Тридцать шесть ответов Вивека (и не только)

Кап. Кап. Кап. Звук разбивается о холодную, стылую тишину, множится брызгами эха, стучит в висках — мерно, настойчиво, однообразно… Медленно истязает, точно иголки у палачей Хладной гавани — впиваясь под ногти, под веки, под уши… Подушечки пальцев – сморщенные, сухие, и в горле – сухо, а слуху доступно только размеренно-гулкое воспоминание звука — чуть слышное и неспешное, тёмно-кромешное... Кап. Кап. Кап. Кап. Маннимарко с трудом поднимает дрожащую руку — руку смертного, руку старца — и оттирает с лица холодную воду, которую выплакал на него потолок пещеры. Он смотрит на сморщенные, чуть влажные подушечки пальцев, на тонкую и безжалостно изрезанную временем кожу, и понимает: так выглядит поражение. Кап... Когда всё пошло не так? Маннимарко пытается встать, и тело с ехидной готовностью отзывается болью — порядком забытой и оттого особенно острой, обидной, почти нестерпимой. Что с ним случилось? Кап. Маннимарко пытается встать. Но холод гнездится в его костях, а мышцы при первом же настоящем усилии сводит судорога; с великим трудом он приподнимается на локтях и тут же падает вниз, ударяясь затылком о камень. Кап. На глазах проступают слёзы: простая, примитивная реакция смертного тела на новую вспышку боли… по крайне мере, ему удаётся в этом себя убедить. Маннимарко пробует снова, невольно зажмурившись, стиснув зубы, сдерживая на языке и проклятья, и крики. Кап. Ему удаётся сесть; влага стекает струйками по щекам и по лбу, и Маннимарко досадливо морщится, утирая лицо ладонью и рукавом какой-то бесформенной, явно не новой хламиды. Вокруг – темнота и холод мертвенного подземья. Внутри – темнота и холод несбывшихся ожиданий. Кап. Всё должно было произойти идеально, безукоризненно! Годами, столетьями Маннимарко выстраивал этот план, и ширил своё влияние, и вовлекал в паутину интриг талантливых адептов, слепых поклонников и связанных вовремя оказанными услугами аристократов. Медленно, осторожно он приближался к своей долгожданной цели, пока наконец не вошёл в число тех, кто переписывает законы мироздания. Пока не принял участие в укрощении самого Дракона — деятельное участие вдохновителя и творца. Кап... Что же произошло тогда? Маннимарко помнит, как вздрогнул от боли Мундус, схваченный за нагое горло, и зацепенело испуганное пространство-время. И все, наделённые в это мгновение сопричастностью, принялись перестраивать мир сообразно своим желаниям и способностям. Но что были эти глупцы в сравнении с Маннимарко? Их амбиции ограничивались жалкими фантазиями о более выгодных государственных границах или другим таким же презренным, суетным крохоборством. А Маннимарко стал богом: вобрал в себя столько силы, что эти букашки даже представить себе не могли, и смело перекроил под себя вселенную. Обычное тело — даже немёртвое, улучшенное десятками, сотнями, тысячами колдовских ритуалов, — попросту не могло вместить в себя такой безграничной мощи. И Маннимарко преобразился, вознёсся превыше Магнуса. В его тени находилась вся магия мира! Он был вездесущ, всемогущ и всезнающ, он находился в зените божественного величия, он наконец-то вырвал из пальцев судьбы всё то, за что он так долго боролся, он... Кап. Что же случилось следом?.. Кап. Что?! Кап... Грибы, проросшие на стенах пещеры, освещают её мерцающим блекло-зелёным светом. Из-за него ли собственная рука кажется столь чужой и уродливой? Маннимарко подносит её к лицу и видит неровные узловатые пальцы, морщины и тёмные старческие пятна, ломкие жёлтые ногти — руку обычного смертного старика, хоть и принадлежащего к альтмерской расе. Кап. Он осторожно ощупывает лицо: дряблый, рыхловатый подбородок и вислую кожу щёк, мешки под глазами и лоб, изрезанный временем… Касается головы: влажные волосы, что облепили череп – тонкие, редкие, не слишком-то