Холодный шепот леса

2005 год. Хмурое, осеннее утро било в окно холодными каплями. Тополь, стоящий прямо напротив моей комнаты, скребется ветвями, будто просясь внутрь. В этот момент я задернул тюль ещё сильнее. С недавних пор парень по имени Итан Ларссен перестал, нет, не любить, просто… желать как-то вновь соединиться с внешним миром. Он мне не казался притягательным. Да, он существует. Да, я его часть. Но что из этого? Мне и так хорошо. Не думай, что я — отшельник, дорогой дневник. Я люблю людей. Боже, ты бы знал, как я их люблю. Они такие… такие интересные, что у меня нет причин относиться к ним плохо. Именно это я считаю в себе ненормальным. Каждому человеку я открываюсь максимально, не боясь последствий. Мир открыт для меня. Для него открыт и я. Но где-то глубоко внутри чувствую, что есть грань моей откровенности с ним. Именно поэтому окно моей комнаты занавешено. Вообще, я дружелюбный парень, так многие говорят. У меня много друзей и знакомых. Есть даже лучший друг — Фред Свонсон. Мы знакомы около шести лет, и я не могу найти момент, когда бы он меня не поддерживал. Именно за это я и благодарен ему. Единственный, от кого я не закрываюсь и искренне ценю… Но иногда мое тело даже не морально, а физически просит одиночества. И я закрываюсь в своей комнатушке, расположенной напротив тополя, слушая глухой скулеж осеннего ветра. — Итан, — карандаш выпадает из рук, и я оборачиваюсь на пьяный галдеж своего отца, который, кажется, поднимается ко мне на второй этаж. — Итан, блять! Резко открываю ящик тумбочки и бросаю туда дневник. Никто не должен его увидеть. Быстро вскакиваю со стула и подбегаю к двери: — Что? — протягиваю я, вопросительно вглядываясь в качающийся силуэт старшего Ларссена. От частых употреблений его лицо покрылось темной коркой, а капилляры в глазах давно превратились в кровавое месиво. Он чуть выше меня ростом, но сильно горбится, ибо притяжение Земли никто не отменял в таком состоянии. — Нихрена, — он вытирает рукавом своей кофты губы. Мне противно на него смотреть в таком состоянии. — Мать где? Мама.… Сейчас она работает с утра и до вечера, дабы обеспечить нам нормальную жизнь, пока отец ходит по собеседованиям. Я чувствую, что это надолго. Раньше он был популярным автором нашего городка, да и примерным семьянином. Писал стихи и прозу, распродавая тиражи по многим городам. Но в какой-то момент все обернулось по-другому: он стал чаще выпивать и закрываться в своем кабинете на первом этаже. Все реже выходил на улицу, а если и встречался с кем-то из соседей на вылазке за очередной бутылкой и пачкой Malboro, то либо ускорял шаг, чтобы не разговаривать с ними, либо наоборот ругался, чтобы у всех пропадал интерес к нему. Вскоре у отца не осталось друзей, лишь дядя Ског — старый его знакомый — изредка заходил нас проведать. Но это всегда происходило на улице, ибо Джонатан, как только видел знакомое лицо в окне, сразу же гнал гостя в шею, так и не пустив за порог. Дядя Ског никогда не сердился на него, а лишь улыбался, глядя на раскрасневшееся лицо отца. Он уходил, так же неожиданно, как и появлялся, оставляя за собой шлейф чего-то спокойного, благодаря чему мы будто бы успокаивались, рассчитывая на чью-то поддержку со стороны. — На работе! — бросаю я, пытаясь снова закрыть дверь. — Иди, проспись. — Ты меня жизни собрался учить? — я чувствую, что он начинает заводиться. В таком состоянии отец готов на многое, поэтому сразу же соглашаюсь с внутренним голосом и сбавляю обороты. Но внутри ком растет. Ещё немного, и он вырвется наружу. — Нет… — Я не слышу! — Нет! — отвечаю я более громко. — Вот и всё, — разворачиваюсь на пороге и уже пытаюсь окончательно закрыть дверь, как снова слышу голос отца, доносящийся уже от лестницы: — Итан! — я закатываю глаза и не откликаюсь. Не могу. Бесит. — Блять, где твоя мать? А… — после короткой паузы добавляет он. — Все равно не знаешь. На кухне daddy начинает открывать новую бутылку пива. Я делаю глубокие вдох-выдох и ложусь на кровать. Стоило уже привыкнуть ко всем этим