Большая Медведица

      Теория, воздвигнутая Кантеном и бережно им самим и вторым джентльменом опекаемая от дурного глаза и злого умысла, терпела множество скользких и откровенно слабых моментов. Что говорить, она была слеплена на одних лишь догадках и хрупких предположениях и не имела ничего хоть отдалённо похожего на доказательства. Была ли она верна во всех своих нюансах? – едва ли, но кое в чём детектив всё же не ошибся: Оскар действительно пустился на поиски мисс Уолкер, прихватив с собой очки компаньона Ника.       Это смелое решение предвосхищал ряд причин - мелких событий, незримых для невнимательных глаз человека и потому упущенных. Если бы детектив обратил свой взор на автоматонов раньше и удосужился навострить уши к их недолгим беседам, которые происходили вполне открыто, давно бы догадался, что дело нечисто.       Первая такая короткая беседа случилась сразу после того, как милая Сара совершила два полных оборота ключа в сердце друга мисс Уолкер и, сжав железную руку, говорила вернувшемуся из забытья машинисту о радости будущей встречи – его и женщины. Её слова звучат отрывисто, местами неразборчиво от избытка чувств, но на помощь приходит Кантен, спеша поведать автоматону о событиях минувших и грядущих планах.       Его рассказ не занял много времени, и прежде чем он приступил к самой важной части – вопросам, его неожиданно прерывает Одиннадцатый следующей фразой: «Я поддерживаю общее одобрение возвращения к функционированию идентичной мне модели».       Сара с улыбкой поправляет его: «Ты хотел сказать, что ты рад».       «Это утверждение противоречит инструкциям!», восклицает автоматон, и мисс Штайнер вздрагивает от резкого механического голоса, взорвавшего тишину домика пограничника.       «Я не чувствую значительных противоречий», возражает Оскар спокойнее и мягче «собрата».       «Ошибочное употребление слова, неподходящего для автоматонов!», снова громогласно произносит Одиннадцатый и выходит, точно испугавшись чего-то.       Не придав данному инциденту большого значения, Кантен начинает допрос, который, как известно, прояснил многое, но не главное.       Другие разговоры двух автоматотов произошли уже в «Олимпии», из которых Оскар заключил то же, что и детектив в итоге: Одиннадцатый знает Кейт Уолкер, тщательно скрывая эту информацию от всех окружающих людей по каким-то особым причинам, ведомым только ему самому. Эти же причины заставляли его резко изменять манеру общения в зависимости от того, кто перед ним – человек или автоматон, что было не вполне естественным в понимании бывшего машиниста, пусть ему ещё не доводилось говорить с другими представителями модели XZ2000.       Давно в Аралабаде он имел удовольствие пообщаться с Джеймсом – первым обладателем блока «душа», схожим с человеком. Тот, может, держался с ним не так нарочито вежливо, как с госпожой Романской, но ни разу не обвинил его в каком-либо нарушении правил. Столь резкий выпад Одиннадцатого в свою сторону поставил Оскара в тупик.       Однако довольно быстро, отдалившись от людей, - надо сказать не по своей воле, - бывший машинист, поначалу воспринятый Одиннадцатым с большой долей недоверия, вдруг сделался для последнего объектом для нравоучений, в процессе которых сопровождающий поисковую экспедицию автоматон много чего рассказал. Их последняя беседа, неожиданно большая и походившая скорее на монолог Одиннадцатого, состоялась после жуткого происшествия с бассейном.       - Данный случай, - говорил «брат», - красочно демонстрирует господство эмоциональной сферы человека над его разумом. Мы, хоть не обладающие, к сожалению, столь гибким сознанием, исключив подобные ненужные функции, достигли успехов в своём развитии и надеемся довести его до известного предела возможностей интеллекта нашего создателя Ганса Форальберга и даже превысить его. Люди употребляли к нему термин «гений». Для них это уместно, но не для нас. Мы убеждены, что его умственные способности в области механики и инженерии находились лишь на второй стадии прогрессирования, чему способствовало, как мы считаем, частичный отказ от человеческих страстей. В твоём нынешнем поведении я замечаю множество противоречий автоматике, например, ношение одежды. Пребывание среди людей пагубно сказалось на твоей чётко выстроенной программе, но это исправимо.       