RG+

Фото + песня: http://vk.com/matt_berry?w=wall136866371_5491

...Непрерывно жаждой переполняешься, что никогда ты утолить не в силах. Еще немного, и... облик человеческий вернулся. Боль в сердце заглушая, ты заблуждаешься, и это заблуждение может убить тебя. Хватит печали предаваться, напоследок улыбнуться хочу Только тебе. Дышать продолжай. Вещь необходимая, этот внешний облик. Внутри сжимаясь от страха, Одни и те же ошибки повторяем. И то, что обещали мы друг другу, подходит к завершению, и снова ошибки свои мы повторяем... "Lust For Blood". Gackt

Двери распахиваются довольно резко, но персонал больницы уже привык к подобным появлениям их посетителей. Кроме того, столь грубое проникновение в широкий холл дает условный знак мозгу работникам в белых халатах, вызывая мгновенную реакцию на шум - ворвавшийся в здание явно жаловался не на простуду. Медсестра, дежурившая в это время за столом регистратуры, мгновенно подскакивает с места, находя глазами нарушителя спокойствия, и, с одного лишь взгляда отметив серьезность положения, хватает телефонную трубку еще до того, как мужчина в сером успевает добраться до нее. - Носилки в холл, срочно! А после она покидает свое место и бросается навстречу посетителю, прекрасно понимая, что терять времени нельзя. И уже через пару минут не успевшая проснуться после долгой ночи больница наполняется характерными тревожными звуками. Носилки и врачи появляются словно из ниоткуда рядом с пострадавшими, и едва музыкант передается из рук стилиста в руки медиков, судьба его тоже перекладывается на чужие плечи, отчего самого стилиста отстраняют от дальнейших событий. Он может лишь проводить взглядом каталку и спешащих к широким дверям операционной людей, прекрасно понимая и сам, что только они способны совершить чудо. - А теперь дайте мне осмотреть ваши раны. Тэтсуя отводит глаза от загоревшейся таблички с надписью: "Не входить, идет операция!" - и встречается ими с лицом девушки в белом, на котором нет ни малейших следов паники или беспокойства. Лишь профессиональная твердость и опыт. - Не нужно, я в полном порядке. - Операция займет какое-то время, все равно придется ждать. К тому же, я не могу оставить вас без внимания - это мой долг. Поэтому, прошу вас, пройдите в перевязочную. - Вот как, - мужчина усмехается, вновь оглядывая упрямую собеседницу, и решает, что будет лучше не спорить с ней в этом пропахшем лекарствами месте. Поэтому, еще раз обернувшись к операционной, за дверями которой несколько человек спасают жизнь своему соотечественнику, он все же делает шаг в указанном ему направлении, проходя мимо готовой оказать ему помощь медсестры и оставляя за собой шлейф тонких ароматов сливы и пламени, такие не сочетаемые, но такие четкие, что можно поразиться стойкости и соблазну этих запахов. - Что с вами случилось? - Попали в аварию. Какой-то в стельку пьяный урод сбил наш мотоцикл, выскочив на встречную полосу, - спокойно и легко поясняет стилист, скидывая с себя изорванный серый плащ, который после отправляется на мягкую лавку, а через пару мгновений там же оказываются пиджак и жилет, все пропитанные запекшейся грязной кровью. - Вы запомнили номер? Я могу вызвать полицию. - Не нужно. Столкновение было мгновенным. Я даже марку машины не разглядел. Тэтсуя опускается на стул напротив медсестры, бесцветно наблюдая за тем, как она готовит бинты и лекарства к перевязке, и неторопливо расстегивая пуговицы все еще охватывающей его тело рубашки. - Судя по вашему психическому состоянию, вы легко отделались, в отличие от вашего друга, - медсестра возвращается к мужчине с готовыми к перевязке вещами, лишь на миг замявшись от брошенного на нее насмешливого взгляда. - Снимите рубашку, пожалуйста. - Легко отделался, - мужчина усмехается, растягивая губы в широкой хищной улыбке, отчего девушка непроизвольно вздрагивает. - Действительно, я настоящий везунчик. Тонкая белая ткань с багровыми пятнами наконец соскальзывает с плеч мужчины, и поднявшаяся к