— Никому не говори, — шепотом.

Парковка постепенно заполнялась автомобилями, въезжающими по очереди через кованые ворота, приветливо распахнутые в километре от главного входа. Дорогущие иномарки, в основном, черного цвета, конечно же, сверкали на солнце, а сильно тонированные стекла скрывали тех, кто сидел внутри. Будущее этого города и страны. Детки богатых родителей, золотая молодежь, их матери, отцы — и водители. Большинство номеров авто Стас знал, потому и угадывать вновь прибывших не приходилось. Встречались, конечно, и незнакомые тачки, но и им было сложно обмануть его ожидания. Со всеми единицами на госномере, который красовался на белом Мерседесе Е-класса максимальной комплектации, ездит семья губернатора; он убедился в своей правоте, когда Юлечка Михеева — блондиночка, девятиклассница и самовлюбленная сука — выскользнула, придерживаемая рукой брата, Егора. Номера синего Х5 последней модели Стас не знал, однако уже был наслышан, что именно такой получила в подарок на семнадцатилетие Мила Хворостова, дочка владельца самой крупной сети магазинов золота в стране. Семья Шовстовских в полном составе — братик и сестричка, их отец, мать и любовница — вышла из золотистого Лексуса, купленного на прошлой неделе; собственно, именно эту обновку гордый владелец обмывал с отцом Стаса буквально в минувший четверг. Юноша прислонился к блестящему боку тёмно-синего Порше, ожидая, пока водитель достанет из багажника его и Янкин багаж. Сестренка должна была приехать сюда прямо из аэропорта, таким образом минуя слёзы матери, которая непременно расчувствовалась бы перед длительным расставанием. Впрочем, будь эти слёзы чуть более искренними, то длились бы, вероятно, дольше пяти минут, прежде чем мамочка вспомнила бы о списке дел и, подправив макияж, унеслась навстречу жизни. — Стас! — вырвал его из мыслей Миша Гордеев, одноклассник, лучший друг и сосед — как по домам, так и по комнате в школе-пансионе, в который богатенькие родители сдавали своих отпрысков якобы ради элитного образования. Парень словно из ниоткуда нарисовался слева и притянул к себе Алитовского, заключая в крепкие мужские объятья, а затем шутливо чмокнул в щеку: — Я так скучал, так скучал! — приторно сладко выдохнул он. Стас брезгливо вытер ладонью чужую слюну с кожи и хмыкнул, вновь оглядываясь на ворота: — Блять, Мих, твои гейские приколы уж очень зачастили. Кончай, а, а то стрёмно как-то от мысли, что нам спать в одной комнате. Друг хохотнул и хлопнул его по спине: — Какие новости? — За ту ночь, что мы не виделись? — вскинул брови Стас. Не больше двенадцати часов назад они разъехались по домам из клуба, в котором бурно и нетрезво провожали последний летний день. Голова с утра гудела, но больше ничего интересного с ним за это время не произошло. — Ты прикинь, я же вчера Лерку уломал поехать ко мне! — возбужденно и махая руками поведал Миша. Заметив недоуменный взгляд Алитовского, он закатил глаза и ринулся пояснять: — Ну та, с четвертым размером сисек. Которая еще на стойке так танцевала, что у меня моментально встал… — Мальчики! — донеслось возмущенное восклицание. Мама Лёши Попова, отлично знакомая с их родителями и стоявшая буквально в метре от них, сжала губы и прошипела: — Здесь же дети! Сладкий мой, звони мне каждый день, — последние слова она уже едва не пропела своему отпрыску. Гордеев ехидно улыбнулся и едва слышно ответил за мальчугана: — Конечно, сладкая, с удовольствием, — он беззастенчиво облизал фигуру маминой знакомой, которая заставила бы позавидовать и молоденьких девочек, а затем мгновенно утратил к ней интерес: — Так вот… — он обернулся к другу, явно собираясь продолжить на том месте, где его прервали. Стас чуть скривился и отмахнулся от блондина: — Давай без подробностей, окей? О продолжении я догадался. — Чё нервный-то? — удивился Гордеев, а затем расплылся в понимающей улыбочке: — Янка еще не приехала, судя по твоим шикарным розовым чемоданам? Алитовский глянул на телефон и вновь скосил глаза на ворота: — Должна была приземлиться час назад, но еще не звонила. — Да не парься, скоро будет. Рейс же не задержали? — Нет, папина секретарша звонила в авиакомпанию перед вылетом. Желтое такси бизнес-класса между тем