Течный абсурд

Спустя еще неделю раздумий, этих дурацких метаний между двух огней, Исак останавливается на том, чтобы рассказать. Когда сообщает новость Эвену, тот радуется, расцеловывает, называет его своим храбрым мальчиком, обнимает и отменяет все свои дела, включая очередную тренировку, из-за чего тренер уже угрожает выгнать его из команды. Все равно не выгонит. Эвен лучший среди школьной баскетбольной команды, кто захочет терять такого игрока? — Идем? — он встречает Исака после уроков, обнимает за плечи и уже норовит быстрее свалить из школы, но тот упирается, бормоча про то, что они еще кое-кого ждут. — Хэй, привет, — к ним подходит Юнас, стирая улыбку, когда видит Эвена. Формально они помирились, но до статуса лучших друзей им еще далеко, — и ты здесь, — из вежливости пожимает руку. — Что-то не устраивает? — вздергивает бровями старший, возвышаясь над парнем практически на целую голову. — Ребят, пожалуйста, перестаньте, — устало тянет Исак, вставая между ними, — ведете себя как два кобеля, — те хотят что-то возразить, но Вальтерсен предотвращает поток колких фраз, — пошли, у нас важное дело. — Какие могут быть дела у меня с ним? Нельзя было по отдельности встретиться? — ворчит Юнас, недовольно поглядывая на Эвена. — Узнаешь — заткнешься, — легко отвечает Насхайм, самодовольно ухмыляясь. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! — Как хочу, так и разговариваю… — Господи, заткнитесь вы уже! — Исак останавливается, поворачивается к ним лицом и зло смотрит на обоих, — Неужели так трудно просто промолчать?! Ради меня хотя бы! Эвен, ты то знаешь детали, мог бы уже не цеплять, так нет же, нужно влезть и выбесить, да?! Я и так волнуюсь! — кричит на них, неожиданно даже для самого себя, срываясь на слезы. Мальчик разворачивается и быстрым шагом уходит вперед, оставляя двух альф в замешательстве. — Что с ним? — удивляется Юнас, с недоумением глядя на друга, — и что за детали? — Это он и собирался рассказать, — выдыхает Эвен, — идем уже. — Что рассказать-то? — не отстает Васкес, толкая его в бок, — ну же, скажи. — Он запретил мне говорить, — спокойно отвечает парень. — Ну и что? Вы же все равно собирались рассказать, так что мешает? — Неа, он сам скажет. — Какой же ты упертый придурок, — оставляет попытки что-либо выяснить, бровастый и ускоряет шаг, стараясь догнать омегу. Быстро догоняет, идет рядом и, впервые за долгое время, не знает, что сказать. Обычно он интуитивно знал, как успокоить друга, но сейчас он понятия не имеет, как реагировать. Подросток плачет, растирая рукавом слезы, изо всех сил пытается успокоиться. Отворачивается, не хотя показывать свою истерику. — Исак, — тихо зовет Юнас, придвигаясь ближе, — я рядом, — шепчет, что слышит только мальчишка, и тот ожидаемо кидается к нему в объятья, пряча красное от слез личико в плечо друга, — хэй, полегче, медвежонок, — смеется Васкес, заставляя Исака улыбнуться. «Медвежонок», как в детстве, как в их первую встречу, когда Исак упал с качелей, подвернул ногу, а Юнас единственный отозвался и донес его до дома, назвав «тяжелым медвежонком». Им было всего по восемь, тогда и началась их крепкая дружба. — Прости, прости меня… прости, что ничего не сказал, я должен был, — всхлипывает младший. — Ну все, тише, не плачь, — отстраняет от себя, вытирая чужие слезы, — что ты хотел рассказать? — Я… — смотрит ему в глаза и медлит, боясь реакции. — Если не хочешь, не говори, я пойму, — гладит его по плечу, стараясь утихомирить