***
Кабинет опустел, стоило только в нем появится Чимину. Его тело становилось ватным, ноги еле держали, и резкие боли в брюшных мышцам ситуацию явно не улучшали. В приоткрытых глазах плескался гнев. Сейчас Пак злился больше не на факт того, что в данный момент его единственным действенным лекарством являлся Мин. Он приходил в едва ли сдерживаемую ярость от мысли, что он не в состоянии бороться с истинностью, он сетовал на несправедливость жизни, на глупую природу и на такого беспомощного в данный момент себя. Альфа оставался в своем напускном спокойствии, его явное возбуждение выдавали только расширенные зрачки и сбитое дыхание. На лице Юнги было некое ликование. Чимин сам пришел, сам просит, и Мин гонит от себя мысль, что причиной такому поведения являлись вовсе не внезапно вспыхнувшие чувства, а самая обыкновенная физиологическая потребность. — Я хочу, чтобы ты сдох, — шипя через зубы, негодовал Чимин. В ответ он видит, как альфа тянет губы в улыбке. — Боюсь, тебе тяжко придется, если я сейчас внезапно кони двину. — Переживу, — от запаха возбужденного альфы смазки в трусах Чимина прибавилось. — Ты так и собираешься дальше там седеть или наконец возьмешь своим яйца в кулак и что-то сделаешь? — продолжает гневается Пак, чем еще больше забавляет Юнги. — Пиздец, лучше сдохну, — с этими словами Чимин соскребает свои остатки сил в кучу и разворачивается в сторону двери. Но выйти ему не дает подоспевший Мин, он припечатывает младшего к двери и рычит на него: — Далеко собрался? — Как можно дальше, — альфа еще ничего не сделал, считай, только подошел вплотную, а омега уже значительно лучше себя чувствует. Запах морского бриза проникает в легкие Чимина, убаюкивая ноющую боль. Юнги подхватывает Пака под бедра и несет к лифту. Весь путь до такой желанной кровати Чимин не отнимал своего носа от пахучей альфей железы. Лопатками он чувствует мягкость заправленной кровати, на которую его с непонятно откуда взявшейся заботой, кладет альфа. Мин отстраняется от омеги, дабы скинуть с себя мешающую одежду, и в ответ на свои действия получает скулеж. Чимин впадает в течный бред, и, с трудом отдавая себе отчет, перекатывается на живот, чтобы в нетерпении начать тереться о покрывало. С него рывком стаскивают штаны, стягивают майку, оставляя совершенно открытым перед лицом изголодавшего по такому виду зверя. Юнги облизывается, подтаскивает омегу ближе к изголовью. Глубоко вздохнув до одури пьянящий клубничный ликер, Мин пускает по легким уплотненный запах, что тягучей патокой заполняет дыхательные пути альфы. Пак приподнимает бедра, трётся об давно находившийся в боевой готовности член и почти плачет, когда больше его не чувствует. Молящий Чимин, представший перед Юнги на зависть многим, он оглаживает взвинченного омегу, стараясь успокоить и показать, что альфа никуда не делся. Мин мнет ягодицы, разводит полушария, открывает для себя вид на текущий омежий вход, и впервые позволяет себе сделать нечто запредельное для себя. Он пробует Пака на вкус. Сначала мягко проводит языком около сфинктера, чужое возбуждение во рту будоражит, подстрекая на более смелые действия. Он проникает внутрь, мышцы риветоиво расходятся, и альфа вконец дуреет. Как многое он терял из-за своих предрассудков, то, какую отдачу он получает от очередного движения языка внутри омеги, непередаваемо. Но Чимину откровенно мало: он сильнее выгибается, тянет руки к своему члену, желая получить хоть какую-то разрядку. Мин, наконец, отрывается от своего крайне увлекательного занятия, и подмечает, что с ласками он уже подзатянул. Сейчас самое время перейти к основном блюду, но к десерту позже Юнги точно вернется. Он переворачивает омегу, чтобы видеть застланные поволокой глаза и впиться в сочные приоткрытые губы. Мин будто впервые позволяет себе увидеть Чимина, изучить его и познакомиться. Точным движением член альфы легко скользнул в распалённое лоно омеги, сливая их в единое. С предельной амплитудой Юнги совершает резкие толчки и, наконец, замечает на чужом лице удовлетворение, омега получает то, что сейчас жаждт больше всего. Дрожь пронизывает тело Пака в момент, когда он выплескивается на их животы. Он зажимает Мина глубоко внутри, не давая ему и шанса сделать очередную фрикцию. От внутренних омежих сокращений Юнги изливается вслед за Чимином. Они замерли в совместном оргазме, позволяя узлу связать их на некоторое время. Пак, получив первичную разрядку, расслабляется в руках альфы и впадает в забытье. Отдышавшись, Мин меняет их позиции, укладывая как можно удобнее омегу, закрывает глаза, давая себе передышку.***
