RG+

Фото + песня: http://vk.com/matt_berry?w=wall136866371_4632%2Fall

...К стремительно падающему искушению прилипла улыбка. Пропитанная ночь рвется на клочки... "Оставь на ранах новые раны"... ...Смеюсь, срывая лепестки бабочек. Режущее чувство превосходства Спокойно рассыпается. Пришпорь и оседлай. Прощай, скитающийся человек, ты изжил свое время! Эхо не возвращается... "Toguro". Dir En Grey

Машина едет так быстро, как только это возможно, по почти пустынной трассе. Скоро мы окажемся в Токио. Мои пальцы напряженно сжимают руль. Мысли, не дающие покоя, заполняют сердце противоречиями - я начинаю сомневаться. В каждом слове Асаги, сказанными утром, в собственных действиях и их правильности. Сидящей рядом со мной мужчина, закусивший фалангу пальца, не поворачивает головы - взгляд Аоя устремлен в окно, на проносящийся мимо нас пейзаж. Но мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что он чувствует. И все же, здесь что-то не так. Не может быть, чтобы нас попросили вернуться в Токио, хоть причина и была серьезной, и все же... Зачем Асаги потребовал нашего возвращения? Зная вокалиста уже несколько лет, я мог бы с уверенностью сказать - вампир поступил бы иначе. Он бы не впал в такую панику, которая бы заставила его подвергнуть чужую жизнь опасности. Он не подвергает друзей риску. Никогда и ни за что. Он готов подставиться сам, но никак не закрыться чужой спиной. Эти мысли меня посетили уже в дороге, но возвращаться нет смысла - я и сам не смог бы сидеть сложа руки, зная, что Матсумото попал в беду. И если тут замешана эта женщина, то ждать можно чего угодно. На что способна она, чтобы отомстить Юу? Я чертыхаюсь про себя, стараясь выбросить из головы худшие варианты исхода этой подлости. Нельзя думать о плохом, надо надеяться на лучшее. Мы спасем Таканори. Должны сделать это! Утренний туман, непонятно откуда взявшийся, заставляет меня сбросить скорость - дорога медленно начинает утопать в белых "простынях", теряя свои очертания и становясь опасностью, еще одной, на нашем пути. Это утро слишком жестокое, особенно после того, как прошла моя сегодняшняя ночь... - Почему ты тормозишь? И вот она - еще одна проблема. Я знал, что мне придется сталкиваться с чем-то подобным. Мы на пределе. Но этот вопрос я смогу решить - не время для разборок. Он должен это понимать. - Успокойся. - Жми на газ! - Я сказал - хватит! - рычу я, ударяя по тормозам. Машину грубо дергает, но она все же резко замирает, бросив тело Аоя к панели. Он затихает на пару минут, избежав удара тем, что схватился за ручку над стеклом дверцы, закрывая глаза и поджимая губы. Еще немного - и мы снова сцепимся. - Пожалуйста, Хиде... Этого я ожидал меньше всего, вздрогнув и повернув голову к любовнику, сгорбившемуся и уронившему голову вниз. Он в настоящем отчаянии... А это самый плохой советчик в делах. А еще - оно пробуждает саморазрушение в душе, которое обращается против человека неминуемой гибелью. И прежде чем спасать Руки-сан, я должен для начала вытащить из этого тупика Юу. - Посмотри на меня. Его волосы закрывают собой половину красивого лица. Я не могу разглядеть его глаз, уловить эмоции в черных колодцах. Он продолжает сидеть неподвижно, проигнорировав мою просьбу. А ждать, когда этот упрямец решит подчиниться мне, некогда. Поэтому я подаюсь навстречу мужчине, хватая его за одежду на груди и резко дергая на себя, заставив поднять ко мне взгляд, в котором застыли слезы. И злость на него мгновенно испаряется при виде потерянных черных глубин. - Юу... - Я не прощу себя, если с ними что-то случится... Ты понимаешь? Это все из-за меня. Я виноват... Я не знаю, что сказать ему. Не могу найти верных слов. Эти душевные муки, угрызение совести и даже едкий страх - пронзают и меня тоже. И я крепко обнимаю гитариста, вынуждая