Cinderella Girl

Пять лет спустя

      В ветвях растущего под самым окном дерева, играя листьями, резвился весенний ветерок. Точно соревнуясь с ним, в гуще зелени скакали желто-оранжевые зайчики, щедро рассыпанные в воздухе предполуденным солнцем. Они спрыгивали в молодую сочную траву, выгоняли из нор заспанную мелкую живность, щекотали полосатые бока трудившихся в бутонах маргариток пчел.       Открыв створку пошире и опершись о подоконник одной рукой, я по самый пояс высунулась из окна, полной грудью вдыхая сотканный из тысячи ароматов теплый воздух и ловя ладонью золотистые солнечные пылинки. Вдалеке, за морем зелени, шумело настоящее море, еще довольно прохладное, но уже по-майски синее и игривое, с пенными барашками, пляшущими у самого берега и чешущими кудрявые белые бока о борта рыбацких лодок.       Чуть правее, на расстоянии в несколько участков, утопала в густой листве хурмовых деревьев черепичная крыша заново отстроенного небольшого дома: возвращаться в шумный Циндао папа категорически отказался даже после того, как пару лет назад наши дела в компании пошли в гору. В теплое время года дорогой костюм на все выходные оставался в шкафу, а в саду, среди овощных грядок и ягодных кустарников, закипала работа: мелькали умелые руки в прорезиненных перчатках, выдергивая сорняки из ровных рядков сочных морковных стеблей, щелкал, поблескивая лезвиями, секатор, жужжал, прорезая нежно-персиковую дымку утренней тишины, триммер для газона. В воздухе, смешиваясь с солнцем, повисал ни с чем не сравнимый аромат свежескошенной травы, а я, разливая только что приготовленный лимонад по бокалам и наблюдая из-под упавшей на глаза челки за двумя самыми важными мужчинами в своей жизни, не могла сдержать счастливой улыбки.       Мне нравилось смотреть, как Цзытао с повязанным поверх толстовки длинным садовым фартуком и стянутыми банданой волосами, что некоторое время назад приобрели темно-каштановый цвет, следует за папой, пробираясь через молодую поросль сливы, и кивает головой, внимательно слушая какие-то его указания. Прошлой весной они вдвоем притащили в наш собственный сад, пока еще довольно пустой, особенно по сравнению с папиным, несколько вишневых черенков, к которым Цзытао впоследствии запретил мне даже подходить до тех пор, пока они не начнут плодоносить. «Занимайся своими гортензиями, женщина, – снисходительно сузил он глаза, когда я предложила помощь, – этих ребят я хочу вырастить сам. И пусть мама попробует еще раз сказать, что я неженка и боюсь испачкаться, когда я привезу им с папой ведро своих собственных вишен». За прошедшие годы его забавное, сродни подростковому, честолюбие никуда не делось, и если раньше оно ограничивалось внимательным отслеживанием строчек музыкальных рейтингов, то теперь я еще и регулярно лицезрела его высокую стройную фигуру, горделиво прохаживающуюся по ровно подстриженному газону среди молодых фруктовых деревьев.       Необходимость отвозить Цзытао на студию – или куда бы то ни было еще – давно отпала, и дело не только в том, что на исполнение функций личного водителя времени у меня больше не оставалось. Приближаясь к тридцати годам, парень слегка остепенился, пусть и не перестал любить, как он пафосно выражался, «то самое ощущение, когда ветер треплет волосы на большой скорости». Теперь он частенько ловил ветер вместе с оранжевыми лучами заходящего солнца, пляшущими на смуглом лице и отражающимися в черных стеклах очков, когда автомобиль несся из Циндао по пустынной прибрежной трассе в сторону дома. Я не находила в себе сил читать ему нотации о скоростном режиме, лимит которого он, к слову, все же не превышал, отчасти потому, что сидела в это время по правую руку от водителя, время от времени позволяя себе высунуться в окно и давая соленому ветру играть в распущенных волосах.       