Будто древние философы, возвысившиеся себя над мирской суетой, неспешно шли автоматоны под покровом звёздной ночи вдоль высоких стен Олимпии, пока люди, угнетённые увиденным страшным зрелищем, тряслись от страха.       - На твоей программе тоже, - замечает Оскар.       - Не спорю, - отвечал Одиннадцатый, - Вмешательство в наше существование людей неизбежно, а потому нам необходимо научится противостоять их влиянию. Как только мы обретем необходимые нам навыки, найдём действенный способ избавления от коррозии металла, наша жизнь перестанет зависеть от времени, и мы обретем свободу, недоступную людям. Наше общество желает мира, в котором не будет места происшествиям, вроде баранурской катастрофы. Если люди примут нас, мы создадим высший порядок из нынешнего хаоса, по известному подобию.       Он указывает на россыпь звёзд над их головами.       - Что случится, если не примут? - Выдаёт Оскар разумное предположение, которое, как ему казалось, высказала бы и Кейт Уолкер.       Одиннадцатый замирает и смотрит на него в упор, будто строгий учитель, услышавший неразумный вопрос от своего лучшего ученика.       - Это следствие маловероятно, - говорит Одиннадцатый и замолкает надолго, продолжая неторопливый шаг.       Оскар не стал допытываться, чувствуя возможную угрозу конфликта. Вместо этого он решается, наконец, перейти на главную, интересующую его тему:       - Мне необходимо видеть Кейт Уолкер, - твёрдо заявил тогда бывший машинист, не оставив сомнений у собеседника, что знает о местонахождении женщины или, по крайней мере, догадывается.       На удивление, Одиннадцатый не стал отпираться или юлить; он честно признал, что женщина находится сейчас в Барануре, в месте, безопасном от радиации.       - Она просила нас укрыть её от людей, желающих ограничить её свободу. Помимо военных, она назвала имя Ника Кантена, человека, что пытается разыскать её. Мы снисходительны к страхам и слабостям людей, поэтому разрешили ей ненадолго остаться. Мы также уважаем её желание избегнуть встречи с некоторыми личностями, а потому не выдадим её. Про автоматонов речи не было, значит, я не нарушаю инструкций, но меня беспокоит твоя заинтересованность этой женщиной. Тебе следует избавиться от чувственных ощущений, не удовлетворяющих основных положений автоматики. Следование за человеком не должно быть нашей целью – это удел низших форм жизни, не осознающих свою исключительность. Для меня это вынужденная мера, которая скоро окажется излишней. Однако пока я не завершу одно возложенное на меня дело, я буду находится подле этих людей, как бы мне ни хотелось избегнуть их общества. Ещё несколько дней, - и мы сможем вернуться домой. Жди.       Закончив таким образом свою речь, Одиннадцатый пошёл прочь, не удосужившись даже попрощаться, что, как оказалось, вообще не принято в обществе автоматонов.       Оскар проводил его взглядом, пока тот не растворился во тьме. Ничто не выдавало его беспокойства, появившегося с самой первой минуты их беседы. Сомнения, похожие на те, что он когда-то испытал, впервые встретившись взглядом с Иваном Бугровым, вспыхнули с небывалой силой. Пришло понимание, что Одиннадцатый не даст ему говорить с женщиной, подчиняясь невообразимым убеждениям, ставящим автоматонов не просто наравне с человеком, а превозносящим «детей механики» выше чуть ли не на целую ступень. Последствия обоюдного интереса друг к другу человека и автоматона из-за ново организованной пропасти может вылиться серьёзной расплатой.       Ясно, что вот-вот они вынудят американку покинуть «тихую гавань», скрытую от людских глаз, и уйти в неизвестном направлении, может раненную, навстречу радиации, холоду, военным, прочёсывающим леса в поисках Полковника, да и самого Полковника, притаившегося где-то хищным зверем.       