***
Поздний вечер 22 декабря. Шоё смачно зевает, прикрывая рот ладошкой, а в уголке глаза проступает слезинка. Хината порядком устал в последний день пар в этом году, но ещё больше он устал от просмотра какого-то военного фильма, что включил Тсуна и не желал выключать. — Ты как хочешь, а я иду спать, — объявил парнишка, вскакивая с дивана на последних остатках энергии, которая, оказывается, не бесконечная у него. — Спокойной ночи, — улыбаясь, желает Савада. — Спокой… — но фразу обрывает слишком неожиданный звонок в дверь. Парни молчат несколько секунд, затем одаривают друг друга вопросительными взглядами. — Я открываю дверь, ты — атакуешь, — быстро, чётко и неслышно для тех, кто стоит за входной дверью проговорил Тсунаёши, и Шоё ответно кивнул. Оба понимали, что в столь поздний час может заявиться не самый нормальный человек, так что лучше перестраховаться. Всю усталость и сонливость как рукой сняло. Хината быстренько достал биту из шкафа, что осталась со времён, когда Тсуна пытался освоить бейсбол. Настал её час! Друзья на цыпочках подкрадываются к двери, становясь на противоположные друг от друга стороны. Савада кивает Хинате, молча показывает три пальца, сначала убирая один, затем второй, третий, и резко дёргает за ручку, распахивая дверь настежь. Шоё не медлит и секунды, сразу замахиваясь на прибывших, но вовремя осознаёт, кто решил посетить их почти в двенадцать ночи. — Каж-жется, нам зде-есь не рады, — растягивает каждое слово нетрезвый Кагеяма, который еле держится на ногах за счёт перекинутой руки на Гокудере, который сам пьян и с трудом стоит. Тсунаёши, весь изумлённый выходит из-за двери, дабы убедиться в услышанном. Кого, кого, а этих двух, да ещё и в таком виде они не ожидали увидеть. — Да но-орма-ально всё-ё, — мямлит Хаято, замечая Саваду и бросаясь обнимать того, — Тсуна-а-а! Я та-ак скуча-ал! — Гокудера-кун? Что с вами? — удивлённо вопрошает он, чувствуя, как у него хрустят кости от столь сильных объятий фотографа. А запах перегара, исходящий от парня, вовсе не был столь противным для Тсунаёши. Названные гости не спешат с ответом, и Тобио, покачиваясь, наконец переступает порог их дома, опираясь о стенку. Шоё, запрятав биту обратно в шкаф, поспешно закрыл дверь и также в нетерпениях стал ждать объяснений. Хотя, он, несомненно, рад видеть Кагеяму, пускай и нетрезвого. Сейчас он кажется более добрым и беззащитным, что ли? — У Кагеямы-ы сегодня день рож-ждения, ну во-от мы и пошли отпраздновать, так сказать. Но вахтёрша нас, гадина, не пропустила, мол мы комендантский час нарушили, да ещё пьяные, поэтому мы пришли к вам, вот, — объяснил Хаято, отлипнув от Тсуны. — О, Кагеяма-кун, поздравляю тебя! — опомнился Савада. — Да, с днём рождения! — улыбнулся Хината, лелея надежду, что не увидит снова презрение и отвращение в голубых глазах. И их там действительно нет. Тобио смотрит на него как-то по-другому. Пьяно, чуть ласково, пристально и… влюблённо? Шоё неуютно под этим взором, и он понимает, что те отголоски в его взгляде не более, чем алкоголь. — Вы останетесь у нас? — спрашивает Тсунаёши, хотя даже если бы ему сказали «Нет», то он бы силой заставил их остаться. — Если вы не против, — глупо улыбается Хаято, глядя в потрясающие карие глаза парня. Молчание, вдруг повисшее между ними четверыми, вдруг прерывает Гокудера, выражая желание как можно скорее лечь спать, и чтобы под боком сопел Тсунаёши, от чего последний краснеет, говоря, что не станет с ним спать, и вскоре они уходят в их с Хинатой комнату. Кажется, Хаято ударился о дверной косяк, судя по ругательствам. И они, Кагеяма с Хинатой, остаются вдвоём, наедине. — Ну, эм… — нервничает Шоё, — Вон там гостиная, — кивает головой он, и Тобио без лишних слов идёт туда, чуть пошатываясь, и, кажется, что-то неразборчиво бормоча. Кагеяма присаживается на диванчик и обращает внимание на работающий телевизор, а через пару секунд фыркает. Хинате смешно наблюдать за таким Кагеямой, который не старается как можно сильнее показать своё отвращение к нему, но также это безумно неловко! Тогда в кафе всё было куда проще, не так, как сейчас. Кажется, Шоё чувствует, как что-то на протяжении полутора месяца разрастается внутри него тёплым бурением. Это что-то необычное и точно связанное с Кагеямой, может ли он назвать это тем же, что испытывает Тсуна к