его прильнуть к моей груди, прижимаюсь губами к его виску, запустив пальцы в темные волосы. - Успокойся. Я уверен, с ним все хорошо. Его не тронут... Аой только тихо выдыхает мне в плечо, крепче закрывая глаза. Давай, черный кот, приходи в себя. Ты должен быть сильным. Ты ведь всегда такой стойкий! Мне нужна твоя уверенность и непоколебимость. - Я знаю, что ты чувствуешь. Но давай не будем делать глупостей, хорошо? Легкий кивок не дает мне спокойствия, но я все же выпускаю мужчину из своих рук, возвращая его на место и вновь откидываясь на спинку сидения, чтобы после опустить руки на руль и тронуться с места. Я не знаю, как правильно утешать. И что нужно делать в таких ситуациях. Все, что мы сейчас можем - ехать в сторону Токио по туману. Чувство беспомощности вгрызается в мозг и сердце скользкой гадюкой. Салон машины наполняет сигаретный дым со стороны моего любовника, и я, чувствуя, что тоже не в силах унять дрожь, тянусь к пачке его сигарет, не отводя взгляда от размытой дороги. - Возьми мою. Он продевает фильтр между моими пальцами, сам закуривая новую сигарету. - Мне кажется, мы едем прямиком в капкан. Эта фраза заставляет Аоя замереть, а я тут же делаю глубокую затяжку, думая о том, можно ли мне было говорить это. Гитарист же медленно выпрямляется, бросая зажигалку в бардачок и прикрывая глаза. - Значит, тебе тоже. - Тоже? - У меня после звонка Асаги... такое же ощущение. Твой вокалист намного умнее, он бы... ничего не сказал об этом. Я поджимаю губы. Значит, не я один думаю о том, что поведение Асаги было странным. Аой тоже заметил. Он понимает, что здесь какой-то подвох, чувствует это, как кошка - опасность. - Но, даже если это ловушка, я не мог не поехать. - Да... я знаю. Юу закрывает глаза ладонью. - К тому же... у меня плохое предчувствие. Все внутри застыло... Не знаю, как объяснить, это словно связь между нами - когда кому-то из нас плохо, это передается и остальным участникам группы. Словно вибрация по струне. Дерни одну - почувствуем все. Потому что все эти струны... - Держит в руке Матсумото-сан. Аой поворачивает ко мне лицо, отводя в сторону сигарету. - Верно. Ру-сан странный. И связь наша странная. Будто эта струна... действительно существует, вставлена в меня на самом деле. Иногда я даже чувствую ее натяжение в груди. - Это нормально. - Но вибрация в моем сердце усиливается! Ничего не нормально, ничего не в порядке! Я слышу звон струн! Что-то случилось... Я стараюсь не превысить скорость после этих слов. Резонанс душ - вещь очень сильная. И всегда безошибочная. Черт! Это очень плохо... Ком подкатывает к горлу. И я отвлекаюсь на секунду, чтобы найти бутылку воды, которую положил рядом с коробкой передач. - Хиде! Я дергаюсь на месте от вскрика, только теперь замечая тень на дороге. Резкий удар по тормозам заставляет шины жалобно взвизгнуть, а вывернутый мною руль бросает машину в сторону, предотвращая трагедию, которая могла лишить человека жизни. Автомобиль заносит, но мы чудом не врезаемся в ограждение, останавливаясь в паре сантиметров от него, и все вокруг на какое-то время затихает. А после Аой не выдерживает - его терпению приходит конец. Его нервы и без того были на пределе, так что музыкант резко распахивает дверцу и выскакивает на улицу, направившись к виновнику нашей экстренной остановки. - Юу, стой! Не надо! - я вырываюсь в морозное утро следом, но гитарист уже подлетает к человеку на трассе, не обращая внимания на мой зов. - Сукин ты сын, ты куда идешь?! - Аой хватает мужчину за одежду, стремясь хорошенько встряхнуть его, но тут же застывает на месте, словно кто-то нажал на паузу. И со мной, едва я подбегаю к обоим фигурам, происходит то же самое. Потому что лицо перед нами... - Тэтсуя! Где ты был, твою мать, что с Таканори?! - рычит Юу, все же тряхнув