put down your sword and crown

— Если все вы не заткнетесь, я сверну на этой машине со скалы, — рычит Клаус. На его лбу прорезается глубокая морщина. Стефан решил, что Ребекка, наконец, готова встретиться лицом к лицу с вероломной автомобильной магистралью, и Клаус не хочет приостанавливать их поездочки — так он принялся это называть; Деймон куда грубее — или что-то вроде того (в особенности так, как любое неправильное действие может закончиться тем, что Ребекка завернет на путь грузовика), но, выражая это наиболее простыми словами, он несогласен со Стефаном. Нет, Ребекка не готова к никакому движению, которое не является симуляцией Кола, бегающего через улицу, помечая бампер своими кулаками или кидая деревья на переднее стекло. Стефан хмурится, и Клаус обосновывает, что он беспокоится не о Ребекке, а о… Машине. В то время, как он понимает, что может просто внушить Джею Лено отдать его машину — будь проклят человек, кто с такой легкостью нашел Дюзенберг в соседском гараже, — ему нравится Старушка Бэтси. Это его первая машина, та самая, которую он выкатил из агенства по продаже автомобилей в 1926. Говорят, свою первую машину никогда не забыть, и Клаус не хотел бы подвергать эту теорию тестированию. Он не хочет, чтобы ему приходилось вспоминать, как Стефан однажды умолял его одолжить Дьюзи, чтобы соблазнить богатенькую наследницу благородной крови (кстати говоря); он хочет саму машину, а не воспоминания о том, что когда-то было. И Клаус не уверен, что Старушка Бэтси может пережить автостраду (даже он сам не водит Старушку Бэтси по автостраде!), тем более с его сестрой за рулем. Ребекка не обязательно соглашается, поэтому Клаус угрожает навсегда забрать машину, если она по крайней мере не даст ему показать, как маневрировать его машиной в интенсивном движении. На это странно смотреть: искореженный старомодный автомобиль (его боковое зеркальце небрежно прицеплено лентой, одного из колпаков не достает, а на виниловой крышке зияет дыра) покачивается между сияющими Хондами и редкими БМВ. Ребекка старается не смотреть на самодовольное лицо брата, когда он умело объезжает красный автомобиль (каким образом Ник умудрился заставить Старушку Бэтси ехать так быстро и не издавать эти ужасные удушающие звуки?) в то время, как Кол жалуется (громко), что это занимает вечность. — Бекку нельзя пускать на улицу, когда люди так привыкли… — Через зеркало заднего вида Кол убеждается, что она смотрит ему в глаза. — … видеть ее по углам улицы. — Просто *заткни*… Ребекка расстегивает ремень безопасности… (- Что по-твоему ты делаешь, Ребекка? — рычит Клаус, когда машина виляет.) — …сь… Один миг, и она накидывается на брата… (- Вернись на свое место, Ребекка, — говорит Стефан немного слишком громким голосом, когда бампер болезненно волочится по гравию.) -… Кол. (- Милое применение шарфа, — замечает Кэролайн.) Теперь она его душит. Ужасающий взгляд подходит под хватку, которой она сжимает красный шарф вокруг шеи Кола. — Или я тебя заставлю. — Дорогая сестра, ты не знала? — Кол дотягивается до рук Ребекки, отрывает их от своей шеи, кидает ее на Стефана — Клаус неистово поворачивает руль, когда машина кое-как балансирует на правых колесах, — и шипит сквозь зубы: — Мы уже умираем. Так что я говорю: вперед. **** — Я поверить этому не могу, — решительно говорит Бонни. — Бонни! — Елена вскакивает со стула. Шок проносится по ее лицу на долю секунды, и она бормочет: — Почему ты не в школе? — Почему ты не в школе? — Глаза ведьмы сужаются, когда она немного устало спрашивает это. — Почему никто не в школе? — Я… ммм… проспала, — говорится Елена, запнувшись. — А они здесь ради кофе. (- Та-да! — ритмично пропевает Деймон, подняв