Парень его мечты

      POV Андрей Жданов.       Да понимаю я, что надоел вам всем до чертиков своими лирическими и не очень отступлениями. Но… Но мне необходимо объяснить и вам, и тем более себе, почему я решил, что Катюша пока, хотя бы пока, должна оставаться Алексом. Хотя бы до тех пор, пока не станет понятно, кто такая Кира. Она действительно убийца или ее подставляют.       …Катька мирно посапывала у меня на груди, из ванной доносился раскатистый храп то ли Ромки, то ли Николая, а я все не мог никак уснуть. Понятно, что когда в доме столько людей ни о какой близости с Катей и речи быть не могло. Но никогда еще Катенька, сама того не подозревая, не была мне ближе. Такой родной и близкой я ее почувствовал впервые, вернее даже не ее — их, мою жену и мою дочь. Моих навсегда, до последнего вздоха. И я испугался. Я очень испугался за них.       Мне вдруг пришло в голову, что если Кира только за мимолетную связь со мной могла решиться на убийство Натальи, то Катю она не пощадит тем более. Мало того, что она всегда ненавидела мою девочку, так еще и я посмел… нет, не завести интрижку, а полюбить. Полюбить именно ее, Кириного злейшего врага. Да не просто полюбить, это бы может Кира и расценила, как блажь, а вот то, что я осмелился захотеть детей именно от нее, от Катеньки, это… это приговор. Так что пусть уж она пока побудет Алексом. И мне спокойнее, и Катя с Анюткой целее.       И… и простите, что отнял ваше время…       В десять утра я, побритый, отглаженный чистенький, благоухающий, с огромным букетом ярко-красных роз и взором, который я с большим трудом, но сумел зажечь, постучал в двери с красивой табличкой на которой была такая знакомая фамилия: «Воропаев А. Ю.»       Да-да-да! Я шел к СашЕньке, объясняться ему в любви и… делать предложение (об аресте Кирюши я «знать не знал»). Какое? Не скажу, сами узнаете, если будете читать дальше. Может, руки и сердца вместе с постом президента, а может, и продать мне его акции. Теперь было очень важно все выдержать, не полезть в драку, если повод даст, и заржать, если этот придурок обделается. А главное, как следует запугать Сашку, неважно чем, своей ли неадекватностью, крахом ли «Zimaletto», грозной ли рожей. Неважно! Лишь бы ему захотелось немедленно избавиться от акций.       Как этого достичь, хрен знает, но, как говаривал Наполеон: «Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет». Ну, что, Жданов? В бой? За Катеньку, за Анечку?       — Марина! — голосом Сашки заверещал селектор на столе в его приемной.       Видно, начальнику не по душе стук в двери пришелся. Скорее всего, к их чиновничьему величеству не принято со стуком вламываться, а принято чтобы о визитере секретарша доложила, да еще и одобрение на вход получила. Это же не ко мне в кабинет ногой двери распахивать, правильно? Ну, а как Марина ему чего-то ответить могла, если я еще минут пять тому назад позвонил ей, и от имени более высокого начальства потребовал, чтобы она немедленно, вот прямо не задерживаясь ни на одну секунду мчалась в четвертый корпус, в рЭсторацию их чиновничьих величеств и помогала организовывать банкет, а Александру Юрьевичу чтоб и словом обмолвиться не могла, потому как это сюрприз для ее драгоценного начальника, потому как оне на повышение пошли. Дождался в сторонке пока Марина выскочила из приемной, вошел внутрь и двери за собой замкнул.       Я еще раз постучал, зная характер СашЕньки, дождался пока он нервно сам распахнул двери и сунул ему с ходу букет роз в руки. Очень важно было его огорошить сразу…       — Сашка, мне нужно с тобой поговорить. Это очень срочно и очень важно!       — Жданов? Ты что, сдурел? — на всякий случай Воропаев высунул голову в приемную и ошалело огляделся. — Это что? — он завертел букет в руках. — Ты случаем адресом не ошибся?       