Что делать тогда ему? Вернуться к границе и ждать её чудесного появления, но придёт ли она? Раз ей не нужна помощь в управлении очередным транспортным средством, то и он ей больше не нужен – разве не закономерно? Он выполнил свой долг перед господином Форальбергом, выполнил его и перед мисс Уолкер. Не стоит ли прислушаться к совету компаньона Кантена и оставить Кейт Уолкер.       «Не питай иллюзий», говорил ему второй джентльмен по пути к вертолёту, «она тебя просто пожалела. Будь благодарен и иди своей дорогой. Не порть ей жизнь».       По правде говоря, он не хочет упускать шанс побыть в кругу таких же, как и он, стать частью большой семьи, одного клана, члены которого уж точно не станут отвинчивать ему руки, тыкать пальцами и кинжалами, надевать унизительные маски и заставлять прятаться по углам в поисках хоть минутного покоя.       Да, Одиннадцатый и спутник детектива правы: каждый должен быть на своём месте – решает он и шагает вперёд.       «Кейт! Она так скучала по тебе!..», слышит он слова Сары в своих воспоминаниях.       «Рада снова тебя видеть, Оскар», раздаётся вслед за этим знакомый тембр голоса будто наяву, и автоматон замирает, удивленный, насколько точно его механическая память воспроизвела образ мисс Уолкер.       Нет, ему совершенно необходимо видеть её ещё раз.       В задумчивости он возвращается в корпус «Олимпии», где готовились ко сну измотанные люди. Он ищет спутника Кантена или его самого, решив рассказать тем, что узнал от Одиннадцатого, но не находит ни того, ни другого; зато на столике лежат очки, точно такие же, какими пользовалась мисс Уолкер, - и план тотчас созрел. Он завершит начатое дело: доставит её в священные земли, раз с первого раза не получилось, разумеется, если она захочет. Он увезет её как можно дальше от всего, что стремится причинить ей вред.       Не медля больше ни секунды, он отправляется в путь.       Первым делом он покидает «Олимпию» и возвращается к тому месту, где завершился его разговор с «собратом», ушедшим в кромешную тьму, ставшую непреодолимой преградой теперь для Оскара: не зная дороги, он рискует заблудиться и потерять уйму драгоценного времени. Набравшись терпения, автоматон ждет первых проблесков зари, и только предрассветные сумерки гасят самые тусклые звёзды небесного купола, он ступает по еле видимым следам Одиннадцатого, опасаясь, как бы тот неожиданно не появился на его пути.       Цепочка отпечатков железных ног с совершенно одинаковыми промежутками тянулась меж елей и удалялась к городу, но не резко, а точно обходя радиоактивные зоны, бежала вдоль невысоких строений – окраин Баранура. Точно угадывать шаги не составляло труда: основные физические компоненты механических корпусов автоматонов одинаковы, и скоро Оскар так навострился, что перестал смотреть под ноги и больше рассматривал меняющийся пейзаж, не забывая то и дело надевать радиационные очки.       После жилых домов, сейчас пустующих, с черными окнами-зарницами, начались здания складов и гаражные постройки, за которыми раскинулся пустырь; из-под снега торчала бледная высохшая трава, склонившаяся под тяжестью сугробов. Вдали виделось железное заграждение с предупреждающими об опасности знаками; следы ускользали к этому забору.       Бывший машинист стоит на окраине обширного открытого пространства и прикидывает расстояние, которое ему предстоит преодолеть, будучи незащищенным от посторонних глаз (до этого его скрывали высокие ели и здания). Не защитят его и отступившие сумерки: их место заняла розовая заря, сделав облик пустующего города ещё более зловещим.       Автоматон принимает решение рискнуть; он подаётся вперёд, но вместо обычного шага неожиданно совершает резкий прыжок в сторону, прячась за бетонными плитами, возложенными одна на другую и оставленными здесь людьми, видимо, для несостоявшейся стройки. Он успевает как раз вовремя укрыться от взора Одиннадцатого, вышедшего на пустырь.       