Слова, которые я (не)сказал

Ребенок, нежеланный и не обласканный любовью, слишком рано, к тому же, столкнувшийся с жестокой реальностью, часто боится-и-не-боится самых неожиданных вещей. Пусть восприятие мира складывается всю жизнь, бесстрашие и страхи почти всегда корнями уходят в детство. Сехт, не-рожденный богом, не боится, но опасается многого. Но (правду) об этом он (вслух) никогда не расскажет. В юности Сота Сил часто сбегал от не особо следящих за ним старших сестер и братьев и забирался на прибрежные скалы, чтоб посмотреть на меффующих дреугов, или лез на горячие от южного солнца крыши, с которых прекрасно видно, как бурлит городская жизнь. Меры внизу казались совсем крохотными — протяни ладонь и схватишь целую горсть, — и он думал тогда, что хорошо быть птицей и суметь долететь до звезд. Он поднимался по стенам еще выше, лез на крутые шпили, прижимаясь спиной к нагретому камню, чтобы скрыться от взора стражей и иных-внизу. Сил знал, что другие дети тоже лазают, но не рискуют подняться так высоко, — будь у него друзья, он бы расстроился, но друзей нет, потому их боязнь идет на пользу, — нелюбимейший сын своего отца может спокойно читать действительно интересные книги и думать о том, как же здорово быть клиффрейсером или птицей и лететь на собственных крыльях. Лишь спустя многие годы он понимает, что даже вид с самой высокой крыши не сравнится с тем, что видит мер, окрыленный истинным знанием. Пауки, плетущие свои сети, смотрят из теней мелкими глазками и ждут своих глупых кимерских жертв. Сил не боится их (он перерос этот страх), но все же опасается, — на его ноге так и не исчез со временем шрам, оставленный огромным пауком, — как опасается иных слуг даэдра. Он знает, что далеко на севере пауки крупнее, сильнее и опаснее, но это знание не уменьшает его осторожность. Пауки севера опаснее — но не достаточно, чтобы сбрасывать со счетов их сородичей с Вварденфелла. Из книг и обращенных Мефале молитв он знал с детства, что есть за пределами Нирна создания, похожие на пауков, способные убить одной каплей яда и сожрать душу одним касанием. Но Сил, по подростковой глупости призвавший такого в своей собственной спальне на Артеуме, забил его заклинаниями и пронесенной зачем-то накануне палкой. Пусть это везение — даэдра оказался юн и не успел ничего понять, — но Сота, убивший его как самого обычного домового паучка, никогда больше их не страшился. Он не боится никаких пауков, но опасается, как опасается всякий разумный мер, понимающий ценность умеренной осторожности. Но даже самые жуткие паукообразные твари зачастую не опаснее иных разумных, чьи цели и побуждения неясны или сомнительны. Сота Сил, смешанная кровь, тень истинного кимера, не имеющая права мнения и голоса, был рожден для служения другим. Неспособный к тяжелой работе из-за слабого тела, он с детства приучался к самому грязному, непочетному и неблагодарному труду. В том числе — убираться на уровнях под землей. Детское воображение упорно рисовало страшных чудовищ, их когтистые лапы, протянутые из тени, и следящие за ним глаза-бусинки. Мать, выросшая куда глубже под землей, стыдила его за страх, говоря, что сын взял худшие из всех черт отца, и страх перед неизвестностью — из их числа. Сота Сил боялся темноты, но еще больше он боялся неодобрения единственного взрослого, что благосклонен к нему, и потому спускался вниз раз за разом, пока не ушел страх. Страх ушел, но пришло понимание, что остальные-то темноты боятся до дрожи в коленях и бешеного сердцебиения, и потому немало шалостей он совершил из темных углов и ниш. Убийства — из их числа. Взрослые говорили ему — не ходи один возле шутов и комедиантов, они крадут детей, чтобы они выступали за еду или продают кочевникам и их ведьмам. Все знают, что кочевники (а особенно кочевники-ведьмы) — худшие меры в мире, недостойные зваться кимерами и велоти. Маленький Сил никогда не видел кочевников (он их встретит впервые спустя многие десятки лет, уже свободный от стереотипов и предрассудков) и потому верил на слово. Он прилежно не подходил к ним, хотя пару раз и мелькала мысль, мол, может у них будет лучше. Но потом один-из-сотен-Сота вспоминал, что место и дело его — служить клану, и что он не может бросить мать, больную от мужниной нелюбви, и потому мысли о побеге, даже спасительном, остаются простой мечтой. Вместо этого Сил залезал на крыши, и наблюдал оттуда — так видно лучше, чем на земле, — и мечтал, тайно и с ужасом, о том, что однажды сможет так же творить чудеса с огнем и цветными тряпками. Спустя всего лишь год его забирают Псиджики и обучают гораздо большему, чем могут уличные актеры. Сил-псиджик, Сил-советник может без опаски подходить к любому комедианту — в самом деле, кому из них придет в голову украсть советника Хортатора, — но никогда не позволяет себе говорить в их присутствии лишнего, собранный и всегда настороженный. Потому что все сказанное и не-сказанное запоминается и продается интриганам, готовым заплатить за каждое слово их противников, особенно сказанное неосторожно. Потому что знает не понаслышке — у тех, кого чаще всего принимают за мебель, всегда острый слух и очень хорошая память. Змеи куда опаснее многих других существ: если кагути, агрессивный и огромный, виден издали и идет в открытую, и атаки его понятны и грубы, то змеи незаметны среди травы и гальки, и атаки их внезапны и смертоносны. Силу-ребенку часто снились кошмары, полные всяких различных змей — больших и маленьких, ядовитых и ломающих кости своим сильным телом. Ему часто снилось, как они прогрызают его плоть и заползают в тело, устраивая после кладку в еще теплых внутренностях (пусть это невозможно в реальности, воображение впечатлительного ребенка часто рисовало фантастические картины), и от таких снов он просыпался с криком. Даже после, когда он подрос и, вооружившись палкой и стащенным ножом, ходил с другими мальчишками на охоту за гадюками — из их кожи получались порой занятные вещицы, — перебороть свой страх так и не смог. Даже сейчас змей он опасается и опасается сильнее многих других вещей, но при этом всегда готов дать отпор. Десятка противоядий достаточно, чтобы обезопасить свою жизнь, а спрятанных под одеждой клинков довольно для сокращения их числа. Даже если змеи эти по нелепой шутке эт’ада спрятались в мерской коже