гримера, за спиной которого я замечаю массивный драконий байк. - Почему ты не был с ним?! - И тебе доброе. У меня были дела, красавчик, - пальцы стилиста медленно смыкаются на запястье музыканта, и тот вздрагивает от боли, когда под ладонью мужчины слышится хруст костей. Но он лишь отводит схватившую его руку в сторону от своего излюбленного плаща. - Кстати, они были по твоей проблеме, неблагодарный музыкантишка. Так что заткнись и отойди. - Мы могли сбить тебя! - не выдерживаю я хамства этого человека, оказываясь рядом с мужчинами и опуская свою ладонь поверх ладони Тэта. - Отпусти, ты сломаешь ему руку. И Тэтсуя, хохотнув, разжимает пальцы, позволяя Аою вырвать кисть из стальной хватки. - Ну и сбили бы, какая разница? - Тэтсуя! - Да-да, я в курсе - ублюдок, скотина, мерзавец... что-то новенькое придумали? - Что ты тут делаешь? - прерываю я Аоя, который хотел было выплеснуть в лицо мужчине еще парочку нецензурных словечек, пододвигая гитариста к себе. - За вами поехал. Асаги сказал, что вы наверняка сорветесь, если увидите новости, и примчитесь в Токио несмотря на запреты. Мы с Аоем тут же переглядываемся. Асаги сказал?.. Понимание приходит внезапно, слишком резко... Так, что это вгоняет в шок обоих. Асаги действительно был против! - Разве он не звонил мне утром? - Кто? Вампиреныш? - Тэтсуя вздергивает бровь. - Нет, конечно. Он был занят тем, что объезжал больницы в поисках Мышки. - Тогда кто нам звонил... Гример лишь широко и хищно улыбается. Его губы раскрываются, обнажая белые клыки, а фиалковый взгляд загорается жаждой крови и жестокостью, смешанными с восторгом и предвкушением чего-то захватывающего. Он точно знает, что происходит! - Скажи нам! - Он появился... - почти шепотом, похожим на змеиное шипение. От этого нам только сильнее становится не по себе. Внутри просто все обрывается, подпуская неприятную тошноту к горлу. Теперь и я слышу... Слышу звон этих струн! - Что?.. Кто появился? Тэтсуя, что происходит?! - кричит Аой, подаваясь навстречу, но я все же удерживаю мужчину возле себя, не желая, чтобы он натворил глупостей и вывел стилиста из равновесия. Черт... как же паршиво... Как паршиво внутри! Впрочем, мои труды были напрасны - Тэт сам подходит к нам, наклоняясь ниже к охваченному паникой гитаристу. И мне кажется, что он готов оторвать голову моему любовнику - просто так, чтобы повеселиться... - Он... Противник, которого я так долго ждал... Достойный противник. Он здесь, в Японии. Мы невольно делаем шаг назад от мужчины, чей тихий смех, столь неуместный сейчас, становится все громче и безумнее. Он наполняет собой пустую трассу, заставляя сердца сжиматься в груди... И гадюка за клеткой ребер вонзает в бьющийся комок мышц свои отравленные длинные клыки. Противник? Что это значит?.. *** Душераздирающие крики, отдающиеся эхом от пустых бетонных стен, наполняли комнату настолько пронизывающим все тело ужасом, что его можно сравнить с животным. Эти крики, нарушившие покой этого места, могли свести с ума любого, кто оказался бы тут по случайности или же намеренно. Звон цепей и глухие удары о серую гладь - еще одни звуки, смешанные с безумием голосовых связок - делали эту комнату похожей на пыточный подвал времен средневековья. Но завершением этой картины Ада стали двое людей у одной из стен небольшого помещения. Один из них бился на полу всем телом, выгибаясь и падая обратно на твердую холодную поверхность, охваченный муками, еще не известными ранее людям. Его запястья изрезаны и стерты в кровь пленом стали, что замерла вокруг них жесткими обручами, соединенными меж собой цепью, переброшенной через железную трубу рядом с мужчиной. Это он так ужасно кричит, корчась на полу от невыносимой боли, которую можно сравнить с очень тонкими зазубренными иглами, вонзающимися в каждый миллиметр