плавно затормозило метрах в тридцати, и из него выскочила низенькая хрупкая девушка. Она огляделась вокруг и, явно заметив нужного человека, бросилась к нему. — А вот и она, — хмыкнул Миша, а Стас едва успел обернуться, когда сестренка практически запрыгнула на него, обвивая талию ногами. Он привычно подхватил её под ягодицы, давно знакомый с манерой здороваться со старшим братом после долгой разлуки. — Соскучилась, соскучилась, соскучилась, — смешно пропищала она, обхватывая мужскую шею руками и в паузах чмокая брата в щеки. Стас изловчился и клюнул её в нос, вызвав хохот девушки и смешок сбоку. — На меня так тоже запрыгнешь, мелкая? Я не против, — подмигнул Миха, когда две головы повернулись к нему. Всё еще удерживая Яну на весу, Стас рыкнул: — Рискни, — и угроза эта прозвучала не только в отношении друга. — Он просто завидует, что у него нет такой чудесной сестры, — заявила Яна и шутливо показала язык Гордееву. — Это еще, блять, что? — рявкнул Стас, заметив, как мелькнуло серебро на розовом фоне. Он перехватил сестру одной рукой, а освободившейся ухватил её за подбородок, заставляя повернуться лицом к нему. На Яну эти манипуляции впечатления не произвели, как и возмущение в голосе, и она довольно сообщила: — Я проколола язык! — и в доказательство вновь высунула его наружу. — Родители в курсе? — серьезным тоном поинтересовались у неё. Девушка лишь закатила глаза и, словно издеваясь, быстро лизнула щеку брата, чтобы тот почувствовал металл на коже. — Пожалуйся папочке, маменькин сынок, — издевательски протянула она и сморщила нос, явно не желая выслушивать нравоучения. Проколола — и проколола, не маленькая девочка, сама будет решать, что делать со своим телом. И Стасу ли её отчитывать, который сделал первую татуировку в пятнадцать, а потом провел месяц летних каникул под домашним арестом? — Блять, ребят, у меня сейчас встанет от этой картинки, — вновь протянул Мишка и похабным взглядом уставился на пятую точку девушки. — Иди на хрен, — в один голос выпалили брат и сестра, а затем, всё же решив, что приветственных объятий хватит, Яна высвободилась из чужих рук и спрыгнула на землю. — Павел Алексеевич, здрасте, заберите багаж из такси и оплатите, пожалуйста, — вспомнила девушка, оборачиваясь к их водителю. Тот молча удалился в сторону ожидавшего оплаты авто, а Алитовская вновь уделила внимание парням: — И как я вам? — поинтересовалась она, с намеком тряхнув волосами каштанового оттенка. — Я всегда говорил, что тебе лучше темненькой, чем рыжей. Покрутись, — приказал Стас, и Яна послушно крутанулась на месте, позволяя рассмотреть себя со всех сторон. — Ты там вообще хоть что-то ела? — явственно прозвучало недовольство, когда брат отметил, как заострились и прежде чётко очерченные скулы, а загорелая кожа на ключицах натянулась так, что, кажется, вот-вот прорвется. — Кава и просеко за еду считаются? — невинно усмехнулась девушка и, не давая Стасу поиграть в старшего и ответственного из них двоих, поспешила обидеться: — А ты почему не прилетел? Я же приглашала! Миха растянул губы в язвительной усмешке и ответил за друга: — Да он собирался, только вот после твоих фоток в Инстаграмме передумал. — Почему? — искренне удивилась Яна, чтобы тут же получить ответ. — Бармен, спасатель на пляже, волейболист… Думаю, он не вписался бы в твой отдых. Набрала бы меня, я уж точно прилетел бы, — подмигнул Гордеев. Его подколку брюнетка проигнорировала, легкомысленно отмахнувшись: — Ой, да ладно. А вы тут в мужской монастырь записались, что ли? — а после спохватилась, что всё еще не видела лучшую подругу в толпе: — Машка уже приехала? Миша мечтательно закатил глаза: — Да-а, у неё сегодня просто отличная юбочка, которую так легко поднять и… — Фу, — оборвала его Яна, делая вид, что сейчас её стошнит, и решительно отвернулась. — Как ты с ним дружишь? — кивнула она вбок, уже обращаясь к Стасу. А затем глаза её чуть расширились, а улыбка сползла с лица, когда она заметила знакомую фигуру за плечом брата. — Ладно, увидимся позже. И она, опустив голову и прикрыв лицо волосами, мгновенно ретировалась в сторону общежития старших учеников. Павел Алексеевич, подхватив несколько розовых чемоданов, устремился за ней. Алитовский