Чуда не жди

      Захлопнув дверь, Кристина в панике бросилась к тумбочке, лихорадочно роясь в ящиках в попытках отыскать хоть какой-нибудь клочок бумаги. Руки дрожали, пальцы плохо сгибались и почти не слушались, но Даае не прекращала поисков. Ей повезло: удалось нащупать обложку тетради и, подцепив ее, выудить на свет. Тетрадь оказалась абсолютно пустой, это хорошо. Не потрудившись задвинуть ящики, Кристина поспешно уселась на стул и принялась писать дрожащими руками:       Мне нужно выговориться. Мне нужна помощь. Мне нужен совет, реальный, дельный совет, а не романтические наставления мадам Валериус. Мне жутко стыдно за то, что я пишу здесь про неё, но я просто не могу иначе! Право же, матушка, как вы можете размышлять об ангелах в таком почтительном возрасте? Впрочем…       Не пойми неправильно, дневник, бездушная тетрадь, сосуд для моих откровений, человек, которому посчастливится прочесть весь этот бред, я уважаю и люблю матушку Валериус, но ее… излишне романтическая натура порою просто выбивает меня из колеи! Минуту назад это со мной произошло. О каких ангелах идет речь, их не существует, а если бы существовало, то вряд ли им было хоть малейшее дело до меня! Ведь я — самая обычная женщина, не мученица, не нищенка, не (упаси Господи) обесчещенная. На свете тысячи и тысячи обездоленных и униженных людей, которым как глоток воздуха требуется помощь свыше, и уж я к ним нисколечко не отношусь! Признаюсь, я не самый счастливый, но вполне довольный жизнью человек, а ангел… это бред.       Отец перед смертью обещал послать мне ангела. Бред. Любое явление поддается объяснению. Даже столь таинственное. И голос явно принадлежит человеку.       Или привидению. Или ангелу.       Или я обезумела.       Признаюсь, я была довольно впечатлительным ребёнком (влияние отца), видящим во всех проявлениях жизни нечто волшебное, мистическое, но теперь мне, в конце-концов, двадцать лет, я не могу позволить себе верить в сказки и небылицы! Они умерли для меня вместе с отцом.       А может, мне это привиделось. Ну, как это часто бывает, когда переусердствуешь на работе. Впрочем, изнуренной я себя и не чувствовала. Возможно ли, что я сошла с ума? Ведь, как ни посмотри, человек не может обладать столь совершенным голосом…       Я не знаю, что делать. Я просто теряюсь в догадках.       Чувствую, как сильно бьется сердце в груди вот уже который час, и все не может стихнуть. Мне страшно. Мне очень, очень страшно. Вдруг я действительно сумасшедшая? Если же нет, то этот голос принадлежал человеку, самому настоящему гению музыки! Чем может заинтересовать простая хористка гения?       Не так давно я начала замечать на себе заинтересованные взгляды мужчин. Участились их попытки заговорить с мной, пригласить на свидания, участились их пылкие признания, хотя вряд ли их намерения серьезны: артистки и певицы в народе пользуются дурной славой. Я в самом деле смущаюсь такое говорить, а точнее писать, но родители одарили меня достаточно привлекательной внешностью. Да, я действительно симпатичная, и я знаю это.       Этот случай заставил меня пожалеть о своей внешности.       Я плохо знаю мужчин, но по словам некоторых опытных в делах любовных балерин, многие мужчины считают женщин существами недалекими, однако сами при желании пойдут на любой безрассудный поступок, даже на преступление ради своих замыслов, и тяжелые последствия им не преграда. Но ведь я не важная особа, не какая-нибудь графиня или примадонна, зачем пытаться привлечь мое внимание таким странным образом?!       Господи, а может, я просто параноик? Глупая девчонка, возомнившая о себе невесть что? Да, возможно, так оно и есть. Быть может, мне просто послышалось, или человек, проходивший мимо, просто решил сыграть беззлобную шутку с глупой хористкой? Но в той части театра не было ни души.       