Отец

Суицидник. И опять этот ебаный вид из окна. Меня уже тошнило от этой комнаты. Ещё недавно я пообещал себе спрыгнуть с окна, если снова окажусь здесь. Что ж… слово – не воробей, хотя я говорил в уме. Открыв створки настежь, я встал на карниз. В лицо хлынул холодный ветер, на небе было полно туч, и асфальт внизу был столь притягательным, что я едва удержался от соблазна спрыгнуть. Ведь моя кончина была бы идеальным ответом на месть отца. И всё же она не смогла бы исправить то, что он наделал с моими любимыми. Нужен был другой план. Так что я слез обратно на пол, и достав из тайничка в ящичке стола свои сигареты, закурил и начал думать. Тоска выгрызала из меня всю надежду и жизнерадостность. На сердце осталась лишь обида и злость. В голове промелькнула мысль о том, что мой отец мог чувствовать то же самое по отношению ко мне. Я хотел бы пожалеть его, встать на его место, но всякий раз я вовремя вспоминал о том, что он со мной сделал. «Нет, он не имеет права на мою жалость», подумал я. Из-за разбирательств в суде, меня отстранили от занятий на этот срок. Так что я даже на улицу выйти не имел возможности. Все мои вылазки в основном были по одному и тому же маршруту «в туалет и обратно». Еду заносила и уносила мама. Новости для меня стали роскошью. Я не знал о том, где Борис, и насколько его посадили. Жив ли он вообще, или его забили насмерть сокамерники. Так же я не знал того, что теперь будет со мной. Хотя интуиция подсказывала, что ничего хорошего, судя по игнору от моей матери, и отсутствию телефона в моём распоряжении. Конечно же у меня имелся козырь в рукаве. Я мог ей признаться, рассказать всем о том, кем на самом деле является мой отец. Но это было бы, во-первых, слишком просто, а во-вторых наименее эффективно. Мне пришлось терпеть незаслуженное наказание от собственной матери. Глядеть ей в глаза так, будто я понимаю за что она на меня злится. Всё было частью игры, и всё ради того, чтобы отец ослабил свою бдительность к предстоящему дню. Ведь через несколько дней, когда у мамы выпала ночная смена, я знал, что отец придёт ко мне. Делать вид, будто никакой злобы у меня к нему не осталось было бы слишком подозрительным. Да и я не был настолько хорошим актёром. Проводить дни напролёт в одиночестве в собственной комнате могло свести с ума. Я мог просто наплевать на всё и покончить со всем этим. Однако у меня была цель, и я нашёл средство чтобы отвлечься от суицидальных мыслей – старая книжка, подпирающая сломанную ножку моей кровати. Это было конечно не самое надёжное средство, однако оно работало. Пусть и не долго. Остальное заключалось в том, чтобы выдержать своего отца. Преодолеть то, что он приготовил в мою честь. Да, ведь он был из тех, кто всегда праздновал победу. И эта не была исключением. Он проводил маму с мягкой улыбкой на лице, чмокнул её в губы, и запер за нею дверь. А в следующую секунду отец снял с себя маску, и стал настоящим собой. В тот вечер я ждал его с ноющим сердцем. Ждал того, когда прозвучит этот роковой звук скрипа моей двери. Отец вошёл… В сердце я задал себе вопрос, «Когда это я стал ожидать его появления со страхом, а не с предвкушением?» Да, точно. С тех пор как объявили о его опухоли в мозгу. Вот тогда мой рай обратился для меня адом. Всё моё лицо стало красным и мокрым от жалобных стонов и слёз. Он привязал мои руки к спинке кровати, и всё никак не отпускал из своих любящих и жестоких объятий. Я часы напролёт слышал скрип пружин, и собственный голос мне вдруг стал чужим. Я говорил такое, чего думал, никогда не произнесу в слух. Его разгорячённая плоть проникала всё глубже и глубже в меня. Мне было так больно, что все мысли в голове сменились лишь одной единственной: «Когда же это всё кончится?». На мои рыдания он не реагировал, лишь целовал в макушку, и продолжал движения. Я попытался