бурю внутри Исака. — Я хочу… Но я боюсь, — признается мальчик. — Не бойся, я всегда буду рядом, как раньше, помнишь? Нас никто не разлучит, будь то родители, злая соседская собака или ебнутый парень, — кидает взгляд на как раз подошедшего Эвена, который лишь закатывает на это глаза. — … или ребенок? — добавляет мальчик, внимательно следя за сменой эмоций на лице друга. — Или ребенок, — кивает, и только потом начинает задумываться, — стоп, ребенок?! В смысле? Ты… У тебя там… — заикается, не зная что и думать. — Да, я, в общем, беременный. От Эвена. Что думаешь? — как можно быстрее выложив все, интересуется Исак. — Бля, — хватается за волосы, бешено водя взглядом повсюду, пытаясь осознать, — черт, Исак, поздравляю, — затягивает в крепкие объятья, гладит чужую спину, в попытках успокоить обоих. — Я так боялся, — шмыгает носом мальчик, но говорит с улыбкой на губах, — что ты негативно отреагируешь, что не захочешь больше общаться… — Глупый какой, с чего бы нам вдруг ссориться? Ребенок — это же круто, пусть и от такого придурка, как Эвен, — снисходительно произносит Васкес, — теперь понятно, почему ты так странно ведешь себя в последнее время. — Господи, почему у меня такие идеальные друзья, — улыбается и одновременно пускает слезы Исак. — Ты, конечно, всегда был плаксивый, но сейчас это что за пиздец? — усмехается Юнас, — хватит реветь, предлагаю отпраздновать, пошли ко мне? Можешь и вот этого с собой взять, если хочешь, — с энтузиазмом начинает парень. — Не так быстро, — останавливает Эвен, — Исак, ты, кажется, хотел рассказать родителям? — Угу, но… Может в другой раз? — с надеждой спрашивает мальчик. — Ну уж нет, ты и так тянул слишком долго, — непреклонно отвечает старший. — Юнас, а ты что думаешь? Стоит рассказывать родителям? — решает узнать мнение друга Исак, ведь он единственный, кто знает его родителей. — Оу, твоим? А взрыва не боишься? Отец тебя убьет, — качает головой Юнас. — Черт, — закусывает губу, а вся уверенность, накопленная за долгую неделю раздумий, в миг исчезает, — все, я не буду. — Вот зачем надо было это говорить? — тихо шипит Эвен в сторону парня. — Исак, я образно выразился, — старается все исправить Васкес, — ничего он тебе не сделает, ну? Наорет как всегда и все. Смирится и примет через неделю. Это как… как когда ты обстриг длинные волосы в двенадцать, помнишь? — с ностальгической улыбкой спрашивает Юнас. — Помню, — улыбается тот. — Так вот, не бойся, — сжимает плечо, — и… помнишь прошлый новый год? — кивок, — Мы же у тебя праздновали, и часиков этак в три ночи ты уже сдулся и ушел спать, а мы с твоим отцом остались. У него под этим делом язык развязался и, поверь, он тебя очень любит, просто, эм… Он так любовь свою выражает, или как сказать? Заботится так, пытается защитить. Он тогда сказал, что доверяет мне тебя, чтобы я тебя не обижал и всегда помогал. Может, ты и плохо о нем думаешь или боишься, но это ради твоего блага. Вот, что я хотел сказать. — Папа тоже так говорит, — всхлипывает Исак, — ладно, я признаюсь, как и задумывал. Сегодня. Сейчас, — решительно проговаривает младший, шагая вперед. — Спасибо, — искренне благодарит Эвен, пожимая тому руку. — Рано благодарить, сейчас надо ни в коем случае не пускать его туда одного, — вздыхает Юнас, — зная вспыльчивый характер его отца, не удивлюсь, если там все реально плохо закончится… — Насколько плохо? — спохватывается Эвен, впервые задумавшись над тем, что слова Исака могут быть правдой. — Понятия не имею.