А я просто дурочка. И нечего бояться Оперы! Вряд ли кому-нибудь кроме Сорелли или язвочки Мег Жири удастся меня обидеть. Все, что мне нужно — это вновь остаться последней в гримерных и убедиться, что никакого совершенного голоса нет и быть не может. Что это всего лишь плод моего больного воображения. Или же окно в моей артистической было распахнуто, и я услышала голос человека с верхнего или нижнего этажа.       Да, так оно наверняка и есть. Я не буду вырывать эту страницу до того момента, пока не уверюсь вв своей правоте, впрочем, я более чем уверена, что эта тетрадь мне больше не понадобится.       Кристина отложила карандаш с тетрадью, откинулась на спинку стула и облегченно вздохнула. Она сама себе помогла. Сама разобрала проблему на составные части, сама пришла к умозаключению, сама нашла решение. Отчасти Кристина знала, что не следовало рассказывать эту историю мадам Валериус. Она, конечно, была безмерно благодарна старой женщине за ее бесконечную доброту и ласку, но помощи от матушки действительно было мало.       «Вот умора будет, если голос появится вновь и взаправду окажется ангелом», — эту шальную мысль Даае тут же выбросила из головы. Забудь об ангелах! Есть только два объяснения тому случаю: либо голос принадлежал человеку (или, по крайней мере, живому и осязаемому существу), либо Кристина просто помешалась. Тяжело сказать, какое из предположений было наиболее жутким.       Она убрала тетрадку в надежное место, опасаясь, что та может дойти до любопытных глаз матушки Валериус. Впрочем, старушка никогда не рылась в кристининых вещах, так что девушка была спокойна на этот счёт. Однако за столом она вела себя неподобающе. Надо выйти к мадам и извиниться перед ней — кажется, Кристина ее расстроила.       А после лечь в кровать. Эта история с голосом встревожила и извела молодую женщину. Крепкий сон ей точно не повредит.

***

      Но спала она плохо. Кристина проснулась от осознания того, что в комнате ее стало слишком душно, а на душе — неспокойно, ощущение нависшей угрозы никак не хотело ее покидать.       Девушка распахнула окно, вдохнув прохладного ночного воздуха, ворвавшегося в жаркую комнату, и задумчиво взглянула на ночное небо, напоминающее распахнувшийся космический ковер. Что же ей снилось?       Кажется, отец. Кошмары о Густаве Даае не мучили Кристину уже долгое время, собственно, как и сны в принципе, так что новое проявление мучительных сновидений с участием отца Кристину удивили и странно насторожили. Будто знамение, предупреждение о чем-то. О чем именно, Даае, как не силилась, вспомнить не могла. Или на нее просто подействовали недавние волнения. Кристина неохотно призналась себе в том, что она слишком чувствительная девушка и на любые события реагирует чересчур остро. «Не нравится мне вся эта история с голосом…» — подумала Кристина и тут же оборвала себя. Кажется, она еще вечером все доходчиво и просто себе объяснила. Адекватных причин тому, что она услышала «ангельский голос», собралась цела куча. Какой смысл переживать по этому поводу?       — Господи Боже, ты же не героиня какого-нибудь мистического романа, возьми себя в руки, Даае, и ложись спать! — строго велела себе Кристина и решительно направилась к постели. Но спать не хотелось. Даае промучилась полночи и уснула лишь под утро, утомленная собственными опасениями, которые нет-нет да лезли в голову.       Благо, ее вовремя разбудила матушка Валериус, и Кристина, хоть и проснулась не совсем бодрой, радовалась новому дню, яркому, приветливому солнцу, сытной яичницей на завтрак и возможности покончить с той историей раз и навсегда.       Фиакр вовремя довез м-ль Даае до Оперы Гарнье, и девушка, расплатившись, вошла в театр, рассмотрев его снизу доверху и удивившись, что же вчера вечером ее так напугало.       За мной кто-то следил.       Кристина в который раз приказала себе успокоиться. Позже будет об этом размышлять, впереди трудный день, она должна отрепетировать положенную роль на ура. Тем не менее, надо проявить сосредоточенность.       