Парень его мечты

      POV Катя Пушкарева.       Я вышла в приемную. Викуся, как назло, сидела на своем рабочем месте. Ну, что за невезение? Вечно она в баре сидит или у Киры, а тут… Одно дело играть на большой сцене, когда публика где-то в партере или вообще на галерке, и совсем другое — на малой, когда нос к носу. Да еще когда зритель такой активный, непосредственный, не обремененный излишне мозговой деятельностью, а потому восприимчивый, как ребенок.       — Вы уже уходите? А почему через эту дверь?       — У меня было интервью с президентом, — ответила я не очень-то любезно и пошла к выходу.       Но это же Вика, ей же пока в лоб не скажешь, что может себя не утруждать приставаниями, она же не поймет. Да и при лобовом столкновении она не очень-то понятлива. Вот Роман Дмитриевич, бедный, ей уже и так и сяк — не понимает. Просто по Высоцкому: «Все равно — что в лоб ему, что по лбу — всё едино»*. Ну, шея-то длинная, голова большая, а мозг размером с булавочную головку. Свободного места много, вот сквозняки через уши и гуляют, изредка цепляясь за кости черепушки.       — А это правда, что вы сын…       — А вы предполагаете, что я дочь?       — Нет, я имела в виду, что вы сын самого…       — Ну, может и не самого. Ведь это только матери доподлинно известно, особенно, когда мать так известна. Вы меня понимаете? А так-то я непременно сын своего отца, — кажется удалось! Сквозняк стал гонять мозги по черепушке, она теперь не скоро выйдет из ступора, пытаясь переварить, что я ей тут наплела.       — Я имела в виду, что… Ваш папа, а вы…       — Вы все как следует сформулируйте… Простите, не запомнил вашего имени.       — Виктория! — Боже мой, никогда не слышала, что у этой злобной фурии, такой сладкий голосок.       — Так вот, Виктория, вы тут сформулируйте ваши вопросы, а завтра мне на рассмотрение, в письменном виде. Договорились, детка?       Я ее даже по подбородку потрепала, и быстренько ретировалась в открытую дверь в холл, успев услышать вопрос: — Так вас приняли? — но уже не успев ответить.       У ресепшен толпилась вся бригада женсовета в полном составе. Оно и понятно, когда еще столько мужиков занесет в «Zimaletto»? Никогда, только в день интервью на вакансию секретаря. Эх, знали бы девочки, что это я им такой «мужской день» устроила, уж они не упустили бы случая посмеяться.       От них мне тоже не удалось так просто избавиться, а все из-за Машки.       — Алекс! Ну, как? Как прошло интервью.       — Спасибо, Мария…       — Ой! Вы запомнили мое имя!       — Я всегда запоминаю хороших людей. А вы человек хороший, вон как за Пушкову вступились перед Клочковой, хоть она и грозила вам какой-то Кирой.       — За Пушкареву!.. За Пушкареву, а не за Пушкову… Она работала помощницей Андрея Павловича, а Кира ее невзлюбила. Конечно, она же не эта змея, чтобы каждое слово Кире Юрьевне докладывать. Вот ее и уволили… Бедная Катька… Она знаете какая хорошая была… — в разнобой загомонили девчонки.       — А кто такая эта Кира?       — Невеста Андрея Павловича. Ей никто угодить не может…       Каюсь, я специально «Пушкову» упомянула, уж больно мне стало интересно, что девочки обо мне думают, скучают ли по мне? Потому что я по ним очень скучала. А нельзя было этого делать, потому что я чуть не спалилась.       — А мы вроде бы Катину фамилию не упоминали…       — Вы не упоминали, а Виктория сейчас в приемной все уши мне прожужжала о ней, и называла ее не иначе, как мымра.       — Не слушайте вы ее, Алекс. Катюха знаете какая умная! Если вас взяли на работу, то я вам не завидую.       — Меня взяли!       — Ой, как здорово! — Машенька, словно ненароком прижалась ко мне. Ужасно неприятное ощущение, когда девушка прижимается к тебе, как можно только Андрюше.       — А почему не завидуете? — постаралась я побыстрее отстраниться.       — Потому что Андрей Павлович у нас трудоголик. С ним работать сущий ад. Это только Катюха могла все выдерживать, потому что она тоже трудоголик.       — Да, пожалуй, я тоже себе не завидую, — задумчиво сказала я.       Было от чего задуматься, врагу не пожелаешь такого натиска женщин. Придется поскорее разоблачить свой интерес к мужчинам. Тогда у меня будет всего два кандидата на мою благосклонность, а сейчас… Мамочка! У Амурки глаза блестят, Машка прижимается, Светлана кокетливо поправляет прическу, Вика стоит в дверях приемной и зеленеет от злости. И только три мои замечательные подружки плевать на меня, как на мужчину, хотели. И то… Одна, Оленька Вячеславовна, в силу возраста; другая, Шурочка, в силу роста. И только одна Танюша Пончева в силу того, что плевать она на меня хотела — у нее был муж и тарелка с эклерами, ей точно было не до меня!       Хорошо еще, что Милко сейчас слюни пускает в конференц-зале…       — Все, девочки, пошел-ка я отдыхать, раз завтра мне предстоит трудоголизм. — я чинно вошла в лифт и помахала всем рукой.       И только войдя в квартирку, я развила бурную деятельность. У Андрюши обед в два часа. Времени в обрез, а мне очень хотелось встретить его во всеоружии. Боже мой, бедный папа, если бы он мог себе представить, что за командировка у его послушной дочурки, его просто удар бы хватил. А мама? Как там она? Наверное, не очень хорошо. Она не привыкла врать папе, да и скучает по мне, это уж точно. Хорошо, что до прихода Андрея я должна была переделать такую кучу вещей, что некогда стало предаваться унынию.       Мне еще нужно было: расшнуроваться, переодеться, принять душ, уложить волосы и чуть-чуть, как учил Славик, подкраситься. Потом убрать все Андрюшины подарки с дивана; все развесить и расставить по местам. Среди всего, подаренного мне, особенно меня тронул большой розовый плюшевый слон, перевязанный белой ленточкой посреди туловища, я высвободила его из пакета и взвизгнула. Второй конец ленточки был привязан к воздушному шару-сердцу. От неожиданности я выпустила слоненка из рук и он взлетел к навесу с кроватью да так и остался в свободном полете. Прелесть! Затем накрыть стол и встретить дорогого гостя.       Господи! Какое счастье, что Кира стукнута на всю голову! Если бы не это, я и сейчас сидела бы в своем чулане, глотая слезы и безнадежно вздыхая об Андрюше!