***

— Кто-нибудь дома? — громко спрашивает Исак, открыв дверь своим ключом. Ответ не следует, но аромат чего-то вкусного из кухни говорит сам за себя. Мальчишка снимает куртку, скидывает рюкзак в прихожей и идет на кухню. Эвен и Юнас молча топают за ним. — Исак, малыш, привет, — мягко здоровается мужчина, стоящий у плиты, как только они появляются на пороге, — я не слышал как ты пришел, — он наконец оборачивается и не успевает ничего сделать, как мальчишка практически сбивает его с ног, врываясь в теплые обнимашки, которых обычно наоборот стесняется. — Пап, ты же знаешь, что я тебя люблю? — шепчет подросток, прижимаясь к опешившему омеге. — Конечно, — осторожно гладит его по спине, — с чего это вдруг такие нежности? — Просто захотелось сказать, — отстраняется, смущенно улыбаясь. — Вижу у нас гости, — замечает Эвена и Юнаса, неловко примостившихся в коридоре, чтобы не мешать внезапной семейной идиллии, — проходите, может останетесь на обед? — Нет, спасибо, мы по делу, — отказывается Эвен. — А вот я не откажусь, — на перевес старшему, соглашается Юнас. — Здорово, я так рад, что твои друзья наконец подружились и вы общаетесь все вместе, — высказывается родитель, явно хорошо осведомленный жизнью сына, — а что за дело? — Отец дома? — интересуется подросток. — Нет, но он скоро вернется, а ты что-то хотел? — Да, хотел. Но, может так даже лучше… В общем, мне нужно рассказать тебе что-то важное, — Исак закусывает губу, думая как начать. Но уже не так страшно, потому что папа плохого не сделает, не наругает, а наоборот поддержит. Всегда поддерживал, — Я всегда все рассказывал тебе, ты всегда мне помогал и поддерживал, и, я надеюсь, что в этот раз ничего не изменится. — Господи, что ты уже натворил? — с тревогой спрашивает забеспокоившийся мужчина, — У тебя какие-то проблемы? — Нет, хотя… Это как посмотреть… — неоднозначно отвечает мальчишка. Папа сжимает его плечо в доверительном жесте, подбадривающе улыбаясь, — Я, эм… Немного беременный? — произносит и смотрит на папу, ожидая реакцию. — Что? — переспрашивает тот, не веря своим ушам, — То есть, — прокашливается, — Я стану дедушкой?.. Или… Или я должен подписать документы на аборт? Боже, малыш, — он конкретно прифигел, но никакого негатива не последовало, скорее растерянность и неопределенность, — Исаки, скажи же что-нибудь… — Я… Я хочу оставить ребенка, — наконец отвечает Исак, все еще не понимая, как родитель к этому относится. Так, кстати, и не успевает узнать. — Что за столпотворение? — отец расталкивает парней и заходит на кухню. Все замолкают. А он, будто не замечая, здоровается, целует мужа, спрашивает когда будет готов обед и удовлетворенный ответом «минут через десять, дорогой», уходит. Исак нервно сжимает ладошки в кулачки, собирается с силами и идет вслед за отцом. Сейчас или никогда. Потому что в следующий раз он испугается и снова начнет тянуть. Пока папа омега раздумывает, он доведет дело до конца. Что бы не случилось, он смирится и переживет. Он справится. Эвен кидает взгляд на Юнаса, тот кивает и предлагает папе Исака помощь с готовкой, а Насхайм идет за Исаком. Останавливает его в коридоре, хочет поддержать как-то или же отговорить, он сам уже ни в чем не уверен. Зато Исак более чем уверен. Но смелость — не всегда хорошо. — Что бы ни случилось, умоляю, не лезь, — шепчет младший, — я сам разберусь, хорошо? Эвена пугает это «что бы ни случилось». А что такого может случиться, что Исак заранее просит его не лезть? Но он согласно кивает и топает за ним в гостиную. Мальчик оставляет его на пороге, жестом руки запрещая идти дальше. Подходит к отцу, останавливаясь рядом с диваном, загораживая ему телевизор, чтобы привлечь внимание. — Исак, ты что-то хотел? — немного раздраженно спрашивает мужчина. — Да, — коротко отвечает подросток. — Ну так соизволь уже сказать, чего тебе? Денег? — без особого