обернулся, чтобы заметить в нескольких метрах Ярослава, прощающегося с матерью. — Они с Корнеевым больше не общались? — уже серьезнее спросил Миша, тоже наблюдая за тёплыми объятьями матери и сына. Стас отрицательно кивнул, практически уверенный, что прав — вряд ли сестра промолчала бы, если бы этот урод вновь объявился в её жизни. С самого детства, если случалось хоть что-то — неважно, плохое или хорошее, — она бежала именно к нему, своему брату, а не к родителям. Секретов между ними никогда не было, и Стас не думал, что они могут появиться теперь, когда Яне как никогда нужна помощь и поддержка родного человека. Хрупкая и неповторимая, его солнечная девочка даже с подругами не делилась абсолютно всем. А с ним — да. Единственный раз, когда она промолчала и не сказала сразу о случившемся, был тогда, когда она лишилась девственности с тем самым Ярославом Корнеевым. До этого они встречались полгода, и всё к этому, в принципе, и шло, но Яна всё равно решила промолчать, что было вполне разумно. Прошло больше трёх месяцев, прежде чем Стас стал спокойно реагировать на их с Яриком поцелуи и объятья, да и то парочка старалась не касаться друг друга лишний раз в его присутствии. Ярославу пришлось не раз и не два объяснять Алитовскому, что относится к его сестре серьезно и ни в коем случае не сделает ей больно, но только на четвертом месяце отношений они смогли появляться рядом и не бояться, что слишком уж опекающий брат девушки всё испортит. Когда же выяснилось, что дело зашло куда дальше, чем поцелуи и невинные прикосновения, у Стаса едва крышу не сорвало. Одно дело — трахать других баб, которые сами виноваты, если на следующий день он не помнит даже их имен. Совсем другое — знать, что кто-то трахает твою маленькую сестренку, которая совсем недавно игралась с тобой в куклы. Яна потратила больше трёх часов, сдерживая брата от действий, о которых они оба потом пожалели бы. Оставалось радоваться, что всё это происходило уже дома — случись это в школе, Алитовскому выставили бы огромный счет за порчу имущества. А потом они расстались. Яна упорно молчала о причинах, отказываясь говорить хоть что-то, кроме того, что «больше не подпустит этого урода к себе и на десять метров». Ей вновь удалось уговорить Стаса отказаться от карательных мероприятий, пробурчав ближе к концу что «не стоит пачкать руки об эту грязь». Спустя неделю после разрыва она собрала чемодан и смылась на три последние недели лета в Испанию. — Так и не рассказала, в чем дело? — продолжал допрос Миша. Стас ответил спустя почти минуту, словно раздумывал над своими словами: — Нет, мы почти не общались с тех пор, как она улетела. Созванивались, конечно, почти каждый день, но она отказалась говорить о нём. Гордеев смерил Корнеева презрительным взглядом и отвернулся, скривив губы: — Дибил он, такую девушку упустить… Как думаешь, раз Янка теперь одна… Закончить он не успел. Стас резко отвернулся от Ярослава, к которому уже подбежали несколько девушек из десятого класса, и стальным тоном оборвал друга: — Только приблизься к ней. Миша поднял руки в примирительном жесте и хлопнул его по плечу: — Успокойся, я пошутил. Все в курсе: младшая Алитовская под запретом. Персона нон-грата, всё такое. — Я знаю тебя, Гордеев, и ты не способен на серьезные отношения. Ей уже один раз разбили сердце, и я не хочу опять вытирать ей слезы и забирать посреди ночи, когда она вновь напьется из-за какого-то кобеля. Ты мой лучший друг, но не ставь меня перед выбором. — Ладно-ладно, понял, дурак, шутка неуместная, — вновь сделал попытку пойти на мировую Миша. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы найти нейтральную тему, которая бы не взбесила друг друга еще сильнее. Наконец, он с улыбкой протянул: — Так что, празднуем сегодня начало учебного года? И я не про детскую дискотеку в актовом, — фыркнул. — По взрослому, — соблазнительно протянул он, отмечая, что наконец-то плечи Стаса опустились и расслабились. — Спрашиваешь еще, — хмыкнул тот и, вытянув ручку на одном из чемоданов, кивнул в сторону общежития: — пойдем уже, — и первым двинулся в указанную сторону, не дожидаясь помощи водителя. В конце концов, он не девчонка, чтобы за ним таскали сумки.

