Neighbour

      — У меня уже болят ноги и я хочу домой, — простонала я.       Мы бесцельно гуляли по многолюдному торговому центру уже около пяти часов. И никто из нас еще ничего не купил. Мы обошли лишь четыре магазина, проведя больше часа в каждом, потому что мы не могли решить, что взять.       — Пошлите, ребята! Это же весело! — сиял Эштон. Немного нервирует его отсутствие дисфемизма, тем более, что это он вытащил всех нас из постели в пять утра, получая фору на Рождественские покупки, — Мы давно так не ходили все вместе.       — Мы не могли собраться так вместе за Fifa и пиццей? — стонет Майкл. Я почти кивнула, соглашаясь с ним, но понимаю, что никогда даже не держала джойстик, — Вытащить меня из моей мужской берлоги — это одно, но заставлять меня ходить за покупками, зная, что мне это не нравится — уже другое.       — Ну, ты ведь здесь. Так что, наслаждайся, — говорит ему Эштон, перепрыгивая его в шаге тошнотворного взгляда. Он замолкает, указывая пальцем на своего красноволосого друга, — И никакой краски для волос. Хоть Люк мой любимчик, но я тебе не позволю полысеть.       — Что? — Майкл спрашивает в шоке, — Тогда что я тут забыл?       — Просто слушай, что он говорит, приятель, — Люк смеется. Его рука переплетается с моей, и он крепко сжимает ее.       — Спасибо, Люк, — вздохнул Эштон, — Для меня большая честь, что кто-то слушает меня.       — Мы слушаем тебя, — с теплотой говорит Калум, — Мы просто решили проигнорировать твои слова.       — Ха-ха, очень смешно, — Эштон закатывает глаза, — Помните, что вы должны украсить мишурой весь дом сегодня, — заканчивает он самодовольной. Парень судорожно вздохнул.       — Мишура? Какого хрена я должен это делать?!       — Потому что ведешь себя как Гринч.       — Никакой я не Гринч! Ты вообще версия Санты Клауса: слегка худее и надоедливее-папы-в-туристическом-походе.       — Как ты смеешь…       — Ребята, вы можете заткнуться, пожалуйста? — Эшли вздыхает. Он потерла свой висок указательным пальцем, хмурясь, — Люди смотрят на нас, как на странную банду пташек.       — Нет, вовсе не так, — Эштон отвечает в упор.       — Почему же? — Эшли поднимает бровь.       — Потому что, в отличие от Калума, мы не азиа-       — Меня тошнит от тебя уже, — заштурмовал перед нами Калум. Мы просто обмениваемся робкими и на грани истерики взглядами, наблюдая, как наш друг замедляется, чтобы идти с нами.       Я пытаюсь идти в одну ногу с остальными, но мои ноги гораздо короче, так что они просто подводят меня и я отстаю. Все, что я хочу сделать сейчас, это вернуться домой и зайти на страничку GoFundMe нашей Детской. Я хочу отследить того, кто отправил этот анонимный платеж в размере чуть более трехсот тысяч долларов, потому что они сделали это в течение дня и половины вечера с нулевым колебанием.       Я тяну Люка, но это трудно сделать, когда он почти вдвое больше меня и отстает. Он нахально ухмыляется мне, замечая мое нетерпение, сознательно перемещая ноги еще больше.       — Люк, — говорю я, протягивая его имя, — Ну же.       Он не отвечает, используя возможность раздражать меня еще больше. Он тянет меня назад, когда я пыталась вытащить его вперед.       — Люк, мы отстаем, — я пытаюсь еще раз, подавая сигнал нашим друзьям, которые уже были на приличном расстояние от нас.       — Ну и пусть, — Люк закатывает глаза. Он тянет меня к себе, и моя спина бьется о его грудь. Упираясь подбородком в мою голову, он вздыхает, — Я хочу узнать твое мнение по одному поводу.       — Продолжай, — неуверенно говорю я, только чтобы идти дальше от направления, куда мы должны были идти в первую очередь.       Торговый центр хлопотал, переполнялся и был весь неопрятен. Люди повсюду. Редкий случай, когда не сталкиваешься с группой, которая не полностью не разошлась, поскольку невозможно легко ориентироваться в большом пятиэтажном здании одному. Я лишь проговаривала извинения людям, мимо которых мы проходим, сталкиваясь с ними и их тележками в спешке, только чтобы успевать следовать за Люком. Я не хочу потерять его из виду. Зная себя, даже если бы я шла прямо за ним, то оказалась бы изолированной где-то на парковке.       Несколько шагов (и постоянное нытье на Люка о том, чтобы он объяснил, что происходит) и мы добираемся до места с темными мигающими огнями и неоновой вывеской. Я сразу узнаю место, что заставляет меня скрестить руки на груди и сделать тревожный шаг назад.       — Ни за что.       — Что?       — Я не пойду туда! — говорю я по-детски.       — И почему?       — Потому что меня пугают люди, которые находятся там, — я раздражаюсь, зная, что врать ему бесполезно.       — Они не сделают тебе больно, малыш, — говорит Люк, лениво протягиваю руку через мои плечи, — Я буду рядом с тобой.       — Вряд ли ты крутой парень, — я дразню его, слегка тыкая подбородком и говоря белую ложь.       Люк не из тех парней, с которыми ты захочешь иметь проблемы, нет, но он также не из тех, кто может поразить тебя как кого-то, кто любит конфликты. Если только ты достаточно не разозлишь его, как это получилось у Рикки и Джоша на автомойке.       — Ох, Господь.       — Знаешь, как бы круто это не было, но я не позволю тебе сделать это, — я надула губу, указывая на изображения на чьей-то руке, показанное на окне зала. На бледной коже нарисован красочный дракон, дышащий фиолетовый огнем со словом «ПРИРУЧИТЬ», нацарапанное под ним.       — Малыш, прекрати, — говорит Люк, словно убеждая меня, — Я бы просто хотел узнать твое мнение о дизайне, который я хочу.       — Люк, пожалуйста, не надо, — я умоляю его, но мою просьбу просто проигнорировали, поскольку он берет меня за руку и толкает внутрь.       Колокольчик над дверью издает звук, указывая всем в зале, что кто-то вошел. Всепоглощающий запах чернил татуировок, металла и чистящего раствора заволакивается в мое обоняние, и я морщусь, пытаясь не закрыть рот рукой. Но Люк приветствует это место с распростертыми объятиями, восторженный взгляд появляется на его бледном лице, и мы следуем дальше внутрь.       — Добрый день, Несса, — говорит он, приветствуя женщину за столом, покрытая с ног до головы красочными татуировками. Она похожа на ходячий холст, как буквальный вид искусства, — Ты получила мое голосовое сообщение?       — Ах, да, конечно. Я тебе что-то прокалывала, так? — спрашивает она. У нее был акцент, который я не могла понять, но когда она дарит мне теплую улыбку, то я забываю об этом, — Я вижу, ты привел друга.       — О, да. Нес, это Софи, моя деву-… моя подруга, — говорит Люк, слегка покачивая головой, как бы напоминая себе. Я притворяюсь, что ничего не заметила, — Соф, это Несса. Эта женщина проколола мне губу.       — А также у этой женщины есть возможность рисовать на коже вашего бедного парня, — усмехается Несса. Мои глаза расширяются от такого столько тонкого намека, вместо того, чтобы начать отрицать это, — Что ж, покажи мне эскиз, мой мальчик.       Люк достает свернутый лист бумаги из кармана своей фланелевой рубашки, разворачивая его, прежде чем передать его Нессе. Она принимает его с усмешкой и пристальным взглядом на эскиз. Я прищуриваюсь, изучая заметку с любопытством. Это обычный кусочек, если сравнивать с другими татуировками, что были толстыми и очерченными, который был просто черным. Но эта заметка имела какой-то смысл и значимость, написанной растрепанным почерком Люка, а не каким-то стильным шрифтом. Я озадачена как простотой, так и глубоким заключением, и мой рот открывается, прежде чем подумать еще:       — Линии?       Четыре линии, значительно увеличивающиеся с каждой, а самая длинная проходит по середине. Все просто: нет цветов и дополнительных деталей, абсолютно ничего. Это просто горизонтали и слова, написанные между ними. Одна строка называется «разумность». Другая — «самоконтроль». Третья — «дисциплина». И четвертая помечена как «сон».       Последний дюйм детали, пронизывающий каждую отдельную черную, отмеченную метку, и это завершает все тату, делая его незаконченным, изысканным. Эта деталь удерживала все вместе, но слегка косую горизонтальную линию не окружали никакие пометки. Лишь несколько слов, находящиеся рядом, написаны заглавными буквами:       НЕДОСТАЮЩИЙ КУСОЧЕК       — Это? Ты хочешь это? — она спрашивает Люка, — Недостающий кусочек? Я не сторонник символик, Лукас.       — Эти четыре вещи описывают всего меня, — говорит он, скрестив руки и стуча пальцами по коже. Он выглядит точно также, как школьник, неспособный придумать отмазку. Я внимательно слушала, — И «недостающий кусочек» это то, что удерживает меня… целиком, наверное, я не знаю.       — И ты хочешь это на своей коже? — давит Несса.       Он с нетерпением кивает. Я не совсем уверена, правильно ли она прочитала то, что было написано вокруг эскиза Люка, хотя ей вряд ли это интересно.       — Тогда, хорошо, — просияла она.       Эти каракули поместили под машину; тусклые красные огни сканируют рисунок. Он выходит на листе прозрачной бумаги.       — Ну, пошли, — улыбается Несса, взяв лист с изящными закорючками своей длинной рукой, — Слишком долго не будет.       