Мёртвая линия.

      — Тогда почему бы тебе не сказать мне это в лицо? — Линде недоумённо замер, понимая, что Вилле может быть соучастником.       Только вот верилось в это с трудом.       — Извини. — Вилле тяжело вздохнул, оборачиваясь и идя быстрым шагом, но не в сторону друга, а к гостинице.       — Если бы я мог хоть что-то понять в поведении этого человека, то написал бы целый научный труд о правилах общения с замкнутыми социопатами. — Линде взбешённо пнул песок под ногами и зашёл в море, чтобы немного охладить свой пыл.       Пробыв на море порядком нескольких часов, он обнаружил друга у чёрного входа.       Там он сидел прикрыв голову руками.       Поравнявшись с ним, Линде напрягся, замечая на пальцах напарника свежую кровь.       — Весьма красивая картинка, не правда ли? — Очень тихо спросил парень, отнимая ладонь от виска.       — Ты про закат? Разумеется, нет. — Линде тяжело вздохнул. — Что ты натворил?       — Рисунок. — Вилле протянул другу лист бумаги, вырванный из скетчбука.       На нём значилось изображение Вало, но намного красивее, чем в жизни. Такому таланту стоило отдать честь.       — София у нас невероятная художница.       — Красиво, — Линде забрал у него рисунок и повертел его в пальцах, чтобы разглядеть всё до мельчайших деталей. — Я не буду спрашивать, что с тобой произошло. Я думаю, ты бы сам всё рассказал, если бы захотел. Эй…       Вилле рухнул на ступени, теряя сознание.       Лили растерянно сунул изображение в карман, бросившись к напарнику.       «Что делают в таких случаях»…       Заметив на запястьях Вилле порезы, Линде постарался остановить кровь, но единственным решением был медпункт, о котором Вало говорил каких-то несколько часов назад.       В обеденное время холл оказался пустым, словно кто-то выбрал особое время для покушения на убийство.       Линде нашёл нужный кабинет, сметая с первого попавшегося стола канцелярию и укладывая на него друга.       — Здесь кто-нибудь есть?       Дверь в конце коридора резко захлопнулась, оставляя Линде в полнейшем смятении.       В другое время, разумеется, он бы смог свернуть шею каждому, кто осмелился бы доставить ему проблемы, но сейчас его сдерживало бледное тело Вилле, который безвольно лежал на глянцевой поверхности стола.       — Полно. Эта игра слишком затянулась, — Заорал блондин, вытаскивая из подставки ножницы и обращая внимания на всё, что смогло бы защитить его в данном месте.       Ни привычного ножа, ни огнестрельного оружия у него, как и следовало ожидать, на курорте не оказалось, а из доступных предметов для самозащиты имелись только те вещи, которые сломались бы в первую минуту неравного поединка.       — Не хорошо вот так вот сбегать, не попрощавшись, Дэнниэл. — Преследователь возник из тёмной комнаты, которую он ранее не замечал.       На его лице были спутанные волосы. Ни капюшон, ни полуопущенная голова не давали понять молодому человеку личность того, кто перед ним стоял.       — Если тебе интересно, я не калечила Вилле. Он накачался таблетками и нёс какую-то херню про то, что знает о том, кто мог напасть на Гаса. Говорил, что вы с ним знаете, кто это мог быть. Потом зачем-то пришёл к парням, но не мог выдавить ни слова, и я его увела оттуда, потому что прекрасно понимала о том, что он довольно умён, чтобы знать обо мне.       — И вот, всё дерьмо из-за одной маленькой девочки, которая возомнила себя мессией. — Линде скрестил руки на груди. — Сказать, что я удивлён — ничего не сказать. Но, зачем тебе это?       — Возможно, ты не знал, но мои опекуны погибли по вине компании твоего отца. Он, знаешь ли, часто позволял себе нелицеприятные высказывания о людях, с которыми работал.       — Я и не говорил, что он грёбаный ангел с крылышками. К тому же, ты не знаешь всей истории, чтобы так упорно защищать тех, кто ни раз подставлял моего отца. Ты не знаешь, как Лиам угрожал нашей семье и обещал подстеречь мою мать, чтобы применить к ней «насильственные», как он говорил, меры воспитания. А вообще, — Линде устало сел рядом с безмятежным другом, который был сейчас так молчаливо прекрасен (жаль, что он не стал свидетелем этого разговора, ведь его поиски были, как никогда раньше, приближены к реальности) — не нам во всём этом разбираться. Ты же знаешь, чем это всё закончится.       — Ну, почему же, — София задумалась, — Исход может быть разным.       — Однако, далеко не каждое решение в твоей головушке можно использовать в качестве сюжета к детским мультфильмам.       — Ты хорош, — Она безумно улыбнулась, испытывая явное удовольствие от общения с Линде. — Неуловимый, как я тебя называю.       — Ты тоже. Хоть я тебе и позволял бегать, как мышке в колесе, ведь тебе это так нравилось. — Парень закурил, глядя на девушку с любопытством. — Чем займёшься, когда оставишь Айокки?       — В смысле? — Она поперхнулась. — А развязка?       — Я в этих развязках нихрена не понимаю, — Линде снялся с места, проходя мимо зачинщицы, чтобы направиться прямо к выходу.       — Почему ты меня всегда отпускаешь? — София разочарованно вскинула руку с ножом, но вдруг повесила её вдоль тела.       — Потому что любая игра имеет целевую направленность, пока в ней бытуют правила, которые хочется нарушать. Нет правил — нет игры. Что бы ты сейчас не сделала, я предоставляю тебе полную свободу действий. Если ты хочешь меня убить, ну, или, моего друга, скажем, — валяй. Только весь прикол в том, что мы и так никогда не видели смысл в том, что происходит вокруг. Понимаешь, — Он нахмурился, — я всю свою жизнь несу ответственность за чужие решения, начинания… А тут еще ты, со всем этим дерьмом, которое не даёт мне выкинуть прошлое из своей головы. Казалось бы, чего большего? Того, что было много лет назад, не вернёшь назад, как и не вернёшь сказанные слова и сделанные поступки. Задумайся над бессмысленностью своей гонки за восстановлением справедливости там, где её нет. Самое опасное животное — человек, потому что у него есть ум, который играет с ним злую шутку. Из-за своей жадности, мании к восстановлению порядка, который он и сам редко соблюдает, если только тогда, когда за ним кто-то наблюдает, он готов разрушить чужие жизни и менять тон голоса на диктаторский, ибо проклятый эгоизм не даёт ему совладать со всем тем, что делает его подобным старьёвщику, увешанному разного рода дребеденью: религией, политическими взглядами или же сексуальной определенностью. Прямо сейчас я готов упасть на твой нож, чтобы это всё закончилось.       — Я видела цель в том, что у меня получалось лучше всего. — София Линдхолм перебегала внимательным взглядом с лежащего подле неё тела на Линде, и обратно.       — Понимаю. Я, например, неплохо вписался в твою игру. Но, как бы грустно это не звучало, нам пора остановить её, пока наши забавы не привели кого-то из нас в тюрьму. — Линде покопался в карманах, — Это ты нарисовала?       — Так, ерунда. — София потыкала пальцем Вилле. — Думаешь, он очнётся?       — Да он бухой прост. — Линде рассмеялся, беря друга на руки. — А кровь… Не знаю даже. В любом случае, я осмотрю его уже в номере. А ты… Предлагаю тебе всерьёз задуматься о своей картинной галерее, вместо того, чтобы пытаться найти правых в этой ситуации. По сути, мы все в этой комнате те ещё неадекваты. Просто нас бесят те люди, которые хоть чем-то отличаются он нас самих. И тут я задаю себе вопрос, — Линде уставился за окно, глядя на проплывающие на небе облака. — Психопат ли я или все люди вокруг меня?       — Ты какой кофе больше любишь? — София нервно улыбнулась.       — Со вкусом пацифизма…       Несколькими часами позже: …      — Я просто обязан спросить тебя, почему мы все сидим сейчас в номере, я валяюсь на кровати с пятнами крови на футболке, а вы с этой… курвой… щебечете о чём-то настолько радостно, что умудрились меня разбудить? — Вилле в страхе отпрянул от Софии,       — Даже не пытайся понять всё, что происходило последние полгода. Ибо, я всю жизнь так свою провожу, задавая себе вопрос: в каком я был состоянии, чтобы поступить тем или иным образом? — Какая, в общем-то, разница?       — Линде, я не знаю, что ты ей сказал, но меня сейчас просто вывернет наизнанку от всей этой идиллии, — Вилле неуверенно сел, вдавливая пальцы в гудящие виски. — И от твоего оптимизма — равнозначно.       — Это обычное явление, — Лили обреченно вздохнул, пожимая плечами. — Придётся переучиваться со временем. Я, конечно, не против примерить на себя маску отстраненного от жизненных наслаждений персонажа, который переживает не самый лучший эпизод своей жизни, но быть по-настоящему счастливым мне нравится гораздо больше.       — Извините, если это слово что-то значит сейчас для вас двоих, — София вздохнула. — Надеюсь, со временем вы научитесь дружить друг с другом, несмотря на вашу разницу во взглядах. А я… Я не знаю, что делать со всем этим дерьмом, в которое я ввязалась.       — Хорошо, я буду честен. — Линде сцепил пальцы перед лицом и посмотрел поверх них сосредоточенным взглядом. — Встреть ты кого-нибудь другого, твои проделки не прошли бы безнаказанными. Однако, ты не успела натворить того, что смогло бы испортить твою жизнь до конца дней. Ты можешь продолжать работать у нас, инвестируя в личные интересы, ну а мы…       — Хватит на меня так смотреть, — Вилле фыркнул. — С нами давно всё ясно. Хотя, будь в тебе поменьше энергии, я был бы безмерно счастлив.       — Я и сам от неё не в восторге.       — Ладно, ребята, я удалюсь на некоторое время, чтобы вы, да и я сама, смогли переварить то, что произошло.       — Если тебе это поможет, здесь отчёты твоего отчима и адреса людей, которые его знали лично. — Вилле передал девушке папку с бумагами. — Думаю, они могли бы тебе рассказать много «интересного» о ситуации, чтобы ты окончательно удостоверилась в том, что чуть не совершила ошибку, которая напрочь сломала бы твою жизнь. К тому же, ты всегда можешь поговорить с матерью Линде, с Рииттой, которая была жертвой случившегося. Лиам угрожал семье Линдстрёмов, и цель этого действия, как оказалось, состояла в том, чтобы выручить из заварушки приличную сумму денег. По документации его поступок был оправдан, так как Лиам являлся физическим лицом, имеющим право распоряжаться активами компании, ну а с человеческой точки зрения, в бизнесе, где множество операций совершено практически на доверии к компаньонам, его поступок можно было назвать циничной попыткой прибрать к рукам то, что ему никогда не принадлежало. Причём, сумму за заключение сделки он получил гораздо раньше, и она была, мягко скажем, не маленькая. Так почему бы ему не остановиться в самом начале?       — Спасибо, — София завладела документами и обратилась к Линде. — Что ж, мне было приятно иметь с тобой дела.       — Особенно перестрелки, да? — Линде расстегнул рубашку, продемонстрировав друзьям бронежилет. — Надеюсь, в скором времени мне удастся навсегда избавиться от его ношения.       — Я бы её прибил, будь на твоём месте. — Вилле обнялся с пакетиком льда и беспомощно созерцал обстановку комнаты. — Не подумай, что я ною, но мне бы хотелось уехать отсюда прямо сегодня.       — Ну, ты уж потерпи до конца недели, — Линде погладил друга по волосам, пытаясь распрямить колечки на его макушке. — Вилле не Вилле без своей буйной шевелюры.       — Кончай лазить по моей голове, как обезьяна.       —  Даже не пытался, — Друг радостно фыркнул, повалив парня на подушки. — Ох, прости, я забыл.       — Ты с нашим боссом, как с плюшевым медведем обращаешься, — Заметил Гас, заглянув в номер за купальными плавками и шезлонгом. — И, самое странное, он ни разу не свалил от нас в ебеня обетованные.       — Потому что где-то в глубине своей морозильной камеры, которую он называет сердцем, спрятан луч тепла. Ну, или, адский огонь, не знаю. — Линде хмыкнул, покосившись на Вало.       — Разбудите меня, когда это финское радио наконец-то сломается. — Вилле забурчал, прячась под одеяло. — Хоть вплавь обратно в Хельсинки добирайся…