Гокудере? Хината так уже запутался во всех этих непонятных чувствах, которых постоянно отвергал и принимал, что теперь отчаянно пытается понять себя. — Хината-а, — вырывает его из раздумий чуть хриплый голос, и он вопросительно поднимает взгляд на парня, показывая, что весь во внимании, — Можно воды? И Шоё сначала стоит в ступоре секунд пять, непонятно на что засматриваясь, а затем мотает головой, глупо произнося: «Да, сейчас!». Руки немного дрожат, когда он наливает в стакан воду, волнительно сглатывает и старается выглядеть как можно более непринуждённым. « — Успокойся, Шоё, это же Кагеяма. Ты сотню раз с ним виделся, успокойся, » — мысленно говорит себе студент, но что-то это не особо помогает. — Твоя вода, — улыбается он, протягивая прозрачный стеклянный стакан с такой же прозрачной водой. — Спасибо, — произносит Тобио, беря стакан и сразу осушая его полностью, затем ставя на журнальный столик. Сушняк даёт о себе знать. Хината садится рядом, слева от Кагеямы, поджав ноги под себя. Оба смотрят в телевизор, но никто и не пытается вникнуть в происходящее на экране. Мысли у парней совсем не о том. Шоё сгорает изнутри от неловкости и пытается понять необычную теплоту внутри себя, а Тобио как бы невзначай цепляется взглядом за очертания парня, при этом глядя в телевизор. Ей богу, косоглазие разовьётся. — А, ну, тебе же девятнадцать исполнилось? — выдавливает из себя Хината, чтобы наконец развеять молчание. — Девятдесять… девятнадцать, — путается на языке пьяного фотографа, и Шоё давит смешок, — Придуро-ок, не смейся! — Хорошо, хорошо, — но продолжает улыбаться. Такая оговорка хорошо разрядила атмосферу, — Что тебе подарили? И Кагеяма только отрывает рот для ответа, как вдруг свет в квартире погасает, а телевизор вырубается. — Что это? — непонимающе вопрошает Тобио, глядя в туда, где сидит Хината, хоть и не видит того. — Какая-то проверка очередная. Это на несколько часов, — сообщает Шоё, и молчание вновь образуется между ними. Чёрт, почему так сложно вновь заговорить в этой темноте? Почему стало в разы неловко? Почему именно сейчас вырубили этот чёртвов свет, когда у них стал налаживаться разговор?.. Хината вглядывается в темноту, опустив голову вниз, как вдруг чувствует крепкие объятия, что сжимают его. Он не видит, но чувствует, как щёки краснеют моментально, и не понимает почему — почему Кагеяма обнимает его? Так тепло и приятно, боже. Мысли путаются… — Хината, я тебя не ненавижу, — начинает он, а Шоё перестаёт дышать, внимательно слушая, — Точнее, это что-то большее. Что это? — Си-симпатия? — спрашивает Шоё, всем естеством боясь смолвить что-нибудь не то. Ответом служит молчание, что уничтожает бедного парня изнутри. Он всё больше и больше переживает, вновь и вновь спрашивая себя: что лучше сказать? Но мысли прерываются, кажется, всхлипом? Кагеяма всхлипывает, чуть дёргая из-за этого головой, а Хината просто недоумевает этому. — Кагеяма… — шепчет он, ласково, будто хочет защитить от всех невзгод, обнимая того. — Прости, Хината, я вёл себя как последний идиот, всё время делая вид, будто ты мне противен. Просто мне страшно влюбляться, а ты так похож на него, только лучше. Шоё не до конца понимал, о ком говорит Тобио, но знал одно наверняка: он как раз-таки имеет ввиду то, что случилось с ним когда-то. И парню так горечно вспоминать об этом, ведь он плачет, а Хинате так хочется успокоить его. — Всё в порядке, правда, — шепчет юноша, гладя по тёмноволосой шевелюре Кагеяму, — Я понимаю, что тебе пришлось пережить что-то ужасное. Не извиняйся. Я всегда буду рядом, если ты позволишь, и буду поддерживать тебя в любой ситуации и… — делает короткую паузу, собираясь с силами, — Буду любить тебя. А затем оба молчат, ведь каждого переполняют эмоции и чувства друг к другу. Кагеяма сильнее прижимает к себе Шоё, наслаждаясь их близостью. Ему страшно, но он так же безумно счастлив. Тобио знает, что Хината не такой, что ему можно доверять, и он доверяется, стараясь подавить слёзы и всхлипы. — Мне тогда было четырнадцать, а ему — шестнадцать, — начинает он, а Шоё внимательно слушает, продолжая гладит его по голове, — Мы жили в домах по соседству и часто общались. Он был потрясающим человеком — так мне казалось. Он был умным, ловким, любвиобильным с множеством друзей, а его фотографии — настоящими произведениями