сетки нервов под кожей. Каблуки его туфель скребут по полу, словно пытаясь отодвинуться, хоть как-то отползти в сторону от своего палача, но цепь не пускает мужчину, с противными скрежетом царапая железный полый прут. Женщину, склонившуюся над страдающим, не волнует ни его состояние, ни его пронзительный голос, раздирающий горло, словно когти озверевшего хищника. Она просто удерживает на месте голову мужчины, сжимая ладонями его виски и сидя верхом на извивающимся на бетонной поверхности человеке, взгляд которого из-за широко распахнутых век стекленеет. Темные озера радужек то мечутся по сторонам, ударяясь об уголки разреза глаз, то застывают на месте, позволяя чернильным зрачкам растекаться по темным блюдцам. Мужчине кажется, что эта пытка продолжается уже несколько дней, хотя на самом деле - всего двадцать минут. Но эти минуты поистине ужасны для пленника, который не может остановить мечущееся тело и оглушающих криков. Пока что-то не заставляет женщину вскрикнуть тоже и резко отстраниться, падая на пол рядом с прикованным, схватившись рукой за голову. И вокалист The Gazette, ощутив остановку, наконец затихает. Только резкое рваное дыхание распространяет шум по помещению. Судорожное... громкое... сбивчивое. - Женщина в стразах... - шепчут изумленно губы ведьмы, и ее глаза вспыхивают яростью. Она не может пробить защиту. - Я все равно сломаю тебя! Она бросается обратно к мужчине, потянув к нему свои руки вновь, но новый незнакомый голос прерывает мучительницу. - Хватит. Ты убьешь его. Ведьма вздрагивает, наконец понимая, что делает. Она смотрит на бледное лицо, искаженное болью, покрытое блестящей влагой, замечает тонкую ленту крови из уголка раскрытых губ, хватающих собой воздух, и тут же склоняется к мужчине, принимаясь стирать пальцами алую жидкость. - Прости... прости, Руки! Я увлеклась... Вокалист не реагирует ни на что, дрожа всем телом и продолжая сбивчиво глотать порции накаленного кислорода. Его пальцы, сжимающиеся на трубе, затекли и задеревенели, он не может их разжать, продолжая до белизны кожи впиваться в ржавое железо ладонями. Пряди его волос прилипли к лицу, склеиваясь вместе каплями пота. - Извини, Ру... Но ты же должен меня понимать! Разве ты сам никогда не стремился получить что-то, что пленяло тебя? Что вызывало в твоей груди восхищение? - Оставь его. Тебе бы пора вспомнить о своей цели, так что иди займись делом. Ведьма раздраженно фыркает, поворачивая голову к мужчине, вошедшему в комнату без стука и замершему у дверей. - Сама знаю! Но... - Продолжишь - и его сердце остановится, не выдержав болевого шока. Ты забываешь, что он всего лишь человек. И палачу приходится согласиться со своим спутником, признавая правоту его слов. Она нехотя отстраняется от музыканта, все еще охваченного лихорадочной судорогой, и небрежно поправляет волосы и одежду, бросая последний долгий взгляд на свою жертву. - Мы обязательно продолжим позже, Ру-сан... Обещаю, я вернусь как можно скорее, поэтому, подожди меня, хорошо? Мужчина возле дверей лишь усмехается на этих словах, вновь вызывая раздражение женщины, которая, переводя на вошедшего голубые осколки неба, в которых блестит предупреждение, открывает двери. - Тронешь его... - Я знаю. Ничего я с ним не сделаю, успокойся и проваливай. И ведьма, дернув губой в презрении, покидает пустую комнату. Гость провожает ее взглядом, скрытым под черными блестящими стеклами солнцезащитных очков, решая подарить свое внимание "гостю", когда хрупкая фигурка скроется из виду. - Яре-яре... какая гордая. Что скажешь, Матсумото Таканори? Мужчина поворачивает голову к пленнику, с улыбкой проведя указательным пальцем по своим губам, и, отклонившись от стены, подходит к обессиленному человеку, опускаясь перед ним на колено. - Ах да, навряд ли ты сможешь ответить