К утру, когда течка сдала позиции, Юнги отнес разморенного и довольного Чимина в душ, чтобы дать время наскоро сменить белье и хоть как-то разбавить застоялый аромат. Но дело в том, что, сколько бы ни проветривали комнату, запах недавнего соития по-прежнему остается стойким, будто бы окна и вовсе не открывались. Этот факт не волновал виновников сего события, Пак наконец уснул, а Юнги отдал несколько попутных приказов и вернулся к омеге на свежее ложе. Он поплотнее прижал к себе Чимина и, уткнувшись тому в холку, постарался немного подремать. Невольно, в усталой голове альфы мелькает мысль, что все могло быть проще. Не будь он главой преступного синдиката, все было бы иначе. Они могли столкнуться где-то на улице в дождливый день, и у омеги как назло не оказалось бы зонта, и, конечно же, альфа со всем своим благородством пожертвовал бы ему свой. А может быть, они бы встретились в университете, Юнги вполне мог бы быть преподавателем Чимина. Сначала это были бы неловкие встречи с оглядкой на этические нормы учебного заведения, а после их не стесняла бы даже камера, висевшая в углу аудитории. Но это лишь глупые мысли, а реальность такова, что один похитил другого и не понимает почему тот не рассыпается в благодарностях. Мин перекатывается на спину, сон снова не спешит его посещать, не помогает даже полная вымотонность и физическая усталость. Решая дальше не пытаться уснуть, Юнги вымученно потирает лицо и поднимается с кровати, ему срочно нужна сигарета. Он распахивает балконную дверь и закуривает. Его психическое состояние нестабильно: бросает то в жар, то в холод, он даже не может сказать на вскидку, когда его накроет в очередной раз, и он сорвется на ни в чем не повинном Чимине. Разговор с Улем ему многое дал, давненько он не открывал никому душу, и точного ответа почему он выбрал для своей исповеди именно Ё, у него нет. Насильник решил поделиться своей болью с жертвой. Смех да и только. Но в тот вечер Мин будто бы вынырнул из опиумного опьянения и, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И те реалии, которые открылись для него, его совсем не порадовали. Детство альфы было далеко от идеала. Постоянный голод, побои, пренебрежение не способствовали выработки хоть крупицы серотонина. Приют был откровенным адом, и, если бы Юнги спросили, что тот выберет: умереть от голода или пробыть там час, он незамедлительно прострелит себе висок. К воспоминаниям о прошлом он по доброй воле не возвращается, но, бывает, накрывает, и тогда все, что может помочь ему, это алкоголь, секс и наркотики. Абсолютный эскапизм, и чем дальше в него, тем лучше. А после приюта – картель, тоже далекий от детской мечты. Там ему внушили жизненные принципы и показали, как все устроено. Есть сильные, есть слабые. Сильные подчиняют слабых, с ними можно делать что угодно: убить, продать, взять силой, без разницы. И только сильные имеют право голоса, поэтому Мин и стал тем самым сильным. Но, может быть, мир иной, и его учителя ошибались? Момент самобичевания и рефлексии заканчивается вместе с сигаретой, а значит, время заняться делами. Чимин своим появлением прервал одно очень важное объявление, которое больше откладывать нельзя. Сейчас, пока течка Пака дала им передышку, Мин может спокойно отойти, что он собственно и делает. Войдя в свой кабинет, альфа сразу натыкается на ожидавшего его Уля. Тот сидел подле рабочего стола и нервно курил, что ему было несвойственно. Местным