искусства. Я восхищался им, его работами, желал стать таким же крутым фотографом и не заметил, как влюбился. Мне хотелось проводить с ним больше времени, узнавать о нём новое, учиться у него и смотреть на него чаще, ведь тогда создавалось ощущение, что он буквально сияет. А он… он знал, что я отношусь к нему вовсе небезразлично и доверяю ему. Поэтому он воспользовался этим, — пауза. Тобио в разы становится тяжелее вспоминать об этом, и Хината чувствует это, стараясь хоть как-то успокоить, — Он пригласил меня к себе домой под предлогом выпить чай и показать свои последние фотографии, но на самом деле он… он… заперся вместе со мной в своей комнате и изнасиловал. Тогда он говорил, какой я жалкий и ничтожный, а я лишь плакал и просил остановиться. Затем он, будучи уверенным, что я постыжусь рассказывать об этом кому-либо, отпустил меня, но я понимал, что он не должен оставаться безнаказанным, что он способен навредить кому-то ещё, и всё рассказал. Его упекли за решетку на пять лет, но это всё равно изменило меня. Я просто не мог общаться с людьми, боясь получить ото всех нож в спину. И вот только в последнее время я смог обыденно общаться с Гокудерой и умудрился влюбиться в тебя. Ты на него похож, но лишь снаружи: такой же на вид добрый, общительный и дружелюбный, но ты и на самом деле такой, я уверен. Это никакая не оболочка, за которой скрывается монстр, это настоящий ты. Видимо, ничему жизнь не учит такого глупого и жалкого человека, как я. — Кагеяма, посмотри на меня, — требует Шоё, хватая того за щёки и приподнимая голову, и смотрит прямо в ночные очи, — Ты прекрасный! И даже не думай сомневаться в этом! Я не знаю, кто этот человек, но он и есть то самое ничтожество, что решило причинить тебе страдания, — глаза Тобио блестят от слёз, но внимает каждое слово парня, — Забудь про него! Я помогу тебе с этим, и ты будешь счастлив! И Хината поддаётся вперёд, бережно, аккуратно касаясь чужих тёплых губ, даря незабываемое ощущение искренней любви, заставляя Тобио прикрыть глаза, но вдруг тот резко отстраняется, виновато глядя на фотографа. — Прости, извини! — лепечет он, жутко краснея и отводя взгляд, — Я должен был спросить твоего разрешения, мало ли тебе противно, прости, прости… м-м… Все извинения замолкают, ведь Кагеяма припадает к вожделенным мягким губам. Сначала поцелуй совсем невинный, но затем перерастает в более страстный, в коем участвуют их языки, которые сплетаются вместе, блуждая в чужих ртах. Он долгий и даже очень, потому что нехватка воздуха не так важна этим двоим, но когда же всё-таки приходится оторваться друг от друга, они томно дышат, смотря затуманенно в любимые очи, а затем шепчут что-то романтическое интимное милое и смущающее друг другу и снова целуются. Пропадая в нашем мире, ведь сейчас для них весь мир — они.***
— Гокудера-кун, фотографируй быстрее, пока они не проснулись, — откуда-то слышит Шоё, будто говорят из-под купола. — Я стараюсь сделать как можно лучший кадр, а ещё у меня раскалывается бошка, — произносит другой не менее знакомый голос, а затем раздаётся какой-то щелчок, — Ну вот — идеально. Хината с трудом разлепляет заспанные глазки, пытаясь спросонья понять, на чём это таком мягком тёплом и постоянно вздымающимся он спит, и что это такое греет его поясницу. Приходится минутку-другую привыкнуть к свету, а только потом осознать, что его сегодняшней периной является никто иной, как Кагеяма Тобио. Шоё мигом жутко краснеет, осознавая всю неловкость данной ситуации: мало того спит на Кагеяме, так ещё и Тсуна с Гокудерой сфотать их решили, гады! Парень сразу решает слезть с фотографа, но чужая, крупная и тёпленькая рука лишь сильнее прижимают его к широкой груди, переграждая все пути к отступлению. Ну что за ситуация?! Дождавшись, пока Хаято и Тсуна уйдут на кухню, Хината стал будить Кагеяму, щипая того за щёчки: — Дурояма, проснись! — требовал он, но тот лишь морщился и хмурился во сне и ещё сильнее прижимал Шоё уже обеими руками. Тепло и приятно, но если Тсуна и Гокудера вернутся? Хината вовсе не горит желанием краснеть ещё больше. — Проснись! — продолжал он, ещё раз ущипнув бедного фотографа за щёку. Ему такое явно было не по душе, поэтому Кагеяма вдруг, всё ещё спя, перевернулся на бок, всё также прижимая юношу к себе и дополнительно закинув ногу на него. Она приятно давила на тело, а всё тепло, исходящее от Тобио, вскружило голову. А на самом деле, какая разница, будут ли смотреть на них их друзья? Да и они всё прекрасно понимают. Чего это он тут накручивает себя и хочет отказаться от самого желанного ощущения в жизни — объятия Кагеямы, что ещё недавно казался неприступным и холодным. Дурачок… Шоё прикрыл карие очи и уткнулся носом в грудь парня, быстро засыпая от столь расслабляющих и приятных ощущений. С прошедшим, Кагеяма!***