мне сейчас. Да и услышать тоже. В твоих красивых глазах не отражается ничего, кроме боли. Досадно... Рука в перчатке касается щеки вокалиста, он поворачивает бледное лицо к себе, но взгляд пленника не фиксируется на чужом лице, заволоченный туманом страданий. - Я восхищен. Такой сильный... Теперь я понимаю, почему Тэтсуя остается в этом мире - здесь еще остались люди, способные развеять скуку демона. Не знаю, надолго ли хватит тебя, но мне не хочется, чтобы ты подох тут от того, что эта милая девочка не знает меру в своем интересе. Не скажу, что мне очень нравятся методы и убеждения этой прекрасной губительницы душ. Я бы сделал это аккуратнее, со всей тщательностью, но более гуманно. С таким экземпляром, как ты, надо обращаться бережно и нежно, чтобы трещины не покрыли фарфоровое лицо редкой куклы. Увы, моя подопечная не в силах освоить более деликатных способов получения информации. А мне тебя уже не отдаст, к сожалению... Пленник не понимает ничего из глухих смытых фраз, не достигающих его сознания из-за шума в ушах и шока нервных окончаний, он пытается хотя бы поймать взглядом лицо, дергано дыша и даже не говоря ни слова своему надзирателю. Его глаза вот-вот закроются, чтобы бросить хозяина в спасительную тьму, где он не будет чувствовать этих мук, не будет сжиматься под пыткой и ощущать на себе чужие руки. Он уже хочет этого, но все еще пытается удержаться на грани сна. Чтобы понять, что за человек сейчас говорит с ним, о чем говорит. Потому что инстинктивно чувствует, что это поможет ему найти выход. - Ты хочешь узнать, кто я? Не трудись, ты не в состоянии. Но... я тут, чтобы перевязать твою открывшуюся вновь рану. А еще - я твоя замена на время плена. Пить хочешь? Нет, он все равно не может расслышать чужого голоса... И не может сопротивляться, когда незнакомец, усмехаясь беспомощности вокалиста, заставляет его приподняться с пола, прижимая горлышко бутылки с водой к искусанным губам. И Матсумото кажется, что ничего мягче и приятнее воды на свете не существует. Ничего лучше просто нет. Она проливается в горло прохладой и нежностью, утоляя жажду и немного успокаивая надорванные связки. Впрочем, едва бутылка опустошается до половины, горлышко вновь отстраняется, и вокалист вздрагивает в чужих руках от того, что остатки воды выплескивается на его лицо и шею, пробегаясь струйками к испачканному вороту рубашки и впитываясь в ее и пиджака ткань. А после еще одна порция жидкости ударяет по содранным запястьям и ране на боку, и музыкант, распахнувший вновь невидящие глаза от совсем слабой и легкой, но все же боли, больше похожей на пощипывание, наконец теряет сознание, тряпичной куклой повиснув на локте незнакомца и безвольно роняя голову назад - нервы стали слишком чувствительными после адской пытки, слишком уязвимыми. И даже пощечина способна была выбросить жертву в непроглядную тьму. Оно и к лучшему. Взгляд мужчины в очках ловит собой стекающие по горлу капли к ключицам спящего, и он не удерживается от вольного жеста, склонившись к вокалисту и коснувшись кончиком языка гладкой кожи. Оставив влажную дорожку от ямочки между красиво очерченными ключицами до подбородка, обведя выгнутую из-за откинутой головы линию горла, он закрывает глаза, чтобы в полной мере оценить вкус тела их пленника. Будоражащий и крепкий, словно хорошо выдержанный виноградный напиток, заставляющий даже самых стойких пьянеть в один лишь миг. И незнакомец тоже пьян, охвачен чужими запахом и вкусом, чужой силой воли и горячим сердцем. Это возбуждает сильнее самого откровенного женского танца, но стоит подождать немного, придержать себя - еще не время. Он обязательно оценит прелести гибкого тела, когда оно будет в состоянии вновь самостоятельно держаться на ногах. А пока... - Не бойся. Я прослежу, чтобы ты выжил...