Большая Медведица

      Заунывный голос лектора, записанный на видеокассету, вот уже два часа с небольшим читал курс по ядерной физике, не переставая добавлять к громоздким формулам на доске очередную приписку, примечание или цифру. Его лицо на чёрно-белой пленке выражало полнейшую сосредоточенность, особенно когда оператор брал крупный план. Теперь камера поехала вправо и вперёд, приближая череду графиков, давящих на зрителя падающими, восходящими, прямыми и не очень линиями; все они, конечно, имели непосредственное отношение к формулам, и это доказывал лектор, водя длинной указкой от одного к другому, как бы соединяя части в единое целое невидимыми нитями. Вторя его действиям, автоматоны синхронно поворачивали головы, не отводя взгляда от большого экрана, на который проецировалось изображение.       Едва лектор замер, его механические слушатели вернули голову «в исходное положение», не заметив некоторого расхождения в своих рядах: одному автоматону не удалось в точности поспеть за своими собратьями. Возможно, в этом виновата ржавчина, но Оскар убеждается, что дело не в ней, когда внимательнее присматривается к железному товарищу. Сам он стоит в последнем ряду, поэтому может позволить себе безбоязненно наблюдать за большей частью Нового Общества.       Предмет его интереса – Пятый, не только не счёл нужным исправить свой недочёт последующей концентрацией, а совершенно наглым образом уставился в окно, отвернувшись от увлекательной лекции. Очевидно, что мыслями он был где угодно, только не в тёмном кинозале: возможно, в своей мастерской или около мисс Уолкер, которая так переживала за его творения.       Неожиданно запись оборвалась, и на её месте теперь светился белый экран. Автоматон, стоящий возле проектора, выключил его и зажёг свет, чем вынудил Пятого влиться обратно в коллектив. От некоторых членов Общества не укрылись его жалкие попытки заняться чем-то более для себя подходящим, нежели получать новые научные знания.       - Мы – общество автоматонов, познающих возможные границы этого мира, - начал один, ни к кому особо не обращаясь.       - Мы движемся к общей цели, которая не может терпеть отлагательств, - подхватывает другой.       - Она не может терпеть некомпетентности, - отзывается ещё кто-то.       - Или мы рискуем потерпеть неудачу, так и не достигнув её, - говорит тот, кто начал дискуссию.       - Мы не имеем права на отвлечённые занятия, несоответствующие нашим убеждениям и подрывающие нашу уверенность.       - И потому мы своевременно и с ещё большим усердием принимаемся за работу, - отрезает знакомый низкий голос Второго, и все послушно устремляются к выходу.       Все, кроме двух автоматонов, задержавшихся на своих местах; Пятый оборачивается и смотрит на Оскара, пока остальные «лучшие творения Ганса Форальберга» проходят мимо и между них, спеша доказать своё рвение на практике. Бывший машинист делает робкий шаг к «собрату», но тот уходит за автоматонами и успевает догнать общую колонну, толпившуюся у двери.       Прошло уже два дня после беседы Оскара с Кейт Уолкер в подвальной мастерской, а ему так и не удалось заговорить с Пятым. Как он ни старался, механический скульптор хранил какое-то таинственное молчание и ни разу не удостоил нового члена Механического Общества хоть словом.       - Дай ему время, - просит женщина, проверяя воду в ведре на радиоактивность специальным устройством, - он не привык, что кто-то из автоматонов может его понять.       - Полагаете, что я смогу? – Усомнился бывший машинист.       - Ну, конечно, - кивает ему Кейт, а заодно зеленой лампочке на приборе; она зачерпывает полную кружку и осушает ту несколькими большими глотками. – А ты считаешь, что нет?       - Я не склонен так думать.       - Не беспокойся, - улыбается она, - вы подружитесь, как только узнаете друг друга получше. Вы даже не представляете, как похожи (я, конечно, не о внешности говорю). Их разговор происходил опять в потёмках. Мисс Уолкер настаивала именно на этом времени суток, уверяя, что так ей спокойнее и за себя, и за друга.       - Меня тревожит сейчас другое, - хмурится она, - Одиннадцатый до сих пор не вернулся, и раньше я не замечала за ним таких долгих задержек. Должно быть, что-то случилось.       - Разве это нам не на руку? – Возражает Оскар, - Он знает о вас и обо мне очень много. Он неожиданно осознал, что не напрямую чуть не проболтался о Кантене и его компаньоне, но Кейт так поглощена раздумьями, что никак не отреагировала на его последнюю фразу.       - Не знаю, почему он не приходит, но это может быть началом наших проблем и проблем всего Нового Общества. Если ему пришла в голову какая-то безумная идея, что бывало и раньше, он не отступит от неё.       - Боитесь, что он может начать продвигать идеи Общества в массы раньше времени?       - Не знаю. Вряд ли он смог решиться идти в Вальсембор или Находск в одиночку, рискуя попасть в метель и сломаться, но от него всего можно ожидать.       - Что с ним случилось? – Интересуется Оскар, хотя видит, что женщина не слишком рада говорить об этом автоматоне, – конечно! – гораздо приятнее вспоминать талантливого Пятого.       - Он был в числе тех, кто до последнего вытаскивал людей из-под завалов, но, как и многие, в первую зиму заржавел настолько, что помощь потребовалась уже ему самому. Он видел около себя корпуса других сломанных автоматонов и с содроганием думал о своей участи. Он надеялся, что кто-то из людей придет и поможет ему в благодарность за их спасение; он так хотел уехать в Вальсембор и работать там, помогая мистеру Штайнеру в его лавке… - Кейт наклоняет голову и печально продолжает: - Но никто не пришёл. Ему помогли автоматоны: поддерживали в рабочем состоянии его сердце, пока не научились и не сделали бедняге новое тело. В нём говорят не столько убеждения Общества, сколько обида на людей. Как видишь, до сих пор никто так и не отважился посетить Баранур. Капитан в итоге оказался самым смелым трусом.       - Зачем он выходит в город?       - Сейчас в первую очередь из-за меня. Он всячески настаивал на моем скорейшем уходе, несмотря на то, что это именно он нашёл меня у окраин Баранура и принёс в это место. Вероятно, в нём сыграли прошлые чувства, а когда я более-менее пришла в себя, он тут же переменился. Второй отказывался слушать его бред о моём пагубном воздействии на всё Новое Общество, да и другим было некогда, поэтому он переключился на меня. Приходил сюда и сидел день и ночь, повторяя раз за разом, какая я плохая – так он вымещал свой гнев. Я была тогда так слаба, что не могла даже выйти на улицу, не говоря уже о том, чтобы покинуть город. Второй, наконец, вступился за меня, поручив ему добыть в городе еду и лекарства. Это стало поводом отваживать его от меня на время. Раньше его отправляли за новыми книгами и видеоматериалами, насколько я знаю.       - Кейт Уолкер! – Неожиданно громко начал Оскар в ответ на её рассказ, - Я в который раз убеждаюсь, что это место совершенно не предназначено для вашего комфортного проживания. Мало того, что здесь давно отсутствуют надлежащие условия, вокруг всё сплошь радиоактивно, так ещё и относятся здесь к вам совершенно неприемлемо! Вы заслуживаете самого уважительного обращения, а не оскорблений! – Возмущался он, разойдясь не на шутку.       - Оскар-Оскар, пожалуйста, успокойся, - она кладёт руку на его железную щёку, чувствуя обжигающий ладонь холод, и он мгновенно замирает, боясь пошевелить и пальцем. – Никто меня не оскорблял. Мне приятно, что ты так беспокоишься обо мне.       В её голосе, жесте и взгляде столько нежности, сколько он не видел прежде, даже когда она заботливо укрывала больного мистера Форальберга, даже когда вспоминала о доме – всегда в её облике оставалось нечто отстранённое. Она была как будто всегда чуточку напугана: боялась навредить Гансу, обидеть того неосторожным словом, боялась далекого Нью-Йорка и осуждающих звонков, и его она тоже боялась. Оскар замечал, как она первое время вздрагивала при его голосе, не веря, что груда железа может вести разумные беседы.       Затем в Комсомольске, освобождая его от пут, она изо всех сил старается не коснуться его лишний раз, и он думает: «вероятно, это ей неприятно». Опасения исчезают в Романовке: под тихий танец падающего снега она улыбается ему, как человеку. Сегодня же тот день, когда она не просто смотрит на него, как на равного себе, –она забывает о его физической невозможности ощутить на себе тепло её ладони. Ясно, к чему стремился Пятый, высекая из камня тонкие черты лица: сохранить этот взгляд, пробивающий любые преграды и всегда находящий бесспорную истину.       - Кейт Уолкер, - с сожалением отгоняет Оскар мешающие мысли, - полагаю, караван страусов юколов сейчас в священных землях. Если бы вы только согласились…       Женщина тоскливо улыбается автоматону, и тот понимает гарантированный проигрыш любых аргументов. Разозлившись больше на себя, он деликатно убирает её руку и отходит.       - Это из-за Пятого? – Нарочито равнодушно спрашивает он.       - Ты же видишь, как он страдает, но не может оставить Общество… - тихо произносит Кейт и следует за Оскаром, опасно пошатнув без того неустойчивое хладнокровие автоматона.       Неожиданно ему приходит в голову, что Одиннадцатый не так уж и неправ, на счёт её сильнейшего влияния.       - Так вы его пожалели, - заключает бывший машинист. – Меня вы тоже пожалели, возвращая к функционированию?       - О чём ты говоришь? Разумеется, мной двигала не жалость, мне нужен был…       - Автоматон для управления портовой техникой, чтобы отбуксировать паром. Спасибо, что напомнили, Кейт Уолкер, - злостно бросает он.       - Я собиралась сказать «друг», но ты, видимо, считаешь иначе, - интонации её голоса резко изменились.       - В таком случае, - не поддается Оскар на провокацию, - вы быстро нашли мне замену в лице Пятого.       - Да за что ты на него так взъелся, не пойму! – Не выдержала женщина, всплеснув руками. – Он не сделал тебе ничего плохого, а ты ведешь себя как обиженный ребенок.       - Каким бы ни было моё поведение, мисс, оно, в отличие от его поступков, не нарушает целостную структуру Общества и не мешает двигаться к общей цели.       - Хочешь сказать, теперь ты разделяешь их убеждения? – Удивляется Кейт, всем сердцем веря, что Оскар это не всерьёз.       - Я нахожу их вполне состоятельными, - ответил он и выпрямился, как по струнке.       - Господи, Оскар, ты прекрасно осознаёшь их утопичность! Не жди, что я поверю в этот спектакль!       Слова женщины возымели должное действие: Оскар поник, приняв растерянный вид, если можно так выразиться, говоря об автоматоне, - Кейт ловко научилась видеть его настроение, словно для неё и вправду не существовало железной маски. Радостно она цепляется за его короткую заминку в словесной перепалке и продолжает:       - Подумай, что случится, если они заявятся в город - рано или поздно это произойдёт - и объявят во всеуслышание о своей цели. В лучшем случае их поднимут на смех, а в худшем – мэр отдаст распоряжение демонтировать всех автоматонов, включая тех, которые вообще не имеют к Обществу отношения. Включая тебя, - голос её сорвался. – Пожалуйста, Оскар, я не хочу вновь тебя потерять. Я надеялась, что у меня выйдет как-то их переубедить. Я подозреваю, что некоторые автоматоны тоже не всецело принимают убеждения, но боятся, как и Пятый. Сейчас мне очень нужна твоя помощь.       - Как вы знаете, это моя основная функция, Кейт Уолкер, - соглашается бывший машинист, но женщина чувствует недоговорённость, - если это не противоречит более глобальной цели, как в случае с господином Форальбергом. Сейчас я вынужден вам отказать. Громом отозвались в ушах Кейт его слова, пока автоматон тяжёлым шагом покидал центр механической отладки, сокрушая все её планы и надежды внести разлад в стройные ряды железных рабочих. Беспомощна она и в жалких попытках остановить его, бросаясь на металлический корпус – он не станет идти у неё на поводу, а её не хватит надолго. Так и случилось: женщина, выбившись из сил, остаётся на пороге глотать влажный ночной воздух, наблюдая медлительный уход друга во тьму.       На следующий день на смену ясной погоде, достойно продержавшейся больше недели, вернулись яростные метели; ветер носил крупные снежные хлопья и с особым остервенением швырял их в кирпичные стены домов, ударял в окна, заставляя старые рамы стонать от боли. Печные трубы выли, хором исполняя страшную звериную песнь; вся живность, от мала до велика, забилась в норы, расползлась по углам, укрылась в щелях, зарылась в землю в поисках защиты.       Кейт тоже хотелось спрятаться от свирепой бури, накрывшей Баранур и её сердце. В огромном доме ходили сквозняки, то и дело хлопали и скрипели старые двери, дрожали стёкла, отчего бесстрашная мисс Уолкер закрывала уши руками и громко говорила всё, что приходило на ум: стихи, строки из песен, названия городов и стран, иногда просто алфавит, лишь бы не оставаться в тишине.       