красивому лицу рука пациента, уже не скрытая манжетом, заставляет женщину со вскриком отшатнуться от него, когда ее взгляду предстает ровный разрез, отделивший кисть от запястья... Кроме того, беглый осмотр истерзанного, исполосованного ранами тела выводит итог в ее голове незамедлительно - летальный исход при столкновении был гарантирован. - Это... невозможно! Как вы вообще можете двигаться с такими... Вы должны были умереть мгновенно на месте аварии! - О, очень просто! Смотрите, - Тэтсуя с лучезарной улыбкой поднимается со своего стула, делая шаг навстречу ошарашенному медику, отчего разорванные края кожи и мышц вновь открываются, являя взгляду медсестры внутренние органы и часть белых ребер. - Ну, немного неудобно, признаю - я не привык к "сквознякам" в собственном теле. Еще один шаг навстречу, и пятящаяся назад девушка натыкается на стоящий за ее спиной стол, отчего не может уклониться от потянувшейся к ней руки без кисти, что ложится запястьем на ее напудренную щеку. - Ну так, вы поможете мне? - Вы... я... - Спасите меня... - тихо просит мужчина, и гладкая кость прочерчивает розовую линию на побледневшей коже. - Видите, как быстро бьется мое сердце? Я не хочу умирать, поэтому, прошу вас... Тэтсуя проталкивает пальцы в рану на своей груди, чтобы раскрыть ее и показать девушке ровно сокращающийся комок мышц. Дама теряет сознание мгновенно, с глухим стуком рухнув на холодный пол - защитный механизм организма делает свое дело как всегда исправно и точно, как отлаженный механизм часов. Впрочем, Тэтсую ничуть не заботит ни состояние медика, ни то, какие повреждения она получила при падении, замерев возле его ног недвижной статуэткой. - Эй, а как же ваш врачебный долг? - наигранно-испуганно воскликает демон, потянув целую руку к столу. - Вы ведь давали клятву спасать людские жизни! Ах, точно... вы не виноваты. Я же не человек, так что все верно - на меня ваш "долг" не распространяется, вы уж извините, что не предупредил раньше. Демон покидает перевязочную лишь спустя какое-то время, справившись с бинтами в одиночку и вновь натянув на себя рубашку с жилетом. Плащ и пиджак остались без внимания, замирая складками ткани на согнутом локте мужчины, заботливо тихо прикрывшего двери комнаты, чтобы не разбудить переутомившуюся за время трудного дежурства девушку. Табличка над операционной так и не потухла... - Какая глупость, - тихо и с презрением выплевывает он эти слова, опустившись на скамейку у широких дверей. Тонкие дуги бровей непроизвольно сдвигаются в гневном жесте, а губы сжимаются в кривую тонкую линию. Фиалковый взгляд медленно темнеет, остановленный где-то на одной точке на полу. - Глупость... - Простите? Вмешавшийся в раздумья голос заставляет падшего отвлечься от воспоминаний и обратить взгляд на вышедшего из операционной человека. - Да? - Какая у вас группа крови? Необходимо переливание. - Группа крови... да? - он какое-то время безучастно смотрит на скрытое больничной маской лицо, словно не понимает, о чем идет речь. А после в зрачках мужчины вспыхивают нехорошие огоньки, и выразительные губы вновь растягиваются в широкой улыбке, и это заставляет ассистента врача поежиться. Нехорошее предчувствие, поселившееся в теле медика, вынуждает задуматься о том, стоило ли ему вообще заговаривать с этим странным мужчиной. Он с подозрением оглядывает гибкое тело ожидающего, замечает кровь на серых одеждах и тут же отодвигает возможного донора от участия в операции. - Извините, вы тоже ранены, так что... - Это не моя кровь. Вам нужен донор, я верно понял? - Тэтсуя поднимается с места, бросая плащ на лавку. - В таком случае, лучшего в этом мире вы просто не найдете. - Какая группа? - Я сказал... - Тэтсуя делает шаг навстречу, и его глаза на миг меняют фиалковый цвет на желтый. - Что я подойду на эту роль. И ты согласился, я ведь прав? - Вы... отлично подходите на эту роль... - бездумно и монотонно повторяет ассистент, смотря в хищные глаза с вертикальными зрачками, не моргая. - И