Обратная сторона Луны

      К концу рабочей недели Тимур перестал безвылазно тусоваться в библиотеке, а в пятницу вечером спросил как бы между делом, когда они с Тимом расправляли постель:       – Мы можем кое-куда на выходных съездить? Точнее, завтра утром, или вы теперь своей "могучей кучкой" и по выходным собираетесь?       – Да нет, можем съездить, – пожал плечами Тим, отогнув край одеяла, и дождался, пока Тимур заберётся под него первым, – а куда?       – Кое-куда, – не захотел колоться тот и начал походить на нашкодившего пса, который смотрел куда угодно, кроме остатков от съеденой домашки.       Тим подгрёб его поближе, забравшись следом, и заглянул-таки ему в глаза:       – Бэмби, я надолго уезжать не могу, и на далеко тоже. Помнишь, я рассказывал?       – Нет-нет, – поспешил заверить его Тимур, – это в Архангельской области, и нам понадобится от силы часов шесть.       – А зачем? – совершил ещё одну попытку Тим.       – Считай, сюрприз, – упёрся тот и сделал жалобное лицо, одновременно с этим устраиваясь провокационно под Тимом, – ну Тима, правда, не думай ничего плохого, просто не хочу сейчас тратить время на все объяснения.       Тим подумал-подумал и плюнул, будучи отчего-то уверенным, что Бэмби действительно ничего дурного не замышляет. Хвалёной волчьей чуйкой, усиленной связью, он не улавливал даже намёка на тревогу или любую другую негативную эмоцию, которыми Тимур по первости буквально искрил. Сейчас же он искрил совсем другим, и Тим, как любой нормальный альфа, оставить это без внимания ну никак не мог.       – А на что ты хочешь потратить время? – потёрся носом он о подставленную омежью шею.       – На сон? – невинно захлопал глазками Тимур.       – Ну, на сон так на сон, – с притворным облегчением вздохнул Тим и приподнялся над ним, чтобы слезть, но тут же был обхвачен ногами и руками за бока.       – На эротический сон, – с трепетом поправился Тимур.       – В котором?.. – улёгся обратно Тим и потёрся пахом о пах.       Тимур закусил губу, почувствовав движение, но с ответом привычно замялся. Тим терпеливо ждал, хотя особо на ответ не рассчитывал, потому что... Потому что омега ему достался дюже зажатый. Жаль, Тим не знал, был ли Тимур до их встречи таким, как сейчас, или нет, однако факт оставался фактом – гораздо легче ему было говорить "не хочу" и "не буду", а вытянуть из него парочку сокровенных желаний без боя Тиму удавалось всего с пяток раз. И шестой должен был случиться, чувствовал Тим, явно не сегодня.       – В котором я целую тебя вот так? – не дал ускользнуть настроению он, ведь краска с любимого лица уже начала сходить, а взгляд медленно гас.       Тим наклонился к приоткрытым губам и запечатлел основательный, неспешный поцелуй на них, проникая языком в чужой рот, вылизывая его до невольной судороги распластавшегося под ним Тимура.       – В котором я ласкаю тебя здесь? – шепнул он, когда отстранился и запустил руку под резинку коротеньких брифов, нащупывая небольшой упругий член.       – М-м-м, – выгнулся под ним Тимур и распахнул глаза-омуты, – нет.       – Нет? – вскинул бровь Тим, не сомневаясь, что это лишь провокация.       – В моём сне, – деловито толкнул его в грудь тот и пришлось подняться, но только для того, чтобы увидеть, как Тимур отворачивается от него, открывая вид на спину с выступающими позвонками, а потом подрагивающими пальцами спускает с бёдер до самых коленей трусы, – ты обхватываешь меня...       Тим послушно обхватил Тимура поперёк груди, инстинктивно облизав край уха, которое удачно оказалось поблизости, и впечатал в себя. Тимур отклонил ещё немного голову, невольно прогнувшись сильнее, нащупал одну из Тимовых рук и переместил на шею. Тим последовал безмолвной инструкции, ощущая подушечкой большого пальца колотящийся пульс.       Тимур сглотнул шумно, после чего Тим почувствовал на своих бёдрах чужие руки, тянущие и его боксеры вниз, выпускающие наружу стояк, который тут же начал упираться во влажную расселину, и осталось лишь коротко толкнуться, чтобы почувствовать головкой припухший от возбуждения вход. Но Тим не успел этого сделать, потому что Тимур сам направил в себя одной рукой член, судорожно хватая Тима за бедро другой, и насадился с протяжным стоном.       –... И не отпускаешь меня, – к большому удивлению Тима, смог продолжить их небольшую игру Тимур, немного отдышавшись, – пока я не кончу, – и задвигался.       