И она права. В течение десяти минут Люк лежал без рубашки на кресле, похожее на кресло стоматолога, рисунок с бумаги слегка переносился на его бледную кожу. Тату парит над его сердцем, потому что куда посоветовала Несса, ибо боль была ее основной заботой. Но Люк настаивал на этом, и в конце концов, он добился своего.       Я наблюдаю с затаенным дыханием, как машинка чернил рвалась к жизни. Жужжание иглы звучало как рев мотоцикла, замедляясь до длинного монотонного стука. Черные чернила выбрасывались с силой из пяти игл, высекая прямоугольное отверстие. Машинка контактирует с кожей Люка, и рука, которая сцеплена с моей, сжимается. Я слабо улыбаюсь ему, чувствуя тошноту и не в состоянии представлять, каково ему сейчас.       — Будут ли какие-нибудь слова поддержки? — вздыхает он. Татуировка еще не сделана даже на четверть. Она довольно большая, даже намного, чем любое тату Эштона, но она не выглядит неуместной на груди. Это выглядит, будто она единое целое с этим местом.       — Хм, — я начинаю. Я была ужасна в таких вещах, я Люк уже должен был это знать. Но думаю, что будучи под этой стреляющей машинкой, разум человека начинает расплываться и блуждать, — Если ты сделаешь это, то я буду спать с тобой сегодня ночью? — Господи. В голове это звучало намного лучше, чем в живую, и мои глаза расширяются от осознавания, что я сейчас ляпнула, как Несса хихикнула, — Подождите, нет! Я не… не это имела в виду.       — Ммм, — дразнится Несса.       — Ты не понимаешь… мы спим вместе, но не так! Мы просто спим вместе. Что-тов роде спим и все, — я просто хотела реветь.       — Малыш, да она просто смеется, — усмехается Люк надо мной, кусая губу, чтобы выдержать всю боль, — Но я приму твое предложение, — ему удается подмигнуть. Даже на грани обморока, он говорит также гладко и спокойно, как и прежде.       Я стону, решив молчать оставшуюся часть тату, чтобы спастись от смущения. Первая линия завершена, следом вторая. Третья. Четвертая. И пятая — единственная горизонтальная линия среди вертикальных.       Полностью доделав татуировку, Несса использует вату, смоченную в растворе, чтобы очистить новую тату Люка. Я была удивлена, что не было пролито ни капли крови, но молчу, чтобы не звучать глупо и невежественно. Она наносит густой слой крема и накрывает ее специальной пленкой, аккуратно хлопая по краям так, чтобы крем оставался под пленкой.       Я все еще потрясена тем, насколько яркими были чернила, и безразлично лицо Люка. После первых ударов иглы, он был спокоен, но держал и сжимал мою руку.       — Боже, Люк, что ты наделал? — я игриво вздыхаю, стоя в дверях маленькой комнаты, заполненной большими зеркалами. Люк проверяет себя, разминаясь тут и там, как он слегка проводит пальцем по следам чернил на его коже.       — Что, тебе не нравится? — спрашивает он, находя меня или тату интересной.       — Нет, мне нравится, — говорю я нежно. Его лицо смягчается.       — Хорошо, — он улыбается. Люк подходит ко мне с раскрытыми руками, но я останавливаю его.       — Не, — пробормотала я. Он хмурится, — Несса сказала не давить на нее. Все может истечь кровью, и ты пострадаешь, — он закатывает глаза.       — Ты правда думаешь, что это помешает мне обнять тебя? — спрашивает он, — И, в любом случае, я надеюсь, что твое предложение все еще в силе.       — Мое предложение?       — Переспать со мной сегодня. Это единственная мысль, которая помогла мне забыть о той боли, — смеется он, скользя нежным пальцем по пленке.       — Я вовсе не это имела в виду, — на моих щеках вспыхнул ярко-красное пламя.       — Я знаю, что ты имеешь в виду, малыш, — говорит он, положив руки на мои бедра, — И, как я уже сказал, я надеюсь, что это предложение еще в силе.       Я надломила крошечную улыбку, желая спрятаться за своими волосами и ничего больше. Я была параноиком, в плане обнять Люка, но мое намерение состояло в том, чтобы оставить его татуировку заживлять. Поэтому мы стоим тут с его руками на моей талии и всем моим телом против его широкой груди.       — Хочешь маленький секрет, малышка? — спрашивает Люк. Его улыбка медленно расширяется, а глаза полны любви. Именно, любви. Я надеюсь, что мое лицо проявляет такие же эмоции. Мое сердце хаотично бьется.       — Давай, — я застенчиво отступаю, и он убирает мои волосы за ухо.       Здесь тихо. Даже гул тату-машин в другой комнате доносится легким жужжащим звуком. Люк смотрит в пол и снова возвращается ко мне. Наши глаза встречаются, и я лихорадочно смотрю, как он наклоняется. Его губы так близки к моему уху, что дыхание Люка рвется на моей шее. Низкий голос, даже рычание, переходит в тихий шепот.       — Ты мой недостающий кусочек.