омегам редко позволялись любого вида вредные вещества и напитки, но исключительные моменты были. Многие, собственно, и сами отказывались, не желая оставаться с клиентом будучи в невменяемом состоянии. Ё конечно больше никого не обслуживал, но терять контроль не любил, сигареты это, пожалуй, его единственная вольность. Этот факт альфу, в какой-то мере, удивил: столько лет знакомы, а курящим его видит впервые. — Ты куришь? — вместо приветствия вопрошает Мин. — Тебя это удивляет? — поднимая брови в напускном удивлении, отвечал вопросом на вопрос Уль. — И день добрый. Хотя… — омега пробегается глазами по Юнги, делает иной вывод. — Тебя будто черти драли. — Умеешь ты делать комплименты, — Юнги занимает место напротив Ё, не садясь на положенный ему стул во главе рабочего места. Тянется к пачке сигарет, подмечая, что это его, поэтому обращает свой взгляд на омегу с немым вопросом. — Я позаимствовал, — и, не видя удовлетворенной реакции на слова, Уль делает уточнение: — Я нигде не копался, они лежали на столе. Жизнь моя мне дорога. — Как скажешь, — поднимает руки Мин в мирном жесте. — Ссышь? — А не видно? — на этих словах омега тянется за второй на сегодня сигаретой. — Что решил набить? — спрашивает Юнги и мотает головой в сторону залепленной руки. — Змею. — Змею? — Да. Один парнишка давно уже нарисовал эскиз, мне приглянулся, я и забрал. — Какие талантливые шлюхи у нас, однако, — произносит альфа с усмешкой. — Когда снимать? — намекая на повязку, уточняет он. — Через две недели. Остальные участники сегодняшнего собрания долго не заставили себя ждать, и парочке пришлось завершить их милую беседу. Мин пересел в кресло подле диванчиков, указав Улю сесть по правую руку подле себя. Пришедшие бароны рассаживались на свободные места, с легким недоумением и вопросом: что здесь делает омега? — Ты смердишь, чувак, — показательно отмахиваясь от невидимого запаха, язвил Хосок. — Сказал бы тоже самое, но это было бы верхом лицемерия, — тянет лыбу Нам. — Ещё, блять, кто-нибудь? — окидывает всех недовольным взглядом Мин. — У меня нет претензий, — с толикой наивности отвечает на риторический вопрос Чонгук. — О спасибо, как великодушно. Теперь мы наконец-то можем начать, — со злостью восклицает Глава. — Я не буду ходить вокруг да около, перейду сразу к сути, у меня еще дела. — Удивительно, как ты смог выбраться из-под этого дела, — продолжает подтрунивать Юнги Хосок. — Завались-ка ты нахуй, — и, дождавшись, когда более-менее повиснет серьёзный настрой над этими олухами, продолжил. — Сегодня я всех собрал, чтобы объявить нового члена «Casa delle farfalle», — повисла пауза. — Это Уль, если кто-то ещё не понял. — Чего? — Омега? В мафию? — Мои поздравления, — единственный положительный комментарий последовал от самого младшего в их злосчастной компании. — Уль, без обид, конечно, ты безусловно соска-нереалка, но зачем? — озвучивает закономерный вопрос Ким. — Да какие тут обиды, — впервые после того, как комната заполнилась тестостероном, подал голос Ё. — Он будет заниматься борделем, — добавляет к объявлению Мин. — Чего, блять? — вновь вопрошает задетый данным заявлением Хосок. Для него это как сказать, мол, ты не справляешься со своими обязанностями, на вот тебе помощничка. А Чон таких помощничков в гробу видал. — У тебя заело? Тебя что-то не устраивает? — переходя на повышенный тон спрашивает Юнги. — Да, меня что-то не устраивает. Я занимаюсь борделем, какого хуя какая-то шлюха будет вмешиваться в мои дела? — негодует взбеленный таким положением дел Хосок. — Во-первых, он больше не шлюха, а во-вторых, назови мне поименно последнюю партию, — в ответ на свой внезапный вопрос Юнги видит замешательство. — Уль? — Гаэль, Джон, Ларс, Нил, Рафаэль и Чимин, — не задумываясь, отвечает омега. На такую быструю реакцию Чонгук хлопнул в ладоши, Намджун присвистнул, а Хосок досадливо рыкнул. — Исчерпывающе? — И что это, блять, даёт? — не унимается Чон. — А то, мой недальновидный друг, что ты можешь хорошо разбираться как устроить работу