Обратная сторона Луны

      Тим старался изо всех сил сосредоточиться на обороте. Мысли скакали от панического осознания возможной кончины до затапливающего волнами отчаяния от удаляющейся Пары. Поэтому надо было перекинуться – процесс излечения в нечеловеческой форме шёл гораздо быстрее. Тим пытался не обращать внимание на боль, но пальцы отчаянно рыли землю, невольно стискивали холодную грязь в кулаках, под ногти забивался песок.       – Давай же, давай, – хрипел он, из последних сил оставаясь в сознании – перед глазами плыло.       Хотелось расслабиться, сдаться сначала физической боли, а затем позволить плотине в мозгу прорваться, чтобы с головой захлебнуться болью от потери Пары. Тимур бросил его умирать – и страшнее всего в этом предложении становилось от слова "бросил". Они ведь спали друг с другом, повязались уже чёртову тучу раз. Тим знал, если он сейчас не сдохнет, он обязательно сдохнет потом, когда не сможет найти Тимура. А тот теперь знал слишком много, чтобы лезть на рожон... Возможно, он уже выбирает страну для скорой иммиграции. Тимура надо было остановить, а если не остановить, то хотя бы пойти следом, но это при условии, что он сейчас перекинется.       "Хорошо, что не успел про особые пули рассказать, идиот", – думал он.       Первыми изменились ощущения в руках – мёрзлая земля перестала быть каменно-твёрдой, она теперь легко вспарывалась когтями, затрещали ботинки, швы на штанах. По телу привычно прокатился поток силы, который тотчас же ударился об открытую рану в брюхе. Тим взвыл уже не человеком, разом выпустив скопившиеся крики и от реальной раны, и от мифической.       Волк был солидарен. Волк хотел жить, но жить непременно плечом к плечу с Тимуром. Тим подумает о низкой морали этого омеги потом, позже, а сейчас надо было зацепиться за желание зверя и человека догнать Пару, только так волк соглашался выжить.       Тим пытался понять, сколько времени он уже потерял, но встать на лапы смог не сразу, сначала поддался инстинкту и зализывал себя, как самая настоящая собака, и лишь когда мех начал приобретать свой естественный светлый окрас, попытался подняться. Передвигаться на четвереньках было легче, Тим с попеременным успехом собирал в разгрузку, которой и не помнил, когда последний раз пользовался, исключительно нужное: одежду, запасные ботинки, телефон. Брюхо по-прежнему тянуло, но Тим чувствовал, что кровь остановилась – он будет жить. Вопрос – как долго – теперь зависел от его способностей ищейки. Тим взял в зубы разгрузку и побежал в город.       Возвращаться в слабое человеческое тело было боязно, но перед въездом в Архангельск всё же пришлось перекинуться обратно. Рана снова открылась, Тим, увидев её, тут же выблевал остатки старого, раздробленного пулей желудка из уже сформировавшегося нового, но времени потакать давней фобии просто не было. И Тим с какой-то совершенно несвойственной ему лёгкостью переступил через неё, быстро оделся и похромал, хватаясь за бок, до дома.       Как только Тим завалился домой, держась на ногах из чистого упорства, захотелось обратно перекинуться, но разумом он понимал, что лапами особо ноутом не попользуешься. Так что спасительный оборот был отодвинут на задний план, а сам Тим добрался до ноутбука и грязными дрожащими пальцами набрал сайт обслуживающей противоугонную систему его тачки компании – надо было понять, куда на ней доехал Тимур. Вероятность того, что тот сглупит и погонит на машине до предполагаемого дома в столице, Тим даже не рассматривал, хотя надеялся, что объект всё ещё в движении.       Надежды рухнули, когда GPS-сигнал показал искомую точку рядом с железнодорожным вокзалом. Тим помчался туда, попутно проверяя ближайшие отправления, а их было, как грёбаных ласточек на речке. Тим не знал, успел ли Тимур взять из дома свои документы, а сам он не догадался проверить, и хоть на поездах ему приходилось ездить не часто, он точно помнил, что без паспорта билеты на поезд не купить. Да и не будет Тимур так прокалываться, знает наверняка, что Тим сможет пробить его данные. Но сейчас на это не было времени, да и Тим не был уж совсем дебилом, чтобы добровольно засветить паспорт своего Истинного.       