***

Машка разбирала вещи, потому подкрасться к ней со спины не составило труда. Яна на цыпочках подошла к подруге и резко толкнула ту в плечо, сопроводив совсем уж ребяческим: — Бу! Романцева взвизгнула и подпрыгнула на месте, а затем резко развернулась, явно собираясь стукнуть неудачного шутника расческой. Алитовская уклонилась и отскочила в сторону, спасаясь от жестокой мести. Впрочем, это не уберегло её от налетевшей с объятьями подруги. Наскок получился такой силы, что девушки повалились на пол, а Яна еще и ударилась локтем, стараясь смягчить падение. Их разобрал хохот, который никак не удавалось прекратить. Павел Алексеевич между тем занес её чемоданы и, оставив у стенки, быстро удалился, едва заметно усмехнувшись. Брюнетка постаралась спихнуть с себя подругу, но Машка вновь навалилась на неё сверху, теперь уже свершая месть и не прекращая щекотать ребра. Яна, едва успокоившись, вновь залилась смехом, когда блондинка, сидевшая на ней, вдруг застыла, глядя в дверной проем. Там с совершенно наглой улыбочкой стоял Миша, опершись плечом о косяк. — Вы продолжайте, продолжайте, мне нравится, — дал добро он. Маше казалось, что он уже успел мысленно раздеть их, а затем насладиться неплохой порнушкой. Романцева вдруг косо усмехнулась и опустилась к девушке под ней, чтобы влажно поцеловать её в шею. Яна, уловив, что задумала подруга, наигранно застонала, одну руку опуская той на задницу, а вторую запуская в белобрысые волосы. Она изогнулась всем телом, упершись затылком в пол, и снизу вверх глянула на вдруг покрасневшего Мишку. От этого действия её грудь стала видна еще более отчетливо в углубившемся декольте майки. — Ты так нас представлял? — с придыханием, едва сдерживая новый приступ хохота, спросила она. Гордеев чуть качнулся вперед, не отрывая взгляд от представшей картины, когда за его спиной вырос Стас. Он в недоумении глянул на двух девушек, заставших в весьма пикантной позе на полу, и на своего друга, который явно собирался войти в комнату. — Дуры, блин, — хмыкнул он и, ухватив друга за ухо, потащил прочь из комнаты, захлопывая за собой дверь. — Я тебя, блять, предупреждал! — донесся его рык из коридора, а затем обиженное Миши: — Да я тут причем, они сами, я просто смотрел. Чем закончилась перепалка девушки не слышали — комната вновь сотряслась от их смеха, и Машка наконец-то слезла с подруги, помогая той встать. Щеки нещадно болели от того, что обе никак не могли избавиться от широких улыбок, а дыхание удалось восстановить только минуты через три. — Идиот, блин, — хихикнула Яна и едва сдержалась, чтобы вновь не рассмеяться. — Не понимаю, почему твой брат с ним дружит, — Маша приземлилась на свою кровать и как-то странно глянула в сторону двери. — Да ладно, Мишка, на самом деле, не плохой. У него просто шуточки дурацкие, да на сексе немного зациклен. А как друг он хороший, — пожала плечами Яна, подтаскивая первый чемодан к своей постели. Подруга не отвечала, потому брюнетка обернулась к ней, удивленная паузой. Взгляд Романцевой всё еще был устремлен на дверь, хотя мысленно находилась она явно не в комнате. — Эй, что случилось? Маша дернулась, будто резко очнулась ото сна, и слабо улыбнулась: — Мишке понадобилось так мало, чтобы ему почти башню сорвало. А твой брат меня даже не заметил. Яна замерла, сжимая в руках косметичку. Конечно, она знала о чувствах подруги; да о них только слепой и не знал, хватало лишь понаблюдать за Романцевой, когда та смотрела на Стаса. Столько всего было в этом взгляде обычно, что самой Алитовской становилось неловко: грусть, надежда, восторг, влюбленность, отчаяние. И Яна чувствовала себя едва ли не виноватой, что брат не замечает её лучшую подругу. Они были бы красивой парой, да и самой девушке было бы хорошо: два её самых родных и любимых человека были бы вместе и счастливы. Но