моя группа крови? - У вас первая группа крови... - Умница. А теперь проводи меня к этому глупому смертному, и поскорее. Работающие у кровати приборы тихонько разносят по палате свой мерзкий однотонный писк, лишь портя тем наступившую тишину. Стоящий у окна мужчина, скрывающий отсутствие кисти одной руки тем, что держит на локте свой изорванный плащ, неотрывно смотрит в окно, не одарив даже быстрым взглядом пережившего операцию человека позади себя. Отдернутые занавески впускают в темноту комнаты лишь тусклый свет уличных фонарей и фар проезжающих по широкой дороге машин, гул которых почти не различим сквозь двойное стекло. Это спокойствие, кажущееся таким чужим после пережитых событий, так благотворно влияет на работу мозга, что тот продолжает беспрепятственно мучить своего владельца, несмотря на то, что подвергался он его пыткам крайне редко... - Зачем ты сделал это? Человек на кровати вздрагивает не только от неожиданности - он не думал, что демон сразу заметит его пробуждение - но и от холода его тона, пробирающего душу. Притвориться спящим уже не получится. Мана обводит мутным взглядом стройную фигуру у окна, остающуюся неподвижной, словно мраморная статуя. - Я... не знаю... - Где были твои мозги, когда ты совершал эту глупость? Натиск его слов, подобно каменной глыбе, опускается на грудь с удушающим эффектом, и гитарист отводит взгляд в сторону, сжимая слабыми пальцами накрывшие его тело простыни. - Прости... я действительно сделал это... бездумно. Молчание вновь застывает в воздухе упреком, и Мане становится трудно дышать от зависшей здесь атмосферы гнева и безразличия. Тишина рассеивается вновь лишь после мучительной паузы, когда гитарист оказывается не в силах вынести это испытание. - Как ты себя чувствуешь? Мужчина поднимает руку к своему лицу, находя пальцами трубки, перечеркнувшие его щеки, и вновь вздрагивает, когда не ощущает должной тяжести в мышцах. Он понимает, что не нуждается и в поддержке приборов у его кровати, но не решается выдернуть из вены иглу, соединяющую его руку с капельницей. - Это странно, но... все хорошо, - тихо выдыхает он, уперев ладонь в больничный матрац и медленно приподнявшись с кровати. - Тэтсуя, раньше я тоже попадал в больницу, однако... Мана запинается, потому что демон у окна наконец поворачивает к нему лицо, и хищный оскал, призванный быть улыбкой и открывший взору белые острые клыки, вкупе со зловещим блеском фиалковых глаз, вызывает где-то под ребрами странный холодок, заставивший сердце тревожно вздрогнуть. - Тэтсуя... - В твоих венах моя кровь. Это заявление ставит гитариста в тупик, он распахивает глаза, не веря в возможность такого исхода событий. Но легкость в движениях и отсутствие какой-либо боли принуждают человека поверить в правдивость слов падшего. Мана роняет голову на свою ладонь, нервно сглотнув и закрыв глаза. - У меня нулевая... - Не важно, какая у тебя группа крови. - Ты был ранен! - Я не какой-то там жалкий человечешка, чтобы подохнуть от простой потери крови. Только ваше тело настолько слабо, что способов убить вас - тысячи. - Тэтсуя, я... Гитарист не успевает заметить, как гример успел преодолеть расстояние от окна до его кровати, он просто находит его рядом с собой, когда решается вновь поднять голову. - Ты будешь жить. Вот и все, что тебе нужно знать. Нарастающий в душе шторм из эмоций и вопросов приводят выжившего к весьма печальному итогу - лидер демонической рок-группы теряет маску красивой фарфоровой куклы, и на его воспаленных веках, вопреки сильному характеру и стойкости, проступает предательская соленая влага, уже так давно не навещавшая его - наверное, со смерти Ками. Тогда он плакал в последний раз, так? Накопленная за годы горечь, поднявшаяся из живота к горлу и коснувшаяся языка, остается неприятным привкусом во рту. - Я мешаю тебе? Этот вопрос совсем тихим шелестом срывается с губ, затыкая пытающийся выбраться наружу плач. И несколько бесконечных минут он лишь ждет ответа, как приговора