Тим цедил американо из картонного стаканчика и молча негодовал от сидения на переднем пассажирском. За рулём был Тимур, который даже спустя сорок минут езды так и не удосужился сообщить о цели этого путешествия.       – Так куда мы едем? – всё же решил спросить он.       – Я тут подумал, – как всегда издалека начал Тимур, заставив Тима закатить глаза и поудобней устроиться, потому что рассказ точно обещал быть долгим, – что тоже должен внести свою лепту в формирование твоей стаи, – огорошил тем временем тот, – однако я к процессу подошёл добросовестно, в отличие от Шамиля или дядюшки Вадима, поэтому досье на потенциального члена твоей стаи в бардачке, а едем мы его встречать.       Тим открыл было рот, но смог только выпустить из себя очень шумно воздух, и сосредоточился на том, чтобы унять бешеную трясучку внутри.       – Послушай, – продолжил Тимур, не отрываясь от дороги, – я, по крайней мере, не собираюсь настаивать и всерьёз думаю, что мой кандидат тоже не будет проситься слишком рьяно. В общем, для сведения, чтобы ты знал: последнее слово за тобой, и оно будет услышано.       – Ты был прав, – открыл бардачок Тим.       – В чём? – быстро глянул в его сторону Тимур и снова уставился на дорогу.       – В том, что не стал говорить об этой затее вчера вечером, – извлёк скрученный в трубочку скоросшиватель Тим, услышав неопределённый хмык с водительского кресла.       – Тебе вообще со мной несказанно повезло, – пробормотал Тимур себе под нос.       – Ой, в жопу твои досье, – закрыл, едва открыв, папку Тим. – Давай, громко, чётко и так, чтобы я понял.       Тимур прочистил горло и послушно начал, но снова окольными путями:       – В общем, изучал я Архангельские архивы. Там много интересного, вот только про какую-нибудь паранормальную активность – ни слова, даже фамилия твоя упоминается раз в пятнадцать лет. Вскользь, – скрипнул зубами он, впрочем, быстро взял себя в руки, огладив руль, и продолжил: – И тогда я решил переключиться на область. Конечно, в их газетах и публичных документах всё совсем глухо. Понял только, что новости про погибший урожай – это на все века здесь актуалочка. Однако глаз мой зацепился за одну трагедию шестилетней давности. Представь себе образцово-показательная семья: папа, отец, сын. Живут себе под Архангельском, на заводе работают, добра наживают. Да только отец – не отец, а отчим. Ну, бутылочка-другая после тяжёлой смены, папу это не устраивает, но сказать он ничего не может – за себя и за сына маленького, альфочку, переживает. Периодически скандалы, крики – соседи поговаривают, что омега кофты с длинным рукавом в летний зной носит, очки солнцезащитные даже в декабре надевает. Ну ясно – бьёт его супруг. А он терпит. Терпит до того момента, пока отчима не находят загрызанным до смерти собакой. На трупе не рядовые хаотичные укусы и травмы, а вся верхняя часть туловища: скальп, лицо, шея – всё в лоскуты. И вот тут самое интересное начинается: никакой собаки у них в доме не было. Район, в котором чета проживала, хоть и рабочий, но новый, чистый, на помойках не то что собак, мышей даже нет. О нём с год до этого случая даже статья была: что открывают, что заселяют, пиар, в общем, губернаторский. Ну не превращаются районы такие за год в гетто – не бывает этого. Никто не задался вопросом: откуда взялась собака. Ни следствие, ни суд, ни репортёр из местной газеты. Да и зачем думать, если мальчишка сам признался, что, дескать: да, прикормил, да, натравил.       – Мальчишка? – переспросил Тим.       – Да, мальчишка, – кивнул Тимур, – менты, естественно, сначала за папашу взялись, да только он из обморока в шок, из шока в ступор, и так по кругу. Говорит: любил, побои терпел, не мог мужу зла желать. Ещё и беременным от этого мудака оказался, но ребёнка потерял – нервы сдали. А мальчик, видно, посмотрел, что с папкой делается, и решил вину на себя взять. Репортёр, который про всю эту историю колонку вёл, так и написал, что маленький альфа, защищая своего папу, скорее всего предумышленно соврал, чтобы родителя не посадили в тюрьму. А главное, они: папа и сын – на суде твердили ровно то же самое. Омега, что не убивал, альфа, что прикормил и натравил. Ну, суду тоже некогда со всей этой "Санта-Барбарой" возиться. Дал шесть лет за убийство, и отправили пацана на первые два года в ШД, а с четырнадцати – в колонию под Архангельском, чтобы папа мог навещать.       – К чему ты клонишь? – спросил во время образовавшейся паузы Тим.       – Тима, там не было бездомных собак. Ни одной. Господи, там даже сейчас нет их – район из рабочего успел превратиться в элитный за эти шесть лет. А главное, ну ты сам себе представляешь, дворовую псину на людей нападать учить? Не, я понимаю, что они умные, на автобусах умеют ездить и всё такое, но это больше сюжет для голливудского кино, чем для российской провинции. Короче, – вздохнул Тимур, – оборотень этот мальчик. Заебал его этот пьющий обрубок от человека, вечно поколачивающий папку. А дальше дело случая: он обратился, загрыз его в приступе бешенства, но так как мелкий ещё весь был, ну там, зубы-когти, все на собаку подумали.       Тимур замолчал, давая Тиму время всё обдумать, но у того думалка буксовала. В голове был рой вопросов, и он почему-то решил задать, наверное, не самый важный, но самый актуальный.       – А, так мы к нему, что ли, едем?       – Ага, Михаил выходит сегодня, – кивнул Тимур.       – Откуда он выходит? – спросил, уже догадываясь об ответе, Тим, но надежда, чтоб её, умирала последней.       – Ты вообще слушал меня? – всплеснул руками омега. – Из колонии он выходит. Где сидел последние четыре года за убийство отчима, которого он собственными зубами загрыз в двенадцать лет.       – А почему его в тюрьму не перевели, ему ж восемнадцать уже должно быть? – снова обошёл стороной вопросы поважнее Тим.       – С прошлого года закон, что до девятнадцати в колонии можно оставаться, – ответил Тимур.       – Ну ладно, – глянул в окно Тим и заскользил взглядом по припорошённому первым мокрым снегом борщевику, невольно прищурившись от обилия белого, – главный вопрос: почему ты думаешь, что он мне в стаю подойдёт?       Тимур глянул на него настороженно, пытаясь уловить издёвку, но Тиму действительно было интересно. А тот сначала сглотнул шумно, поджав губы до побелевших линий так, что уголки устремились вниз, и потом только ответил уже не этим поставленным голосом профессионального рассказчика баек, а таким, который, скорее всего, только Тим и слышал:       – Он потерянный и злой. Вырванный из общества ребёнком и ненужный этому обществу взрослым. С повышенным чувством справедливости, ради которой смог шагнуть за черту, но в систему правосудия ему дорога заказана. У него сейчас ничего нет: ни семьи, ни стаи, ни каких-либо представлений о том, что сейчас в мире происходит, про отношения волков – тоже. И папа, и отчим были людьми, некому было научить, рассказать, показать. – И как последний аргумент: – Не возьмём его к себе, он выйдет и станет нашей проблемой. Возьмём – и на одного не прирученного отморозка на улицах твоей территории станет меньше.       – Логично, – коротко кивнул Тим и уточнил кое-что ещё: – А он вообще знает, что мы за ним едем?       Тимур усмехнулся, сбросив с себя драматичный настрой, и заверил:       – Знает. Я в колонию звонил, представлялся его соцработником, узнал, когда Михаил выходит, и с ним самим тоже парой слов успел переброситься. Я ничего такого не говорил, – мотнул головой он, хотя Тим почему-то и не сомневался в этом, – только намёки, которые поймёт лишь оборотень. Ну, и что встретим, пообещал.       – А вот прикинь, если он не оборотень, – истерично хохотнул Тим.       – Ну, подбросим пацана до города, делов-то, – пожал плечами Тимур.       – На обратном пути я за рулём, – предупредил альфа, – надоело улиткой плестись.       Дорога под колёсами наконец перестала напоминать поле боя, ровным асфальтом оповестив о том, что где-то поблизости находится федеральный объект. Потом замелькали указатели, что через столько-то километров они будут проезжать мимо Архангельской воспитательной колонии, и Тимур, неловко затормозив на повороте, едва вписался в нужный, благо что Тим буквально на автомате придержал руль для более резкого манёвра.       Наверное, летом здесь должно было быть живописно: за высоким забором из рабицы виднелись низенькие корпуса, отделанные сайдингом пастельных тонов. Но сейчас, в конце ноября, когда на улице шёл мокрый снег огромными шматкáми прямо в лицо, а под ногами все ещё хрустел позавчерашний гололёд, описать происходящее можно было только одним словом – отстой. Тим даже выбираться из машины не хотел, но надо было сделать это как минимум для того, чтобы поменяться с Тимуром местами.       