Когда Кристина вошла в свою артистическую, она первым делом обратила внимание на окно. Оно было закрытым. Кристина помнила, как открыла его вчера утром (ежедневная ее традиция), но в обед закрыла и больше, кажется, не обращала на это внимания. Пение началось вечером, ближе к пяти. Вряд ли кому-нибудь понадобилось пробираться в ее артистическую, а уж тем более раскрывать в ней окна. И, к слову, Кристина не помнила, чтобы по окончании рабочего дня закрывала ставни.       Получается, этот загадочный некто пел только на ее этаже. Ни на верхнем, ни на нижнем, иначе бы Кристина попросту его не услышала. Но где он мог скрыться? Зачем ему прятаться от хрупкой хористки? Кстати говоря, эта часть гримерных принадлежала лишь женщинам, так для чего мужчине петь именно там?       Даае вспомнила про второй вариант. Безумие? Она безумна? Нет, вряд ли. Кристина с самого детства воображала себе невесть что, но это давно прекратилось. В конце концов она выросла, и сказки с мифическими созданиями не занимали ее разум вот уже несколько лет.       «Ах, да что здесь происходит?» — вздохнула Кристина, совсем не по-дамски плюхнувшись на софу и недовольно скрестив руки на груди.       Внезапно распахнувшаяся дверь и миниатюрная фигурка Мег Жири в проеме заставили девушку на минуту отвлечься от раздумий и испуганно подскочить.       — Ну что ты там копаешься, Даае? — громко возмутилась самая маленькая, но самая шумная и нетерпеливая балерина. — Все тебя заждались! Ах, ты и не переоделась даже. Вот копуша! Давай помогу!       — Спасибо, милая Мегги, — рассеянно пробормотала Кристина. — Все уже собрались? Чего так рано?       — Все, кроме тебя и Жюстины. Она не придёт. Подхватила простуду, кажется. Как жаль, я ведь хотела прогуляться с ней по магазинчикам! Ты даже не представляешь, какую чудесную ткань я присмотрела себе для юбки! Девчонки так и обзавидуются, когда увидят меня!       Кристина весело хихикнула.       — Я могла бы составить тебе компанию, если ты не против.       — Правда? Ну, здорово. Может, и себе что-нибудь подыщешь. Тогда после репетиций. Ну что, ты готова? Наконец! Побежали. Кто последний, тот глупая курица!       И девушки, забыв о воспитанности и женственности, присущей их кротким натурам, рванули из артистической, нарушая тишину заливистым смехом. И единственным свидетелем этой сцены было лишь нелюдимое существо по ту сторону зеркала.

***

      — Итак, Даае, собирайся скорее, иначе я приду в твою артистическую и поколочу тебя! — заявила Мег после репетиции, когда все хористки и балерины живо разбрелись по своим комнатам, не желая оставаться в театре дольше, чем требовалось.       — Тогда я пожалуюсь одной билетерше по имени мадам Жири! — бойко ответила Кристина, скрыть задорную улыбку которой не удалось. — И кому-то влетит.       — Ах! — театрально возвела руки к небу Мег. — Бессердечная женщина! Тебе воздастся за это! — она легонько ущипнула Кристину за бок и скрылась в своей гримерной.       Все ещё посмеиваясь, Даае направилась к себе. Неспешно переоделась, повесила театральное платье. За дверью были слышны многочисленные звонкие голоса и топот ножек хористок да балерин, которые с каждой минутой все затихали и затихали. За окном солнце уже спешило скрыться, оставляя после себя многочисленные разводы синих, фиолетовых, розовых и золотистых красок, а крыши некоторых зданий ослепительно поблёскивали в уходящем свете. Даае распахнула ставни и опёрлась на подоконник, любуясь удивительным парижским пейзажем, не спеша на встречу с Мег.       Она со смятением ожидала гениального певца. При мысли о том, что за ней могут следить, Кристину одолевала дрожь, но его пение было настолько удивительным, настолько неземным, что (она сама боялась в том признаться) какая-то частичка ее души мечтала услышать этот голос снова. Забыть про нудную, серую жизнь, про заботы и работу и утонуть в этом голосе — океане из чувств.       За дверью совсем стихло. Мег не показывалась. Кажется, она говорила Кристине, что будет ждать у входа в Оперу, так как ей нужно было встретиться с матушкой. Но Мег никогда не отличалась терпеливостью и ожидать долгое время не могла.       