чашку.) Кажется, Бонни не знает, как на это ответить, и вместо этого она возвращается к прежнем теме: — Сегодня я пришла в школу лишь с половиной моей презентации по биологии, потому что мой партнер отсутствовал… Кэролайн задохнулась от изумления и виновато отвела глаза. — Прости, я совсем забыла. — … и зная моего партнера той невротической, никогда-не отсутствующей чудачкой, которой она является, — продолжает Бонни, — мне просто стало любопытно узнать, где она. К тому же, — она глянула на Елену и также быстро ответа взгляд, — последнее время вы все были такими тихими. — И я о том же! — воскликнул Деймон. — Дай пять, подружка. — Послушай, извини, — говорит Елена, — но последнее время ты тоже не особо искала встречи со мной. — И по основательным причинам, учитывая обстоятельства, — возражает Бонни. Она обводит комнату рукой. — И что это все? (- Кто-нибудь еще чувствует себя лампой? — спрашивает Кол своих родственников, которые либо закатывают глаза (Клаус), либо свирепо смотрят на Бонни (Ребекка).) И внезапно ее осенило. Она поворачивается к Елене, немного ужаснувшаяся; много преданная. — Ты сказала им. Перемена в комнате достаточна, чтобы Ребекка спросила: — Сказала нам что? Элайджа немедленно встает между Еленой и Бонни (Бонни не сдает позиции.) — Она сказала только мне. Если ты хочешь винить кого-то за то, что сказали Клаусу, вини меня. Кол переводит мрачный взгляд на брата. — Ник? — спрашивает Ребекка побелевшего Клауса. — О чем говорит Элайджа? Стефан мгновенно встает и тащит Ребекку к двери. — Пойдем, Ребекка. Мы едем кататься. — Нет, черта с два. — О, да, едем. После этого Стефан вытаскивает Ребекку из комнаты. Кола угрожающе медленно подход к старшим братьям. — Что вы знаете, чего я не знаю? — Не так уж и много, очевидно, — глумится Бонни. — С меня хватит. Она уходит, но еще раньше Кэролайн отталкивает свое кресло и бежит за ней. Елена просто выглядит убитой. **** — Не забудь свой подарочный пакет! — зовет Деймон, когда Бонни несется вниз по улице. — Вот, передай ей. Он бросает Кэролайн пачку Нескафе три в одном. — Угрх, просто… просто заткнись, Деймон! — кричит Кэролайн, пытаясь не отставать от Бонни. — Бонни… подожди! — Слушай, все не так, как выгляд… Можешь ты просто выслушать меня, Бонни? — Кэролайн использует свою вампирскую скорость, чтобы встать на пути Бонни. — Я могу объяснить. — Я не уверена, что хочу слушать это, Кэролайн. — Теперь Бонни зла, и она оборачивается, пытаясь найти другую дорогу домой. — Я пришла к тебе домой, и там было пусто, так что я подумала, что ты будешь в пансионе, но угадай что — там тоже никого не было. — Да, прости за это. Деймон легко подходит к ним двоим, как будто они не бегут на каблуках или типо того. И снова Кэролайн беспомощно дергает Бонни за руку, но та продолжает, будто Деймон и не прерывал их. — И я обнаруживаю, что все вы попиваете кофе и сближаетесь с Первородными? Кэролайн, тот факт, что они умирают, не искупляет их. — Все именно так, как ты сказала, Бонни, — быстро говорит Кэролайн. — Они умирают и знают об этом; они не будут причинять неприятности или что-то такое. — Как если бы нам об этом было известно! Откуда тебе знать, что они не собираются просто сжечь до тла весь город, обратить все в пепел? — Они не собираются. Кэролайн и Бонни рывком оборачиваются, когда Елена приближается к ним с белым флагом в руках и извинением в глазах. Бонни неубежденно щелкает языком. — Они не будут проблемой, — спокойно говорит Елена. — Элайджа обещал. — И все это благородно, хорошо и прекрасно, но если ты забыла, он угрожал твоей жизни меньше недели назад! — Бонни выпускает резкий порыв воздуха, который растворяется в атмосфере. — Иногда