Тридцать шесть ответов Вивека (и не только)

Для Дроваса Мариона эта история началась с того, что он, поддавшись на уговоры Териса, впервые попробовал какао. Рыжая сволочь на все лады нахваливал этот паскудный напиток, и Дровас не устоял: выхлебал в общей сложности где-то шесть кружек и даже заставил “кулинара” сварить вторую кастрюлю. Но после этого Терис Садри позорным для всякого порядочного ординатора образом дезертировал, оставив Дроваса в одиночестве. Не то чтобы тот особо хотел компании — последнее дежурство выдалось на редкость поганым, и ординатор Марион тихо и мирно ненавидел весь свет, — но в этот раз Терис свалил далеко и надолго. У одной из мелких личинок Садри наклёвывался какой-то особенно важный день рождения, и любящий братец отправился домой, жрать экологически чистый батат и нажираться настоянной на батате самогонкой. В общем, Дровас выдул остатки какао, забил на грязную посуду и завалился спать, завернувшись в любимое стёганое одеялко. Ничто, казалось бы, не предвещало беды, и ординатор Марион спал крепким сном праведника, — ха-ха… — но вот пробуждение выдалось, мягко сказать, не из приятных. Дровас проснулся, неспешно сполз с кровати и вдруг обнаружил, что не может продрать глаза… ну, то есть реально не может: рожа опухла похлеще, чем у нарколыги после недели скуумного загула, и отёкшие веки изрядно ограничивали обзор. Он был отменным целителем: иных в Орден не брали. Пусть даже на службе Дровас чаще всего сращивал лопнувшие сосуды и собирал перебитые кости, острую аллергическую реакцию он распознал сразу — и сразу установил, что вряд ли в таком состоянии справится с самолечением. Так капитан отдела дознаний Д. Марион (номер значка от/от-дот/ийя-201013270917) попал в ординаторский госпиталь имени святой Серин, где его заботливо накачали антигистаминными зельями, диуретиками и прочей полезной, но не особо приятной хренью. А вскоре из отделения интенсивной терапии больного перевезли в комфортабельную офицерскую палату, где ординатор-капитан Д. Марион благополучно вырубился. Когда, разбуженный зовом природы, Дровас очухался, — по ощущениям прошло не так уж и много времени, что было вполне логично: диуретики не давали возможности разлёживаться, — отёк почти спал. Однако этим новости не ограничились: Дровас, привстав, неожиданно обнаружил, что в изножье его кровати сидело престранное существо — на редкость уродливое, но отчего-то до крайности… милое? У существа был большой плоский клюв, такой же плоский хвост, редкая тёмная шёрстка и маленькие пятипалые лапки, украшенные одновременно и коготками, и перепонками; подмяв под себя немалую часть больничного одеяла, оно взгромоздилось на него, как на какое-то сраное импровизированное гнездо, и неотрывно глядело на Дроваса мелкими круглыми глазками. – Это чё ещё за херня? – спросил он тогда, однако зверёк предсказуемо не ответил. Какое-то время оба ещё гипнотизировали друг друга взглядами, но Дровас не выдержал первым: моргнул, ущипнул себя за предплечье, а когда плоскоклюв никуда не делся, привстал и коснулся пальцами гладкой и мягкой шёрстки. – Блядь, – глубокомысленно констатировал капитан Марион и, подхватив стойку с капельницей, всё же пошёл отлить, надеясь, что за время его отсутствия шерстистая проблема как-нибудь сама собой рассосётся. Среди многочисленных достоинств одноместной офицерской палаты числилась и персональная уборная, так что Дровас мог позволить себе не торопиться. Под собственное мелодичное журчание он, рассуждая логически, пришёл к выводу, что плоскохвост ему просто привиделся, и беспокоиться здесь абсолютно не о чём. Сделав своё грязное дело, Дровас умылся холодной водой, показал язык слегка перекошенной харе в зеркале и, успокоившись, вполз обратно в палату. Чудного зверька там, само собой, не обнаружилось, зато над больничной койкой парил, элегантно скрестив длинные мускулистые ноги… лорд Вивек. Дровас шумно вздохнул, тряхнул головой и кинулся — хотя в его случае это было скорее “поплёлся” — осматривать свою палату, проверяя её на чары Иллюзии и спрятанные голопроекторы. Попутно он продолжал щипать себя за самые разные части тела, однако лорд Вивек так никуда не делся. Все атрибуты были на месте: корона синего пламени, пепел-и-злато, призрачный ореол неудержимой силы… и зрелище это было настолько невероятным, что Дроваса в итоге попросту закоротило. – Башня доступна каждому, – вырвал его из ступора пусть и негромкий, но властный голос бога-поэта. – Кто-то живёт в ней, словно в тюрьме, заточённый во тьме и камне. Кто-то в ней прячется, в страхе отгородившись от мира... А кто-то – танцует, взобравшись на её Вершину, и мир послушно меняется сообразно его воле. У каждого Телванни должна быть Башня. Какой будет твоя, решать лишь тебе одному. Кем хочешь быть ты, Дровас Марион? Пленником? Отшельником? Или же победителем? – Победителем, – машинально ответил Дровас, прежде чем сообразить, что беседовать с галлюцинациями довольно-таки неразумно. А Вивек меж тем покачал головой и проговорил неспешно: – Мальчишка, опутанный силками собственной матери и неспособный от них освободиться… Ты напоминаешь мне мера, которого я знал когда-то. Правда, он верил, что его матерью была богиня: богатая фантазия может быть равно и благом, и бременем. Однако тебе ведь тоже казалось порой, что матушка управляет твоей судьбой, неодолимо-всесильная и безжалостная! И так ли велика разница? Тот юный мер верил, что его матерью была богиня, и ему не под силу было вырваться из-под её власти, даже когда он пытался во всём противоречить её желаниям… особенно когда пытался во всём противоречить её желаниям — ибо что это, как не признание чужого господства? Тот мер подчинился в итоге, устав от борьбы; отдался Матери Розы во всём, ослеплённый гордыней – и ослеплённый. Ты жаждешь такой же судьбы для себя, Телванни Дровас Марион? Или действительно хочешь сделаться победителем? Однако Телванни Дровас Марион ничего не ответил, а только закрыл глаза и по стеночку скоренько сполз на пол, не в силах выдержать всей этой ебанины. Блядское какао, блядский Терис, блядские фабричные зелья... Когда он открыл глаза, то на больничной койке предсказуемо не обнаружилось ни богов, ни неведомых зверушек — только измятое, скомканное одеяло. Да, хорошо, что среди многочисленных достоинств офицерской палаты числилась и возможность поговорить с воображаемым Вивеком наедине! Так Дровас Марион на собственном горьком опыте установил, что препарат 00ABS459 категорически не совместим с антигистаминными — таких красочных галлюцинаций у него не было даже после недели скуумного загула, — а какао категорически не совместимо с Дровасом Марионом. Об остальных уроках тех злополучных дней он ещё долго предпочитал не задумываться.