пьянкам, но не могу. Вымораживает. Выворачивает. Я никому про это не рассказываю, даже Фреду. Возможно, что он догадывается, но… От меня он точно об этом не узнает. Мне стыдно. Пусть и говорят, что нельзя стесняться своей семьи, но у них никогда не было такой, как у меня. Я и не пожелаю этого. Ладно, надоело думать о нем. Недостоин. Перекатываюсь на бок и смотрю на шторку. Она зеленая. Люблю этот цвет. Ещё черный. Нет, со мной всё нормально, правда. Я люблю мир и людей. Ведь так? Я снова достаю дневник из ящика и усаживаюсь на кровати, предварительно заперев дверь. Мне 13 лет, и в семье я не единственный ребенок. У меня есть две сестры: Мелисса — самая младшая, и Люси — средняя. Они очень сильно отличаются друг от друга характером, впрочем, как и мы все. Они сейчас спят в своей комнате, наверное… Грохот. Удар огромной силы раздался по всему дому, а следом — мат отца. Я выбегаю в коридор и медленно спускаюсь по лестнице со второго этажа. Отец пил на кухне, но сейчас его там не было. Наверное, я с перепуга не разобрал, что удар доносился с верхнего этажа. Я поднимаю голову, готовый бежать, но слышу топот Джонатана, который молчит. Убийственный, в буквальном смысле, дуэт. Единственное, что я мог предпринять — это бежать оттуда. Я резко спускаюсь на первый этаж и обуваюсь, не оглядываясь. Хорошо, что телефон был в кармане. Смогу позвонить Фреду. Я захлопываю дверь и бегу по шоссе, набирая номер друга, не думая о том, что может случиться. Так началась история, прогремевшая на весь норвежский город. ***

я позволил себе течь вперед, и, в конечном итоге, я всегда возвращаюсь к тому же месту. *

2017 год. И снова осеннее утро. На этот раз оно было светлым и теплым, убаюкивающе нежным, с сочными, желтыми лучами. Они спускались по светлым волосам девушки, которая ехала на велосипеде в магазин, расположенный недалеко от её знаменитого дома. Семью Ларссен знал каждый в этом норвежском городке. Эта история разнеслась по всем окрестностям, вылетая и за их пределы. До сих пор, смотря на эту милую, худую девочку, со светлыми, почти как снег, волосами, местные шушукались. Но город жил дальше, как и эта семья. Люди менялись, время стирало холмы памяти, и вот уже новые гости Олесунна не помнили, да и не знали об Авторе. Так прозвали газетчики отца Мелиссы в бульварной прессе. Это случилось 12 лет назад, 16 октября. После того, как Джонатан уговорил не одну бутылку, в нем что-то переклинило, и мужчина, разозлившись на дерзкий ответ своего среднего ребенка — Люси - убил её. Официальная версия заключается в том, что отец ударил девочку о старый, деревянный шкаф, вследствие чего она потеряла сознание и умерла от внутреннего кровотечения. Если присмотреться, то до сих пор можно было увидеть отбитую и слегка отличающуюся по цвету эмаль на левом углу этой мебели. Но ни соседи, а уж тем более полиция, не знают, что весь этот ужас видела маленькая Мелисса через зеркало, висевшее на открытой двери комнаты сестры. Она решила подняться на второй этаж из своей спальни на первом этаже, чтобы узнать, что является причиной шума наверху. И лишь выглянув за порог коридора, пятилетняя девочка увидела убийство Люси. В ушах раздавались удары от биения сердца, тело окаменело, а голос не поддавался. Она хотела закричать, но страх и что-то большее тормозили все. Будто в замедленной съемке она смотрела на то, как отец поднимает Люси над землей и бьет её о шкаф, с верхушки которого посыпались детские мягкие игрушки. Брата в доме не было, поэтому помочь детям никто бы не смог. Но проезжавший мимо дома Ларссенов полицейский кортеж смутил мальчик, резко выбегающий из дома. Они пытались остановить Итана и расспросить его, но он не отреагировал на свист полицейских, а лишь молча нырнул в кусты. Остановившись около дома и подойдя ближе к входной двери, сотрудники услышали крики и плач. Выбив дверь, они вбежали в дом… Тогда полиция спасла одну жизнь, которая будет искалечена на годы. Отца забрали в СИЗО, потом были разбирательства, длившиеся более двух лет. Вскоре его