вы, ребята, слишком всепрощающие. — Не я, — говорит Деймон. — Я все еще не доверяю Первородным, но хей — пусть лучше убивают белок, чем нас. — Заткнись, Деймон, — синхронно вздыхают Кэролайн и Елена. Он пожимает плечами. — Я просто говорю, что я не такой всепрощающий, вот и все. Черт возьми, я все еще не простил Бонни за то, что она сломала мое DVD с Бойцовским Клубом. — Я сожгу твои брови, — вскипела Бонни. — Раз уж мы заговорили о сжигании, — вдруг серьезно говорит Деймон. — Мы со Стефаном не забыли, кто они, и мы точно не забыли тебя и на что ты способна. Один неправильный шаг, и мы расправимся с ними. — Деймон, — начинает Елена, но Деймон взмахивает рукой, чтобы заставить ее замолчать. — Эта доставучая идея успокоит тебя? Неохотно, Бонни кивает. — Один неправильный шаг, — повторяет Бонни для подтверждения. — Только один. — Скажи слово, и я сам это сделаю, — твердо говорит Деймон. **** — Ты бы не хотел ничего сказать мне, Ник? — Кол, крадучись, обошел вокруг обособленного стола и встал лицом к лицу с братьями. — Что насчет тебя, Элайджа? В тишине Клаус и Элайджа обмениваются взглядами. Наконец, Элайджа говорит: — План Эстер сработал. — Невозможно, — шипит Кол. — Деймон убил эту пресную ведьму, и заклинание распалось. Элайджа осторожно шагает навстречу брату, выставив руку так, будто затем, чтобы положить ему на плечо. — Да, но оно распалось именно так, как желала ведьма — Что это должно значить? — Это значит, — говорит Клаус, — что заклинание было только отсрочено. Кол выглядит озадаченным, и Клаус продолжает: — Мы проживем двадцать пять дней. — Это трудно осознать, — говорит Элайджа, положив твердую руку на плечо Кола. Тот выглядит, как если бы кто-то пнул его в живот, и он выбрасывает руку, чтобы удержаться за спинку кресла. — Мы должны сесть и поговорить об этом, — предлагает Элайджа, увидев пепельное лицо Кола. — Черта с два, — рычит Кол и пробивает Элайджей проход прямо в гостиную. **** — Красный свет, Ребекка, — резко говорит Стефан. — Предполагалось, что ты остановишься. (- Этого бы не случилось, если бы все еще водил я, — бормочет Клаус.) Не столько Ребекка водит, сколько Стефан то и дело хватается за руль, и она находит это чрезвычайно раздражающим. Как она должна доказать Колу, что она умелый водитель, если Стефан постоянно отбирает у нее руль? Вот тогда-то она и убирает руки с руля посреди забитой улицы, где все двигаются со скоростью 80 миль в час. — Что по твоему ты делаешь? — восклицает Стефан, хватаясь за свистевший руль. — Ты так хотел водить, вот я и позволяю тебе, — отвечает Ребекка, вздернув нос. — Давай, веселись. (- Да, сестра, прекрасная работа: ты ускорила это проклятия, — бормочет Кол, закатив глаза к небу.) Стефан хватает руки Ребекки и бросает их на руль, где они и остаются… но не раньше, чем Стефан обещает, что не будет снова путаться с рулем. Он закатывает глаза и выплевывает: «Ладно». Ребекка выглядит довольной, а Клаус выглядит успокоенным, но не проходит и пяти минут их сделки, как Стефан протягивает руку, чтобы совсем чуть-то подтолкнуть руль вправо. — Все! Решено! — вскрикивает Ребекка, замедляет ход сцепления и резво нажимает на тормоза. — Стефан, поменяйся местами с Кэролайн. Сначала Стефан кажется впечатленным и озадаченным от факта, что Ребекка помнила, как остановить машину, позже он смотрится недоверчивым. — Что? — Ты слышал меня. — Ребекка наклоняется к нему, и ее темные очки соскальзывают на нос. — Забирайся на заднее сидение и поменяйся местами с Кэролайн. — Я не думаю, что это хорошая идея, — твердо говорит Стефан, стиснув зубы. — Кэролайн даже не знает, как работает эта машина. — Ей, я не потерплю этого, — огрызается Кэролайн, уже распахивая