борделю, чтобы все остались довольны, но ты не имеешь ни малейшего понятия как обстоят дела на омежьей половине, а это влияет на качество предоставляемых услуг. Ваша работа теперь будет совместной. Ты отвечаешь за внешние коммуникации развитие, оснащение и прочее, а Уль – за внутренние, — Мин прерывает собравшегося было возразить Хосока взмахом руки и продолжает свою короткую речь. — По своему решению критику и предложения я не принимаю. Я вижу проблему, и я ее решаю. — А почему именно ко мне? — Потому, блять. — Я не буду с ним работать. — Господин Мин, — вмешивается в их не хитростную перепалку Ё. — Я же правильно понимаю, я теперь полноправный член организации? — в ответ получает кивок от Мина. — В таком случае, иди нахуй, Хосок, — наступила тишина, присутствующим требовалось время на обработку сказанного. И спустя несколько секунд раздается хохот со стороны Намджуна. — Добро пожаловать в семью, — радостно оглашает Ким.***
Когда последние дни были насыщены всякого рода происшествиями, внезапно наступившее затишье вызывает тревогу в груди юного омеги. Техен вел жизнь обычного студента, и чего-то особо примечательного в ней не было, но она его устраивала. Он мог хотя бы примерно сказать, как пройдет его следующей день. Но все хорошее видимо когда-то заканчивается. И первым потрясением в его размеренной жизни стала смерть Чимина, верней ее имитация. Те дни для омеги стали туманом, они совершенно не откладывались в памяти, были похожи друг на друга. И потеря друга, хоть и временная вызвало серьезный жизненный переполох. А после он и вовсе оказался здесь. Похищение, надругательство, унижения – эта цена которую Ким отдал бы еще раз только бы за информацию, что его горячо любимый друг жив. Да, Тэхен действительно так считает, или хочет считать. Так проще принять все те вещи, что с ним сотворили. Возможно, из-за лекарств, коими он был напичкан в момент изнасилования, но данное событие он помнит смутно, оно и хорошо. Пусть так и останется. С момента, как началась течка Чимина, Ким носу из комнаты не показывал, он организовал свой маленький мирок в ней и обосновался. Это его крепость, его безопасное пространство, только вот заняться здесь нечем, и одолевающая скука подбивает трусливого омегу покинуть свою обитель. Сейчас день и вероятность с кем-то столкнуться очень мала, и как он успел заметить сад особой популярностью не пользовался, а значит людей там скорее всего нет. Звучит как план. Собрав себя мысленно в кучу он решается на отчаянный шаг и выходит из комнаты. Дверь за ним пищит, сообщая, что она закрыта. Тэхен замирает, будто бы ожидает, что сейчас на него как минимум сойдет снежная лавина, но ничего не происходит. Омега заставляет себя выдохнуть, мысленно себя успокаивая, что все хорошо. Посмотрев по сторонам, он двинул к лифту, спустившись на нужный этаж, Ким вдруг осознал, что дорогу то он помнит, но как-то несильно. И, решив идти по наитию, свернул вглубь коридора. По мере передвижения в голове все более нарочита мелькает понимание, что, кажется, идет он не туда. Он останавливается, чтобы оглядеться и слышит, как справа открывается дверь. В секунду все его тело онемело от страха. Из-за двери вышел Чонгук, попутно с кем-то разговаривая, он придерживал ноющий бок. На недавней вылазке по поводу поставок его полоснули, особо важных органов не задели, но дискомфорт все равно причиняет. — Да, да, я буду обязательно следить за своим здоровьем, не переживай, всё, мне пора, — уверяя собеседника о своем хорошем самочувствии, альфа в спешке ретировался из медкабинета. Только хлопнув дверью, он развернулся и пересекся с напуганными глазами Тэхена. — О. — Здрасте, — промямлил Ким, и в срочном порядке стал направляться вглубь коридора, пока его не перехватил за руку альфа. — Да стой же, — с абсолютно обескураживающей улыбкой просил Гук. — Ты чего убегаешь? Я не кусаюсь. — Я не убегаю, — с округленными глазами убеждал его Тэ. — Да? А куда ты идешь? — Туда, — указывая на коридор, отвечал Ким. — Вы можете меня