вот уже три года Стас делал вид, что ничего не замечает, а Яна считала, что не имеет права лезть в чужие отношения. — Да заметил он тебя, — не слишком уверено ответила она. А после поняла, что такой короткой фразой не отделается, и, незаметно закатив глаза, села возле подруги, тронув её за плечо: — Машуль, ты зациклилась. Я очень люблю Стаса, но не думаю, что ему сейчас нужны серьезные отношения. Тебе только больно было бы. — А Маринка? — бросила Романцева, скривившись. Марина Остапова училась в их классе и встречалась со Стасом уже рекордное время — пять месяцев. Высокая, красивая, она выглядела куда старше, чем её сверстницы. Самой Яне порой казалось, что она по ошибке забрела в школу, когда она оказывалась рядом с одноклассницей. Та всегда была ухоженной, всегда следила за тем, как смотрится со стороны, всегда думала, что говорила… В общем, всегда была практически идеалом. С одним только минусом — несмотря на отношения со Стасом, она была не слишком верной девушкой. И Яна просто не понимала, почему Стас это терпит, кроме, разве что, единственной причины — у него всегда был проверенный вариант для секса. Надо отдать ему должное, он тоже не хранил себя для одной лишь Остаповой. Кажется, это называется «свободные отношения». Собственно, об этом и поспешила сказать Алитовская поникшей Машке. Та понимающе кивала, чуть хмурилась и дергала нитку на покрывале длинным ногтем. — Да всё я понимаю… — выдохнула она, а затем, вдруг озаренная какой-то мыслью, добавила уже увереннее: — Но со мной он был бы другим. Он почувствовал бы, как это, когда тебя любят всем сердцем, и ему не нужен был бы никто другой. Яна не сдержала протяжный стон и сложилась пополам, уткнувшись лбом в острые коленки. А затем подняла голову и не выдержала: — Маш, ему это сейчас не надо. Захотел бы — получил. Его всё устраивает. Отнесись к этому проще, перестань следить влюбленным взглядом — может, тогда он расслабится. Мужчины не любят женщин, которые бегают за ними. Романцева наконец оторвала взгляд от двери и раздраженно нахмурилась, почти не сдерживая ядовитую обиду: — Тебе легко говорить. Чтобы добиться его внимания, надо было либо родиться тобой, либо шлюхой, готовой прыгнуть к нему в постель на одну ночь. Я пролетаю мимо обоих вариантов, — жестко добавила она. Яна вскинула брови, не зная, что ответить на эти слова, когда подруга мечтательно продолжила: — Я тебе даже завидую. Хотела бы я быть на твоем месте, хотя тогда вряд ли смогла бы сделать с ним хоть одну из вещей, о которых мечтаю. Брюнетка подскочила на ноги и развернулась к подруге, скрещивая руки на груди. — Нет, мы не будем обсуждать, как именно ты хотела бы трахнуть моего брата. Это же… фу! — подходящих слов не нашлось. — «Фу» для тебя, потому что он твой брат. А для всех остальных это «о, да»! — заспорила Маша. — Я в курсе, что мой брат красив, сексуален и девочки текут от одного его взгляда, — брезгливо заметила Яна, — но ты права: для меня он брат. Так что давай закроем эту тему. Обсуждать её — странно. И ты прекратишь злиться на меня за то, что я его сестра и у нас нормальные отношения! — под конец она даже перешла на повышенный тон. Когда запал иссяк, Яна развернулась на пятках и отошла к своему чемодану, раздраженно выбрасывая из него обувь прямо на пол. Романцева подошла к ней сзади, обняла, сжав предплечья и заставив прекратить разбирать вещи, и уткнулась подбородком в плечо. — Прости, я такая дура. Так давно его не видела, соскучилась. Похудела специально, думала, может теперь он меня заметит. А его всё равно больше интересовало то, чтобы Мишка на тебя не смотрел. Яна глубоко вздохнула, успокаиваясь. Злиться на Машу долго она никогда не умела, да и не хотела. Подруга была вообще единственным человеком, кроме брата, кому она могла спустить повышенный тон и даже крики, перепады