дверь. Она помахивает рукой и очаровательно улыбается, чтобы заглушить громкие гудки и длинную полосу злобных водитель за ними, но хмурится, когда кто-то показывает ей палец. — Незачем быть грубым! — Ради всего святого, Стефан, — говорит Клаус, пропуская руку сквозь волосы, — просто делай, как она говорит, и мы переживем этот день. (- Мы даже можем пережить это утро, — добавляет Кол.) — Честно, насколько это может отличаться от обычной машины? — спрашивает Кэролайн, пристегиваясь. Стефан не отвечает, только мужественно сидит, пока Кол посылает ему хитрую улыбку мимо Клауса. Кэролайн прячет свою, наблюдая за ними в зеркало заднего вида: Клаус сидит посередине, скрестив руки на груди, с самым холодным выражением на свете; Стефан пытается не дергать глазом, а Кол намеревается занять своими ногами столько места, сколько возможно. Вся ситуация просто воняет неловким субтекстом. Стефан не может удержать от того, чтобы не быть пассажиром-советником в то время, как Ребекка петляет между машинами — черт, у него есть все права на это; он ее учитель, — но Кэролайн и Ребекка слишком весело проводят время, сравнивая маникюры, чтобы следить за улицей с односторонним движением, в которую они завернули. — Неправильный поворот, Ребекка! — рявкает Клаус, опередив Стефана. Ребекка беспомощно смотрит на Кэролайн. «Как мне повернуть?» Кэролайн просто трясет головой, отчаянная и испуганная, и прижимает колени к груди. — Я не знаю! Они вслепую петляют по улице — тут поворот, а там резкая остановка, но даже воплей приведенной в ужас Ребекки и стенаний Кэролайн «Остановите, остановите, остановите» не хватает, чтобы затормозить грузовик, громыхающий по дороге в двадцати футах. — Направо, Ребекка! — настойчиво кричит Стефан, пытаясь мимо плеча Кэролайн дотянуться до руля (который Ребекка отпустила), но его руку не пускают вцепившиеся друг в друга вопящие девушки. (Он не винит их — Кол крепко держится за Клауса и кричит ему в ухо… хотя если подумать, только чтобы выбесить гибрида.) Грузовик надвигается на них, и Стефан собирается с духом перед угрожающим им столкновением. *** — Прекрати это! — гремит Клаус, ибо Кол умело кидает в нож за ножом то ему в голову, то в промежность. — Или я проткну кин… — Нож несется к его лбу, Клаус отбивает его в противоположную сторону и тут же выплевывает ругательство: его кулак раскраивается на долю секунды прежде, чем исцелиться. — Тебе стоило оставить этот глупый кинжал в моем сердце, — рявкает Кол, пока Клаус пытается удостовериться, что последствием разрушений, устроенных Колом, не будет (полное) уничтожение гостиной Елены. — Мог бы избавить меня от болезненного опыта — увидеть тебя в шестидесятых. Ты был омерзителен. — Ты говорил, это было в стиле — рычит Клаус, схватив Кола за горло. Он пригвождает брата к полке и принимается душить его в то время, как трофее и книги с грохотом падают вокруг них. — Я лгал, — презрительно усмехается Кол. — Учился у лучших. Он замахивается кулаком, но обнаруживает, что тот застревает в воздухе. Это Элайджа зажимает руку Кола в свою клешню и отдирает его от Клауса, который сразу же стирает струйку крови, текущую из уголка его рта. — Мы не лгали, — спокойно говорит Элайджа, все еще с легкостью держа Кола в руках, будто младший Первородный не мечется, не рычит и не выплевывает все ругательства, которыми он понабрался за века. Клаус смотрит на Кола и поднимает кофейный столик, чтобы облокотиться на него. — Технически нет. — Разве я не заслуживаю правду хоть немного? — Кол вырывается из хватки Элайджи и поправляет куртку. — Мне надоело это… это ваше *соглашение*: вы оба постоянно шепчетесь между собой, отмахиваетесь от меня и оставляете с Беккой. А