прикрывающие кожу. Кап. Маннимарко ощупывает и рот: местами палец встречает лишь голые дёсны или пеньки полусгнивших зубов. Тогда он прочищает горло, вздыхает и произносит на пробу: – Ванус Галерион – трус и посредственность. Кап. Даже собственный голос звучит неправильно — неприятный, визгливый, невыразительный и неразборчивый. Чужие слова, изречённые чужим языком. Чужая судьба и чужое заёмное тело. Чужое... Кап. Маннимарко вновь оттирает лицо и отчаянно пытается вспомнить, что же случилось. Он помнит… Он помнит свой апофеоз и помнит всё то, что ему предшествовало. Пространство-время, сотканное из воплотившихся вероятностей, в мгновение истончилось, и нити несовместимого переплелись воедино, и ткань мироздания смялась складками, превращая невероятное в возможное, а возможное – в воплотившееся. И Маннимарко сделался богом, познал безграничную мощь первотворения, а потом… Кап. А потом всё закончилось. Сбросил оковы Дракон, и прежние, на время отвергнутые законы вернули силу, и прочный доспех из выгодно-осуществившихся вероятностей, который позволил Маннимарко подняться над смертной-немёртвой природой… вдруг раскололся. Маннимарко-бог – раскололся, и в узких тисках одной из навеки отторгнутых им вероятностей неожиданно воплотился Маннимарко-смертный. Кап. Он давно уже не был настолько жив — или настолько слаб… Или после потери божественной мощи любая сила будет казаться ничтожно малой? Новое тело – больное, старое, слабое; магии, что поёт в крови – жалкие крохи. Маннимарко пытается зажечь в ладони чародейский огонь и убеждается в том, что ему не почудилось: простейшее заклинание спицей вонзается в мозг, срывается с губ болезненным полувздохом. Кап. Белый мерцающий сгусток света материализуется в воздухе, и Маннимарко прислушивается к своим ощущениям. Кожу холодит пот. Мысли холодит ужас. Кап... Он почти пуст, пусть и со временем резервы заполнятся — резервы намного меньше, чем даже у жалкого, доверчивого мальчишки, каким он был, когда учился у Псиджиков. Намного меньше, чем он привык распоряжаться. Намного меньше, чем… Кап. Маннимарко стискивает зубы. Возможно, в одном из бесчисленных отражённых миров, что откололись от его (не)осуществлённой божественной вероятности, он сохранил все силы, которыми овладел. Возможно, в одном из не сбывшихся для Маннимарко нигде-никогда он остался богом, в чьей щедрой тени пребывает весь Тамриэль… но здесь и сейчас он смертен и слаб. Кап. Он проиграл. Кап. Кап. Кап. Кап... Но разве это имеет значение?! Всю свою жизнь и не-жизнь Маннимарко боролся за то, чтобы вырваться из чужой тени: сначала – семьи, чуть позже – Галериона, а после и вовсе – из тени смертности. Он побеждал и проигрывал, он умирал и возрождался, но никогда не отступался от цели. Не опускал рук — и не дрожал ни перед кем, будь то хоть короли или боги. Не соглашался существовать в тени чужого величия. Кап. И это никогда не изменится. Кап. Кап. Кап... Маннимарко, пошатываясь, медленно поднимается на ноги, расправляет плечи — морщась от боли, шипя сквозь зубы. Простое движение, кажется, высасывает все силы: он делает пару маленьких нервных шагов и спиной приваливается к поросшей грибами стене. Тусклый магический огонёк высвечивают единственную дорогу прочь… Путь на поверхность? Так или иначе, а выбора у Маннимарко не остаётся. Кап. Нужно двигаться дальше. Маннимарко сплёвывает на пол клейкую нитку слюны, оттирает рукавом запачканный подбородок и делает первый шаг, а следом – второй, и третий, и… Кап. Он не оглядывается назад. Быть может, это сражение и проиграно безвозвратно, однако война ещё не окончена. Покуда у Маннимарко остались сила и воля, он никогда не прекратит бороться, не согласится довольствоваться малым. Кап. Он никогда не сдастся. «Кап. Кап. Кап», – плачет вслед Королю червей потолок пещеры. Но Маннимарко – выходит к свету.