посадили в колонию на год. Все это время над Джонатаном проводились медицинские осмотры в Олесунн Шукехус, но это ни к чему не привело. На суде отец молчал так же, как и сейчас. Не проронив ни единого слова, он оставлял за собой шлейф недосказанности и страха одновременно. Последним его пристанищем стала больница для душевнобольных, в которой он лежит до сих пор. Дети вместе с Элин не навещали отца, да и он не проявлял никакой инициативы. Джонатан исчез из их жизни, оставив огромный отпечаток в судьбе детей. И вот прошло 12 лет, но семья до сих пор не смогла восстановиться полностью. Элин начала еще больше работать, пытаясь утопить свое горе в бумагах. Итан сразу после случившегося уехал жить к деду, категорически отказываясь возвращаться. Дедушка Юнас жил в посёлке на окраине леса в одиночестве. Он был добрым и отзывчивым к семье человеком, поэтому не просто с болью, а с сердечным приступом и последующей госпитализацией встретил все события того дня. Но сейчас Юнас с открытой улыбкой встречал невестку и внуков на пороге своего дома. Дедушка отлично понял состояние мальчика, поэтому не отказался его приютить у себя. Мать с дочерью приезжали к сыну, но он никак не проявлял желания вернуться, хоть и встречал своих родных радостно. Это было связано с тем, что где-то глубоко в душе он признавал себя виновным в случившемся. Он гнобил внутреннее Я за то, что в тот день убежал, оставив сестер на растерзание отцу. Мама пыталась объяснить Итану, что вряд ли он смог бы как-нибудь им помочь. Но мальчик этого не принимал и лишь больше закрывался в себе. Вскоре, когда Итану исполнилось 18 лет, он поступил в NTNU на факультет экономики. Он всё также общался с Фредом, который полностью заменил ему семью, ибо Итан больше не появлялся в своём родном доме. На все крупные праздники он звонил по телефону и поздравлял голосом или редкими встречами где-то вне его района. И вот однажды Итан всё же решил посетить семейный праздник. Это случилось на прошлое Рождество. Тогда парень обещал прийти со своей девушкой, которая в последствии почему-то не смогла появиться. Мама была рада видеть сына, поэтому она не обратила внимания на отсутствующую гостью. Вскоре подошёл и Фред, ведь он был лучшим другом сына, а значит — почти семьей. Отсидевшись около 40 минут за общим столом в полном молчании, тишину которого разбавляла лишь Мелисса, бросая любые фразы в воздух, чтобы хоть как-то его разрядить, парни ушли, сославшись на то, что их ждут. Но в самом конце девушка заметила тот прощальный взгляд, которым окинул весь дом Итан, а после резко вышел во двор. Все были покалечены этой историей, но почему-то никто не подумал о Мелиссе, которую нашла на лестнице полиция. Никто не думал о той маленькой девочке, которая наблюдала убийство своей сестры в зеркале. Она никому не рассказала о том, что видела, потому что страх до сих пор сковывал сознание. Она не могла спокойно смотреть в зеркала, в их отражении мерещилась Люси. Лицо той самой первоклассницы, которую отец ударил о платяной шкаф. И лишь в одно маленькое зеркальце Мелисса могла смотреть без страха — это был подарок на день рождения от сестры, когда ей было четыре. Этот предмет стал для нее настолько мал, что сейчас, когда Мелиссе исполнилось почти восемнадцать, он умещался в половину ее ладони. Лишь смотря в него, девушка могла ощутить спокойствие, а не агрессию, которая исходила от других зеркал. Неожиданно дорогу Мелиссы к магазину преградил неизвестный прохожий, вставший прямо на ее стороне дороги. Девушка смогла заметить его, лишь когда обогнула поворот, обзор которого был спрятан пушистыми иглами вековой ели. Темные джинсы появившегося человека оказались заметно угвазданы землей и травой, а рубашка, расстёгнутая на три верхние пуговицы, была спущена на один бок. Казалось, что он только что забрался на холм, по которому спускалась девушка, но только не по дороге, а напрямик через лес, который распластался темно-зеленой волной около склона. Незнакомец что-то говорил себе под нос, одной рукой