елена. — Я слышал грохот, как-то не похоже, — фыркает Деймон, скрестив руки. — Что случилось? Элайджа кривит рот в умеренном отвращении. — Позади этих книг было немного засохшей вербены. Он указывает туда, где Стефан обычно хранит книги по семейной истории. Не то, чтобы фиксировать нужно было многое. В конце концов, последние 146 лет — это только они двое. — Ну, кто-то должен научить тебя держаться подальше от его записей. Деймон улыбается, пока Элайджа заламывает себе руки, чтобы избавиться от волдырей, которые образовались на коже. Елена подбирает картинную рамку, упавшую с камина, когда Элайджа спешно отвел руку. Ее волосы взъерошены, под глазами образовываются темные круги из-за мыслей о том, что она не может контролировать. Бонни все еще избегает ее, как чуму, и ведет себя безразлично, если Елена спрашивает, в чем дело. Деймон стучится к ней по ночам, спрашивая, как она. Последние несколько дней Елена живет в особняке Сальваторе, потому что в ее доме до ужаса тихо с тех пор, как Джереми уехал, а Аларика поместили в больницу. Элайджа приходит и уходит, и Деймон прикусывает себе язык, чтобы не комментировать этого, ведь он может и мудак, но он добрый мудак, который считает, что возможно Элайдже понравится в оставшиеся ему на Земле дни позависать с человеческой подругой. Это, однако, не означает, что ему не любопытно, о чем ведутся приглушенные разговоры, которые он слышит, бродя из комнаты в комнату с виски в руке, сам не в состоянии спать. Шепот обычно начинается в районе одиннадцати (Элайджа приходит где-то в 10:45, всегда вооруженный коробкой миндальных печеней и напряженной улыбкой для Деймона), он может услышать, как они раз или два повысят голос и иногда смеются. Это продолжается, пока сверчок не прекращает чирикать около 4 утра. Тогда Элайджа уходит. Постучав, Деймон обычно стоит в ее дверном проеме. «Ты в порядке?» Она одаряет его улыбкой, которая жутко зеркалит Элайджину. Деймон позволит себе ощутить долю облегчения прежде, чем взмахнуть рукой. «Могу я…?» Елена смотрит на него, действительно смотрит и медленно качает головой. Деймон коротко кивает, поворачивается и бесшумно закрывает за собой дверь. ~~~~~ — Тебе нужно успокоиться, — говорит Кэролайн. Она закатывает глаза и переворачивается, нежась на прохладной траве рядом с Клаусом, который прикрывает ладонью глаза. (Они даже не озаботились одеялом в этот раз, так как Кол был слишком занят, пытая им Ребекку: на вампирской скорости он бегал по улице и закрывал лобовое стекло, когда думал, что ночи не достает воплей). — Кэролайн, — стонет Клаус. — Дорогая милая наивная Кэролайн. Ты не понимаешь. Это был очень редкий автомобиль. Это была Модель X Дюзенберг. Он позволяет фразе повиснуть в воздухе, и Кэролайн поднимает глаза от своих ногтей и щурится, пытаясь придумать красноречивый ответ. — И? — И? — шипит Клаус, поднимаясь. — Было сделано только пять. Меня не особо волнуют автомобили, но позволь сказать тебе, что Старушка Бетси, — говорит он с кривой усмешкой, — …значит для меня больше, чем левая рука Кола. Ребекка окрестила Клаусову Модель X Дюзен-как-там-дальше «Старушкой Бетси», потому что звучала она именно так, когда Ребекка надавила на тормоз с излишней силой. Кэролайн взглянула на дорогу, где фигура Кола искривлялась в лунном свете. Он теперь несся мимо автомобиля, притворяться трупом, и то и дело объявлял: «Моя шлюха-сестра и правда знает о машинах что-то кроме того, чем занимаются на задних сидениях!» Нет нужды говорить, что Ребекку это не радовало. Она назвала целью своей жизни сбить Кола, к досаде Стефана, хотя тот все еще и давал ей вялые советы, вроде «Смени передачу, чтобы ехать быстрее», или «Помни о тормозах, Ребекка», или «Притворись, что заходишь справа, Кол не будет знать, что сбило его». — Этой машине 90 лет, — указывает Кэролайн. Одно из боковых стекол бесполезно болталось, в кожаном покрытии задний сидениях была огромная дыра, крышу оторвало полностью, а ветка оцарапала капот в стиле «Ха-ха, нахуй иди, я разрушил твою машину». — Она отжила свое время. Наступила тишина, и она поняла, что сказала. В лунном свете Клаус оборачивается и смотрит на нее, но ничего не говорит. Его глаза блуждают по каждой части ее тела — лицу, волосам, искривленным в точности, как ее подавленная улыбка, по фарфоровым рукам, которые, кстати, выглядели хрупкими в его мозолистых руках… Стоп, когда он умудрился прикоснуться к ней? Клаус отодвигается, и Кэролайн ощущает намек на… что-то. — Так ты думаешь о нас? — спрашивает он наконец. — Обо мне? Она думает, как должна ответить, быстро рассматривает вариант «отмахнуться от этого», но в силу серьезности ситуации (если игнорировать крики Кола «Посмотри на заднее сиденье, Бекка! Это призрак прошлого траха!») она говорит абсолютно честно: — Я думаю, ты загадка, упакованная в придурка, закутанного в претенциозность. Он трясет головой, посмеиваясь. Кэролайн наклоняется вперед и играет с пучком травы. — Я также думаю… тысяча лет — это довольно долгое время. Она смотрит на него с легкой улыбкой на лице. Она правда не знает, как он отреагирует, но ее искренность должна ему понравится, как обычно. Он по крайней мере улыбнется на это, верно? (Но когда ее начали волновать его улыбки?) Но Клаус не улыбается. Он откидывается назад и сосредоточенно изучает ее лицо. — Не достаточно долгое.