энтузиазма интересуется тот. — Я должен кое-что рассказать, — начинает уже в который раз за день Исак, — ты, скорее всего, в восторге не будешь, но что сделано, то сделано… Если вкратце, я слегка залетел, — почти шепотом заканчивает мальчик. — А ну-ка, повтори, — подчиняющим тоном просит мужчина, медленно поднимаясь с дивана, — Ты что?.. — Я беременный, — совсем тихо повторяет подросток. Опускает глаза в пол и съеживается, готовый, кажется, к любой реакции. Мужчина замахивается и Исак получает звонкую пощечину, но не издает ни звука. Не сопротивляется. Не плачет. Просто послушно стоит, не смея и пискнуть. — Шлюха, — с отвращением произносит отец, зло глядя на сына, — я почему-то даже не удивлен. Исак ожидал примерно таких слов, он знал, что скорее всего так все и обернется. Да и наслушался он за жизнь достаточно подобного, думал, что уже выработал иммунитет к такому, но, как оказалось, нет. Он старался не показывать, как ему на самом деле больно, а было действительно больно. Потому что правда бьет больнее всего, а в его понимании — лечь под первого встречного, то бишь Эвена, — это и есть так называемая правда. Он шлюха. По щеке стекает одинокая слеза, которую Исак быстро стирает, но которая не утаивается от глаз Эвена. Он наблюдает эту сцену и ему противно от таких слов по отношению к его мальчику. А за пощечину он готов морду набить, кулаки и так чешутся, но Исак просил не лезть. Что же, ладно, он не будет лезть. Но как только Исак попросит, или этот мудак перегнет палку, то ему пиздец. — А теперь слушай сюда, — больно хватает за волосы, заставляя смотреть в глаза, — завтра же пойдешь на аборт, и это не обсуждается. Я не позволю позорить семью, только из-за того, что у тебя зудит в одном месте, — отпускает, собираясь вернуться к своему занятию. — Нет, — еле слышно выдавливает Исак. Но он слышит, поворачивается и с размаху мажет кулаком в скулу. Мальчик тихо вскрикивает, отшатывается от сильного удара и хватается за ушибленное место, приглушенно всхлипывая. Эвен было порывается вмешаться, но его останавливает строгое «Стой где стоишь, щенок». Исак держит руку у лица и отрицательно качает ему головой, намекая не вмешиваться, изо всех сил сдерживая слезы. Эвен через силу не двигается с места, всем сердцем ненавидя этого человека, который обижает его мальчика. — Что значит нет? — Я оставлю ребенка, — проговаривает мальчик, продолжая стоять перед отцом, ничего не предпринимая в свою защиту. Потому что будет только хуже. Потому что знает. Лучше позволить выпустить пар и потом спокойнее поговорить. — Не оставишь, — непреклонно отвечает мужчина, и тут Эвен уже не выдерживает. — А это уже не вам решать, — подходит к Исаку, специально задевая мужчину плечом. Не обращает внимания на злого дядю, нежно убирает руку Исака от лица, и рассматривает место удара. Будет синяк. Пиздец. Вот же уебок, так ударить ребенка. — Он пойдет на аборт, и точка. Не хочу, чтобы думали, что мой сын обыкновенная подстилка, пусть это так и есть, — брезгливо осматривает обоих. Исак замечает, как Эвен сжимает и разжимает кулаки, как тяжело дышит, как медленно, но верно, выходит из-под контроля. Он берет его руки в свои, в попытках успокоить, потому что драки он не хочет, а отец тем временем продолжает нарываться на мордобой: — Я давно говорил, что вырастет дешевая шлюха, а вот и результат на глаза. Помнишь хоть от кого конкретно залетел? Наверняка уже пол Осло попользоваться успело, — со злости разбрасывается словами, причиняя Исаку сильную боль, — Что? Нечего сказать? — Не говори так, — дрожащим голосом просит подросток, не в силах больше сдерживаться, разбивая и так потрескавшуюся маску безразличия. По щекам текут беззвучные слезы, а это уже все. Это предел. Никто не имеет права заставлять его мальчика плакать. — Я сам решу, что мне говорить, — отрезает мужчина, — это мой дом, а ты