Рано или поздно она поднимется к Кристине.       Даае плотно закрыла окно и села на софу. Ее сердце стучалось как бешеное, в рту пересохло, а со лба стекали редкие капельки пота. Она в который раз приказала себе не нервничать.       Но ни о каких волнениях не могло идти речи, когда она услышала пение. Ее душа будто вознеслась к небесам вместе с этим магическим, непередаваемым звучанием. Сердце ее, казалось, сейчас разорвется, но от восторга, наполнившего ее всю. Кристина, шумно вдыхая воздух, будто бежала целый час, вскочила с софы и огляделась по сторонам. Никого. Тем не менее, источник голоса находился здесь, в артистической.       Она была здесь не одна.       — Кто тут? — с неохотой прервав пение, нервно воскликнула Кристина, чувствуя, будто вот-вот лишится чувств. — Покажитесь, пожалуйста!       — Не бойся, Кристина Даае, — раздался величественный баритон. Видимо, он хотел сказать что-то еще, но его перебили:       — Объясните, кто вы такой? — требовательно продолжила женщина. — Что вам надо от меня?       — Ты знаешь, кто я. Я — дух, спустившийся с небес, твой наставник и учитель…       Он продолжал говорить. Казалось, он был вездесущ и исходил отовсюду: из зеркала, пола, стен, потолка, старого платяного шкафа. Да Господи, даже из ее расчески для волос! Он говорил, что может позаботиться о ней, обучить ее божественному пению. Обещал, что если она согласится, о ней узнает вся Франция.       Кристина спрятала лицо в ладонях и скривилась. В голове крутилось столько мыслей, что она не знала, что и думать. Наконец, он смолк, дав ей возможность на раздумья. Ах, этот удивительный голос, разве могут люди, грешные и приземленные, порождать такое звучание! Разве не так поют ангелы?       Но ангелы не спасли ее отца. И все же…       — Вас… вас послал мой отец? — робко прошептала женщина, не поверив, что говорит. Ее губы будто жили сами по себе, язык отказывался слушаться. На мгновение ей хотелось выбежать из комнаты, покинуть Оперу навсегда и никогда не возвращаться. Но что-то держало Кристину здесь. Что-то заставило ее сидеть ровно и не шевелиться, даже не дышать. Кристине показалось, что ловушка за ее спиной вот-вот со звоном захлопнется.       — Да. — Ответил дух.       — И вы… Ангел Музыки? — неуверенно произнесла она.       — Да. Тот самый Ангел Музыки, которого Густав Даае обещал вам прислать.       Ловушка захлопнулась.       — И что же вам нужно?       — Мне нужно, чтобы ваше сердце навек принадлежало музыке и небесам, и вы станете знамениты на весь мир. Я буду ждать вас завтра вечером, после репетиций, и если вы придёте…       Дверь, ведущая в артистическую, с грохотом распахнулась, вынудив его прерваться.       — Кристина, сколько можно ждать?! Господи, да что с тобой, ты бледна как мел! Все в порядке? С кем ты разговаривала? — грозная речь подействовала на Кристину будто жесткая рука, выдернувшая ее из омута грез. Она рассеянно перевела взгляд на балерину.       — Ни с кем.       — Как «ни с кем», когда я слышала мужской голос. Потрясающий мужской голос! А где твой кавалер? Ты собралась на свидание?       Кристина продолжала какое-то время глядеть будто сквозь напарницу, а затем рассмеялась. Кажется, слишком громко и слишком неприлично, но в данный момент ее это ничуть не смутило.       — Ах, глупая, я не хожу по свиданиям! Глянь, здесь никого нет. Тебе просто показалось. Может, у тебя помутился рассудок? Мегги, ты обследовалась у врача?       — А-ну помолчи! — воскликнула задетая Мег. — Я все равно останусь при своём мнении. Здесь явно кто-то был.       — В таком случае этот «кто-то» испарился.       — Ах, не важно. Ты обещала пойти со мной, а сама тут прохлаждаешься! Чего расселась, поднимайся, раззява!       — Иду-иду.       Перед тем, как выйти из комнаты, Кристина бросила настороженный, затравленный взгляд на зеркало. В нем отражалась лишь сама девушка, но на мгновение ей показалось, что в зеркале промелькнула чья-то темная фигура. Кристина мотнула головой, отгоняя остатки наваждения, и закрыла дверь.