Значит, о Кире он еще ничего не знает, иначе начал бы разговор с ее ареста и плевать бы ему было на цветы. Замечательно! Главное все сделать вовремя!       — Нет. Не ошибся. Я, Сашка, к тебе.       — А веник чего приволок?       — Это не веник, — я даже губы надул. — Это прекрасный букет. Там еще записка есть. — и я потупился.       — «Тебе от меня», — прочел Сашка, сделал квадратные глаза, губы его вытянулись в ниточку и противно задрожали. Есть! Первый выстрел и сразу, можно сказать, контрольный в голову. — Жданов, ты охуел?       — Да нет, Саш. Я не охуел. Я решился!       — На что? — я заметил, как Сашка начал лихорадочно шарить рукой под столешницей, а чё там шарить, в приемной никого нет, и пока я не отомкну, так никого и не будет. — Андрюша, ты успокойся. Давай поговорим нормально, без нервов. — вторая стадия! Решил, что я кукукнулся.       — «Э, нет, милай, это было бы для тебя слишком просто», — подумал я, а вслух сказал: — Саш, я только вчера из Лондона. Поговорил с родителями, сознался им во всем.        Катька была права, пора менять профессию, актер я, как есть, актер! Вон даже слезы набежали на глаза.       — Андрей, — ого! Андрей! Это впервые. Обычно или пренебрежительное Жданов, или панибратское Андрюха, а тут целый Андрей! Расту. — Давай спокойно поговорим. Я не понимаю, чего ты хочешь. Я вообще не понимаю, о чем ты пытаешься мне сказать.       Не понимает он, блин, а как диктофон с компроматом на Катюшу приносить, так это он понимал. И никакой растерянности во взгляде, одно превосходство, пока мордой в дерьмо не окунули. Вот когда окунули, взгляд аккурат стал такой, как сейчас — испуганный, растерянный, подобострастный.       — Хорошо, давай спокойно поговорим. Давай, — я снял очки, потер переносицу, словно очень волнуюсь. Затем решительно водрузил их на место и сказал, словно в омут нырял: — Сашка, люблю я тебя! Давно люблю, очень давно… И вся наша… Все наше… Вся вражда, это потому, что я и себе-то боялся признаться, не то что тебе или кому-то еще.       Сашка даже пригнулся и начал лихорадочно взглядом обшаривать стены и потолок, как будто оттуда пули свистали поверх его головы. Это уж потом я догадался, что Санек таким образом камеры скрытые выискивал.       — Ты что? Ты так шутишь, что ли? Или какую-то новую пакость задумал? — а голос дрожит, словно у Паниковского, пойманного с ворованным гусем в руках.       — Сашка, ты только не нервничай, я сейчас все-все тебе расскажу. Все-все, по порядку.       — Все-все?       — Все-все!       — Не надо! Все-все не надо. По крайней мере не сейчас.       — Ох, Сашка, Сашка. Я решился, пришел к тебе чтобы… а ты… Да послушай же ты меня, Сашенька, — я схватил его за руку, словно в порыве страсти.       Ну, что вам сказать? От отвращения передернуло нас обоих, и руку он сразу выдернул, надеюсь, решив, будто меня дернуло током от страсти, иначе ничему не поверит.       — Андрей, успокойся. Присаживайся, успокаивайся и, — тут он тяжело вздохнул, словно осознав, что спорить с сумасшедшим бесполезно, проще выслушать, — и рассказывай, если так уж невмоготу стало.       — Саша, я же за тобой наблюдал, все время наблюдал. Ну, не нужны тебе бабы, никак не нужны. Ты же не любишь их, презираешь. Вика как-то Кире рассказывала, как ты ее тра…       — Заткнись! — заорал Сашка. — Заткнись немедленно! — ого! А вот это уже интересно, и даже очень. Неужто Санек и правда… Впрочем, какое мое дело?       — Прости, Саш, я не хотел. Прости.       — А чего? Чего ты хотел? Говори!       — Не психуй, ладно? Я все тебе сейчас объясню. В общем, я влюбился в тебя, а ты не обращал на меня никакого внимания. Вот я и решил… Правда тогда я еще не давал себе в этом отчета… Вот я и решил стать президентом, поднять «Zimaletto» на самую вершину модного Олимпа, а потом предложить тебе совместно управлять компанией, или вообще уйти от руководства и подарить тебе президентский пост. Глупо, да?       — Ну, если это любовь… — попался на крючок Сашка, — то никакие безумства не глупы.       Мечтательная улыбка уже украсила его порочные губы, а взгляд заволокло перспективой. Так захотелось ему сказать: — Закатай губу, дурик, — но я смолчал.       — Ты хочешь отойти от руководства «Zimaletto», и добровольно передать мне президентский пост?       — Уже нет.       — Не понимаю. Тогда зачем ты пришел?       — Чтобы спасти тебя, свою единственную любовь.       — Жданов! Может, мне вызвать бригаду медиков?       — А может, ты лучше меня дослушаешь?       — Ну, хорошо. Говори.       — Вчера я вернулся из Лондона.       — Ты это уже говорил.       — Но я не говорил, что сознался во всем родителям.       — Что? В чем?       — В том, что я тебя люблю, что больше не стану скрывать свою ориентацию. И в том… что я оказался не очень успешным президентом. В «Zimaletto» очень много проблем, Сашка. Наши акции сейчас стоят дорого, но это пока никто ни о чем не знает.       — Ч-ч-ч-что? Андрей, я ничего не понимаю.       «Конечно не понимаешь, тебе и не надо ничего понимать, тебе надо захотеть сбросить все акции», — подумал я.       — Зачем ты пришел, чего ты хочешь? — и голос больше не дрожит, только дикая усталость появилась. Даже жалко стало его, бедного.       — Репутация компании, когда я всем объявлю о своей сексуальной ориентации резко поползет вниз, согласен?       — Да!       — Если бы ты был мне безразличен, я сбросил бы свои акции, вот даже тебе. И ты бы с радостью их купил, если бы не знал ничего. Правда?       — Да!       — Но я этого не хочу, я люблю тебя. Поэтому предлагаю сейчас… — я как бы ненароком глянул на часы. Ну, давай же Игорь Петрович, не подводи, звони. — Пока еще это возможно, продавай свои акции. Я нашел покупателей. Продавай, я тоже продам акции родителей и свои. Я нашел прекрасного брокера, мы вложим деньги и будем получать прибыли намного больше, чем сейчас. Только нужно поторопиться с продажей акций и с вложениями. И жить будем вместе, ты как не против?       — Жить? Вместе с тобой? С ума сошел? А что сказали родители?       — А что они могут сказать? Плачут.       — А ты не врешь?       — Ну, позвони в Лондон, спроси сам.       — Слушай, а зачем торопиться с продажей акций?       — Пока еще никто не знает ни обо мне, ни о положении дел в компании, ты можешь взять хорошую цену.       — Я так и знал, что тебе нельзя до… — в эту секунду раздался долгожданный звонок на Сашкин мобильный. — Алло… Да, Александр Юрьевич. Кто это?.. Да, Кира моя сестра… Что?.. Когда?.. Вы ее адвокат?.. Господи! Что же делать?.. Нет!.. Нет!.. Главное, чтобы это не просочилось в прессу… Вы меня слышите?.. Простите, как вас зовут?.. Ага… Игорь Петрович, делайте все возможное, но никакого разглашения.       Пот ручьями тек с Сашкиного лба. Еще бы, узнать, что сестра арестована, для любого человека этого станет ударом. Но я ошибся. Передо мной был не человек, а скорпион, и ничего, кроме собственной шкуры и собственных денег его не волновало.       — Сашенька, что случилось?       — А? Да так, ничего особенного. Кира со своей ревностью.       — Что Кира?       — Да… Ерунда. Напилась, устроила в ресторане дебош. Звонил ее адвокат. Ну, ты слышал. Я попросил чтобы он замял дело. Не хватало еще больше репутацию «Zimaletto» уронить.       Сашка начал лихорадочно набирать какой-то номер на своем мобильном.       — Маргарита Рудольфовна? Здравствуйте. Вот тут ко мне пришел Андрей, он говорит… Что? — дальше Сашка слушал молча, настолько молча, что даже «до свидания» не произнес, дал отбой. Помолчал, подумал и повернулся ко мне. — Знаешь, Жданов, а я согласен продать акции. Другого выхода я просто не вижу.       — И мы будем жить вместе? — спросил я на «голубом» глазу…