Мандрагоровые сказания

Знание тинктур, магических составляющих и их свойств всегда полезно при изучении арканов, а в этом вопросе равных Филиппе Эйльхарт было немного. Филиппа обманула всех. Но только не ее. Дева из Аэдирна перевернула страницу, а следом — песочные часы. Песка в них было ровно на час. Тихий, едва заметный стук заставил светловолосую гурию обернуться и захлопнуть книгу, затем настороженно подойти и изучить пришельца в специальную щелку. Филиппа просила никому не доверять и никого не впускать. Или приказывала? Чародейку шатало. Ощущение холодного и остро отточенного металла близ яременной ямочки не отпускало, слабость и кровопотеря подгибали колени, заставляли мелко дрожать руки. Липкие ладони чего-то похожего на страх были повсюду — оглаживали внутреннюю сторону бедер, проходились по выступающим ребрам, талии, скручиваясь тугим, ледяным комом внизу живота. «Глупости, — одернула себя госпожа Эйльхарт, выпрямляясь и расправляя плечи. — Чародейки не боятся». Однако же Радовид постарался — от гордой красоты, царственной осанки и твердого разворота плеч не осталось и следа — только ярость и жажда отмщения позволили чародейке почувствовать тень былой власти. Но шататься она все-таки перестала. Саскиа отворила дверь немедля, развернула к себе лицом Филиппу, едва держащуюся на ногах и гримаса ненависти исказила прекрасное лицо Драконоубийцы. В тот момент она поклялась себе, что кто бы это не сделал — он поплатится. Почувствовав на себе руки любовницы, госпожа Эйльхарт ухмыльнулась и потеряла сознание. Тех сил, что она скопила при побеге под надзором беличьего командира, хватило на самую малость. Подхватив едва весомое — руки, привычные к мечу, веса чародейки попросту не заметили — тело, воительница вошла в дом, который домом можно было назвать с большой натяжкой, прикрыв за собой дверь поплотнее, уложила госпожу Эйльхарт на ложе и занялась ранами. Песчинки в часах, казалось, летят наперегонки. Филиппа любила власть. Все остальное считала иллюзорным — «короли умирают, королевства распадаются, а магия живет». Вот она и стремилась силой своей магии проложить дорогу амбициям. Да только на каждой дороге есть свои повороты — И Эйльхарт свернула явно не туда. И оказалась в опале. Многие позже считали, что эта любовь была вызвана заклинанием, и лишь Саскиа знала, что это ложь. Увидев эту женщину и поговорив с ней, равнодушным не остаешься — ее ненавидели, ее проклинали, ее боготворили, ею восхищались, перед ней склонялись. Вот и Драконоубийца не устояла — она полюбила. Филиппа любила власть. А женщины ей просто нравились. И Дева из Аэдирна решила дать ей то, что она любит больше всего — чтобы у той появилось время обратить внимание на что-то еще. Но, видимо, сверху рассудили иначе. И сейчас Саскиа сделает все, чтобы дать любимой накопить немного сил и скрыться — до тех пор, пока она не сочтет нужным вынырнуть из небытия и продолжить борьбу. Уж в этом сомневаться не приходилось. Песок тонкой, но неуловимо быстрой струей стекал вниз. Вместе с песком иссякало и спокойствие, ведь то, к чему Филиппа ее готовила, вот-вот начнется. Не хотелось уходить не попрощавшись. Тонкая рука госпожи Эйльхарт метнулась к лицу, ощупывая повязку на месте двух уродливых провалов. Пора было начинать привыкать к вечной темноте — пока эльф и ведьмак «конвоировали» ее, свыкаться с этой мыслью не было ни желания, ни необходимости. Сейчас же это страшило. Руку на полпути перехватила другая рука — теплая, уверенная, пахнущая персиком. Странно было ощущать все эти обострившиеся чувства, заменяющие потерянные глаза: аромат персика настойчиво, но мягко бил в ноздри, слегка сбившееся от горечи дыхание билось в ушах, хотя Эйльхарт готова была поклясться — ее Дева сидит на порядочном расстоянии. Сразу за этим пришло другое ощущение, даже понимание — она не чувствует боли. Филиппу будто окатили ледяной водой — она была благодарна за заботу, но уж слишком редко чародейка была к кому-то искренне благодарной и уже успела забыть, каково испытывать такой спектр чувств не в рамках постели. Уже и сама магесса усомнилась — а только ли магия заставляет поступать Драконоубийцу так, или нечто большее? Чародейка села на ложе, заново обучаясь ориентироваться в пространстве. Почувствовала, как Саскиа рядом встала, угадала по движению воздуха, как протянула ей руку. Медленно, шаг за шагом, будто сквозь тернии — довела ее до двери. В который раз Филиппа поблагодарила судьбу за то, что уродилась волшебницей — с магией активировать скрытые резервы организма, было не в пример легче. — Дальше сама, — хрипло выдохнула госпожа Эйльхарт, коснулась испещренной занозами двери и развернулась. На мгновение, на долю мгновения, подобно вспышке, она увидела убранство комнаты и живая память услужливо все зафиксировала, но без руки Саскии это все казалось ненадежным. Пересилив себя, Филиппа сделала шаг. Второй. Третий. «Как бусины на нитку нанизываю», — мысленно, горько ухмыльнулась чародейка и в бессилии опустилась обратно на ложе. Аэдирнская Дева легла рядом, обняла магессу — несмело, но с такой невыразимой нежностью, что новая волна благодарности растопила сердце властолюбивой чародейки. Желание — нет, не физической близости, для этого она еще слишком слаба — желание и потребность в нежности, в ласке, в участии… Потребность любить и быть любимой? Филиппа ответила на объятие. Каждый обнимал другого с такой силой, будто удерживая на краю пропасти, и все равно обоим было мало — хотелось еще ближе теснее, сквозь кожу, мышцы и кости, пока два сердца не станут одним, и кровь не смешается в венах и артериях. Но это было невозможно — и оттого восторг и печаль кипели и плавились вместе. Последняя песчинка упала, как капля в море — беззвучно, незаметно, но Эйльхарт услышала. И почувствовала, как напряглась ее женщина. Саскиа встала, полная решимости и жажды действия. Они все уже друг другу сказали, вот сейчас, все до конца. Теперь пора действовать. В темноте, окружившей Филиппу, раздался стук двери и навсегда остался запах персика.