отряхивая джинсы, а другой — голосуя каждому встречному, вытягивая ее вперед. Сначала девушке показалось, что это бездомный, поэтому резко вывернув свой красный Stels, Мелисса собралась его объехать, но тут он выкрикнул: — Подождите! У него был… очень молодой голос для бездомного мужичка. И даже приятный. Поравнявшись с ним, девушка остановилась и взглянула на лицо бедолаги. На неё смотрел слегка запачканный, с грязным лбом и прядками волос парень лет двадцати. Чертами лица он был похож на норвежца, но глаза бледно-зеленого цвета с легким голубым оттенком, похожие на листья суккулента, выдавали не местного. Это контрастировалось с коричневыми волосами, схожими оттенком с землей после дождя. Мелисса любила дождь. — Простите, — парень снова заговорил, пытаясь выдавить из себя подобие улыбки, — вы не могли бы мне помочь? Подобные вопросы от незнакомцев задавались девушке не часто, поэтому она слегка напряглась, но все же ответила, полностью остановившись перед парнем на велосипеде, но не поставив его на тормоз. — Да, конечно. В чем дело? Незнакомец был явно рад положительному ответу, поэтому полностью расслабившись, он широко улыбнулся и произнес: — Меня, кстати, Стен зовут, — он протянул Мелиссе руку, запачканную землей на костяшках. Девушка слегка оторопела. Заметив её скованность, парень перевел взгляд на свою руку и, все также улыбаясь, начал вытирать кисти о грязные джинсы. — Простите, — пробормотал он, — я просто только выл… вышел из леса. Девушка в более сильном недоумении посмотрела на парня. Неожиданно, он рассмеялся, да так заразительно, что Мелисса тоже не смогла сдержать улыбку. Это было редким зрелищем после всего, что случилось. Обычно она старалась как можно меньше говорить о себе или как-то напоминать. Нет, она не была зажатой, просто что-то держало её изнутри. Постоянные вопросы и остережения всплывали в подкорке, после чего Мелисса решала просто молчать, чтобы все было хорошо. Тем временем, Стив вытер руку, которая не стала чище, и в надежде все также протянул её девушке. Он смотрел на неё с такой искренней улыбкой, что Ларссен просто не могла ничего с собой поделать. Она протянула свою в ответ, проговорив: — Мелисса. Без фамилии. — Очень приятно, — он слегка сдавил её руку своей, холодной, как камень. Девушке показалось, будто у Стива сразу же изменился цвет глаз. Он стал более светлым, голубым. Похоже, это солнечные лучи отразили от радужки. — Мне нужно найти одну семью, точнее, человека из нее. Они живут в этих местах. — Я бы с радостью вам помогла, — Мелисса начала садиться на велосипед, — но я плохо знаю здешних. Она соврала. Девушка прекрасно знала каждого приезжего и коренного жителя Олесунна. Она росла очень любознательным ребенком, и даже после трагедии не могла полностью огородиться от общества. Просто Стив показался ей не тем человеком, к тому же незнакомцем, которого нужно и можно доводить до кого-то. Безопасность превыше всего. И пусть он и заинтересовал ее как человек, девушке нужно было побыстрее от него уехать, ибо она стояла одна на трассе. Мало ли что у него в голове. Стив взглянул на нее с явным недоумением. — Я подумал, что ты с этого района, — он заметно приуныл. — Да, но я не часто выхожу из дома… — Да? Что-то случилось? — Простите, но мне пора, — он задавал слишком много вопросов, которые начали переходить душевные грани. Мелисса опять вспомнила. — Погоди, мы не договорили! — Стив потянулся к девушке, которая уже оттолкнулась от земли ногой и направила велосипед вниз по склону. — Прощайте, спросите у какого-нибудь другого! — крикнула она, уже когда набрала приличную скорость. На душе не стало легче. Не оглядываясь, Мелисса пропускала поворот за поворотом, чувствуя неизвестную, нарастающую панику. По неизвестной причине, девушка остановилась после быстрого старта. Резко откинув велосипед в сторону, Мелисса облокотилась двумя руками о ель, прислонившись лбом к прохладной коре дерева. В нос ударил аромат хвои и смолы. Вдыхая его полными легкими, девушка медленно, но успокаивалась. Сердце