мой сын и ответственность за тебя несу тоже я. Так что ты обязан меня слушаться и не выебываться. — Ничем он вам не обязан, — рычит Эвен, готовый сорваться с цепи и убить нахуй, но плачущий малыш, намертво вцепившийся в руку, не позволяет. Парень мягко отцепляет Исака и заслоняет собой, чтобы у его отца к нему даже прикоснуться возможности не было. Хватит с него. — А тебя никто не спрашивал, — с презрением шипит другой, так и норовя отодвинуть его, чтобы забрать сына, — ты ему вообще никто. — Я его парень, отец его ребенка и уж со мной ему точно будет лучше, чем делить крышу с таким как вы, — уверенно выговаривает Эвен, прожигая взглядом. Исак дергает за рукав, намекая заткнуться, но его терпение лопается. — Заткнулся и пошел вон, — он тоже уже близок к срыву. — Только с Исаком. В комнате вообще дохуя напряженная атмосфера. Выбей искру и все взорвется нахуй. — Отлично, забирай себе эту подстилку, может хоть кому-то он пригодится, — плюет мужчина, не обращая внимания на широко распахнутые, полные боли и обиды, большие зеленые глаза, устремившиеся прямиком на него. У Эвена срывает крышу и он кидается на него с кулаками. Удар по скуле, в нос, потом он каким-то образом оказывается прижат к стене и получает сдачи. Хорошей такой. Чувствует, как из носа течет кровь, слышит крики Исака, чтобы они остановились, но не хочет. Вырывается и бьет в ответ, разбивая противнику бровь. Они дерутся, выбивают дерьмо друг из друга, вываливая все то, что накопилось за последние десять минут. Боль только отрезвляет и заставляет продолжать. За Исака. За его мальчика. За его мальчиков. В итоге Эвен чувствует, как его кто-то оттаскивает. Юнас. — Успокойся, смотри на меня, — как только их удается разнять, Исак обхватывает его лицо ладошками, случайно задевая ранки, но старший терпит. Альфа он или не альфа. Папа Исака помогает подняться и осматривает мужа, а Юнас стоит между ними, на случай, если они решат возобновить драку. — Прости меня, пожалуйста, — Исак обращается к отцу, удивляя всех присутствующих, — И прости Эвена, он вспылил, но ты сам его провоцировал. Не заставляй меня делать аборт, умоляю, я не хочу ругаться, но ребенка я оставлю. Выращу, с вашей помощью, или без, — смотрит на него с надеждой, что тот поменяет решение и удастся избежать конфликта. Исак все же любит отца, не смотря на все то дерьмо, что он себе позволяет. Он хочет договориться и не портить отношения, надеется, что сможет еще все спасти. И семью и ребенка. — А теперь слушай и запоминай, — начинает мужчина, отбиваясь от мужа, который старательно пытается промыть ранку над бровью, — пока ты живешь в моем доме и питаешься моим хлебом, ты будешь делать то, что я скажу. — Если от этого зависит жизнь моего ребенка, то подавись ты своим хлебом, — выкрикивает Исак, вмиг меняя настроение, — Пошли отсюда, — разворачивается, берет за руку Эвена и собирается уйти, но напоследок слышит фразу, от которой становится паршиво вдвойне, и которую он просто не может проигнорировать: — Если сейчас уйдешь, ты мне больше не сын. Можешь даже не возвращаться. — Ты придурок?! — мальчишка резко поворачивается и взрывается, впервые говоря такие слова отцу. Внутри все кипит от такой несправедливости, — то есть, мне нужно выбирать, либо ребенок, либо родители?! Ты совсем ебнулся?! А сам бы что выбрал? А? Такое не выбирают! — Если бы мне пришлось выбирать, выбор точно не пал бы на тебя, — не подумав, выдает отец. Исак лишается дара речи. Пятится от него, не веря своим ушам. Как так можно сказать собственному сыну? Он чувствует, что у него сейчас начнется истерика и, не желая показывать ее этому человеку, которого назвать отцом язык уже не поворачивается, быстро выбегает из комнаты, а затем и из дома. — Вам самому-то от себя не противно? — с отвращением говорит Эвен и уходит за своим мальчиком, по дороге захватывая чужую куртку.