потом удивленно поднимаете брови; зовете меня инфантильным — вы сами делаете меня таким! Он сбивает полку на пол. Стекло и щепки разлетаются везде. — Кол Майклсон. При звуке холодного голоса Элайджи Кол неохотно отпускает телевизор, который собирался выбросить из окна. С глухим стуком тот подает на пол. Вместо этого Кол поворачивается к Клаусу, и на его лице прорастает выражение отвращение. — Так вот почему ты все обнимал меня. — Поверь мне, если бы я знал то, что знаю сейчас, мне бы даже и в голову не пришло подпускать тебя на два фута к себе, — прищуривается Клаус. — Ты… — Клаус, — предупреждает Элайджа, и Клаус замолкает. Когда кажется, что оба брата успокоились, Элайджа занимает единственное выжившее кресло в комнате и обозревает братьев: — Что бы ты хотел знать? — Когда вы узнали? — требует Кол. Клаус пробирается сквозь руины и облокачивается на спинку стула Элайджи, тогда как старший Первородный наклоняется вперед и складывает вместе пальцы. Клаус позволяет ему взять на себя руководство в виде исключения, и Элайджа не упускает ирония — он просто прячет улыбку. — Пять дней назад. — Пять… — без слов бормочет Кол, руки чесутся, только бы бросить что-то, но один взгляд на лицо Элайджи заставляет его передумать. Он угрюмо спрашивает: — Бекка знает? Элайджа и Клаус вновь обмениваются долгим взглядом. Внезапно Элайджа выглядит таким усталым и таким старым. «Но это просто смешно», — думает Кол. Они все прекратили стареть давным давно. Клаус вздыхает. — Если она хоть чем-то похожа на Ребекку, с которой мы выросли, то она узнает, пока мы говорим. **** — Если бы я знала, как, — пылко говорит Ребекка, — я бы остановила эту чертову машину и выбросилась из нее. О чем они говорили? Чего я не знаю? — Смотри на дорогу, Ребекка, — все, что говорит Стефан. — Просто скажи мне! — Ребекка ударяет кулаком по рулю. — Что такого важного Клаус и Элайджа не хотят, чтобы я знала? Я их сестра, ради Бога! Кажется, Стефан колеблется, и Ребекка хватается за это. — Пожалуйста, Стефан, — умоляет она мягким голосом. — Любое другое я бы уже выкинула из головы, но это, я просто хочу… — План Эстер сработал. Ребекка резко останавливается. — Что? Стефан устало трет глаза. — Вместо того, чтобы убить вас сразу же, заклятье медленно вытягивает из вас жизни в промежуток времени между двумя лунами. -…Что? — снова спрашивает Ребекка. Костяжки пальцев, которыми она обхватила руль, побелели, и Стефан не может больше мириться с этим. — Ты умираешь, ясно? — обрубает Стефан, крепко держа Ребекку за плечи. — Ты умираешь, и у тебя двадцать пять дней, и нет ничего, совершенно ничего, что могло бы обратить это заклятье. Только в этот раз он не говорит это с той гарантией, какая имела место в случае с Кэролайн. Сейчас он говорит это, как будто желая, что все это могло быть неправдой. Ребекка освобождается из рук Стефана и смотрит на дорогу. На протяжении их беседы машина медленно катилась по склону, и она берется за руль и поворачивает влево. Продолжает водить. — Ты знал. Стефан изучает ее лицо. — Да. — Как долго? — Пять дней. Она кивает и проезжает на красный свет, потом еще один и еще, и Стефан не говорит ни единого слова. Лишь когда она поворачивает несчастную машину на улицу с односторонним движением, он кладет ладонь на ее руку, слишком неподвижную руку. — Ты едешь в неправильную сторону, Ребекка. В ответ на нежный голос Стефана ее плечи начинают дрожать, но она смотрит вперед. Машина продолжает вяло двигаться по дороге. Стефана все еще удивляет, как Ребекка может забыть, как останавливать машину. Это же просто. — Что мне делать? — внезапно спрашивает она голосом маленькой девочки. — Что мне делать? Что мне делать? Что мне