***

      POV Андрей Жданов.       Ну, таки достали! Ей Богу, достали! И если Киру я еще мог простить, потому что она достает по-привычке доставать, то Ромку я не мог извинить никак. Просто потому что он гад. Я ему четко и ясно намекнул, что ни в какие «Отцы и дети», равно как и в «Ришелье» с «У Севы», я на обед даже не собираюсь ехать. Что меня ждут обедать гораздо ближе. Что не догнать-то было? Не догоняет!       — Палыч, а давай вместе к Катюхе завалим. Что у нее не хватит жрачки и на меня?       Нет, ну что непонятно? Или я не по-русски вчера ему сказал: — «Это мой цве­точек, это Кать­ка моя». Кажется, по-русски, мог бы и допетрить, что я хочу побыть с ней наедине. И все же обижать Ромку не очень хотелось.       — Я принесу тебе ссобойку. Скажу Кате, что ты голодный, она тебе чего-нибудь и передаст.       — Сам ты передаст! Нафиг мне холодные ссобойки! Сам, небось, будешь уплетать горяченький борщ и сладкую малину, а мне, чего останется приволочешь?       — Ага! Сладкую малину, Катю-Катерину! Ромио! Где два — там третий лишний. Не ясно?       — Это что же такое делается? Люди добрые! Это мне теперь все время одному обедать? И я это свое счастье своими руками устроил? Во дурак-то! Знал бы, что ты такая сволочь, не нашел бы тебе эту квартирку, прямо под боком для твоей Пушкаревой!       В приемной что-то грохнуло. Я метнулся к двери — так и есть! Это не что-то, это кто-то екнулся на пол, услышав о квартирке для моей Пушкаревой! Оторвать бы Малине голову, но ему снова повезло, у меня для этой экзекуции объект поинтереснее нашелся.       — Викуся! Снова подслушиваешь? — спросил я сладко и мягко.       — Андрей! Как ты мог даже вообразить такое?       — Ну, конечно! Ах я, негодяй! Да как я мог, да как я посмел? Тебя, самую честную из наичестнейших, заподозрить в подслушивании, а потом еще и в передаче информации Кирочке? Что же я за свинья-то такая?       Я подал ей руку, а когда помог подняться, то притянул к себе, успев в последнее мгновение подмигнуть Ромке. Слава Богу, хоть тут Малина не оплошал.       POV Роман Малиновский.       Когда я услышал, как в приемной со стуком грохнулись о пол мощи Клочковой, я понял, что мне кирдык. Придушит меня Палыч и имени моего не спросит! Но пронесло. Удивительно, но пронесло! То ли день такой счастливый был, то ли я такой везунчик… Как там у Булгакова? «Так свезло мне, так свезло, просто неописуемо свезло»**.       Андрюха метнулся к двери в приемную и распахнул ее. Естественно, Викуся сидела на полу и потирала ушибленную голову. Чего там потирать, голова у нее, хронически ушиблена, впрочем, и я недалеко от нее ушел.       — Викуся! Снова подслушиваешь? — ой, а тон-то, а голос, вот прямо колыбельная для любимой.       — Андрей! Как ты мог даже вообразить такое? — ишь, закудахтала, глаза горят! Слава Богу, не беременная, не мать моего ребенка — уже хлеб.       — Ну, конечно! Ах я, негодяй! Да как я мог, да как я посмел? Тебя, саму честную из наичестнейших, заподозрить в подслушивании, а потом еще и в передаче информации Кирочке? Что же я за свинья-то такая?       И тут этот «импровизатор» подал ей руку, помог подняться, а потом… притянул к себе, правда подмигнув мне при этом зачем-то. Хорошо, что я парень сообразительный. Сразу понял — пора ссорить подружек. Выскочил в холл и полетел в кабинет к Кире со скоростью пули, которой дал под зад хорошего пинка спуск курка с боевого взвода.       — Кирюша. Ты представляешь...       — Что? — мрачно спросила, пока еще не знающая, какую змею она пригрела на своей груди, Кира.       — Я захожу в приемную, а Вика...       — Да не беременна твоя Вика, успокойся уже.       — Пока не беременна, но если дальше так пойдет, то все, знаешь ли, может быть.       — Ты это о чем?       — О Жданове, дорогая.       — А при чем тут Жданов к Вике?       — А ты сама сходи, посмотри. Он отбивался, как мог. Так нет же, она пиявкой присосалась. Со мной не выгорело, с Сашкой не выгорело…       — Что? Как с Сашкой?       — А ты не знала? Не слышала, как он говорил, что она прекрасно одевается, но еще лучше раздевается?       — Я думала это шутка.       — Хорошенькие шутки. Сейчас она со Жданчиком так пошутит, глядишь, и вышутит себе алименты.       — Что?       — Ничего, посмотри сама. Только Палыч тут ни при чем. Я видел, как он отбивался.       Кира не посрамила никого из бегунов на короткие дистанции, бежала так, что только пятки сверкали…