Отец

Птицелов. По прошествии полутора лет, меня освободили досрочно за примерное поведение. По правде сказать, я и не надеялся на что-то подобное. Видимо комиссия во мне что-то рассмотрела, ну, или я правдоподобно разыграл своё раскаяние. Бориса выпустили ещё до меня, так как после моих показаний, полиция подробно взялась за расследование, и после соответствующих апелляций, дело об украденной винтовке было пересмотрено. Мне выдали мои родные домашние вещи, в которые я, к своему сожалению уже не влезал. Но в силу счастливой судьбы мне не пришлось жаловаться, я с радостью напялил на себя узкие джинсы и рубашку с рукавами до локтей. Плюс в пакете личных вещей пылился мой старый телефон. Конечно о том, чтобы меня забрали в сей радостный день мы и так уже с матерью договорились, однако мне почему-то захотелось поговорить с ней без прослушки и посторонних свидетелей. Около пункта выдачи вещей, (она же раздевалка и регистратура), было много всяких наклеек на стенах. Одна гласила «не курить», другая «никаких телефонов». Так что повинуясь отныне правопорядку, я решил выйти. - Эй! - Вдруг окликнула меня полная служительница закона. - А роспись где? - Тыкая в соответствующий бланк, спросила она. Ну точно, куда же без лишней бюрократии? Покончив со всем этим, я был просто на седьмом небе от счастья, когда открыл выходную дверь. По крайне мере секунды три точно. В лицо сразу хлынул морозный ветер, и обдал меня всего снегом с ног до головы. - Не впускай сквозняк! Иди уже! - Кричала она же мне вслед. - Человек-мороженое. - Добавила с ироническим смехом. Видите ли, я садился в конце своего шестнадцатого лета, а сейчас начало моей восемнадцатой зимы. На небе ни лучика солнца, и в глаза били хлопья снега. Я поднёс к уху телефон, и после продолжительных гудков, услышал лишь типичное «абонент – не абонент». Подумалось вдруг, что в таком виде мне и придётся до дома добираться. Но как оказалось, я ошибался. На территорию этого исправительного учреждения вскоре подъехала чья-то машина: тёмная, дешёвая, и скорее всего взятая с рук по минимальной ставке. Я едва сумел разглядеть водителя, сквозь этот снег. Это была Снежана. Она вышла ко мне навстречу, неся с собой на руках мою старую зимнюю куртку. - И долго ты тут яйца отмораживаешь? – Спросила она. - Лучше скажи мне, почему ты здесь? Мама обещала меня сама встретить. - Какая грубость на моё самоотверженное благородство! – Наигранно возмутилась она, изворачиваясь от моих попыток схватить куртку. – Я тут на работе подмениваюсь, ребёнка из садика пораньше забираю, а он меня вот так и встречает? Может тебя обратно посадить? - Заткнись! Холодно же! – Вцепившись в свою куртку, возразил я. – Это не смешно! А что если я подхвачу грипп? Или ОРЗ? Или с пневмонией свалюсь? - Какой же ты зануда! Ну на, держи свои тряпки! Твоя мама попросила меня тебя забрать, так как из-за снега расписание автобусов сместилось. – Отдав мне наконец куртку, она благополучно вернулась в машину. Сев вместе с ней на переднее, я показательно пристегнулся перед глядящей в окно кураторше. Ей богу, эта женщина старалась сделать всё, чтобы меня в могилу свести. – А портаки хоть на память набил? - Заткнись. – Усмехнувшись ответил я. - Ну а заточка у тебя всё ещё в заднице? - Я серьёзно, кончай. - Ну ладно-ладно. – Согласилась Снежана, выезжая за пределы тюрьмы. – Вступил бы хоть в какую-нибудь тюремную банду, что ли… так для приличия. - Снежана. – Попытался я ей ещё раз намекнуть потактичнее. Сзади в специальном детском сидении сидел её малыш, ныне именуемый как «Вован». И мне не хотелось его будить. Он ведь очень громкий и энергичный, когда бодрствует. Его мать и его бабушка яростно сражались за него с социальной службой. И им-таки удалось отвоевать это мерзкое, милое и сопливое чудовище. Я от всего сердца был за них рад. - Значит… ты был там типа опущенным, или как? - Заткнись уже, мать твою! – Вышел я из себя, тем самым пробудив Вовку ото сна. Дорога была изрядно заснежена, но чем ближе мы подъезжали к дому, тем темнее становился снег. Я правда не знал того, куда именно мы ехали. Мама продала нашу квартиру, и переехала куда-то подальше от того района. По моему мнению, нам уже давно пора было это сделать ещё до того, как отец возвращался из армии. Быть может это бы повлияло на весь исход событий, а может быть и нет. Машина остановила в каком-то укромном тупичке пятиэтажек. Ухоженный дворик, чистые стены. Я сразу понял, что тут скорее дом для престарелых, нежели обычный жилой двор. Уж точно не в нашей стране. Будь тут лето, я бы поклялся в том, что клумбы