Однако Тимур не торопился возвращаться в машину, зачем-то подставляя лицо прямо под хлопья, и Тиму пришлось остаться с ним. В отличие от поездки по безликому шоссе, сейчас их окружал хвойный лес, и оставлять омегу одного на улице было некомфортно. Тот, заметив недовольное лицо Тима, без лишних раздумий встал на цыпочки, собрал с крыши машины налипший на неё снег, а потом шутливо бросил его в альфу. Тим попытку атаки оценил и напихал снега Тимуру прямо за шиворот. Тут же получил сдачи горсткой холодной субстанции точнехонько по голове, но в долгу не остался, натерев половинками снежка раскрасневшиеся омежьи щёки. В тот момент, когда игривая потасовка рисковала переквалифицироваться в мордобой, до чуткого антиповского слуха дошёл разговор:       – Ты глянь на этих двух дебилов, – с усмешкой.       И ответ со вздохом:       – Это, наверное, за мной.       Тим моментально выпрямился, перестал третировать повизгивающего от щекотки Тимура и оглянулся на ворота, около которых они припарковались. Тимур устремил взгляд следом, и вместе они уже наблюдали, как в будке КПП прямо перед выходом происходит какой-то короткий разговор между сотрудником колонии и молодым человеком, предположительно Михаилом, после чего замок на воротах щёлкнул и на улице показался блёклый на фоне снега силуэт.       – Михаил? – первым отмер Тимур, когда альфа в казённой телогрейке нерешительно подошёл к ним.       – Миша, – поправил он и протянул руку, – а вы Тимур?       – "Ты", – поправил в свою очередь тот и вернул рукопожатие, – это Тимофей Антипов.       Тиму тоже пришлось обменяться любезностями и отметить, что это первый оборотень, который не спросил про фамилию. Просто потому, что никогда не слышал о ней – непривычно.       Миша выглядел ровно так, как выглядят подростки в колониях: не худой, не толстый, с коротким ёжиком, тенью щетины на высоких скулах и парой небольших шрамов: один рассекал бровь, второй прятался на краю резко очерченного подбородка. Тим заикнулся было об их появлении, но Миша опередил его, заставив отбросить сомнения насчёт его сверхъестественной составляющей, и темно-серые глаза сменили цвет на насыщенный жёлтый. Всего на секунду, но Тиму хватило, а потом он моргнул и своими.       – Поехали, нечего жопы морозить, – скомандовал он, кивнув на машину.       Тимур поспешно запихал досье на Мишу обратно в бардачок, пока устраивался на переднем пассажирском, а тот забрался на заднее. Тим повернул ключ в замке зажигания, и они тронулись обратно в город.       Разговор больше поддерживался Тимуром, который задавал дежурные вопросы про жизнь в колонии, о том, что стало с папой, надо ли помочь с документами. Миша отвечал односложно, и Тим подозревал, что не от назойливости омеги, а наверняка потому что по-другому не умел. Сам же Тим только изредка вставлял свои пять копеек, рассказывая, как изменился Архангельск в одних местах и как остался неизменным в других.       – Можешь остановить? – спросил его Миша во время образовавшейся паузы.       Ехали они сейчас по безлюдной трассе, вокруг которой были одни сплошные поля. Тим подумал было, что тот к этому времени захотел отлить, и остановил тачку, съехав на обочину. Но Миша хотел не этого. Истинная причина стала ясна, когда тот торопливо начал сбрасывать с себя всю одежду. Тимур сделал вид, что копается в телефоне, а Тим даже не смог на этот порыв ничего возразить, слишком хорошо понимал Мишу, да и спешить было некуда.       Из машины Миша выскользнул человеком, но в боковом стекле силуэта уже не показалось, было только видно, как колышется высокий борщевик, расступаясь по бокам от юркнувшего в белые поля волка. А дальше... Дальше Тим тайно радовался, что они сейчас стоят на забытой богом трассе и ни единая душа не видит, как огромный оборотень наматывает круги по полю и подпрыгивает на добрые полтора метра, чтобы поймать устрашающим оскалом падающие снежинки. Тим, конечно, не чувствовал Мишу, но прекрасно понимал, что тот сейчас испытывает после стольких лет заточения не только в колонии, но и в клетке человеческого тела и разума.       – К этому бочком лучше не поворачиваться, – ткнул пальцем в своё стекло Тимур, тоже наблюдавший за происходящим.       – Почему? – затупил Тим.       – Ну как, укусит же, – с улыбкой в голосе ответил тот, – ну типа, "придёт серенький волчок и укусит за бочок".       – Ох, Бэмби, – наклонился к тёмному затылку Тим и чмокнул Тимура в него, – он не серый, он... – пришлось проглотить против воли вставший в горле ком, прежде чем закончить, – седой.       Нахмуренный Тимур обернулся на него, и только когда убедился, что это не неудачная шутка, вернул взгляд за окно.       – А разве так бывает? – спросил он.       – Стресс и горе не щадят никого... – вздохнул Тим.