Телевизор поёт на заднем плане знакомую всем песенку «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит…»; нарядная искусственная ёлочка горит яркими огоньками гирлянды, заставляя забываться всех, кто хоть краем глаза взглянет на неё, ведь огромное разнообразие игрушек на ней просто невероятно! Шоё и Тсунаёши с детства обожали наряжать ёлочки, поэтому, когда съехали от родителей, накупили различных украшений, которые сейчас пестрили деревце своим обилием цветов и форм. Шоё усердно и увлечённо вертелся на кухне, вдыхая палитру ароматов, что витали по всей квартире. Он приготовил практически всё сам, за исключением торта, что был куплен в кондитерской. Тсуна же всё время бегал из кухни в гостиную, в которой парни поставили большой стол, и расставлял блюда, закуски, напитки, посуду и столовые приборы на не менее разноцветной скатерти. Но вдруг раздался звонок в дверь, и Савада, крикнув «Я открою», помчался к выходной двери. Быстренько безрезультатно пригладив свои непослушные волосы, Тсунаёши распахнул дверь, уже зная, кто за ней. — Привет! С наступающим вас! — улыбнулся он, отходя чуть в сторону, дабы пропустить гостей. — Тсунаёши! — влетел в прихожую Хаято, стискивая в объятиях парня. — Хи! Гокудера-кун, мне нечем дышать! — сдавленным голосом прохрипел он, но, почувствовав, что его освободили от приятной, но слилшком сильной хватки, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. — Хаято, — поправил фотограф, серьёзно глядя на того. Сколько уже встречаются, а до сих пор Савада не может научиться называть своего парня по имени. Всё «Гокудера-кун», да «Гокудера-кун». — Х-хаято, — немного неловко исправился Тсуна, тут же замечая в руках парня блестящий пакетик, явно подарочный, — Что там? — заинтересованно спросил он. — Секрет! — слукавил Хаято, пряча пакет за спиной. Благо Тсуна — не Шоё, что буквально бы умер на месте от нетерпения и домыслов, что же там, потому всё прекрасно понял: подарочек для него! А тем временем Кагеяма, что не стал зацикливать внимание на парочке, закрыл входную дверь, снял верхнюю одежду и, оставив свой пакетик у входа, отправился на поиски своего чуда. А найти его не составило особого труда: Тобио слышал, как Хината напевал песенку Coca-col’ы, которая, если честно, раздражала фотографа. Шоё стоял спиной к нему в фартуке и что-то, аппетитно пахнущее, помешивал, абсолютно не замечая юношу. Что же, ему это только на руку. Подкравшись сзади, Кагеяма бережно обнял Шоё, создавая колечко, окружающее парня, что сцеплялось на худеньком животе, наклонился и положил свою голову ему на плечо. Хината в первую секунду дёрнулся от неожиданности, но затем, поняв, что это его любимый Кагеяма, сразу успокоился. — С наступающим! — произнёс он, продолжая помешивать красную жидкость. — И тебя с наступающим, — прошептал Тобио и принюхался, — Карри? — Угадал! — воскликнул Хината, зачерпывая немного жидкости специальной ложечкой, и продегустировал собственное блюдо, — М-м, неплохо. Я специально для тебя приготовил, попробуешь? — Кагеяма кивнул, и Шоё зачерпнул ещё ложечку, поднося ко рту парня. Тот с удовольствием съел всю ложечку и довольно зажмурился. — Вкуснятина, — протянул Тобио, безумно радуя Хинату своим ответом. — Спасибо, — чуть смущённо и одновременно радостно произнёс Хината, цепляясь взглядом за что угодно, лишь бы его лёгкий румянец не был рассекречен. — Пойдём в гостиную, ты же уже закончил? — Да мне чуть-чуть осталось. Сейчас ещё один салатик настрогаю и приду, — последний раз попробовав карри и убедившись в качестве вкуса, произнёс он. Кагеяма коротко вздохнул, говоря: — Я видел, сколько еды стоит на столе. Честно говоря, мы вчетвером и за неделю не съедим столько, Хината. — Ну, один салатик погоды не сделает… Но Тобио, словно маленький капризный ребёнок, грустно вздохнул, отпрянул от него и, сделав печальное лицо, медленно направился к выходу из кухни, тем самым играя на жалости и вине юноши в фартучке. — Кагеяма, погоди! — воскликнул он, заставляя фотографа развернуться к себе, — Я сейчас! — развязывает красненький фартук, вешая его на крючок, — Только карри вынесу! Плохо, плохо — играть на чувствах этого доброго и наивного мальчишки. Но Кагеяма ещё загладит свою вину.***
