***
Несмотря на уверенность и более чем боевой настрой, на самом деле никто не планировал действительно выбраться наружу. — Он там! — Бежим! — Боже! Неизвестность — вот что самое страшное. Сидеть и ждать того момента, когда кто-то придёт за тобой. И возможно, этот кто-то будет милостив и твоё сердце остановится быстро. — Дверь! — Кровать, быстрее! — Я стараюсь! Образ того изуродованного мужчины вспыхивал перед глазами — никто не хотел такого. Умереть — тогда быстро. Без пыток, без боли, без страданий. — Ещё! — Блядь, он сейчас пробьётся! Люди — идиоты, да?***
Они прошли во вторую половину дома, до кухни, в этот раз сумели осмотреться как следует, с тревогой покосились на дверь в подвал, щеколда снаружи намекала на то, что дверь — для того, чтобы не выпустить. Дверной косяк расцарапан, следы ногтей и крови, кусок ногтя торчал из дерева. В холодильнике на кухне обнаружилась горстка фантиков и ботинок, промокший и пахнущий тиной и болотом. На лестничной площадке стук сердца вдруг стал в ушах особенно громким. Потому что из подвала донёсся скрип. — На нашей половине там большой шкаф, в нём только шубы, он очень узкий, — прошептал Итан. — Чёртова Нарния. Вариантов оставалось немного: возвращаться, рискуя быть пойманным, как Эллисон, или снова трястись от страха в большей безопасности… Конечно, трястись от страха в условиях риска для жизни и неизведанной территории намного увлекательнее. Удалось подняться на второй этаж без скрипа, снизу раздавались тяжёлые шаги, гул от них эхом разлетался по пустому дому. Потом всё стихло, и на следующем выдохе эхо принесло низкий рёв. Шаги стали быстрее, последовал звук отлетающей штукатурки и падающих кирпичей. Короткий участок от лестницы до комнаты никогда не казался таким длинным. Когда дверь захлопнулась, Стайлз лишь мельком увидел на ступенях тень. Двигая кровать и шкаф к ней в придачу, он умудрился расцарапать ладони и наглотаться пыли. — И что теперь?! — Лид… Серьёзно? Так просто? Всё это время ЭТО было тут? Дверь в комнату трещала под ударами снаружи, на неё раз за разом наваливалось массивное тело, но каким-то образом она ещё держалась. Но недолго. Кровать и книжный шкаф — в комнате больше не было ничего из мебели. Ничего лишнего, как на их половине. Кровать, книжный шкаф. И ещё была дверь. По-видимому, встроенная шина для одежды или ещё чего, из которой через приоткрытую щель пробивалось осеннее солнце и тёплый ветерок. Лидия застыла неподвижно, очнулась, когда Скотт больно схватил её за плечо. Они были так близко. Если бы вчера они побежали в другую сторону, Эллисон была бы жива? — Идём. Итан распахнул дверь, и да, с деревьев на улице почти осыпалась листва, вся земля усыпана пожелтевшим сухим слоем. Над дверью снаружи видно крышу крыльца, доски на полу истёрты, по ним часто ходили, около ступеней стоит бутылка пива. Какой-то жилой сектор, дома напротив почти одинаковые, у некоторых припаркованы машины, где-то вдали залаяла собака, в доме напротив что-то разбилось и раздался громкий детский смех. И ругань. Реальный, мать его, мир. Всё это время они были рядом с живыми людьми. Итан упал на колени прямо перед домом, стоило ему спуститься по лестнице. Скотт и Лидия вышли следом за ним, но вдруг остановились и повернулись к дому. Стайлз видел их ошарашенные лица. Память, детка, — сложная вещь. — Ты не торопишься? Питер. Точно. Питер ещё был внутри, разговаривал с Стайлзом, но смотрел на дверь в комнату. Звуки снаружи прекратились. Время будто замерло. — Я… — Идём. — Питер мягко подтолкнул его в сторону выхода, но Стайлз сделал шаг назад, и чужая широкая рука лишь мазнула пальцами по локтю. — Я… — Ты. Я. А это дверь, и нам туда. Питер всегда быстро терял терпение, вдруг вспомнил Стайлз. И вспомнил, что обычно это моментально переходило в гнев. И вспомнил ещё кое-что. — Я… — Стайлз, я сломаю тебе руку, если ты не сдвинешься с места. О, а вот и гнев с угрозами и членовредительством. Приветик. — Я кое-что забыл на нашей половине. Идите без меня. — Там нет ничего, за чем стоило бы возвращаться. — Есть. — Тогда что? — Питер подошёл ближе, выглядел крайне угрожающе. Блин, какой же он страшный сейчас. — Отвечай. — Сюрприз. Подожди меня на улице. Вместе со всеми. — Отвечай. — Питер, пожалуйста, подожди на улице. Питер отошёл к двери, ещё шире распахивая её, и в лицо пахнуло тёплой осенью, в комнату залетели яркие оранжевые листья клёна. За порог Питер так и не ступил. Повернулся, в глазах столько злобы, что Стайлз нервно засунул руки в карманы. — Ты не собираешься