приподняться, но у меня не вышло. Всё тело терзала агония, и я не мог пошевелиться. Мне оставалось только терпеть. Терпеть и надеяться. Вдруг я сумел пошевелить коленом, и сразу почувствовал под ним влажную простынь. Я подумал, что она намокла от пота, однако посмотрев в то место я ужаснулся от увиденного. - Кровь! Папа там кровь! – Стонал я рваным и дрожащим голосом. - Зато теперь ты меня никогда не забудешь! – Прижавшись к моему уху, отвечал он. - Прошу тебя… остановись. – Молил я его, сжимая наволочку изо всех сил. Нос опух и забился от соплей, из глаз продолжали течь ручьи моих страданий. Он так и не внял моему голосу. Ночью я всё время думал, что упаду, пока доберусь до двери из комнаты. Если бы отец проснулся, я бы просто-напросто соврал ему о том, что мне необходимо в ванную, но он, к счастью, продолжал храпеть. Я передвигался со скоростью улитки, так как мои ноги и поясница разразились болью. Всё, чем было наполнено сейчас моё сердце – это жажда мести. Я подошёл к чулану, и стал искать в нём ружьё. Ведь винтовок было две, а в багажнике Бори нашли лишь одну. Надежда потухла как свеча на морозе. Чулан на наличие орудия для убийства был пуст. Так что мне больше ничего не оставалось, кроме примирения с очередным поражением. Мне всё же было необходимо попасть в ванную. Моя пятая точка изнывала и горела. Я включил свет, и заперся внутри. Зеркало показало мне то, во что меня превратил мой отец. Половина тела была покрыта синяками и царапинами, моё лицо, истерзанное слезами, опухло и даже слегка повисло. Кожа обрела мертвенно-бледный оттенок. Глаза потемнели от крупных мешков под ними. И самое главное, о чём я боялся узнать о своём теле – это моя задница. Я взял из тумбочки ручное зеркальце, и присев в ванной, аккуратно навёл его туда, где ещё недавно зверствовал член моего отца. То, что я там увидел ввергло меня в тошнотворный ужас. Там было настоящее мясо, а не плоть. Мне резко захотелось проблеваться, но я всё выдержал. Оставалось лишь продезинфицировать рану так, чтобы даже не пикнуть от боли. Ибо последнее, что мне надо было, так это преждевременное пробуждение отца. Мои руки дрожали. Из аптечки я взял ватные диски и спирт. Но вначале я ограничился проточной водой. Было настоящей агонией, промывать свою промежность в том месте. И если с водой это было настолько ужасно, то со спиртом это протекало в сто раз хуже. Пришлось даже заткнуть рот полотенцем, чтобы мой крик не прорвался за пределы ванны. С трудом мне удалось натянуть чистые боксеры. После чего я оделся и тайком прокрался в прихожую. Я обшарил карманы папиной куртки, где сумел найти ключи и деньги. После чего я не раздумывая сбежал прочь из дома. Беглец. Свежий воздух одаривал меня спокойствием, которого я так жаждал. Несмотря на то, что я сбежал из дома, на сердце у меня впервые за долгое время было спокойно. Я бродил бесцельно по улицам, до тех пор, пока не стало светать. И выкурив пару сигарет, мне вдруг стало ясно куда я хотел пойти. Ноги подкашивались от боли и усталости, так что найдя ближайшую остановку я наконец-то сел. Ну как сел… моя пятая точка была в таком состоянии, когда впору было покупать геморройную подушку. Так что я, если быть точным, присел на одну из своих булок. Ожидание транспорта в холодное осеннее утро убивало меня. Ветер вытягивал из меня всю дрожь. Куртка никак не спасала, как бы я в ней не прятал свои ладони. Тешила лишь одна мысль – я был вне дома. Я спасся от лап этого чудовища. Я был свободен. Мимо меня стали пролетать наконец автобусы. И вскоре я сел на тот, что был мне нужен. Дорога заняла двадцать минут, после чего я как можно скорее понёсся к нужному мне дому. Ноги перебирали под собой дорогу, и я едва не свалился лицом вниз. Моя голова гудела и всё тело трепетало от ревущего ветра. Перед глазами простёрся знакомый двор, и