отпустить? — О, да, конечно, прости, — переполошившись, альфа мало того, что отпустил, так еще и сделал шаг от него. — Привычка, — пожимал плечами Чон. Ким же его ответ явно не оценил и при первой же подвернувшейся возможности решил слинять от этого страшного альфы подальше. — Да куда же ты? — негодовал альфа, увязываясь за Тэ. — В сад, — уверенно заявлял Ким. — В сад? — Да. — Но он в другой стороне, — услышав это, омега резко остановился, отчего в него врезался Чонгук. У Кима же от такой безобидной ситуации появилось желание помыться. Он обернулся на альфу смотря с какой-то не понятной мольбой, и Чон ее интерпретирует как просьбу о помощи. — Давай я провожу? — оглядев Гука с ног до головы, Тэ делает выводы, что данный субъект опасности явной не источает. Может, за руки и хватает, и навязчивый уж больно, но вроде дружелюбный. И дает свое согласие на предложение. Молодой альфа пропускает Кима чуть вперед, жестом указывая направление. — Чем планируешь заняться? — как-то совсем неуклюже пытается продолжить знакомство Гук. — Сидеть. — Один? — Да. — Долго? — Не знаю, — неловкость альфы подкупает Тэхена и заставляет расслабиться. — А вы долго будете со мной разговаривать? — вопрос конечно интересный, ответа у Чонгука на него нет. Он нервно потирает шею и производит ряд суетливых движений, в попытке понять выйти так из ситуации. Единственное решение, которое озарило Гука, словно лампочка в ночи. Он проигнорирует. — Мне кажется, ты не знаешь, как меня зовут. Я Чонгук, и давай на ты, — и снова показывает свою обезоруживающую улыбку. — Я – Тэхен. — Приятно познакомится. — Ага, — разговор явно не вяжется, чем завлечь омегу, Чонгук не знал. Он даже не предполагал, что они сегодня пересекутся, и, коли подвернулся такой шанс, альфа решил броситься на амбразуру. Повисла затяжная пауза, а тем временем они уже дошли до сада, и причин у Гука тусить рядом с омегой, считай, нет. Можно конечно предложить защиту, чтобы его какой коршун не унес. Но согласится ли Ким? — Мы пришли, — кивком головы указывает на выход в сад. — Да видимо, да. — Хочешь, я с тобой останусь? — предложение звучит заманчиво, особенно в свете недавних событий, вряд ли к нему пристанет кто-нибудь, если с ним будет этот альфа. Его лицо кажется знакомым и в то же время Тэхен его будто впервые видит. С именем все понятно, но тут омегу озаряет, что он не знает, кто этот человек. — Я не знаю… Можно узнать кто ты? — Я барон, — без задней мысли с лету отвечает Гук. Но, видимо, ответ пришелся Тэхену не по вкусу, так как он снова сделался деревянным. — Какой? — Наркобарон, — продолжает ряд наивных ответов Гук, совершенно не подмечая изменения в омеге. — Мне пора, — осознав, что перед ним стоит один из главных людей данной богадельни, омега делает вторую попытку избивать себя от назойливого и уже совсем неприятного разговора. — Да стой же ты… — снова пресекает побег Чон старым способом. — Ты что, испугался? — очередной потрясающий вопрос от альфы. — Нет, но можно я один останусь, пожалуйста? — Чогук в итоге замечает состояние омеги и отпускает его руку. — Я не хотел пугать, — делает безуспешную попытку успокоить Кима альфа. — Все в порядке, но я хочу побыть один, — на это Гук не находит, что ответить, а потому кивает Тэхену и тот быстрыми шагами удаляется в сад. Окинув удаляющую спину печальным взглядом и чертыхнувшись, смиряется со своей неудачной попыткой, уходит восвояси. От шума собственного сердца, Тэхен совершенно не различал звуков природы. Ноги подкашивались, и уйдя, как Киму казалось, достаточно далеко, он позволил себе сесть за самым большим деревом. Облокотившись спиной на ствол, омега восстанавливал дыхание. Что, скучно сиделось ему в комнате? Теперь весело? Подобного жизненного поворота он не ожидал, совпадение одно на миллион. И только спустя порядочного количества минут в памяти Кима всплыл рассказ Чимина о местных обитателях и скорее всего он упоминал этого самого Гука, но в такой стрессовый момент данная нужная информация из головы куда-то улетучилась. Возможно зря он так убежал от альфы, не дав ему и шанса, но сведения о его роде занятий ставит его в ряд сомнительных личностей для знакомства. Но стоит отдать должное, что Чонгук не увязался за перепуганным и оставил его в покое, что дает ему плюсик в карму. Тэхену нужно было остаться одному, дабы обмозговать то, что сейчас произошло, и разобраться со своими эмоциями. Пожалуй, сегодня хватит с него общения.***