настроения и такие вот срывы на ровном месте. Машка была и остается её родным человеком, который понимает без слов, по одному только взгляду. И она прекрасно знала, что такая эмоциональность Романцевой — проявление высшего доверия и открытости; на людях блондинка, как правило, была сдержанной, никогда не отпускала поводок самоконтроля, за что её ещё в средней школе называли то «ледышкой», то «Снежной королевой». А она и не обижалась, по крайней мере, находясь под прицелами чужих взглядов. Только Яна знала, как иногда плакала Маша по ночам и переживала, что её считают такой… холодной. Но сделать с собой ничего не могла, а потому наутро неизменно надевала маску спокойствия. А такие вот выходки, как сегодня перед Мишей, бывали столь редки, что повергали всех окружающих в шок. Яна переплела их пальцы на своем левом предплечье и чуть сжала ладонь. Стараясь сгладить внезапную размолвку, она усмехнулась: — Зато кто точно сегодня заметил твою юбочку, так это Мишка. Романцева за её спиной поперхнулась, а потом мертвенным голосом заявила: — Спалю нафиг. Обе негромко рассмеялись, чувствуя, что атмосфера разрядилась. — Я с подарками, кстати, — хмыкнула Алитовская, и подруга мигом её отпустила, захлопав в ладоши в нетерпении. — С этого надо было и начинать! Под радостные ахи и восклицания Янка вручила сумку из последней коллекции любимого бренда подруги и её любимые духи, постаралась не задохнуться в последовавших объятьях и с хитрой улыбкой извлекла из чемодана две бутылки просеко. Машка ойкнула и бросила взгляд на закрытую дверь, а затем прошипела: — У нас будут проблемы, если запалят… Вечером отметим начало года, — с усмешкой добавила она. — Вечером, подозреваю, мальчишки что-то устроят после отбоя, — отрицательно качнула головой Яна. Хитро прищурившись, она добавила, намерено растягивая гласные: — А это твой шанс покрасоваться перед Стасом. — Да ну тебя… — буркнула подруга и вновь плюхнулась на свою кровать. — Расскажи лучше как отдохнула. Яна взглянула на экран мобильного и вздохнула: — Всё потом, мы уже в актовый опаздываем. Пора переодеваться.

***

Спустя десять минут, чуть ли не на ходу застегивая форменные блузки и одергивая юбки, которые едва достигали колен, девушки неслись в сторону актового зала. Слава богу, их решили освободить от классической линейки как в других школах — не положено деткам, чьи родители платят десятки тысяч долларов, париться под солнцем. Вместо этого столь важное мероприятие решено было провести в актовом, где и сесть можно, и акустика лучше, и не так жарко. В общем, всё для дорогих во всех отношениях деток. Девушки влетели в зал буквально за пару минут до начала праздника. Директриса недовольно зыркнула на них, но тут же расплылась в приветливой улыбке, вспоминая о том, что ученики этой школы — всё равно, что дети родные. Яна была готова поклясться, что в голове у неё как мантра крутится: «Спокойствие, каждый из этих уродов — твоя зарплата, твоя новая машина, ремонт в твоей квартире и дорогие подарки школе». Алитовская тряхнула головой, отгоняя видение, как женщина раз за разом повторяет эти слова утром в душе, сидя в своем кабинете, перед сном вместо молитвы, и вытянула шею, выискивая свободные места. Стас махнул рукой с предпоследнего ряда и указал на места перед ним с Мишкой. Подруги устремились туда, работая локтями и игнорируя недовольные возгласы тех, кто всё еще толпился в проходе между креслами. — А вот и мы! — радостно известила она, практически падая в кресло перед братом. Тот усмехнулся, а Маша громко сглотнула и присела рядом, прямо перед Мишей. — Ста-а-ас… — между тем протянула брюнетка, оборачиваясь на брата. Тот вскинул брови, призывая продолжать — явно же что-то попросить собиралась. — А помассируй плечи, плиз. Мне пришлось тащить кучу вещей в ручной клади, теперь всё тело