До нового года оставались считанные минуты. Все четверо уже были сыты до отвала и сейчас общались, смеялись и лишь изредка попивали сок, газировку, а кто-то и просто молоко. Но Шоё вдруг опомнился, что он как бы подарки всем приготовил, поэтому вдруг умчался в другую комнату, не сказав и слова. — Куда это он? — вопрошал Тобио, на что Тсуна лишь пожал плечами, потому что сам прятал подарки в других местах, — Пойду, посмотрю. Парень вышел из-за стола, направляясь в ту комнату, куда вроде бы забежал Шоё, предварительно взяв свой пакет с подарком. Тсунаёши и Хаято, оставшись наедине, дружно поглядели на часы, что показывали без семи двенадцать. Уже почти новый год! — Гоку… Хаято, — сразу исправился Савада, — Я… ну, в общем, подожди меня здесь, хорошо? — Гокудера понимающе кивнул, и Тсуна тут же умчался к шкафу, что стоял в коридоре. Но у того уже всё было подготовлено для своего парня: пакетик он оставил под столом, дабы не соблазнять Тсунаёши своим заманчивым видом. Вернувшись с чем-то за своей спиной, Тсуна присел на диван, размышляя со скоростью света, как лучше подарить свой подарок: просто вручить, попросить Гокудеру погадать, что там, или… — Тсунаёши, — вернул того в реальность Хаято, любяще глядя в горячие карие глазки, полные заботы и доброты, — Прости, из меня романтик никакой, — усмехнулся он, невольно отводя взгляд, — Поэтому поздравляю тебя. А затем протянул тот самый пакетик, при виде которого Тсуна волнительно вздрогнул: что же там? Всё-таки любопытным он был с детства. Он аккуратно взял подарок одной рукой, не решаясь заглянуть внутрь. Может, сначала самому подарить? — Что-то не так? — вновь вывел того из размышлений Гокудера. — Всё в порядке, просто, — замялся он, — Вот! С новым годом! — выудил из-за спины большую толстую книгу, перевязанную лентой. Хаято сразу заметил её название: «Пришельцы существует! Правда или миф? 1000 и 1 доказательство этого!». Да, длинное название, но Тсунаёши успел слишком хорошо узнать интересы Гокудеры. Фанат мистики и паранормального, верящий в существование других цивилизаций, — Гокудера Хаято! — Вау, — потрясённо выдохнул тот, — Тсунаёши, спасибо. Огромное спасибо! — и полез обнимать паренька. — Да не за что. Я только счастлив, что тебе понравилось, — улыбнулся Тсуна, заставляя сердце Гокудеры биться сильнее и расплываться в неловкой улыбке умиления. — А что ты мне подарил… — полез в пакет юный архитектор, а затем замирая на пару секунд. Это то, что он думает? Савады достаёт огромный набор различных карандашей и качественной бумаги для разных видов рисования, а затем изумлённо смотрит на парня. — Хаято, но они же такие дорогие, — еле произносит он. — Мне ничего не жалко для тебя, — улыбаясь, молвит Гокудера, умиляясь реакции своего парня. — Спа… Но неожиданно из соседней комнаты раздаётся какой-то грохот. Парни вопросительно переглядываются, а через пару секунд заливаются смехом. — Что они там делают, — хохочет Тсунаёши, утирая проступившую слезинку в уголке глаза. — Подарки дарят, — смеются оба, совсем забывая, что вот-вот наступит новый год.***
Войдя в комнату Шоё и Тсунаёши, Кагеяма сразу заприметил пятую точку в шортиках, что немного двигалась из стороны в сторону, а сам Хината упорно искал что-то в шкафу. Тобио без скрипа прикрыл за собой дверь, оставаясь незамеченным. Это может вылиться в небольшой сюрприз, думалось парню. Он на цыпочках подкрался к Шоё и уже потянул руку внутрь пакета, как вдруг Хината радостно воскликнул: «Нашёл!», выпрямляясь в полный рост и резко разворачиваясь. Хината вздрогнул от лёгкого испуга, но сразу же облегчённо выдохнул, понимая, кто перед ним, а затем, опомнившись, спрятал что-то за спиной. — Кагеяма! Что ты тут делаешь? Карие очи всё двигались, выдавая обладателя в том, что он нервничает. — Пошёл посмотреть, что ты делаешь, нельзя? — ответил Тобио, сжимая свой подарок за спиной сильнее. Ох, это так волнительно — впервые дарить подарок своему