С назначением на новую должность у Уля свободное время практически испарилось. Чтобы полностью вникнуть в суть должности ему нужно пройти какое-никакое обучение. И поскольку от учителя в лице Хосока Ё наотрез отказался, и ввиду сильной занятости Юнги не смог лично взяться за этот вопрос, оставался еще один человек худо-бедно осведомленный о делах борделя. И этим человеком являлся Намджун. С Улем они пересекались редко и то основная часть их встреч приходится на начало так называемой карьеры омеги. Неприязни между ними нет, да и обид как таковых тоже, хоть и часть белеющих отметин на теле Ё приходились на авторство Кима. Намджун с присущим ему спокойствием объяснял, что как устроено во всей организации. В этой сфере он все же чувствовал себя куда увереннее, нежели в вопросе «Un Sogno». Разумеется, целесообразнее, чтобы в дело ввел его именно Хосок, но Улю нужно время чтобы переварить этого человека. Он в очередной раз потоптался по Ё, совершенно не чувствую хоть какую-то вину за свои грешки. По крайней мере так считал сам омега, и выводы, сделанные им совершенно не безосновательны, вспомнить только реакцию на назначение Уля. В свое время Намджун был жесток с Ё, но то было прошлое, а Хосок мудак в настоящем. И да, в таком случае, омега предпочтет палача, нежели свою судьбу. Ким был на удивление хорошим учителем: не торопил, переспрашивал, уточнял. Время за новым занятием пролетело незаметно. Осознание своей смертельной усталости на омегу свалилось только глубоко за полночь. За последняя время его ночная жизнь как-то плавно вернулась к дневной, и, скорее всего, ему снова придется перевернуть свой режим с ног на голову, так как его работа заключается борделе, а он просыпается только с закатом. Решив, не мучать себя и отложить дела, Уль вернулся в свою комнату, чтобы выпить холодного чая и дать своему организму отдохнуть. Он присел в креслице подле кофейного столика, на котором почти всегда стояли свежие цветы, что каждое утро приносил бета. От кого оно Ё не волновала, пожалуй, этим вопросом тот даже не задавался. Приносят и приносят, цветы не кошка, молока не просит. Устроившись как можно удобней, омега уж было приступил к своему последнему напитку за этот день, как в дверь постучали. Уль замер с чашкой и, разочаровано вздохнув, отставил ее. За дверью оказался Зефир, что неуютно переминался с ноги на ноги. В его руках была какая-то коробка, о содержимом которой старшему только предстоит узнать. — Добрый вечер, — неловко поздоровался Бюжо. После всего случившегося, как и рекомендовал Уль, Зефир всё же сходил в медкабинет, где ему приложили лед, дали мазь от ушибов и отпарили восвояси, с пожеланиями быть осторожней. В «Un Sogno» персонал холоден и отстранен. На печали омег им было в большей степени наплевать, собственно частично им за это и платили. Лишний раз никто ни во что не вмешается, а то еще и добавят пару синяков. Первые дни для Зефира в так называемом доме терпимости были мягко сказать тревожными, хотя подобным определением можно вполне себе охарактеризовать всю жизнь омеги. Его папы не стало рано, отец был не ласков. Со смертью мужа альфа запил и ушел в азартные игры. Первое время вроде все шло довольно неплохо, проигрыши и выигрыши были примерно равны, и по бюджету семьи не били, но время шло и все менялось. В конечном итоге отец влез в долги, как это часто и бывает. И как-то очередным проигрышем, в горячке игры, не сумев вовремя пасануть, альфа заложил собственного ребенка. Так шестнадцатилетний Зефир из-под тирании отца попал в руки незнакомца. Какое-то время омегу не трогали, кормили, одевали