Иногда Цзытао останавливал машину на полпути, и мы наперегонки бежали к кромке воды, что лениво целовала темную прибрежную гальку, набегая на нее легкой волной и тут же отползая назад, в свою родную и вечную обитель. В синеющей вышине, там, где рыжий закат встречался с медленно подкрадывающейся ночью, кричали чайки. Мы медленно прогуливались вдоль берега бок о бок, рука в руке. Порой Цзытао начинал еле слышно напевать себе под нос, и я, не желая спугнуть мотыльком опустившуюся ему на плечо музу, начинала ступать тише и молча любовалась тем, как темно-оранжевые лучи обнимали его высокую фигуру, скользя по белой рубашке с закатанными рукавами и обводя тенями вены на предплечьях. Крепче переплетая свои пальцы с его, я дышала собственным счастьем, которое стало моим верным спутником и вот уже несколько лет шло со мной нога в ногу, мягко ступая невидимыми пушистыми лапами, будто большой теплый кот.       Тряхнув волосами, я ненадолго вынырнула из потока мыслей и вернулась в настоящий момент, в солнечный майский день, прислушиваясь к звукам, доносившимся с первого этажа. Сегодня наш с Цзытао дом, как и много раз до этого, собрал под своей гостеприимной черепичной крышей всю семью.       Первыми приехали папа и мама Хуан. Оставив женщину помогать мне с обедом, Цзытао утащил отца на улицу – показать подросшие гибкие деревца, осыпающие траву нежно-розовыми лепестками, а потом начать сборку садового гарнитура под раскидистыми ветвями старой хурмы, доставшейся нам от предыдущих хозяев участка и шелестящей на весеннем ветру свежими кожистыми листьями.       Чуть погодя в калитку вошел мой отец, неся в руках целую охапку хрупких нарциссов: мои собственные в этом году пережили – или, скорее, не пережили – нашествие невесть откуда взявшихся мышей, из-за чего обычно переливающаяся бело-золотым клумба нынешней весной пустовала. Чтобы разместить все принесенные папой цветы на столе, собранном в саду старшим и младшим Хуанами, а также в гостиной и спальне, мне пришлось опустошить весь наш небольшой арсенал ваз различных форм и размеров. Одна из них теперь стояла на подоконнике рядом со мной, и легкий ветерок с едва слышным шелестом трепал тяжелые цветочные головки, распространяющие по комнате одуряющий аромат.       Внезапное пристрастие к нарциссам я обнаружила недели две назад, когда едва не разревелась навзрыд, сидя на коленях у клумбы в отцовском саду. Мне хотелось одновременно оплакивать безнадежно подкопанные ошалевшими с зимы грызунами и, как следствие, совершенно засохшие собственные цветочные луковицы и смеяться оттого, как прекрасны были свежие бутоны, что покачивались перед моим лицом, маня прикоснуться кончиками пальцев к еще не раскрывшимся жемчужным лепесткам. Списав неожиданный приступ сентиментальной токсикомании на загруженность и стресс, свойственные периодам квартальных отчетов, я, тем не менее, нарвала себе небольшой букетик, борясь с желанием разлечься прямо в центре клумбы, раскинув руки.       Цзытао, к счастью, против нарциссов ничего не имел и лишь посмеивался, прикрывая лицо книгой, которую читал перед сном, когда я, прежде чем улечься, с одержимостью маньяка зарывалась носом в шелковистую желтую середку одного из цветков, стоявших в вазе на моей прикроватной тумбочке по соседству с маленьким светильником и парой потрепанных книжных томиков. Иногда сквозь сон я чувствовала, как любивший полуночничать парень едва ощутимым ласковым движением стирал с кончика моего носа бархатистую пыльцу.       Вот и теперь я задумчиво перебирала пальцами бело-золотые цветки, чей аромат мне ничуть не надоел за прошедшие две недели. В отличие от кофе, запах которого, развеяв все мои сомнения, с недавних пор заставлял меня стремительно вылетать из помещения. Обалдевший взгляд Цзытао неизменно провожал в эти моменты мою удаляющуюся спину.       В отличие от меня он, кажется, пока ни о чем не догадывался, и я, краем уха слушая доносившийся снизу смех – бабушка Лю рассказывала присутствующим очередную забавную историю из своей молодости – и теребя в пальцах длинный подол легкого желтого платья, раздумывала над тем, как преподнести Цзытао на его тридцатилетие подарок, который, пожалуй, вполне мог посоперничать с тем, что он подарил мне два года назад, на мой двадцать седьмой день рождения.       Вытянув один нарцисс из вазы и задумчиво вертя его в руках, я позволила воспоминаниям снова ненадолго унести меня прочь.       * * *       Прогретый июньским солнцем воздух дрожал над гладью лесного озера, в воде которого отражалось высокое северное небо – светло-голубое, точно подернутое полупрозрачной белой дымкой. Вокруг цвели люпины. В фиолетово-розовых зарослях гудели пчелы и трепетали похожими на тончайшее стекло крылышками красные и зеленые стрекозы.       