возлюбленному. — Можно, конечно, просто ты меня напугал, — улыбнулся тот, грея душу фотографу. Но Шоё вдруг опустил свою рыжую голову, теперь устремив взгляд в пол. Кагеяма заметил, как ушки юноши приобрели красноватый оттенок. И воцарилось минутное молчание, ведь оба пытались собираться с силами, обдумать слова, дабы не облажаться друг перед другом. Но мозги у обоих явно одинаково работают. — С-с новым годом! — одновременно выпалили студенты, протягивая друг дружке подарочки. А затем замерли в секундном ступоре, после чего тихо посмеявшись над ситуацией. — Придурок, — подавив смешок, прокомментировал Тобио вовсе не в грубой или обидной форме. — Эй, не называй меня так! — надул губки Хината, — Сначала посмотри мой! И Кагеяме больше ничего не оставалось делать, кроме как взять подарочный пакетик от Шоё, сразу отдавая свой подарок. Заглянув в него, Тобио обнаружил там два аккуратных квадратика одежды. Не долго думая, он вытащил их, рассматривая в руках и наконец разворачивая их. Это были две чёрно-оранжевые толстовки, которые отличались размерами и надписями: на большой было написано «Люблю одного человека», а на маленькой — «Один человек». Кагеяма, весь изумлённый красивым дизайном и немного глупыми надписями, внимательно разглядывал каждую, трогая приятную мягкую ткань, что будет согревать так же сильно, как и этот горячий вопросительный взор светло-карих глаз, который только что заметил на себе парень. — Ну, как тебе? — в нетерпениях вопрошал Шоё и, кажется, даже скрестил свои пальчики. — Мне нравится, «Один человек», — честно ответил он, ухмыльнувшись, и юноша облегчённо выдохнул, — Даже очень. Вау, это так оригинально и круто. — Я их специально заказывал! — похвалился он, переводя своё внимание на подарок Тобио, — Что же, теперь твой… Но Кагеяма, непонятно зачем, выхватил его, поднимая как можно выше, чтобы Хината точно не достал. — Эй, что ты творишь, Дурояма?! Дай! Я тоже хочу подарок! — Шоё прыгал из раза в раз, пытаясь достать пакет. А Тобио, он… ему стало стыдно. Хината приготовил такой изумительно потрясающий подарок, а он… позор какой! — Не дам! — объявил он. — Какой ты всё ещё вредный! — и прыгает в очередной раз так высоко, что выхватывает наконец пакет и сам падает на Кагеяму с грохотом. — Не смотри! — запаниковал Тобио, когда сидящий на нём Хината заглянул внутрь. А затем достал оттуда… вязанные шапочку, шарфик и рукавички? — Ого… — удивлённо выдохнул Шоё. — Знаю, фигня. — Нет, Кагеяма, что ты! Я и не знал, что ты умеешь вязать, да ещё и так «Бум!». Они милы-ые, — протянул он, надевая подарочек. — Вязание очень успокаивает… Да и моя бабушка лучше вяжет! Она мне о-о-очень много всего связала! — Неправда! — глядя на свои ручки, облачённые в тёплые белые рукавички с маленьким солнышком на них, возразил тот, — Сидит идеально! Как я выгляжу? Как он выглядит, да? У Тобио слишком много мыслей появилось, чтобы ответить на этот вопрос. Такая же беленькая, как и рукавички, из-под которой вылазили рыжие волосы, забавно сидела на его голове; слегка голубоватый шарфичек, что идеально гармонировал с остальными элементами вязаной одежды, полностью спрятал шею парня, подбородок, рот, почти доставая прикрывая кончик носа; а рукавички создавали иллюзию двух пальцев, но так же лишь дополняли миловидный образ Шоё. И знаете, Кагеяма мог бы написать кучу красноречивых слов о нынешнем внешнем виде Хинаты, но сердце колотилось так быстро, а лицо само по себе покраснело как от лёгкого холода, и губы просто не смогли выдать тех красивых речей с обилием эпитетов, метафор и описаний, а просто: — Очень мило… Кажется, у кого-то винда полетела. Хината ожидал абсолютно любого ответа вроде: «По-идиотски», «Как придурок», «Глупо», но не такого! Конечно, Кагеяма стал часто ему говорить комплименты с тех пор, как они начали встречаться, но даже так Шоё ещё морально не подготовлен к таким приятностям со стороны Тобио. — Спасибо, — пролепетал Хината, стараясь не смотреть тому в глаза. Если честно, то сердца обоих пробили хорошие такие ту-ду-мы, заставляя чувствовать себя крайне неловко. Они не знали, что их мысли совпадали: «Что делать?». Отдаться чувствам или поступать разумно, обдумывая свои действия? Трудно решить. Просто напросто им сложно — сложно и необычно, ведь так-то оба у друг друга первые. И молчание нагнетает, и