подъезд милого сердцу дома. Только вот радостной картину совсем не назовёшь. Ведь около неё стояла странная чёрная машина, в которую садились ещё более странные люди в костюмах. Дверь с протяжным писком домофона отворилась, и оттуда вылетела Снежана вся в домашней одежде. Её волосы были похожи на гнездо кукушки, а лицо, казалось постарело лет на десять. Она надрывно кричала, пыталась открыть дверь машины, стучалась в окна, а когда она двинулась, то девушка уцепилась за бампер, и попыталась удержать автомобиль. Естественно это не сработало, и вот тогда она упала прямо на колени и стала громко и горько плакать. Я опасался худшего, моё сердце при виде ней заныло так сильно, что я позабыл обо всей своей физической немощи. Мои ноги сами сменили ход на бег, и вот так я оказался прямо рядом со Снежаной. - Нет-нет-нет-нет-нет. – Продолжала плакать она. Я опустился к ней на колени, и стал крепко обнимать. – Они забрали его! Они забрали моего сына! - Кто они? Социальные работники? – Предположил я. Снежана кивала, прикрывая свой рот рукой. – Они не имеют права! Подонки! – Заявил я всерьёз. Мы продолжали обниматься посреди дороги около подъезда. Её руки на моей спине стали самым тёплым прикосновением за очень долгое время. Ветер завыл, словно сочувствуя нашему горю, и взвихрился в вышине так, что аж макушки деревьев стали нагибаться до самой земли. Она вся задрожала в моих руках. Поэтому мы вошли внутрь подъезда. Я рвался снова оказаться в этом доме, да только вот Снежана меня не пустила. Дело было не в ней, а в тёте Кате, которая сочла меня виновным во всех их несчастьях. Она перестала надолго оставлять их дом, забросила дачу, и даже перестала заниматься балконом. Всё что у меня было хорошего в жизни, рухнуло, пропало бесследно, и всё из-за отца. Он отнял так много, что я даже начал фантазировать о том, как буду его убивать. Как поиздеваюсь с ним для начала. Как заставлю его молить о пощаде. Всё, что могла для меня сделать Снежана – это посидеть вместе со мной на лестничном пролёте. Её слёзы не утихали, её руки проскользнули мне под куртку, а её губы стали целовать мои щёки. - Не надо. – Попросил я, схватив её руку у своего ремня. Мой голос меня выдал. Она поняла всё в первый же миг моей просьбы. Я ослабил хватку, и она продолжила. Нежные холодные пальцы Снежаны приподняли мою футболку. Её шокированные глаза разглядывали мои яркие синяки на торсе. Затем она подняла голову на моё лицо, где уже во всю зарождалась истерика. Ладонями она обвила мои щёки, и прильнула к моим губам. Я зарылся в её плечи, когда меня накрыло и стал безудержно тихо плакать. Дальнейшие действия совершал будто не я. Ибо, всё что я помню, начиная с того момента, кажется мне каким-то далёким сном. Наплакавшись у неё на плече, я с полной серьёзностью попросил у Снежаны контакты скупщика краденого. Я правда не рассчитывал на то, что она будет в курсе столь многого из криминального мира. - Зачем тебе понадобился скупщик? – Поинтересовалась она. - Я надеюсь раздобыть у него кое-что, Снежана. И это… тебе ненужно быть в это втянутой. - Ты издеваешься? – Рассмеялась она с безумной печалью. – Из-за него у меня отобрали сына! Отобрали брата! Я не буду стоять в стороне, пока ты пытаешься действовать в одиночку! - Как ты догадалась? – Удивился я. Но потом её добрая улыбка мне сама всё без слов сказала. Снежана знала меня. Точно так же знал Борис. – Мне нужно оружие. С глушителем. Я собираюсь пристрелить этого уёбка как собаку! - Я обо всём договорюсь. Деньги у тебя? - Нет, они у бабушки. Я могу съездить за ними сегодня, и к вечеру уже буду здесь. - Хорошо. – Целуя меня в щёку, сказала она. – Сдери с него шкуру. Убийца. Когда я был маленьким, то думал, что в шестнадцать лет буду крутым рокером. Я и помыслить не мог о том, что стану отцеубийцей. На небе смеркалось. Таксист