Подобрав подол белого льняного сарафана и опустив ноги в воду, я сидела на большом камне, нагретом лучами финского солнца. Чистейшая вода, прохладная даже летом, плескалась о мелкую гальку и ласково распутывала узелки прибрежных водорослей, в которых копошились мелкие серебристые рыбешки, сверкающие в солнечных лучах.       В ветвях упирающихся в самое небо сосен суетились белки, изредка с едва уловимым шелестом роняя на землю чешуйки выпотрошенных прошлогодних шишек. В кроне склонившейся к озеру ивы посвистывал на все лады соловей, которому с противоположного берега вторил еще один.       Тишину, нарушаемую лишь мелодиями природы, прервал звук шагов за моей спиной, сопровождаемый шелестом высокой травы. Я улыбнулась себе под нос и подвинулась на своем большом плоском камне, освобождая место подошедшему. За секунду до того, как Цзытао опустился рядом со мной, перед моим лицом возник мохнатый букетик морошки с золотистыми глазками-ягодками. Я со смехом приняла его из загорелых рук парня.       В своей зеленой клетчатой рубашке, накинутой поверх простой белой футболки, он казался по-особенному домашним и красивым, и я невольно залюбовалась высокой подтянутой фигурой, не без труда пытающейся устроиться на не слишком просторной шершавой поверхности валуна, с края которого, спасаясь от большого человека, в заросли люпинов шустро шмыгнула маленькая ящерка.       – Мы еще не уехали, а я уже хочу вернуться, – последовав моему примеру и опустив босые ноги в воду, Цзытао уперся ладонями в камень позади себя и вскинул лицо к небу. Чуть поддернутые вверх штанины светлых джинсов все равно намокли, но он, казалось, этого, даже не заметил.       За полторы недели нашего с родителями совместного отпуска, проведенные нами в небольшой туристической деревне недалеко от Тампере, Цзытао успел немного загореть, отчего его смуглая кожа приобрела совершенно невозможный золотистый оттенок, а волосы, позабывшие о средствах для укладки, пропитались солнцем и ароматами леса.       Идея отметить мой день рождения в Финляндии, как ни странно, пришла именно в его крашеную голову, за что я, даже не будучи в курсе всех его планов, была ему безмерно благодарна. Папа и чета Хуан неожиданно активно поддержали эту авантюру, что меня поначалу озадачило: слишком легко они согласились отложить все рабочие вопросы ради незапланированной праздной поездки на другой конец света. Потом, конечно, я все поняла. Когда подавила свою вспыхнувшую на мгновение совершенно детскую обиду, связанную с тем, что они все бессовестным образом скрытничали, пряча от меня за беззаботными улыбками свой общий секрет.       – Еще целых пять дней, – оторвав со стебелька оранжевую ягоду, я отправила ее в рот, чуть не теряя голову от с детства знакомого сладкого с легкой кислинкой вкуса. – Не расстраивайся раньше времени. А если серьезно, – я взглянула в его карие глаза, в которых плескались золотистые искорки, – я рада, что тебе здесь нравится. Я люблю эти озера, эти леса… И то, что ты тоже их полюбил, очень много для меня значит.       – Их невозможно не полюбить, – развернувшись ко мне полубоком, Цзытао ласково провел пальцами по моим распущенным отросшим волосам, кончики которых касались шершавого камня. От незатейливого движения от шеи к плечам пробежалась приятная теплая волна мурашек. – Здесь выросла моя лесная нимфа. Теперь понятно, почему ты всегда казалась мне какой-то неземной.       Я рассмеялась, чуть не выронив букетик в воду. В камышах раздался всплеск: видимо, я умудрилась испугать своим смехом какую-то одинокую лягушку.       – Фу, Цзытао, не позерствуй! Что за пикап из нулевых?       – Уж кто-кто, а ты, Чжан, всю прелесть нулевых должна понимать, – парень попытался изобразить на красивом лице обиду, но получилось плохо, потому что в уголках его глаз собрались веселые морщинки. – Тебе сегодня двадцать семь. В нулевые ты бегала по этим лесам вместе со своими волшебными лесными собратьями и… – он озадаченно почесал между бровей, – сосёстрами?       