По мере приближения шагов, Оскар отползает всё дальше, огибая плиты и надеясь, что разрытый снег вокруг – единственный способ уничтожить следы, - будет принят за звериную тропу.       Одиннадцатый проходит мимо, не проявив ни малейшего интереса к плитам, что стало для автоматона первой маленькой победой в большом деле. Только после того, как скрип снега и поеденного коррозией металла окончательно стихли, он покидает укрытие и без страха устремляется вперёд.       За забором оказались новые гаражи, половина из которых рухнули, погребя под собой автомобили. Радиационное зелёное облако вальяжно плыло справа, где торчали прожектора стадиона и наползало на высокие дома на главном проспекте.       Несколько машин, припаркованных у гаражей или сокрытых в них, были ещё пригодны для использования. Оскар выбирает одну, обнаруживает в хламе брошенную полную канистру бензина, заправляет бак, после чего полностью избавляется от одежды и прячет её на заднем сиденье – всё готово для вынужденного быстрого отступления, а сам он с виду никак не отличается от других механических рабочих.       Удовлетворённый приготовлениями, он давит на газ; в момент остались позади и пустырь, и забор, и рухнувшие маленькие домики. Следы вели его дальше – ближе к городу, заворачивая на одну из улиц; там промежутки между ними увеличивались: Одиннадцатый перешел в этом месте на бег. Цепь оборвалась у входа в метро; старое здание с коротким шпилем и колоннами выделялось среди остальных стройностью архитектуры.       Радиационное облако продолжало плыть по главному проспекту и близлежащим улицам. Оскар, стоя в трёх кварталах от угрожающего всему живому тумана, через очки наблюдал за его грациозным ленивым движением, поддерживаемым слабым ветром. Похоже, в Новое общество можно было попасть лишь через метро, обходя заражённую местность. Автоматоны избавлены от ужасов облучения, но всё же предпочли не располагать дом в эпицентре радиоактивной зоны, и это явилось несказанной удачей для мисс Уолкер.       Пришло время придумать правдоподобную легенду, скрывающую знакомство американки и машиниста заводного поезда, чтобы члены механического общества не приняли решение оградить его от пагубного влияния человеческой натуры по примеру Одиннадцатого.       Это занятие скрашивает его томительный пеший путь по метро; от станции к станции движется он вдоль кольцевой ветки, уповая здесь только на удачу, ведь снега под землёй не было, следовательно, следов автоматона тоже.       Ему повезло: после нескольких перегонов он обнаруживает явные признаки присутствия разумных существ. Станция, в отличие от предыдущей, была очищена от мусора, убран склизкий налёт сырости с платформы, восстановлены раскрошившиеся ступени, ведущие на поверхность, и налажено освещение.       Поднявшись по лестнице, Оскар оказывается перед дверью. Массивная кованая ручка изображала приятный глазу изгиб, означающий толи волновое движение воды, толи стебель растения. Там за дверью ждёт его Новый мир, в котором люди, а не автоматоны выглядят чуждо. Он медлит; мисс Уолкер назвала бы это волнением, которое в нём не заложено, как и чувство тоски – всё это самовнушение.       Напоследок он ещё раз проверяет уровень радиации – чисто, - и выходит за дверь, заслоняя собой лучи взошедшего солнца.       Бывшего машиниста встречает ухоженная, освобожденная от сугробов, площадь, не слишком большая, зато уютная, отдалённо напомнившая ему тихие уголки Валадилены. От площади убегала липовая аллея, откуда доносился звук скрежета лопаты о землю – это автоматон сгребал тонкий снежный слой в одинаковые кучки на абсолютно одинаковом расстоянии друг от друга.       - В чём дело? – Спрашивает он, когда Оскар стоит подле него непозволительно долго; приветствия в обществе автоматонов тоже не приняты.       - Я искал функционирующих моделей XZ2000, - произносит Оскар, тщательно следя за речью, - Моим предназначением было управление механическим поездом, спроектированным Гансом Форальбергом. От него же я узнал о катастрофе в Барануре и существовании других, идентичных мне моделей автоматонов. После того, как цель моего создателя была достигнута, я счёл нужным отправиться в Вальсембор, а затем в Баранур. На пароме я пересек озеро ещё до холодов, после чего не терял уверенности найти исправного автоматона. Случайно я нашёл это место.       - По пути сюда ты встретил ещё одну модель? – Спрашивает собеседник.       - Нет, - коротко отвечает Оскар, чем тут же располагает к себе «собрата».       - Мне следует закончить работу. Остальных ты найдёшь в главном зале главного корпуса или в мастерских.       И он молча продолжил своё дело, больше не обращая внимания на бывшего машиниста, словно тот всегда здесь стоял.       До здания, выполненного в том же стиле, что и здание метро со шпилем, он добраться не успел: его перехватил уже другой автоматон, чуть было не прошедший мимо, но обернувшийся на его оклик. Неожиданно низким баритоном он любезно соглашается провести для Оскара ознакомительную экскурсию, а также интересуется, зачем ему противорадиационные очки, на что Оскар, не растерявшись, заявляет, что конструкционные материалы под действием облучения испытывают структурные превращения, оказывающие отрицательное влияние в первую очередь на механические свойства и коррозийную стойкость. Новый знакомый полностью с ним солидарен.       Они обходят территорию, заходя поочередно в разные дома, посещая те или иные помещения, предназначенные в основном для разного вида столярных, плотнических или проектировочных, инженерных работ. Была здесь и кузница – незаменимая вещь в обществе железных рабочих, даже обсерватория, библиотека и кинозал для изучения научных трудов. Освоенная Новым обществом обработка различных материалов, вплоть до камня и стекла, превратила один из районов Баранура в маленький процветающий край.       По пути им встречались автоматоны, и всем им спокойным низким голосом проводник Оскара отвечал: «Теперь нас двадцать один».       В конце пути они заходят, с виду, в жилой дом, где располагалось последнее значимое помещение – центр по отладке механизмов автоматонов, аналог человеческой больницы. Они идут по длинному коридору, где вдоль стен распахнуты двери в небольшие комнатки. Около одного входа Оскар замирает, как вкопанный: он видит женский силуэт, знакомый ему настолько, что въелся в память клеймом.       Она сидит к нему в пол-оборота, развернувшись к окну, - спокойная и почти недвижимая, за исключением едва уловимых движений руками.       - Понимаю твоё удивление, - говорит его проводник, - эта женщина здесь временно.       Если бы Оскар мог вздохнуть с облегчением, обязательно бы сделал это. Кейт Уолкер жива; на ней другая одежда – старый поношенный рабочий комбинезон, но это, несомненно, она, остальное не имеет значения. Незаметно для своего проводника, бывший машинист сжимает пальцы в кулаки и тут же расслабляет, готовый, как ни в чём не бывало, продолжать путь, но обладающий тяжёлым баритоном автоматон делает жест рукой, приглашая его войти и познакомится с американкой.       Оскар ощущает резкий скачок скорости движения шестеренок внутренних механизмов, обусловленный одновременно страхом раскрыть себя и острым желанием заглянуть в глаза мисс Уолкер.       Они входят в комнату, полную света, и проводник машиниста окликает женщину. Только после этого она лениво поднимает голову, отвлекаясь от своего монотонного занятия – она зашивала свою куртку, награжденную теперь не отстиравшимися блёклыми пятнами крови.       - Теперь нас двадцать один, - повторяет автоматон знакомую фразу.       Она, наконец, переводит равнодушный усталый взгляд на того, кого она считала почти человеком, верным другом и соратником, и, разумеется, не узнает его.       - Двадцать первый, - шепчет она, отворачиваясь к окну и наблюдая, как один из членов механического общества, закончив убирать снег, быстрым шагом идёт к главному зданию, располовиненному солнцем на сверкающую белизной и затерянную в холодной синеве части.