ждет преступник, виновный в самых тяжких преступлениях, сжимаясь под пристальным взглядом стилиста все сильнее... пока наконец не оказывается одаренным бархатным колебанием голосовых связок своего палача вновь, пусть и коротким. - Нет. Демон касается пальцами теплой щеки музыканта, тем самым заставляя его вновь поднять к нему бледное лицо. И Мана тянет руки к существу перед ним совершенно неосознанно, цепляясь пальцами за потрепанный ворот серой жилетки. И Тэтсуя поддается этим рукам, с усмешкой опустившись на край больничной койки, позволяя этому глупому смертному податься ближе и ткнуться лбом в его ключицу, спрятать лицо за темными волосами. - Тэтсуя, я испугался. Я испугался того, что ты... - Что я бы проиграл этому зазнавшемуся сопляку и дал бы ему порубить себя на кусочки? За кого ты меня принимаешь? - Прости. Демон лишь смеется, так, как обычно смеются над глупцами или детьми. Но в этом смехе уже нет того жуткого льда и резкости, которые сдавливали тисками легкие. - Защищать демона - верх идиотизма. Когда смертный закрывает собой бессмертного - это смешно. И ты все еще продолжаешь просить прощения, даже после того, как узнал, что я осквернил твое тело своей кровью. Я действительно не понимаю людей. - Я был осквернен еще раньше, когда просил тебя разделить со мной постель. Так что поздно спохватываться. - Действительно. - К тому же... Ты спас меня. Я ведь должен был умереть, верно? Даже если бы они взяли кровь другого человека... - Верно, ты бы не выжил. Спокойно, но уверенно. Мана действительно умирал на операционном столе. И даже чужая кровь не спасла бы угасающую жизнь. Что же насчет крови демона... Если именно она имеет свойство затягивать его раны, значит... - Живой, но оскверненный, или мертвый, но чистый. По-моему, выбор очевиден. - Люди боятся умирать. - Тэтсуя? - Чего тебе? Гитарист медленно отклоняется, поднимая голову с крепкого плеча к лицу сидящего так близко к нему мужнины, и темный взгляд вновь встречается с фиалковым - насмешливым, надменным, самоуверенным и непоколебимым. Но именно поэтому он остается таким вот красивым, нечеловечески завораживающим. Он будто вытягивает из тебя душу, делает тебя своим пленником - Мана почти ощущает железный ошейник на своем горле и тяжелые кандалы на руках и ногах. Но вместо того, чтобы ужаснуться этому, он утопает в наслаждении - музыканту слишком нравится быть плененным и беззащитным, он слишком сильно хочет власти этих грубых красивых рук. И демоническая кровь в его теле начинает закипать в бесконечном голоде по жестоким ласкам его нечаянного любовника. Это ли называется падением? - Пока я еще не надоел тебе... - Вот как? Длинные пальцы зарываются в волосы гитариста, медленно сжимаясь на мягких прядях, натягивая их до острой, но терпимой боли, и насильно заставляют откинуть голову назад. Слишком сладкий стон, недопустимый и неприемлемый, срывается с раскрывшихся губ музыканта, сбившегося с ровного дыхания в тот же миг. - Ты должен быть послушным мальчиком и делать только то, что я тебе говорю. Сегодня ты поступил в точности наоборот. - Пожалуйста... я исправлюсь... Тихий смешок ударяется в плавный изгиб горла, опаляя кожу невесомым толчком, вырывая новый жалобный всхлип у пленника, который, как глупая мошка, попался и увяз в липких сетях ядовитого паука. И чем больше он бьется, тем сильнее приклеивается к белесым нитям, тем крепче они обвиваются вокруг его тела. - Люди так часто говорят это. - Тэ... - Хорошо. Давай проверим верность этих заученных человечеством строк, когда твое тело окончательно восстановится. А пока будет достаточно и этого... Жадные, подчиняющие себе губы накрывают чужие, призывно раскрытые и готовые ответить на ласку, и даже пробирающийся потихоньку в комнату золотой лучик не может привлечь к себе внимания увлеченных друг другом мужчин, один из которых, казалось, только что продал свою душу Дьяволу... - Манабу Сато, ты проклят. - Вот как... звучит интересно. Наконец-то он наступил... Рассвет.