болит, — заныла она. Парень закатил глаза и протянул руки к сестре, когда Мишка нагнулся ближе к девушкам: — Почему же только плечи, милая, если болит всё тело? Я мог бы тебе помочь немного позже, — многообещающе прошептал он, а после, прежде чем задохнувшийся от такой наглости Алитовский решил, как именно его прибить, добавил: — Спасибо за утреннее представление. Я теперь знаю, что и кого буду представлять перед сном, — подмигнул он. Вырываясь из хватки брата, который сжал ей плечи, явно надеясь донести: «Заткнись и проигнорируй!», Яна обернулась и расплылась в широкой улыбке, сверкая глазами: — Ты рано ушел. Нам понадобилось много салфеток… — для закрепления эффекта она провела языком по верхней губе и чуть закусила нижнюю, а Маша рядом затряслась от хохота. Мишка мгновенно побледнел, а Стас в итоге взорвался: — Яна, твою мать! — на его окрик оглянулись несколько соседних рядов, так что пришлось убавить звук до злого шипения: — Нахрена ты его провоцируешь? Саму же потом бесят эти шуточки! Брюнетка невинно пожала плечами под его руками: — Он первый начал. И не сломай мне шею, пожалуйста, — протянула она, отвернулась и съехала в кресле чуть ниже, млея от нажатий пальцев на ноющие мышцы. Стас сзади лишь на миг убрал правую руку, чтобы отвесить дружеский и оттого безболезненный подзатыльник другу. Тот ничуть не обиделся и не смутился, а лишь вновь наклонился к девушкам — пальцы на шее на миг надавили сильнее, словно Стас напрягся в ожидании, что еще выкинет Гордеев. Но тот лишь миролюбиво, словно признавая свой проигрыш, произнес: — Твоя взяла, мелкая. Вы же вечером собираетесь праздновать? Яна переглянулась с Машей, взглядом подтверждая: «Я же говорила». Романцева обернулась к парням, сложив ладони на спинку кресла: — А разве мы все не празднуем в актовом? — наигранно наивно протянула она. Яна чуть заметно хмыкнула, а Стас расплылся в улыбке — его сестра не могла не знать, что ребята в любом случае что-то придумают помимо банальной дискотеки. Что-то запрещенное и более интересное. Лишь Мишка недоуменно уставился на Машу, словно та с луны упала. Причем уставился так пристально, что девушка неуютно заерзала на месте. — Празднуем, конечно, — успокаивающим тоном, словно говорил с душевнобольной, подтвердил он. Блондинка вспыхнула от смущения и всё столь же прямого взгляда. — Я говорю о настоящем празднике. С выпивкой и азартными играми. Яна усмехнулась и скрестила руки на груди, пальцами цепляясь за чужие на своих плечах — ладони отчаянно мерзли, видимо, с кондиционерами в актовом переборщили. — Я «за». Помнится, в прошлом году ты проиграл мне неплохую сумму и обещал платье от Диор. Кстати, где оно? — спросила она возмущенно и обернулась, вспоминая, что должок так и не был отдан. — Для этого тебе надо пойти со мной в магазин и мерить при мне, — тот поиграл бровями, а затем продолжил, возвращаясь к прежней теме: — Я о других играх, мелкая. Как насчет «бутылочки»? Я бы поигрался этой сережкой в твоем рту… — протянул он, вновь заслужив затрещину. Уже сильнее. — Слабо? — Мы будем, — быстро ответила за подругу Машка, пока та распахнула рот, собираясь сказать что-то язвительное и уничтожить противника на месте, и быстро стрельнула глазами на Стаса. А затем Романцева обернулась к Янке: — Ты язык проколола? В это время заиграла музыка, и пришлось перейти на шепот, чтобы никому не мешать. Яна вновь расслабилась под пальцами на своих плечах, возобновивших мягкий массаж, и повернула голову к Маше, демонстрируя приобретение. Та ахнула, вскинув брови, а затем уголки губ поползли вверх, когда она заметила: — Наверное, парням ну о-о-очень нравится такое. Пальцы на плечах вновь сжались, и Янка, скосив глаза вправо и сообразив, что так брата всё равно не увидит, одними губами произнесла: — Потом, — но довольную усмешку скрыть не удалось.