Когда Тим добрался до вокзала, то почти сразу увидел свою машину, криво припаркованную у главного входа. Легонько потрогал капот – уже остыл. Тим не знал, сколько он провалялся в деревне, но солнце давно село за горизонт.       – Простите, – подошёл он к одной из касс и заглянул в окошко, скучающий омега в форме тут же обратил на него внимание и пошёл румянцем, поэтому Тим натянул одну из своих обворожительных улыбок на лицо и изобразил сконфуженность, незаметно держась за бок, – а на что можно купить билет без паспорта?       – На электричку, – мечтательно, словно ему не вопрос задали, а комплиментами обсыпали с ног до головы, ответил омега и встрепенулся, – как раз у меня в кассе. Вам куда, молодой человек?       – Э-э-э, – завис Тим и поднял глаза к табло, которое висело над окошком кассы.       Электричек было ещё больше, чем поездов и все ехали в разные стороны. Тим нервно сглотнул и вернул взгляд на кассира, который послушно ждал, хоть и поглядывал Тиму за спину, где уже собралась небольшая очередь.       – Слушайте, я с другом разминулся, – торопливо начал объяснять Тим и подмигнул, омега снова поплыл, – ну знаете, как это бывает. Такой небольшого роста омега, тёмные волосы, карие глаза, одет в большую спортивную куртку. Он у вас покупал билет?       – Нет, – ответил работник вокзала, и Тима от такого ответа за горло моментально схватило отчаяние.       Может, Тимур передумал? Может, решил остаться в городе. При любом другом раскладе Тим сохранил бы лицо, но сейчас он чувствовал, как сползает маска безмятежности, и омега в кассе тоже увидел перемены.       – То есть, он вроде бы подходил, – снова подал голос омега, но Тим ни на йоту не верил в его ответ, в голосе сквозила жалось, – но он так и не купил ничего. Погодите, кажется припоминаю, – округлились глаза у того, – да, точно. Бледный такой, да?       – Да! – отчаянно закивал Тим, чувствуя, что надежда снова нарастает в районе солнечного сплетения.       – Нет, он не купил ничего, – снова опустил с небес на землю Тима омега, – спрашивал, в каком направлении до Москвы, но я только месяц здесь работаю, ещё не выучил направления, простите, – притих он, поджав губы, – вы билет брать будете?       – Как-нибудь в другой раз, – невпопад ответил Тим и отошёл от кассы.       Тим сел на одно из холодных металлических кресел с ржавым краем и понял, что он не знает, что делать. Жуткое ощущение непоправимого горя заглушало сейчас растоптанную гордость, потому что если бы он знал, куда делся Тимур, пошёл бы следом, не думая. Бок тянуло безжалостно, но у Тима не осталось сил даже с кресла встать, не то чтобы в самом деле уйти с вокзала. Мир как будто сузился до одной параноидальной мысли о том, что он потерял пару, и всё остальное враз перестало быть важным. Сам просрал. Сам позволил изнасиловать. Сам подорвал доверие игрой в таинственность. Сам дал в руки кольт. Может, Тиму мутила разум подступающая депрессия, но он не мог во всем винить Тимура.       Тим попытался сбросить накатывающее отчаяние и мотнул головой, когда в поле зрения попал омега, с которым он пять минут назад говорил у кассы. Тот косился на Тима, заламывал пальцы и что-то резво набалтывал одному из охранников вокзала. Ну, класс! Его сейчас ещё и выгонят.       И правда, как только омега вернулся за своё решётчатое окошко, охранник двинулся прямо в направлении Тима. Он подобрался на кресле, хотя выяснять отношения совсем не хотелось, и постарался сделать как можно более безмятежное лицо.       – Что, тоже паспорт потеряли? – поравнялся с Тимом охранник.       У Тима лицо начало медленно вытягиваться от услышанного в свой адрес вопроса, в голосе работника вокзала чётко звучало желание наживы, а не помощи, однако одно слово резануло по чувствительному нечеловеческому слуху.       – Тоже? – переспросил Тим.       – Ну да, ваш друг сказал, что потерял паспорт, – пояснил охранник.       – Да, мы вместе потеряли, но я задержался, – лихорадочно соображал Тим, придумывая ложь пожалостливей и поправдоподобней на ходу, – мы разминулись, а потом ему позвонил папа из больницы и он поспешил сюда, а у меня мобила села, – он вытащил из кармана телефон и как ребёнок протянул его двумя ладонями прямо охраннику под нос, – вот, видите?! Вы знаете, на чём он уехал?       У работника на лице отразился широкий спектр эмоций от сочувствия до предвкушения скорого вознаграждения.       – Я его на почтовый поезд посадил. У меня племянник на нём проводником работает. Всего две тысячи с него взял – почти бесплатно! – закивал охранник. – Тут через пару часов ещё один товарняк остановится, я и за вас договорюсь, хотите? Три, – и выставил перед глазами у Тима три корявых от старости пальца.       Тим не понял сначала, за что у него требуют деньги, но послушно отсчитал три тысячи, сунул ему, резко поднявшись с кресла, и поспешил на выход.       – Э, ты куда? – захлопал глазами охранник. – Поезд-то только через два часа подадут.       – Спасибо, но на поезде долго, – бросил через плечо Тим, расстёгивая куртку и убирая телефон в разгрузку на плече.       На выходе словно подсвечивалась и манила табличка "Вологодское направление", и Тим ловко спрыгнул с перрона прямо на рельсы и пошёл вдоль полотна, а затем почти сразу перешёл на бег.       В небе висела тонюсенькая запятая растущего месяца, которая была почти незаметна, потому что железнодорожные пути в радиусе километра от вокзала освещались мощными прожекторами. Тим видел перед собой этот резкий росчерк света и тьмы, бежал со всех ног к нему, и в темноту пролеска он уже прыгнул волком, зажав в зубах разгрузку.       Бок почти сразу перестало тянуть, а лапы внезапно почувствовали далёкую, глухую вибрацию поездов и ещё уши улавливали треск электричества в толстых проводах над головой. Тиму казалось, что он летит, а не бежит. Деревья скакали перед глазами, и приходилось постоянно себя одёргивать, чтобы не выйти прямо на железнодорожное полотно, чтобы какой-нибудь несчастный пассажир поезда, страдающий от бессонницы, не обосрался от страха, увидев за окном несущегося со всех лап монстра. И не просто несущегося со всех лап, а обгоняющего поезд.       Тим резво обогнал пару пассажирских поездов, тем более что те периодически останавливались на станциях, а вот товарняк наверняка идет быстрее и без остановок.       Ещё через пару часов рана открылась снова. Тим сначала не придал значения резким вспышкам боли в районе поражённого участка с каждым новым рывком вперёд, но когда остановился на пару минут, чтобы отдышаться, увидел слипшийся от крови мех на брюхе. В темноте ночи он казался не красным, а чёрным, словно гнил, а не кровоточил. Тим зализал рану, и та вроде бы затянулась, поэтому он побежал снова, стараясь не обращать внимание на боль. Ему чудилось, что главная цель уже близко, что передохнуть и залечиться он ещё успеет, и надежда на одно только это придавала сил.       Прямо перед рассветом Тим нагнал нужный поезд. На каждом из вагонов было фирменное бело-синее лого Почты России, а Тим с ужасом понял, что у него начались глюки. По бокам мелькала станция за станцией, все их поезд со свистом проезжал без остановок, и Тим гнался следом, огибая остановки, сбегая с маршрута в лес, чтобы не напороться на кого-нибудь из людей на остановках.       Галлюцинация была сначала одна – Тиму казалось, что он чувствует Тимуров запах. Совершенно точно почувствовать запах омеги, пусть и своего, через чугун вагонной стенки, когда ветер бьёт в морду, а удушающий аромат осеннего леса забивает все рецепторы, было невозможно. Но Тиму казалось, что он чувствует, как там, на озере, он не просто чувствовал – видел. Наверное, это было чем-то вроде мотивационного механизма в его надломленном мозгу – лишь бы не останавливался.       