не скидывало ритм, но причина этому была ясна — Стив. В нем было что-то, от чего ком в горле сжимался. Причем поняла это Мелисса лишь тогда, когда уже от него удалилась. — Ладно, он позади, — вслух успокаивала себя девушка, усаживаясь на велосипед. — Магазин ждет. Она слегка оттолкнулась от земли, давая склону и ветру разогнать ее. Ветер играл в распущенных волосах, создавая из их оттенков цветомузыку. Чувство спокойствия и свободы наполнило сердце. Так мимолетно, так прекрасно. Проехав еще несколько сот метров, девушка увидела на горизонте знакомую синюю крышу «Альбатроса». Предвкушая дальнейший пир, Мелисса улыбнулась. Она давно поняла, что жизнь дает маленькие подарки каждый день, и ими нужно наслаждаться, будь-то крумкаке**, за которыми Мелисса и приехала, или просто возможность спокойно жить… — Миссис Броте́н! — девушка задорно подняла руку, чтобы поздороваться с одной из самых милых женщин в Олесунне. Сара Алли Бротен жила на берегу Норвежского моря со своим мужем и тремя детьми. Её белые кудри всегда заставляли Мелиссу улыбаться, ибо они были похожи на маленькие лучики света, каким и являлась Сара. В тот момент, когда почти весь город отвернулся и боялся семьи Ларссен, она сидела с пятилетней Мелиссой в их доме, пока Элин бегала по судам. Сейчас миссис Броте́н смотрела на девушку все теми же золотыми глазами, в которых читалось тепло прожитых лет, а небольшая паутинка из морщинок вокруг глаз ничуть не старила, а наоборот украшала хозяйку «Альбатроса». — Проходи, дорогая. Твои крумкаке стынут, — она зашла в дверь, пока девушка привязывала свой велосипед к железному забору. Неожиданно Мелисса почувствовала чей-то взгляд на себе. Она быстро начала оглядываться из стороны в сторону, пытаясь встретить лицо. Холодок пробежал по спине, когда девушка не увидела ни одного прохожего по близости. Внутреннее чувство начало нагнетать сильнее, руки стало потряхивать. Так и не поставив замок на код, Мелисса влетела в магазин, не найдя страху объяснения. *** Он стоял на трассе и смотрел ей вслед, пока светлые, как облака, волосы уплывали все дальше и дальше. Невольно Стив сам поднял руку к своим локонам — на ощупь они были похожи на молодую траву: гладкие, упругие. Он смотрел за Мелиссой, а улыбка не могла убраться с лица. — Хозяин, — непонятное существо, похожее на маленького человечка, только с травой вместо волос и глазами такого же цвета, как и крона дерева, вскочило на плечо Стива. Оно было таким прытким, что мигом забралось в его волосы. — Гресс, быстро слез с меня, — парень протянул руку к существу и, пытаясь стряхнуть его с головы, начал рыться в волосах. — Ну Хозяяяяяяин, — протянул он тоненьким голоском, звонким, словно ручеек. — Нет, мы её оставим, она пожала мне руку. — Но девушка так вас испугалась… Я чувствую частое биение её сердца. — Поздно, дружок. Без местных я вряд ли найду его. — Кого Его? — Того, кто задолжал троллям, — он медленно перевел взгляд на море, которое с этого склона было замечательно видно. Оно сверкало серебряными нитями, переливаясь радугой. — Но Вы же можете отменить соглашение… — Гресс сел на плечо хозяина. — Не все так просто. Да и зачем мне заключать ещё раз с кем-то, если Ли́са может мне помочь, — Стив начал идти вниз по дороге. — Ли́са? Вы так назвали эту девочку? — Угу. Интересная. Сейчас найдем её и все узнаем, — он перепрыгнул через предупредительное ограждение, и пошел по лесу. — Так ведь будет ближе, да? — Да, хозяин. Она в синем здании, я слышу… Можно я тоже буду её называть Ли́са? — Конечно, Гресс. Ты с ней обязательно подружишься. Они шли вдвоем к синему «Альбатросу», а деревья раздвигались, уступая им дорогу. Вскоре две пары зеленых глаз смотрели из темного леса на маленький магазинчик, в который залетела девушка с белыми, как облака, волосами. *Sigur Ros — Vidrar Vel Til Loftarasa **Крумкаке — Норвежское хрустящее вафельное печенье, сделанное из муки, масла, яиц, сахара и сливок. Для выпекания используется специальная двухсторонная фигурная сковорода, подобная вафельнице.