и просто наблюдали. Но вечно так продолжаться не могло, то, чего так боялся молодой омега, в конечном счете случилось. После этого он несколько часов провел под кипятком, силясь отмыть невидимы следы. Он разодрал кожу до кровоподтеков, и только после того как на руке проступили крапинки крови, его настигла истерика. За постелью этот человек приходил нечасто, но каждый раз для Бюжо был невыносим. Спустя пару лет такой жизни он не на шутку задумался об убийстве, то, что ему бы скорее всего пришлось пойти вслед за своим хозяином, его не волновало, самое главное он, обретет покой. Но, видимо, не суждено было ему замарать руки. Человек, забравший его, видимо, связался не самыми милыми людьми, за что поплатился жизнью. И вот, кажется, желанная свободна, но только вот те самые люди так не считали и записали Зефира, как имущество, спустив с молотка. Момент продажи он не помнит, на этом рабском рынке всех держат в невминозе с – так меньше проблем, и кормить не надо. Его выкупил Юнги. В этот вечер он должен был заключать сделку, и его партнер настоял на этом месте. Подобные заведения в глазах Мина были откровенными притонами, работорговцев тот не уважал, хоть и сам недалеко от них отошел. Когда объявили торги, альфа купил не глядя, дабы побыстрее убраться. Никакой жалости, лишь брезгливость. Сделку он в тот день так и не заключил. С омегой, что по-прежнему не пришел в себя, он прибыл в свой бордель, где планировал отдать его к общим, но вмешался Чонгук. Обычно он в подобное не лез, не его это всё, но, как-то тусуясь в кабинете Хосока, заметил на столе у него дело новенького, из любопытства расспросил о нем. От услышанного его желудок пожелал отчиститься, и в порыве внезапной жалости, дал прошение Юнги, чтоб определить Зефира в гарем, тот поставил подпись не глядя и отмахнулся от младшего. Удивлением для Бюжо стало оказаться в чистом месте, где кормили и не трогали, относились даже хорошо, но на вопросы не отвечали, и лишний раз рта вообще не раскрывали. Единственным человеком, который вышел с ним на диалог, был Уль. Он рассказал ему про это место, объяснил, что теперь он должен делать. Ё по своему обычаю был довольно холоден с Зефиром, только вот тот не считал этого, ему было за радость, что хоть кто-то его заметил. С того момента старший по гарему стал для Бюжо особенным человеком, те малые крупицы внимания, что в редкие дни проявлял Уль, младшим воспринимались чем-то особенным. Спустя какое-то время, Зефир стал замечать, что зависает в присутствии старшего, ловит каждое сказанное слово им, и, когда ему не удавалось увидеть его хотя бы раз в неделю, Бюжо впадал в апатию и терял аппетит. Но стоило всего на секунду просто взглянуть на Ё, жизнь в глазах младшего загоралась вновь, и так по кругу. Сегодня Зефир набрался смелости, чтобы сказать «спасибо» за защиту и наконец выразить… Выразить… Выразить что? — Скорее, ночь, — оглядываясь на окно, поправил его Ё. — Что стряслось? — О ничего, я просто хотел зайти и поблагодарить. — За что? — благодарность в данном заведении огромная редкость, а если и случалась, то приобретала не самые лицеприятные формы. И удивление Уля совершенно понятно, учитывая как ему самому приходилось выказывать свою признательность. — Ну, за… — мямлит младший, силясь подобрать слова. Он протягивает ему принесённую коробку со словами: — Это вам. Там немного «запрещенки», так сказать, пирожные, – уточняет. — Ну, мне пора… — Зефир чувствует себя идиотом. Зачем он пришел? Чтобы поглазеть на старшего? Даже себе он с трудом ответит на этот вопрос. И всё, что сейчас хочет Бюже, это как можно быстрее вернуться к себе, и, наверное, прореветь в подушку, занимаясь в очередной раз самобичеванием. Но быстро удалиться ему не дает старший. — Так, зайди для начала, — Уль принимает из рук коробку, приглашая Зефира внутрь. — Присаживайся, — указывая на кровать, распоряжается Ё. Он ставит пирожные на столик и, налив вторую чашку, передает младшему. Прикинув в голове, что, если сядет обратно в кресло, будет