завернул в переулок. Я вышел с сумкой денег, и прошёл дальше к тупичку, на который мне указала Снежана. К тому моменту, когда я там оказался, небо заволокло тучами. Она стояла там и курила, оперившись о стену. Я поприветствовал её поцелуем, а затем закурил вместе с ней. На сцене вскоре появился некто очень скрытный и таинственный. Он оглянулся вокруг, принюхиваясь к воздуху. А затем начал меня обыскивать. На моё счастье, я не сотрудничал с ментами, так что прослушки у меня не было. После того, как он в этом убедился, скупщик стал с нами вести дела. Девушка коротко и без подробностей объяснила ему суть дела. Указала на сумку денег, а ещё назвала пару имён, которые явно имели для скупщика какое-то значение. Он кивнул ей без лишних слов, после чего схватил меня за рукав, и повёл к своей раздолбанной машине за углом. Я признаюсь, подумал, что сейчас меня изобьют и отнимут деньги, не дав ничего взамен. Или наденут на голову чёрный мешок, увезут в ебеня и там заставят рыть себе могилу. Но к счастью для меня, со мной была Снежана, которая являлась сестрой громкого имени своего брата. Скупщик отворил багажник, где я с застывшим сердцем мог наблюдать богатую коллекцию оружия. Я бросил сумку к его ногам, мне было не жалко всех денег, что у меня были. После чего он мне вручил хороший ствол с глушителем. Я проверил магазин, который был полон до последнего слота, а затем совершил пробный выстрел. Пуля вылетела тихо и быстро. Моя цель – висящая на верёвке блузка, была продырявлена как я и хотел. Сбалансированная отдача, лёгкий затвор, в этой пушке было всё о чём я мог мечтать. После сделки, пути у меня назад уже не было. Я должен был это сделать. Ради себя, Снежаны, и ради Бориса. В моих руках теперь грелось несущее смерть орудие. Я задвинул предохранитель на всякий случай. А затем убрал пистолет к себе в карман. - Когда ты это сделаешь? – Спросила Снежана. - Я не знаю. Сейчас? У меня нет особого плана на этот счёт. Мне незачем оправдываться за этот поступок. - Зато Борис хотел бы обратного. Я знаю. - Я так давно его не видел. Где он? – Задал я давно зудящий у меня на уме вопрос. - Где-то. – Отвечала Снежана. – Он позвонил нам только один раз. И пока его не переведут на постоянное отбывание, он не сможет с нами связаться. - Ясно. – Ответил я. Всё о чём мог сейчас думать – это моя семья. Для Снежаны было бы лучше держаться от всего этого подальше, так что мои инстинкты твердили мне, что я обязан её защитить. Раз не смог сделать этого с Борисом. – Иди домой, и загляни по дороге в круглосуточный, хорошо? Или в кафе куда-нибудь. Туда, где есть камера или свидетели. Закажи себе что-нибудь поесть. - Что ты ответишь, когда тебя спросят про пистолет? - Ты про этот, который я случайно нашёл в чулане своего отца? - И что же ты искал в его чулане? - Винтовку. Мы часто стреляли по банкам из них вместе. Так что, когда я захотел его убить, то стал искать оружие там… и нашёл его. - Погоди, а куда ты убегал в ночь происшествия? Тебя довольно долго не было дома. – Продолжала она игрушечный допрос. - Я хотел сбежать. Я пришёл к тебе, и застал эту сцену с соцработниками. Мы с тобой довольно долго гуляли вместе, утешая друг друга. Ты и я. Потом я вдруг ушёл, а ты пошла к себе домой. - Где мы гуляли? По каким местам? Кто нас видел вместе? Я была в курсе твоих намерений? О чём мы говорили? В чём я была одета? – Её вопросы продолжались и продолжались. Ну а я неустанно отвечал ей на них. Мы проработали идеальную версию во всех деталях, в которой никакого скупщика не существовало. Где Снежана являлась лишь несчастной молодой матерью, потерявшей своего ребёнка. Ну а я был разозлённым подростком, который из мести застрелил своего отца. Пол дела было сделано. Оставалось самое сложное. Я приехал домой на такси, спеша как можно скорее. Когда я вышел на