Вот уже третью ночь подряд к ней никто не приходил, и сама она не рисковала выходить на улицу в непогоду. Покинутая всеми, женщина спасалась от одиночества беседами с собой, обращалась к Оскару, которого не было рядом, часто вспоминала Сару, один раз нашла в себе мужество отправить в пустоту слово матери.       Сон ушёл от неё вместе с чистым небом. Кейт подолгу лежала в постели, укрывшись несколькими тяжёлыми шерстяными одеялами, и разглядывала вычурные тени ветвей дерева на потолке.       Уснула она в четвёртую ночь, погрузившись в беспокойную дремоту, но сразу очнулась, почувствовав чьё-то тихое присутствие в комнате. Она поворачивается на другой бок и приподнимается на локте; придерживая одеяло, наблюдает стоящего у окна автоматона. Разумеется, женщина ждёт от него слова – так принято в общении с ней, чтобы она не гадала номер пришедшего; эти же негласные правила действовали и внутри Нового Общества. Пускай выбор у неё небольшой, ведь посетить в это время её могут только три автоматона – Оскар, Пятый и Одиннадцатый, на всякий случай она не начинает беседу, опасаясь подвоха. Спустя долгие минуты тишины, становится очевидно, что перед ней точно не Одиннадцатый: тот бы церемониться не стал, разбудил бы женщину для очередной долгой дискуссии, которая не требует предварительного молчания. Следовательно, она смотрит или на Пятого или на Оскара, в крайнем случае, на Второго, что означало бы серьёзное происшествие.       Кейт Уолкер медленно поднимается с постели, оставляя своё тело в уютном плене одеяла, и осторожно приближается к автоматону. Благодаря уличному фонарю, изливающему тусклое жёлтое свечение, она может различить его чётко вычерченный силуэт, а он может видеть её заспанное лицо, плавный изгиб покатых плеч, ласково обнятых колючей тканью, и женственную линию ключиц.       Женщина терпеливо ждёт; она полна сосредоточенного спокойствия, как в тот день, когда Второй приводит в её комнату Оскара. Однако родное лицо, выкованное из железа, ставшее таким близким за долгое странствие, рушит её внутренний покой и бьётся в хрупкую стену, воздвигнутую гордостью и силой, подобно хлёсткой бури. Кейт не в силах больше выносить одиночество; как с ним справлялся Ганс?! Неужели у него не было подобных минут отчаяния?       Она кладёт обе руки на железные плечи, позабыв о том, что придерживала одеяло; теперь оно держалось на одном лишь честном слове.       - Это ведь ты, - шепчет она, чуть не плача, - пожалуйста, это должен быть ты… скажи мне…хоть что-нибудь, умоляю.       Автоматон только и успевает робко скользнуть взглядом по её телу, отметив страшную сизую гематому, ползущую по рёбрам к груди, а затем брошенное короткое «мисс» отталкивает её от него невидимым ударом. Женщина отходит на добрые три метра, отвернувшись к стене.       - Всё в порядке, мисс? – Беспокойно спрашивает он.       - Да… да, всё хорошо, - отвечает Кейт, вернув самообладание. – Извини, у тебя что-то случилось?       - Ничего, что стоило бы вашего срочного внимания и вмешательства.       - Тогда не мог бы ты уйти. Пожалуйста.       - Вам точно не требуется помощь? – Сомневается он, находясь, похоже, в расстроенных чувствах.       - Прошу, Пятый! – Восклицает она, шумно всхлипывая, - Уходи!       - Примите мои извинения, если я случайно чем-то обидел вас, - говорит автоматон и разочарованно идёт к выходу, задержавшись в дверях для замечания: - Я уже говорил вам это, мисс, но повторюсь. Вы – подлинная ценность этого мира. Находиться рядом с вами исключительное удовольствие, жаль, что никто из членов Механического Общества так и не понял этого. Тем не менее, согласившись с их убеждениями, вы убережете себя от необходимости предпринимать новый путь, полный новых опасностей и вынужденных жертв. Обо мне не беспокойтесь, я всего лишь автоматон…       Сказав это, Пятый уходит. Кейт дожидается возвращения полной тишины в комнату и делает глубокий вдох.       Как бы ни были сильны муки одиночества, как бы ни расползалась внутри чёрная дыра, пожирающая свет и время, как бы ни было больно, она не встанет на предательский путь, подобно Дену. Это вселяет в неё новую уверенность, и женщина чувствует надежду однажды обрести долгожданное счастье.