оба смущены вдруг до предела. Но всё же: никто не хочет сейчас упустить эту тоненькую ниточку. — Каге… — наконец говорит Шоё, как внезапно его перебивает Тобио. — Хината, — сидится на полу, по-прежнему размещая у себя на бёдрах юношу, — Ты тоже это чувствуешь? Но в ответ получает вопросительный взор Шоё. — Что чувствую? — не понимает он, созерцая что-то доселе невиданное в тёмно-голубых. Оно необычно, схоже с тем, как влюблённо Кагеяма смотрит на него, но с чем-то новым. Что же это? — Я чувствую что-то странное в животе, когда смотрю на тебя. Будто его щекотят изнутри. Знаешь, ноги немного отнимаются. Не знаю, что это, но кажется, ещё неделю назад такого не было. А ещё желание трогать тебя, целовать, оно… усилилось? — он, весь в вопросах, глядит точно в горячие карие глазки, что смогли растопить его ледяное сердце, замороженное после травмы, — Придурок Хината, перестань влюблять меня в себя ещё больше! И Шоё такое заявление, конечно, было жутко приятно, но возразить всё-таки надо было. — Тогда, ты перестань меня влюблять в себя! Я уже не знаю, куда девать свою любовь к тебе. — Выплеснем её? — и Хината кивает, наблюдая за тем, как Тобио медленно начинает приближаться к его лицу. В голове всё путается, когда Шоё, прикрывший глаза, чувствует теплоту губ Кагеямы на своих. Так невинно, так любяще и невообразимо приятно. Они целовались только ночью, в день рождения Тобио, а другие их поцелуи были максимум в лоб или щёчку. Хината кладёт свои руки в рукавичках, в которых сейчас неимоверно жарко, на плечи Кагеяме, тем самым углубляя поцелуй, но Тобио нисколечко не теряет инициативу, лишь проникая горячим язык в рот Шоё и снимая с запарившегося парня вязаную одежду, не открывая глаз. И Шоё безумно благодарен ему за подаренную прохладу, как вдруг рука Кагеямы начинает блуждать у него под футболкой на плоском животике, а другая — давит на рыжий затылок, не давая отступить Хинате. Голова идёт кругом, слишком горячо, слишком мало воздуха, слишком Кагеяма хорош. Его Кагеяма. Оба томно дышат, когда приходится оторваться друг от друга, а между ними образуется тонкая леска слюны. И вновь целуются, выплёския всю любовь друг к другу через них, поцелуи. — Хината… — словно в прострации шепчет Тобио, перемещая свои руки парню под подмышки. А Шоё продолжает томно дышать и опоминается лишь тогда, когда его вдруг приподнимают над полом. Он смотрит на Кагеяму сверху-вниз и, если честно, ему очень нравится этот вид. Тянется к нему, лелеет желание поскорее обнять того, и Тобио позволяет сжать себя в расслабляющих, тёплых объятиях этого горячего и прелестного Солнышка. Да, именно Солнышка, потому что Хинате очень подходит это прозвище по всем параметрам. Пока Кагеяма укладывает их обоих на кровать Шоё, Хината уже успел оставить одно красное пятнышко на шее фотографа и сейчас тихо хихикает, лёжа под ним. Ну, он ещё не знает, что получит таких меток в двадцать раз больше. — Кагеяма, а ты тоже милый, — продолжает хихикать Шоё и протягивает к себе его, желая поцеловать. Но не тут-то было. Кагеяма не прощает слов «милый» в свой адрес. Прильнув к изящной и бледной шейке Хинаты, на которой будет создаваться красивый контраст, Тобио несильно кусает кожу, вырывая с губ Шоё тихое ойканье, затем втягивает её губами, чуть посасывая. И повторяет данный процесс, собственнически помечая парня везде-везде, пока тот соблазнительно извивается, прикрывая рот ладонью, дабы не было слышно стонов. Но ведь обоим мало только этого. Тобио аккуратно убирает ручку Хинаты со рта, сплетая свои их пальчики вместе, а затем целует мокро и жарко, одновременно стягивая одной рукой с парня шорты. А когда разрывают поцелуй, то избавляются от одежды полностью. Шоё весь красный как рак, из-за того, что обнажён, смущённо глядит на Кагеяму из-под своей рыжей чёлки, рассматривая его красивое тело, а потом замечает, что Тобио почему-то остолбенел. — Что с тобой? — вопрошает Хината, и тот вдруг отмирает, смотря на возлюбленного не то напуганно, не то взволнованно. В голове всплыла ужасная история детства, напоминая о том, как это было больно и противно, просто тошнотворно. Не стоит делать «этого», потому что он совсем не хочет, чтобы Хината страдал также, как и он. Тобио уже собирается с извинениями отстраниться, но Шоё, видя ту боль и горечь в ночных глазах, сразу всё