В следующее мгновение из разноцветных зарослей люпинов взметнулась целая стайка стрекоз, потому что напоенный негой теплый летний воздух прорезал смех уже двух человек. Цзытао, балансировавший на краешке камня, чуть не свалился в воду, а мне пришлось утирать брызнувшие из глаз слезы: парень постоянно потешался над моей привычкой плакать от смеха.       – Хватит ржать, Чжан! – голос парня прозвучал неубедительно: сам он продолжал тихо пофыркивать, сдерживая смех, и почему-то попутно шарил руками по карманам. – Слава Богу, нашел!       – Что там у тебя? – отсмеявшись, я с любопытством взглянула на Цзытао.       Обнаружив искомое, он заметно расслабился, но плечи почему-то остались неестественно расправленными, что не ускользнуло от моего внимания.       – Твой подарок, – буркнул парень. – Который чуть не уплыл, между прочим. Уронил бы в воду – и ищи-свищи!       – Не уплыл бы, – хмыкнула я ему в плечо, с удивлением отметив, что оно почти подрагивает от внезапно сковавшего мышцы напряжения. – Здесь же не проточная вода. Это тебе не река.       Парень глубоко вдохнул, распрямляя спину. Я чуть отстранилась, продолжая буравить взглядом его профиль и пытаясь подавить зарождающееся в районе солнечного сплетения волнение. От расслабленного Цзытао, всего минуту назад весело болтавшего ногами в воде, не осталось и следа.       – Держи, в общем, – в пальцах свободной от букетика руки сама собой возникла темно-синяя бархатная коробочка.       – Что это? – отложив букет в сторону и чувствуя, как медленно, но верно пересыхает горло, я вертела коробочку в руках, не решаясь открыть.       – Открой, – пожал плечами Цзытао, раскачиваясь на самом краешке валуна, в который зачем-то довольно крепко вцепился странно побелевшими пальцами.       Прикусив губу и отгоняя непрошеные мысли, я медленно открыла коробочку.       – Не может быть! – в следующую секунду я, дернувшись, чуть по-настоящему не уронила ее в воду.       Поблескивая в лучах стоявшего в зените солнца, на черной подушечке сверкало прозрачно-голубыми гранями топаза Скай Блю кольцо из белого золота – точная копия того, что я должна была однажды получить от мамы. Фото которого я когда-то показала Цзытао во время зимней прогулки в парке Чжуншань. Я почувствовала, как дыхание встало комом поперек горла.       – Пришлось однажды ночью ненадолго украсть твой телефон, Чжан, – нарочито беспечный голос парня весь сквозил фальшивым весельем. Я видела, что он не на шутку разволновался, и ничто на свете не смогло бы меня убедить, что это он так переживает из-за временной «кражи» смартфона.       – Это, – я осторожно провела кончиком пальца по довольно большому камню в форме капли, – это…       – Да, всего лишь копия, хоть и точная, – продолжая раскачиваться на краешке камня, Цзытао скосил на меня глаза. – Но я подумал, что…       Борясь с подступившими к горлу слезами, я свободной рукой прикоснулась к его щеке, проводя пальцами по скуле и вынуждая его повернуть лицо ко мне.       – «Всего лишь»? – мой голос сел, когда взгляд натолкнулся на явственно плескавшийся в глубине потемневших карих глаз не совсем понятный мне страх. – Копия или нет, оно для меня бесценно! Это же… это… – не найдя слов, я порывисто обняла сидевшего рядом парня, крепко смыкая руки за его спиной и пряча лицо в изгибе загорелой шеи. – Спасибо, Цзытао! Спасибо…       – Погоди благодарить, – нервно хмыкнул он мне в волосы, неуверенно обнимая в ответ. – Вдруг захочешь взять свои слова обратно.       – Что ты имеешь в виду? – я чуть отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза. В районе диафрагмы словно завязался тугой узел, пока я ждала ответа, бегая взглядом по напряженному мужскому лицу.       – Ты же помнишь, Чжан, когда должна надеть это кольцо?       Сердце резко подскочило и чуть не застряло в горле, а в следующую секунду я обнаружила себя стоящей в воде, достававшей мне до середины икры и тут же замочившей подол белого сарафана. Цзытао, подскочивший с валуна вслед за мной, с несвойственной ему робостью мялся на прибрежной гальке, не обращая внимания на забрызганные по колено джинсы.       Борясь с головокружением и шумом в ушах, я с трудом сфокусировала взгляд на по-прежнему зажатой в пальцах темно-синей коробочке. Потом перевела глаза на Цзытао. Его фигура странно расплывалась, и я поняла, что слезы, скопившиеся в районе трахеи, все-таки нашли выход.       – Ты… – я не узнала свой голос, – ты хочешь сказать…       – Да, Чжан, – он натянуто улыбнулся, а его пальцы трогательно, почти по-детски, комкали край зеленой рубашки. – Именно это я и хочу сказать. Так каким будет твой положительный ответ?       * * *       От созерцания сверкающего ледяным топазом кольца на безымянном пальце, соседствующего теперь с простым ободком из белого золота, меня отвлекли раздавшиеся на лестнице шаги.       – Ruova, уже готова? Надела самое красивое платье? – в дверном проеме показалось улыбающееся смуглое лицо именинника с упавшей на глаза темно-каштановой прядью. – Дяде Лю нужна помощь: бабушка закончила с байками о своей юности и перешла к рассказам о его собственной.       – О, – я не смогла сдержать смешка, отправляя в вазу нарцисс, который до сих пор вертела в пальцах. – Это уже серьезно.       Цзытао вошел в спальню, прикрыв за собой дверь. Закатанные до локтя рукава белой рубашки привычно заставили спину покрыться мурашками, и я поспешно отвела взгляд. Пять лет отношений, включая полтора года в роли его жены, не разучили меня терять голову от его холодной мужской красоты. Не сказать, впрочем, что я была такой уж прилежной ученицей и сильно пыталась разучиться.       – Этим и хороши семейные праздники, – ухмыльнулся объект моих размышлений, который если и заметил мое смущение, то не подал виду. – Временами неловко, но максимально весело. И способствует единению поколений.       Я согласно хмыкнула, почувствовав тепло его тела: Цзытао стоял вплотную ко мне. Рвущийся наружу секрет заставлял мысли кружиться в голове подобно листьям мяты в кувшине лимонада, который я не далее как полчаса назад отнесла на накрытый в саду стол, подбирая слюнки.       – Эви? – как-то незаметно он перенял у папы привычку называть меня кратким именем. – Все в порядке? – свои слова парень сопроводил ласковым прикосновением пальцев к моему подбородку, заставившим меня поднять на него лицо.       – Более чем, – улыбнувшись, я обняла его за талию, надеясь, что руки у меня не трясутся.       – Сегодня мой день рождения, ruova, поэтому главной жертвой буду я, – он привычным жестом заправил волнистую светлую прядь мне за ухо. – Так что тебе можно особо не волноваться. Кроме того, папа с мамой наверняка захотят в сотый раз поведать историю своего знакомства, а это уж точно затянется до самых сумерек.       Я тихонько рассмеялась, уткнувшись лбом в широкую мужскую грудь. Длинные тонкие пальцы перебирали волосы на моей макушке.       – Не представляю, что мы расскажем своим детям, когда они спросят, как мы познакомились, – задумчиво протянул Цзытао, а я невольно вздрогнула в его объятиях. – Что их мама полезла под колеса папиной машины?       – Нет, – буркнула я в складки рубашки, стискивая вмиг ставшие ватными руки в кулаки за его спиной, и решилась. – Расскажешь, что папа маму чуть не переехал на пешеходном переходе. Можешь начинать репетировать речь, пока время есть.       – В смысле? – широко улыбнулся он своей белозубой улыбкой, чуть отстраняясь и заглядывая мне в глаза.       – В том смысле, – я смахнула несуществующую пылинку с белого рукава, – что произносить ее тебе придется относительно скоро, папочка.       Взгляд карих глаз, распахнувшихся на добрую половину лица, метнулся к моему пока еще совсем плоскому животу, скрытому складками желтого платья. Если бы я так не волновалась, точно бы рассмеялась: таким трогательно-растерянным выглядел побледневший Цзытао.       – Ты шутишь, Эви, – пролепетал он севшим голосом, подняв, наконец, глаза на меня.       На миг я испугалась, что он совсем не обрадовался полученным новостям.       – Твой кофе мне который день все внутренности наизнанку выворачивает. Похоже, что это шутка? – еле слышно пробормотала я, пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь эмоцию в карих радужках.       – Получается, нарциссы тоже неспроста, да? – я позволила себе чуть выдохнуть, когда его подрагивающие пальцы легко, почти невесомо очертили контуры моего лица, по которому, не останавливаясь на одной точке больше, чем на секунду, бегал его взгляд.       – Неспроста, – кивнула я, обхватив пальцами его запястья. – Ты не рад?..       – Да ну тебя, Эви, – совсем не по-брутальному всхлипнув, он резко притянул меня ближе, стискивая в объятиях. Одна рука легла на мою уже поникшую было спину, вторая запуталась в распущенных волосах. – Я, по-твоему, похож на сумасшедшего? Как я могу быть не рад?       – Да кто ж тебя знает, – обмякнув в сильных руках от затопившего меня облегчения, смешанного со счастьем цвета солнца, я прижалась к нему всем телом, роняя-таки пару слезинок на белоснежную ткань рубашки. – Видел бы ты себя со стороны, папаша.       Он отстранился, аккуратно скользнув большой теплой ладонью по складкам платья на моем животе. Я с удивлением заметила две мокрые дорожки, исчезающие под белым воротником.       – Почему ты сразу не сказала? Я бы давно выкинул весь чертов кофе из этого дома!       – Сама только узнала, – стараясь не разреветься от счастья самым прозаическим и неизящным образом, я накрыла его пальцы, по-прежнему лежащие на моем животе, своими. – Сегодня утром, если быть точнее. До этого думала, что мое пристрастие к нарциссам – это стресс на работе или какая-то особая форма извращения, вызванная продолжительным пребыванием на морском воздухе.       – Я принесу тебе еще, – засуетился Цзытао, заставив меня рассмеяться. – Внизу в гостиной целых две вазы. Может, у папы Чжана в саду еще есть? И с этого дня буду пить только зеленый чай. Чай же нормально, да?.. Да серьезно, прекрати ржать, Чжан! – глядя в его ошалевшее лицо, я еле сдерживала смех, от которого в уголках глаз уже собрались слезы.       Взяв его руки в свои, я мягко провела до локтей и обратно вниз, сплетая наши с ним пальцы.       – Все в порядке, Цзытао, – не удержавшись, привстала на цыпочки, оставив мимолетный поцелуй в уголке его губ. – Не суетись. Ты и так делаешь для меня больше, чем можешь себе вообразить.       Он замотал головой, еще больше взлохмачивая длинные темные пряди, но я не дала ему возразить.       – Просто будь собой. Тем Цзытао, в которого я влюбилась, – высвободив одну руку из его пальцев, я ласково провела по его скуле, на которой все еще играл лихорадочный румянец. – Мне… – спохватившись, я кинула быстрый взгляд на собственный живот, – нам этого достаточно.       – Я люблю тебя, Эви, – он снова на несколько секунд притянул меня в свои надежные теплые объятия, после чего, чуть отстранившись, но продолжая сжимать мою руку, наклонился и прошептал в желтые складки платья: – И тебя, дружок. Однажды я расскажу тебе, как ты стал… или стала самым лучшим подарком на папин день рождения.       Украдкой утерев слезинку и чувствуя себя абсолютно счастливой, я прошлась свободной рукой по шелковистым темным волосам.       – Пойдем, нас наверняка все заждались. К слову, надо было мне приготовить побольше ягодного лимонада… Кажется, у нарциссов появился конкурент.       Резко выпрямившись, Цзытао подлетел к распахнутому окну и едва не вытолкнул наружу несчастную вазу с пресловутыми нарциссами.       – Лимонад никому не трогать! Всем оставаться на месте, никуда не расходиться, у нас важное объявление!       Голоса внизу стихли. Видимо, собравшихся приморозило к месту воинственными заявлениями Цзытао. Я хихикнула, дернув его за рукав.       – Тише, боевой папаша, ты их шокируешь.       Он развернулся ко мне лицом. Карие глаза сверкали полубезумным счастливым блеском.       – Я в любом случае их шокирую, это неизбежно. Да я сам до сих пор в шоке, посмотри на меня!       – Вижу, – ухмыльнулась я, беря его под руку. – Пойдем вниз. Только не переусердствуй.       Глянув напоследок в окно, я на секунду подняла взгляд к небу.       – Ты станешь бабушкой, мам. Присматривай за нами, пожалуйста, – по моим губам скользнула мягкая улыбка. – Видишь, без тебя мне не справиться. Один твой зять чего стоит. Его ж сейчас разорвет, ей-богу!       – Ничего не разорвет, – возмутился вышеозначенный зять. – Обещаю заботиться о них, мама Чжан, – и отдал честь, глядя в высокое синее майское небо.       А потом потянул меня за собой, из комнаты, наполненной солнечным светом и ароматом нарциссов, вниз по лестнице, в большой зеленый сад, где молодую сочную траву припорошили лепестки вишневых деревьев.       Туда, где нас ждала наша большая, дружная, любящая и уже растущая семья.       Туда, где ждала раскинувшаяся перед нами вся жизнь.