подле окон цвели бы разносортными цветами, и на лавочках бы сидели с газетами в руках старики да старушки. Подъезд, у которого мы припарковались был освещён вполне целым и даже не мигающим фонарём. Снежана взяла на руки Вову, заперла машину, и двинулась за мной ко входу. Дверь с писком отворилась, после чего я увидел внутреннюю обстановку подъезда. Почтовые ящики все пронумерованы и целёхоньки, мусоропровод тоже. Тут даже не воняло мочой и свалкой. Чем больше я шёл дальше, тем сильнее удивлялся этой обстановке. Мы шли по лестнице до самого верха, и мне ни разу на пути не встретилась какая-нибудь надпись, или нарисованный маркером хуй. Во имя Ктулху, куда я попал? В рай? После всего того, чего я насмотрелся в тюрьме, этот дом показался мне настоящим дворцом в сравнении с тамошней обстановкой. Снежана заметила моё изумление, и похлопав по спине, указала на дверь. По её улыбке, я догадался, что это ещё не все сюрпризы за день. Когда мы вошли, меня встретил родной запах маминой стряпни. У порога залаял чёрный пёс, виляя своим пушистым хвостом, а у проёма в кухню с кошачьей ухмылкой на меня уставился Борис. - С возвращением, блудная душа! – Проговорил он. - Приехал уже? – Послышался родной мамин голос из кухни. - Да. – Ответил ей Борис. В следующий миг я был погружён в её объятья. Ласковые руки сжимали мою куртку, а нос уткнулся мне в плечо. Я был так растроган, что даже прослезился. Я так скучал по этому, что даже сперва ничего не понял. Она отпрянула от меня, а затем прямо посмотрела мне в глаза. Я до сих пор не видел в них большего блеска, чем сейчас. Я думал, что она ни за что не поверит моей правде. Думал, что уже никогда не буду ею прощён. Однако не смотря на всю сложность нашего положения, она всё же смогла найти в себе силы простить и понять меня. - С возвращением. – Сказала она со слезами на глазах. Счастью не было предела. Со мною рядом стояли те, кого я более всех любил. А когда мы все сели за один стол, и стали ужинать, я вообще чуть не умер от наслаждения нормальной домашней пищи. Тёплое общение, радость на их лицах, мелкие споры из-за последней печенюшки, вот чего мне действительно не хватало. Потом, когда мы все уселись в уютной гостиной за просмотром кино, на рекламе, я вдруг решил выйти подышать свежим воздухом. Мне необходима была сигарета. Но так как я ныне жил на пятом этаже в здании без лифта, мне было лень спускаться, так что я решил попытать удачу на крыше. Поднявшись по лесенке я к своему удивлению обнаружил, что выход не заперт. Я открыл люк, и выбрался на свежий воздух. В руках у меня уже дрожали сигареты и зажигалка. Я удивился, обнаружив там не пустующую заснеженную площадку. Там была какая-то странная птицеферма, с клетками и мешками непонятно с чем. На некоторых жёрдочках сидели городские голуби и клевали хлебные крошки, и потом улетали. Я закурил, глядя на ночное небо, и мягко падающий на мои плечи снег. Повсюду раздавалось воркование, и зимний ветер. - А ты себе там яйца не отморозишь? – Спросил меня вдруг Борис, появившийся сзади. В следующий миг я ощутил на себе свою куртку. Видимо холод он заранее предусмотрел. Я достал ещё одну сигарету, и подал её ему. – Спасибо. - Благодарил он, закуривая от моей зажигалки. – Неплохой вид, а? - Лучше, чем из моей прошлой комнаты, это уж точно. - Это из той, где ты отбывал свой срок, или из другой, где ты жил как… - Из обеих. – Перебил его я. Наш дым смешиваясь растворялся в воздухе, а мы упорно глядели вдаль, но не друг на друга. - Слушай. – Вдруг начал Борис. – Тебе ведь теперь нет смысла учиться, так? - С чего вдруг? - Ну, даже с образованием, мало кто даст тебе работу. Так зачем вообще стараться? - Блять ты серьёзно? - Что такого? – Недоумевал он, хотя прекрасно понимал, отчего я злился. - Борь, я только сегодня приехал! Неужели первое о чём мы должны разговаривать, должна быть работа? – Возмущался я. Всё как всегда, впрочем, я и не шибко-то удивлялся. Борис всегда первым делом брался за дела, а потом уже подключались чувства. - Просто есть у меня знакомый, и он может взять тебя на подработку. Правда на неполный день. И не совсем легально… - Ой, да отъебись от меня! – Заявил я, отталкивая его подальше от себя. На мои возражающие попытки уйти, или отделаться от него, Борис только сильнее упорствовал. В конце концов я угодил прямо в его титановые объятья, из которых не было выхода. - Прости меня за то, что я так о тебе забочусь. – Проговорил он, делая очередную затяжку. Я было хотел ответить ему пару ласковых, но вместо этого сумел лишь грозно и недовольно промычать, как старая и