выходить. — Боже. — Почему? — Я не могу, Питер. — Почему? — Как же сложно… — Я сломаю тебе руку. Сломаю пальцы. Выбью коленную чашку, а потом вынесу тебя отсюда, это будет не сложно, учитывая, что ты почти ничего не весишь. Хоть и жрёшь как слон. А потом я покажу, где в этом городишке самое классное пиво. — Я останусь. — Почему я… Не помнил тебя? Себя? Остальных? От Скотта было столько проблем, что даже если бы хотел — не забыл его физиономию неоправданно обиженного ретривера. — Ты чертовски умный мужик, Питер. — От тебя пахнет пылью, такой старой, что от неё хочется разодрать себе лёгкие. Когда я трахал тебя, когда ты стонал подо мной, когда сжимал меня своими бледными ногами, я слизнул пот с твоей шеи. Будто слизывал сладкий сироп с этой грёбаной лестницы. Почему раньше я не чувствовал твой запах? — Ох. — Заткнись, мне понравилось. Но блядь, ты, мелкий говнюк, должен был сказать, что никогда не сможешь выйти на улицу. — Я выхожу на улицу! — Да, блядь, на задний дворик этого же дома. — Ты должен идти. — И что ты будешь делать, когда дверь закроется? Разденешься и будешь бегать с голой задницей по комнатам, радуясь свободе? — Когда дверь закроется, меня не станет. Пока тут будут те, кто меня знает, я буду жить, но один… Я исчезну, и, может быть, когда-нибудь я вернусь. Буду другим. Может быть, меня будут звать Томом и в школе я люблю рисовать русалок. Буду влюблён в Каролину из параллельного, а она окажется лесбиянкой. Я не знаю. Я был многими. В прошлый раз мне было тридцать четыре, работал в автомастерской покойного отца, а в квартире ждали три подобранных на улице кошки. Я был дальтоником-скрипачом, был медбратом, был бездомным… — И кто выбирает, каким ты будешь? — Раньше люди верили, что если попросить — боги, возможно, исполнят твою просьбу. Или не боги, а демоны. Зависит от религии. Когда жена шерифа погибла, он попросил. Впервые за долгое время. Он был в таком отчаянии… Питер нахмурился, черты его лица заострились, за его спиной Скотт напрягся. Скотт без сомнения всё слышал. Было неуютно, и Стайлз поплотнее завернулся в свою толстовку. — Он хотел вернуть жену назад, но возвращение мёртвых — хлопотный процесс. Он получил частичку его жены. Ребёнка. Сына. — Ты шутишь… — Шериф часто патрулировал лес. Он платил. Настолько сильно хотел продолжать эту ложь. Уже сам в неё поверил. Мой дедушка даже не помнит меня. Он помнит всё вокруг, несмотря на возраст, но не помнит собственного внука. Любопытно? У Скотта опустились плечи, он жадно хватал ртом воздух. Выглядел ошарашенным. Теперь уже и Итан слушал. Чудненько. Зрители. А Питер — наоборот, образец спокойствия. — Последние события — стая альф, Ногицунэ, охотники. Это всё тянет силы, слишком много навалилось на старый-престарый пень. Ну и пень забрал меня. Возможно, на время, если он сможет восстановить былую силу, может быть, если шериф всё ещё захочет иметь сына. На поддержания меня уходит много силы. А эта свалка вещей в доме, да, люди хотят разные вещи, иногда неосознанно, иногда хотят что-то забыть и готовы добровольно отдать эти воспоминания. — Почему мы потеряли память? Мы тут так долго, но я не чувствовал луны, я не чувствовал запахов. Будто я просто… — Человек? Вы и были просто людьми, теми, какими могли бы стать, если бы не какие-то события в ваших жизнях. Я тоже. Вдруг вспомнил, когда оказался тут, вблизи своей прошлой жизни. Так это работает. Магия вне Хогвартса. Питер мельком глянул на дверь. — Он чистит дом периодически, другие желания, реальные люди, животные появляются тут, и, если их возвращения в мир живых больше никто не ждёт, Он чистит, убирает тут. А тот второй типа сортирует. Хотя по-моему, это призрак сбрендившего дизайнера, который вдруг решил, что стулья должны стоять только на второй ступени. Или ключи должны храниться только в аквариуме с головой плюшевого кролика. — Эллисон… — вдруг крикнул Скотт. Стайлз печально улыбнулся. — Её нет. Её даже не было тут. Самое сильное твоё воспоминание, которое не удалось стереть. — Почему я? — Ты сильный. А Неметон слабеет. Вот и потянуло… Скотт тоже был в опасности, но боже, мы же бро. — И что? Мы уходим, и тебя тут стирает из мироздания лошадиная версия Минотавра? — Ну типа да. Так что вали уже, а то это всё попахивает минотаврофобией. Питер подошёл к двери, выглянул. На улице молча плакала Лидия. Глаза Скотта испуганно расширились, и он рванул к дому. Но Питер уже захлопнул дверь. Звуки как-то резко стихли, остался только скрип старых досок и бой часов в библиотеке. — Так что там с Минотавром?