А затем случилось ещё кое-что. Тим гнал уже чисто на Антиповском упрямстве – в лапах то и дело хрустели и трескались перенапряжённые суставы, сраставшиеся обратно при помощи нечеловеческой регенерации. Дело было не в продолжительности бега, а в скорости, Тим панически боялся потерять из виду безостановочно мчащийся поезд, но израненное и утомлённое тело так и норовило подвести. Поэтому он в какой-то момент приклеился взглядом к крохотному затонированному окошку последнего вагона, а там вдруг мелькнуло его лицо.       Всего на секунду, казалось, будто Тимур поднялся на поверхность чернеющей толщи воды, но почти сразу его затянуло на дно снова. И Тим замолотил лапами быстрее. Понимал, что это глюк, что никого в окошке не было, Тимур наверняка сидит где-то в голове состава с немногочисленными проводниками. Возможно, пьёт вместе с ними палёную водку, а, может – что более реалистично – лениво копается в чужих письмах, что свалены кучей в холщовых мешках, или дремлет прямо на них. И в то же время осознание этой едва ощутимой близости придавало сил.       До слуха донеслись звуки близко расположенного городского узла, и поезд начал медленно снижать скорость, съезжая на пути более оживлённого железнодорожного полотна, а потом в предрассветном тумане блеснул красный свет светофора и поезд остановился, пропуская пассажирский.       Тим не остановился. Он бежал-бежал, а потом внезапно рухнул, проехавшись со всей скорости светлым мехом по осенней земле и почти сразу понял, что не встанет. Разум рвался, волк не просто скулил – выл, но и Тим, и зверь чувствовали, что он не то что бежать не может, но не может даже опереться на лапы, чтобы встать. Треугольное ухо дёрнулось, когда товарняк с характерным шумом спустил воздух из пневмосистемы, и колёса застучали по рельсам, набирая скорость.       Тим думал, что умирает, потому что наконец перестало болеть. Нет, не тело, не рана, а это пресловутое сердце, душа, чтоб её черти выебали! Больше не болело. И означать могло только одно – бороться не за что, он потерял свою Пару, он скоро умрёт, и поэтому и не болит, не дёргает.       Тим повернул морду к светлеющему небу, сделал поглубже один из последних, как казалось, своих вдохов и отчётливо уловил знакомый запах. Вдохнул ещё, а потом ещё и не мог надышаться до тех пор, пока не начал осознавать, что этот "глюк" уж больно реалистичный. Да и лапы перестало ломить после небольшой передышки.       Он фыркнул, тряхнул головой, поднялся на четвереньки и замер. Метрах в пятидесяти ровный свет от восходящего, но затянутого северными тучами, солнца разрезал крохотный тёмный силуэт. Свет не огибал его, а будто натыкался на препятствие, которое был не в силах преодолеть или проникнуть сквозь. Вот только для Тима эта картина представала перед глазами словно в плёночном негативе. Он даже не решался приблизиться и сократить это небольшое расстояние между ними, не хотел спугнуть, а, может, всё ещё боялся, что это очередная выходка помутнённого рассудка. В итоге сокращать дистанцию пришлось силуэту. Он шёл по рельсам, спотыкался о шпалы, тихо матерился, замирал, всматриваясь в Тима, а потом делал ещё несколько шагов.       Тим замер, когда Тимур остановился прямо перед его носом. Он прищурился, бросил взгляд на испачканную в крови шерсть на брюхе и выдохнул небольшое облачко пара:       – Антипов?       И Тим замолотил хвостом. Точнее, это был не Тим, он в этот момент как раз таки великодушно сделал шаг назад, отдав власть сознания сейчас волку, потому что чувства к Тимуру сейчас у него были оч-чень противоречивые, а вот волчара радовался тому, что Пара его признала. Перебирал передними лапами, кивал головой и силился облизать. И только когда хватанул за рукав и попытался потянуть назад, в сторону Архангельска, Тимур вырвался и зло посмотрел на него. Нет, не на волка, а именно на Тима:       – Нет! – стиснул зубы он. – Никуда не пойду, пока ты, тварина, мне всё не объяснишь.