понимает и просто не может оставить того грустить из-за какого-то подонка. — Кагеяма, — улыбается он, хватая его за руку, — Всё будет в порядке, правда. Я хочу, чтобы мой первый и последующие разы были с тобой. Я ведь люблю тебя. Его улыбка, она… греет всё естество изнутри, даруя лёгкость и небольшое головокружение, схожее с опьянением. Тобио вновь целует любимые тёпленькие губки, паралельно вводя один пальчик в него, со всей осторожность и бережностью орудуя внутри. Лёгкий дискомфорт, что тут сказать, ощущает Шоё, но этот мягкий и любящий поцелуй от Тобио буквально нейтрализует его. Второй палец даётся чуть трудней, а ласки Кагеямы лишь притупляют появившуюся боль. Совсем больно становится с третьим пальцем, почти вырывая с губ юноши болезненный стон, но он вовремя закусывают губу до крови, лишь сильнее прижимаясь к ароматному телу Кагеямы. — Всё в порядке? — он волнуется, очень волнуется и, кажется, винит во всём себя, хотя не должен! Ведь именно Хината сказал, что готов. — Всё хорошо, — он не лжёт, потому что всё правда хорошо, разве что больно, — П-продолжай, Кагеяма… — Не заставляй себя, — серьёзно произносит тот, — Не думай, что мне будет обидно или что-то вроде того, я ведь знаю, как это больно. — Не знаешь! Ты же делаешь это вместе со всей своей заботой и лаской, поэтому вовсе не больно, правда. Не сравнивай себя с тем подонком, ты лучше него в тысячу раз! Одно твоё волнение принести мне боль полностью заглушает её! Потрясённые голубые зеницы созерцают полную уверенность в своих словах в шоколадных очах Хинаты. Он не врёт, да и стал бы? — Тогда, я… — вынимает пальцы из горячего нутра и с максимальной осторожностью спрашивает, — вхожу? Шоё молча кивает и шире разводит стройные ножки, приготовясь к новым, доселе неизвестным ощущениям. Кагеяма входит медленно и лишь наполовину, давая полностью свыкнуться с впечатлениями, а Хината поначалу жмурится и обхватывает шею парня, крепко-крепко обнимая. Это служит знаком к продолжению. Когда он входит до конца, Шоё чуть вскрикивает, а Кагеяма не делает поспешных движений, опасаясь боли для возлюбленного. Ждёт какое-то время, пока Хината сам не шепчет о том, что Тобио может продолжать. Темп поначалу очень и очень медленный, но Хината всё равно сдержанно-болезненно стонет. Это же только в первый раз больно? Дальше будет легче, ведь так? Страшно, страшно делать движения. Вновь окутывает страх сделать больно. Может, стоит остановится? Нет, Хината же сам говорил, что хочет этого, но как облегчить ему эту боль? А если… Кагеяма немного отстраняет от себя парня, затем целует глубоко и нежно, а другой рукой опускается к члену Шоё, обхватывает его рукой, срывая уже блаженный стон с губ юноши, и теперь в быстром темпе водит рукой вверх-вниз, двигаясь немного быстрее внутри, пока Хината изящно извивается в поцелуе. Он такой милый… Шоё чувствует, что боль и правда ушла на второй план, но не исчезла на совсем, просто надо совсем чуть-чуть в другую сторону, он знает, поэтому сам насаживается ещё глубже на член Кагеямы под нужным углом. Это чувство, оно непередаваемо. Словно Кагеяма обнял его миллион раз или сказал миллиард комплиментов. Это ощущение полного соединения с ним волшебно, они как будто, действительно, одно целое и неделимое. Эти несколько минут полны пошлых стонов и любви, глубоких дыханий и хлюпанья, восхитительных поцелуев и объятий вместе с новым алыми пятнышками на коже и приятных милых слов друг другу. Изумительно. Настолько, что Хината не заметил, как кончил, а затем содрогнулся в волне оргазма, очень гибко изгибая спинку и цепляясь за простыни. А вид удовлетворённого, счастливого и немного пьяного (хоть он и трезвый) Хинаты заставляет Кагеяму самого излиться внутрь и рухнуть рядом с уставшим, но радостным Шоё, целуя того в вспотевший лобик, прижимая к себе под бок и укрываясь одеялом. Оба молчат, наслаждаясь этой идиллией на узкой односпальной постели. И, кажется, начинают засыпать, как вдруг Тобио разрывает тишину между ними: — Знаешь, я ведь встретил новый год в тебе, — лукаво и со смешинкой в голосе, но также добро, любяще. — Дурояма, не говори глупостей, — в очередной раз краснеет он, пряча личико в чужой груди, — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Люблю. Так и проваливаются в сон, видя сладкие сновидения в новогоднюю ночь.