делать? Стефану интересно, о чем именно она говорит, но он не отнимает руку от ее руки, когда говорит: — Потяни за тормоза, Ребекка. — Нажми на сцепление, Ребекка. — Медленно отпусти тормоза, Ребекка. Ее губы дрожат, и она обнаруживает, что Стефан медленно останавливает машину. Она не смотрит на него (не смотрит ни на что, на самом деле), но ее руки трясутся и дрожат и увлажняются слезами, которые текли по щекам. — Ребекка. Она все еще трясет головой, отвернув голову. Несмотря на свои сомнения, Стефан тянется к ней, но она отталкивает его. — Нет, Стефан… не сейчас. Я же хотела, чтобы ты сделал это все время, каждый раз, как произносил мое имя. Не теперь… Стефан моргает. — Реб… — Я сказала, прекрати, — огрызается она, яростно стирая слезы, а те продолжали приходить. — Прекрати смотреть на меня, прекрати говорить мое имя, как будто ты на самом деле беспокоишься, потому что это не так… Ты играл со мной, как с *глупой девчонкой*, которой я, очевидно, всегда становлюсь рядом с тобой, и я… я не… Она икает, а Стефан игнорирует сумятицу своих чувств и прижимает ее к груди. Она не отталкивает его в этот раз. Он ничего не говорит, чтобы успокоить рыдающую кучу, коей она стала, не говорит «Чшш, все будет в порядке», не говорит никакой вдохновляющей зажигательной речи. Она плачет. Он просто держит ее. *** Они не катаются следующие два дня. *** Стефан шатается по дому, начинает писать в дневнике, но понимает: сказать ему нечего. Он отвлекается тем, что отращивает себе бороду, смотрит слишком много эпизодов «Мама-тенейджер» с Кэролайн, ест слишком много оставшихся брауни Елены и записывает то, что люди говорят ему. «Она не говорит ни с кем из нас», — черкает он, когда Элайджа говорит, что Ребекка не покидала свою комнату с вечера среды. «Кончай хандрить», — записывает он, когда Деймон спихивает его с дивана и толкает в сторону душа. Рука Стефана двигается, не останавливаясь. Он наверстывает свою угрюмость в четверг тем, что в пятницу преследует всех, кого он знает, и разговаривает с ними. Рука же ни на миг не прекращает скользить по бумаге. Елена остается на ночь — ее дом уж слишком разгромлен — и предоставляет ему много милых фраз для записи, такие как «Она придет в себя» или «Конечно, она не ненавидит тебя, как он может ненавидеть тебя, ты ведь только пытался защитить ее?» «Она не хочет говорить с тобой», — записывает он, когда Клаус разваливается на диване рядом с ним. Гибрид выглядит, как будто собирается сказать больше, но когда рука Стефана дергается к дневнику, он только смотрит. — Ты записываешь все, что я говорю? (Он не пишет о своем разговоре с Кэролайн, тот, когда она присоединяется к нему на кладбище, когда она садится рядом, когда спрашивает «Кто теперь привязан, Стефан?» без единого признака злости в голосе.) «Борода ужасна», — начинает записывать он, но слова не выходят, так как его ручка с грохотом падает на бумагу. Потому что это Ребекка стоит перед ним, одетая во все цвета радуги. Ключи от машины Клауса свисают с ее пальца. — Решил, почему бы не попробовать что-то новое, — говорит он, почесывая подбородок. Он смотрит на нее, почти с трепетом, и хочет спросить: «Ты правда здесь? Знаешь, как я беспокоился? Знаешь, что ты делаешь со мной?» Но вместо этого довольствуется: — Ребекка, ты ув… Она прижимает пальцы к его губам и храбро улыбается. — Я никогда не начинаю того, что не могу закончить. — Полагаю, это значит, что мне нужно побриться, — бормочет он задумчиво и направляется в ванную. Позже они выходят из дома — Кэролайн присоединяется к ним в прихожей, а Клаус и Кол уже опираются о Старушку Бэтси — и едут по дороге. Солнце висит на небе высокое и белое, и они полностью опускают окна.