сварливая бабёнка. Боря от этого лишь тихонечко рассмеялся, потрепал меня по голове, а затем выпустил из своих объятий. Мне с трудом удалось сдержать своё желание надавать ему по щам, или закатить по яйкам. Руки дрожали не то от холода, не то от жажды насилия. Борис взбесил меня, и я был готов вот-вот натворить дел. По сути его заботливые глаза, и мягкая улыбка должны были успокоить меня, но куда уж там! В заботе я разглядел самодовольство, а в улыбке так и звучала фраза «никуда ты от меня не убежишь». - Ну гляди, сейчас взорвёшься, помидорина. – С усмешкой подметил Борис. - Заткнись! – Воскликнул я, и схватив его за воротник куртки, притянул к себе и крепко поцеловал. Видимо в этот миг моя итак красная от ярости голова, стала ещё краснее. - Кажется, я вижу пар из твоих ушей. - Иди нахуй! – Ответил я. Когда мы вернулись, в гостиной оставалась лишь Снежана со своим малышом. Борис пошёл к ней, досматривать кино, ну а я на звуки моющейся посуды. Мама была одна на кухне, и с ужина её осталось немало. Я решил помочь ей, однако раковина была только одна, да и мама похоже прекрасно со всем справлялась. В голове зудел один и тот же вопрос. Он мне не давал покоя с тех самых пор, как… как… в общем долго. - Мама. – Осторожно окликнул я её. - Хочешь помочь? – Предложила она, и когда я кивнул ей, подала мне тряпку для стола. – Вытри стол. – И я повиновался. Нависла тишина. Эта кухня была новой, и чужой от этого, но здесь рядом стояла мама, из-за неё это место одновременно казалось и родным. Я не знал, как спросить. Не знал, что сказать. Все слова в голове казались мне такими нелепыми, что лучше было вообще не раскрывать рот. Однако мысль не давала покоя, и я поддался… - Мам? – Начал было я, но тут слова застряли в горле. Щёки мои распалились от смущения и стыда. Но было уже поздно, когда она закрутила вентиль воды, и встала передо мною с вопросительным взглядом. – Почему ты… почему простила меня? - Потому что ты мой сын. – Не раздумывая отвечала она. - Но почему так скоро? Я же… я… - На глаза сами собой нахлынули чувства. Я расплакался, и был тут же обвит её руками. Она направила моё лицо своими нежными мокрыми пальцами, на себя. Я увидел в её взгляде любовь, сочувствие, и понимание, коего я не видел даже от своего психолога, с ужасом выслушавшую мою историю. - Ты мой сын, Дима. Это главное. Её голос был убедительнее всего на свете. Да. Так же как Снежана твёрдо стояла за своего ребёнка, моя мать стоит за меня. Что бы ни случилось, её преданность и любовь были во истину безграничными. Раньше я этого в ней не замечал. Раньше всё моё внимание было сосредоточенно на отце. Теперь я нашёл ещё один плюс от его смерти – материнскую верность, испытанную самым тяжким испытанием на свете. Потом мы вернулись к близнецам, досматривать кино. Я сразу вспомнил те беззаботные дни, когда зависал у них с ноутбуком. У меня под ногами сел пёс, Снежана укачивала Вовку, а Борис в процессе фильма не переставал пошло острить, не стесняясь даже моей мамы. После фильма, мы распрощались с близнецами. Они, одевшись, покинули этот дом, а затем я наблюдал с окна своей новой комнаты то, как они уезжают на машине. Вид кстати ничего: милый тупичок, с открытым на город горизонтом. Я всегда рассветы любил больше, чем закаты, и солнце должно было вставать где-то по середине этого окна. Плюс решёток не было, да и цветочки в горшочках на подоконнике стояли. Мило-мило. Только вот утром, я уже сто раз пожалел, что сплю напротив рассвета. Грёбаное солнце со своими грёбаными лучами! Мне захотелось закурить, но окно не поддавалось мне, из-за толстого слоя льда снаружи. Так что пришлось напяливать штаны и куртку, и лезть на крышу. На моё удивление, я там был не один. С птицами разговаривал какой-то старый дед. Я думал не связываться с ним, но он начал разговор первым. И оказалось, что он наш сосед, и заниматься ему нечем, кроме как заботы о голубях. Мы разговорились с ним, и он преподал мне пару уроков о заботе голубей. Я даже забыл про холод, и мне стало приятно ухаживать за клетками. Повисла такая умиротворяющая аура, что, если бы не телефонный звонок, я бы забылся на крыше до вечера. В общем целом, мне понравилась идея о том, чтобы заботиться о голубях. Они улетали куда были вольны, но всегда возвращались. Эта мысль грела душу, и я уже почувствовал себя на своём месте. - Всё налаживается. – С улыбкой подумал я вслух, с метлой в руках. - Что ты сказал? – Спросил трескучим сиплым голосом, мой сосед, открывая свой маленький инструментарий. - Ничего-ничего. Давайте я вам помогу. – Рванув к нему, отвечал я.