далековато, решает разместиться рядом с Бюжо, что вызывает приступ смущения у второго. — А теперь поподробнее. За что ты там меня благодаришь? — За вчерашнее, — Зефиру неловко, затея прийти к старшему под предлогом сказать спасибо больше не кажется ему такой хорошей. На его лице уже пожар от всей этой ситуации, а, может, это потому, что Уль выглядит просто потрясающе, как и всегда. Усталый вид Ё младший успешно пропускает. Для него этот человек уникальный. Это такая глупость – смотреть на старшего иначе. Всё это как-то неправильно. — Вы заступились за меня, — добавляет Бюжо, пряча взгляд куда-то в кружку. — Я ничего не сделал особого, Фабио истеричка, его давно пора приструнить. Развел не весь что, — буднично вещает Уль. Реакция младшего вызвана скорее тем, что он новенький и ищет хоть какое-то покровительство. И понять его можно, будь у Ё такая возможность в свое время, он бы ей непременно воспользовался. Окинув взглядом своего собеседника, Уль подметил его странный вид, его уже сложно было не заметить. — Ты себя хорошо чувствуешь? — в ответ Зефир вылупился на старшего, будто бы его застигли за чем-то непристойным. — Я… — бормочет под нос Бюжо, оглядывая комнату в желании забиться в какой-нибудь угол. Однако ответ для чего он приперся к старшему, всё же нашелся в его голове. Кажется, Ё для него нечто большее, чем просто заботливый старший по гарему. К такому выводу Зефир приходит, когда он в очередной раз посмотрел в лицо Уля, и его сердце сделало кульбит. — Мне кажется… — слова давались с трудом. Как выразить такие смущающие чувства, когда только от мысли рот каменеет и не даёт возможности что-то воспроизвести? И тогда младший решается на отчаянный шаг. Он целует Уля. Даже не так, просто прикасается к губам напротив и в страхе от осознания, чего он только что натворил, резко отстраняется, пролив на себя немного чая. — Боже, простите, — всё, что может вымолвить Зефир. Он судорожно ставит чашку на столик. — Простите… Простите… — ещё несколько раз извиняется Бюжо и стремглав покидает комнату, оставив в ней замершего Уля. Внезапный поцелуй вывел в прострацию Ё, и тот совсем растерялся и даже как-то не успел выдать хоть какую-то реакцию. В борделе симпатия между омегами хоть и редкое явление, но вполне существующее. Взять только Криса и Фабио, да, те конечно шифровались, но для опытного глаза старшего по гарему не заметить это было даже стыдно. Ему было совершенно плевать, кто там, с кем, чего. Это его совершенно не трогало до этого момента. Осознав, что произошло, Уль вскочил с кровати и, как был с чашкой в руках, поспешил нагнать Зефира, ему требовалось немедленно разобраться в ситуации, как-то она пошатнула его мироустройство. Ё распахнул свою дверь, дабы догнать трусливого воздыхателя, но его планам было не суждено сбыться. На пороге стоял Хосок с занесённой для стука рукой. После случившегося недавно Чон чувствовал себя не в своей тарелке, он явно перегнул с омегой. Да и наговорил херни всякой. Уж кому как не Хосоку знать, что Уль действительно заслуживает эту должность. Столько пережить, остаться в своем уме и закрепить свои позиции – это нужно уметь. И альфа это признаёт, только как-то поздновато. Делов он конечно успел натворить, но, может, ему дадут высказаться. Мысль конечно наивная, но кто не рискует, тот не пьет, а Чон, однозначно, пьет. И вот альфа собрался с мыслями и явился к Ё с повинной. Только он решился постучать, как дверь распахнулась, и перед ним предстал Уль, что был слишком переполошённым для такой тихой, как сегодня, ночи. Хосоку не дали раскрыть даже рта, как ему сразу же прилетело. — Опять ты? — возмущенно восклицал омега, от вида альфы позабыв куда и за кем собирался бежать. — Я что-то неясно тебе сказал? Ты идешь нахуй! — сказав это, омега захлопывает перед обескураженным Чоном дверь. Откровенно говоря, альфа ничего не понял, но направление услышал. Осмотрев свою комнату Уль в сердцах крикнул «блять» и залпом осушил свою чашку чая. Как-то многовато событий для одного дня.