улицу, то мою голову осыпал моросящий ливень. Уши заглушил гулкий гром. Он был почти таким же, какой сейчас творился у меня на сердце. Пока ехал в лифте, я вытащил пистолет, и прикрутив глушитель, снял его с предохранителя. В этот момент в голове всплыли воспоминания о том, как папа учил меня обращаться с оружием. Мы заучивали названия всех деталей и то для чего нужна каждая из них. Его глаза тогда были такими добрыми. Он гладил меня по голове всякий раз, когда я называл правильно все части. Глаза сами собой намокли. Я скучал по тем временам, и я отдал бы всё, чтобы их вернуть. Ствол исчез в куртке. Я достал отцовские ключи от дома, и отпер дверь. На сопутствующие звуки, к выходу сразу подтянулся мой папа. Он был зол и в панике. Его глаза смотрели на меня одновременно с негодованием и виной. Его руки повисли на груди замком, он мне и слова не вымолвил. Я был в панической ярости, казалось меня вот-вот удар хватит. - Это всё ты! – Заявил я, тыкая в него пальцем. Мой взгляд был полон осуждения и презрения. Сейчас я не желал его смерти, нет. Перед ней ему предстояло ещё во многом признаться мне. – Ты! Из-за тебя невинного парня посадили! - Он сам это на себя навлёк. Нечего было покушаться на твою невинность. – Отвечал он. - Невинность? – С издевательской иронией повторял я за ним. – Ты растлил меня! Ты изнасиловал меня! И теперь ты смеешь говорить о моей невинности? - Не сваливай всё на меня, сынок. Это ты первым начал. Ты околдовал меня своими желаниями! - Мне было всего двенадцать! – Откровенно закричал я. Мои ладони сжались в кулаки, я рванул к нему и стал стучать ими по его груди. Отец крепко взялся за мои плечи, и как следует встряхнул меня. Я изливался перед ним в истерике. Мои синяки всё ещё болели, а рана внутри пятой точки, так и вовсе горела огнём. – Ты чудовище! - Не смей так со мной разговаривать! – Резко отреагировал он, после чего вмазал мне смачную пощёчину. – Ты ни хрена не знаешь о моих чувствах! Тебе было наплевать с самого начала. Я ради тебя иду на такие жертвы, и чем ты мне отблагодарил в итоге? А? Загулял с ровесником сразу после того как я чуть не умер от рака! - Я тебе ничего не должен! Ты говна кусок! Я любил тебя! Любил так сильно, что собирался умереть с тобой! – Заявлял я навзрыд. Глаза моего отца в корне изменились. Было похоже на то, что он только что осознал, насколько сильно испортил меня. - Дима. – Шептал он моё имя. – Я не этого хотел. - Да. И я тоже! Настала долгая тишина. Я продолжал реветь, хоть и пытался всеми силами успокоиться. Отец подошёл ко мне вплотную, и обнял. Он был так нежен и бережлив, что я сразу вспомнил о том, как нам было хорошо вместе. - Прости меня, милый. – Просил он, поглаживая мои волосы. Его губы коснулись моего уха, от чего я тут же успокоился. - Я люблю тебя, папа. – Слетело с моих уст признание. Я всегда был с ним искренен. И в этот раз я тоже не лгал. Прозвучал глухой выстрел. На моём лице повисла усталая улыбка. Он упал прямо передо мной, выражая глазами необыкновенную досаду. Я склонился над ним, и перед тем как он издал последний вздох, я добавил напоследок: – Я прощаю тебя. Везунчик. Мой рассказ заставил психолога несколько раз выпить горячительного. Я был с ней откровенен во многих деталях, которые могли даже самое скудное воображение работать по полной. По завершению, ей предоставили фотографии моего тела и медкарту от криминалистов. Она ожидала увидеть нечто совсем тяжёлое, однако мои увечья попадали под категорию средней тяжести. Мой отец ведь не сделал же из меня инвалида, верно? По крайне мере в физическом плане. Что до психики, то она срочно нуждалась в лечении. - Я верно тебя поняла? Ты сам позвонил в полицию. Это значит, что ты раскаиваешься в содеянном? – Спросила она. - Я не отрицаю своё преступление, но не сожалею о нём. Я не хочу бежать, или лгать. - Ты хочешь ответить за то, что сделал? – Предположила она. - Я хочу покоя. – Ответил я ей. Всё что последовало потом, отняло у меня немало времени. Вначале я пару дней томился в обезьяннике, ожидая суда. Однако к моему удивлению, мою временную свободу выкупила мама. Она пришла ко мне, глядя на меня со вселенской виной в глазах. Я был опустошён, что даже прослезиться больше не мог. Моё лицо стало какой-то пустышкой не выражающей и крохи эмоций. Решётка отворилась, я сделал к ней один шаг, и тут же угодил в её объятья. Она отвезла меня в дом, в котором всё случилось. Смотреть на место моего преступления было жутко. Однако сильнее странности нагонял на меня этот ёбаный, мать его, пейзаж за окном. В который раз я уже заебался видеть эту хуйню из окна. Мне стало мерзко, я лёг на свою кровать, где уже давно были новые простыни. Вся моя история о наших с отцом отношениях имела неопровержимые доказательства. Я не знал точно, что чувствовал по этому поводу. Стыд? Облегчение? Разочарование? Скорее всего всё вместе. И я долго думал над всем, что случилось. Мои размышления длились до внезапного стука в дверь. Это была моя мама. Она позвала меня к телефону, что не могло не заинтриговать. И когда я поднёс трубку, то услышал до боли знакомый голос. - Привет Димка! – Сказал Боря. – Пожалуйста, скажи мне, что все эти слухи ложь! - Борис? Ты где? И как ты там? Тебя не трогают? – Сразу разволновался я. Это было так неожиданно услышать его в такой период моей жизни. Он был для моих ушей всё равно что бальзамом. - Я в порядке. Правда еда тут отвратная. Так ты сделал это? В самом деле? - Ты уверен, что хочешь услышать ответ по телефону? - Нет. – Отвечал он. Я сжал трубку крепче, представляя себе, что это его рука. – Я скучаю, Дим. Меня пока что нельзя навещать, но я бы очень хотел тебя увидеть. - Может заеду к тебе, где ты там мотаешь свой срок? А если не успею, то что ж, жди писем. - Значит все те слухи правда. – С досадой пришёл он к выводу. После чего я мог лишь слышать его дыхание. – Ой мне пора, до скорого. - До скорого. – Повторил я за ним, пока он не положил трубку. В итоге навестить его у меня так и не получилось. Моё дело очень быстро рассмотрели, после чего приписали меня к типичным жертвам педофилии. Всё случилось так как я предсказывал, и чего я так боялся. В худшем случае меня ожидала психушка для преступников, но мой защитник постарался выбить мне место в тюрьме лёгкого режима для несовершеннолетних. Мне дали два года по статье сто пятой, при смягчающих обстоятельствах. Я быстро сменил форму с гражданской на униформу заключённого, так что даже и пикнуть не успел. Меня проводили в мой последний автобус, где я наблюдал то, как моя мама с заплаканным лицом машет мне платком. Одно утешало – я больше не увижу этот проклятый вид из окна! На меня и на ещё нескольких новоприбывших смотрели как на свежее мясо. Интуиция вопила о том, что это будут самые тяжёлые два года в моей жизни. Ну прям веселья полные штаны! Надзиратель втолкнул меня в мою камеру, которая должна была стать моим вторым домом. Вначале я подумал, что буду жить один, однако так вышло, что я просто-напросто не заметил своего сокамерника. - Ну привет, соседушка. – Услышал я до усрачки знакомый голос, и понял, что судьба моя в миг перевернулась с ног на голову. - Борис! – Кинулся я сразу к нему в объятья. - Небось папку пришил только ради того, чтобы меня увидеть. Польщён, ничего не скажешь. - Поцелуй меня в зад! – Со смехом отвечал я. - О, и не раз, любимый. Далеко не раз. – Хватая меня к себе на руки, обещал он. В этот миг я осознал то, каким же всё-таки везунчиком я оказался. Всё наконец-то закончилось. И я мог в полной мере попрощаться с отцом. Он больше не имел надо мной власти, и не мог на меня повлиять. Я был в тюрьме, и в то же время я оказался свободен.

Конец.