***
Он уже минут сорок раздаёт эти чёртовы листовки, а ветер всё норовится унести с собой эти яркие брошюрки с рекламой итальянского ресторана неподалёку. Их осталось не так много, так что ещё минут 15-20 и можно будет получить своё положенное вознаграждение и, наконец, отправиться домой, в котором Хината ещё собирает вещи или что-то готовит. Людей в парке мало — час-пик уже закончился. Печально, а Савада только рассчитал ещё 20 минут работы. Парень вздохнул и решил присесть на пару минуточек — ноги уже ныли от того, что он только и делал, что стоял, да вертелся на месте. В животе жалобно заурчало, и Тсуна пожалел, что не купил чего-нибудь, чтобы перекусить. Он прикрыл свои глазки, дабы расслабиться немного, но вдруг сверху донёсся очень знакомый голос, который Тсунаёши никогда бы не перепутал. — Добрый день, Тсунаёши. Парень распахивает глаза, и перед его взором сразу предстаёт Хаято, сдержанно улыбаясь. Савада на секунду колеблется от неожиданности, а затем неловко улыбается в ответ, произнося: — Привет, Гокудера-кун. Что ты тут делаешь? Хаято выпрямляется в спине, по-доброму глядя на паренька. — Решил прогуляться, да вот тебя встретил, — отчасти это правда, но он сюда шёл целенаправленно, чтобы найти этого невысокого архитектора. А откуда он знал, что Тсуна именно здесь? Ну, тут не сложно. Сегодня Тсунаёши сообщил ему о том, что пошёл на подработку после учёбы, тогда Хаято выведал о том, в каком парке повстречал Кагеяма их недавно, потому с надеждой отправился сюда. — Не хочешь погулять вместе? — предлагает фотограф. — Я бы с радостью, — отвечает Тсунаёши, — Но у меня тут ещё небольшая стопочка осталась. Надо бы закончиться дело и… Но он замолкает, когда Хаято забирает у него ту самую стопочку и выбрасывает её в ближайшую урну. — Гокудера-кун, зачем? — только и выдаёт он, непонимающе глядя на урну. — Теперь мы можем погулять. Тсуна чуть смущается таким действиям — кто-то так сильно хочет провести с ним время. Обычно только Шоё был таким человеком, но Гокудера… ему определённо приятно. Он благодарен ему, он чувствует себя нужным. Савада робко кивает. — Куда бы ты хотел пойти? — интересуется юноша, потирая затылок. — Сначала не плохо бы получить зарплату, — он бросает взгляд на урну, — А потом можно будет пойти, ну… — задумался Тсунаёши, но желудок выдаёт его с потрохами, урча с более сильно, чем раньше. — Голоден? Можем зайти куда захочешь, я плачу. Тсунаёши снова теряется, но только на этот раз из-за щедрости парня. С чего бы Хаято платить за него? Он же не нищий, в конце концов. — Я сам могу за себя заплатить, — утверждает он, но Гокудера качает головой. — Лучше прибереги деньги на новый телефон. Как будто у него их пруд пруди, этих денег. И Хаято, словно мысли прочитал, говорит: — Мой отец, хоть и не общается со мной, но всё время перечисляет мне деньги, — следует пауза, он оглядывается по сторонам, — Где тебе нужно деньги забрать. — Во-он там, — кивает Тсуна на ресторан через дорогу и встаёт с лавочки. Они идут по направлению к заведению с большой зелёно-бело-красными буквами под цвет Италии «DOLCE», что означало «Сладость». Дорого-то не дальняя вовсе, потому через пару минуточек Тсунаёши уже заходит в какой-то кабинет к девушке, которая, видимо, занималась рекламой этого вполне приемлемого и красивого ресторана. Хаято внимательно наблюдает за тем, как она спрашивает про выполненную работу, а затем выдаёт парню две тысячи йен сотками. — Прости, у меня только мелочь, — произносит Норику (как Гокудера узнал по её бейджику) и извинительно улыбается, благодаря за проделанную работу. Тсуна улыбается ей в ответ. А Гокудера не знает, куда деть себя и странное чувство, что лелеет желание поскорее уйти отсюда, крепко взяв Тсунаёши за руку и не давая больше никому возможности взглянуть на него. Через пару минут парни покидают заведение, а Тсуна, кажется, и не заметил той недоброй ауры, которая исходила от Хаято, когда он улыбнулся Норику. — Куда хочешь пойти? — интересуется фотограф, разглядывая личико парнишки, что задумывается буквально на секунду, а потом говорит: — Может, в Макдоналдс? — предлагает Савада и тут же дополняет, — Но я за себя сам заплачу! Хаято в очередной раз умиляется серьёзным видом Тсунаёши. Такой маленький и хрупкий, но всеми силами хочет показать, какой он взрослый и самостоятельный. А как он свёл бровки к переносице, показывая, как решительно он настроен в своих действиях, что лишь придавало ему очарования. Светло-карие глазки парня, похожие на карамельки, чуть-чуть прищурены. Что же, даже серьёзность выходит у него мило. Он кивает на предложение Тсуны, и они направляются к самому ближайшему заведению этой сети. Первую минуту они молчат (знаете, иногда сложно начать разговор, но потом трудно остановиться беседовать), но Савада видит парня, у которого из-за пазухи выглядывает прелестный серый котёночек, и разговор сам завязывает с обсуждения любимых животных. Тсуна любит кошек, а Хаято они недолюбливают, желая всё время поцарапать, хоть парень и старается с ними поладить. Гокудера всегда отличался на отлично в школе, получая всегда 100 по всем работам, в то время как Тсунаёши практически не уступал ему, разве что в нелюбимой алгебре, в экзаменах которой всегда набирал от 75 до 90 баллов, сотни никогда не было. Любимый цвет Савады недавно стал зелёный, Хаято же любил тёмно-красные оттенки, переходящие в коричневый, и чёрный. Оба запоминали любую информацию друг о друге.***
— Хах, Гокудера-кун, почему ты не дал мне самому заплатить за себя? — вздохнул Тсунаёши, присаживаясь за столик у окошка и ставя поднос на только что протёртый стол, — Я и так почти накопил на телефон. Мне на следующей неделе уже стипендию бы выдали, — ему вроде и симпатична такая забота со стороны друга, но всё-таки немного неприятный осадок есть. Хаято садится напротив и чуть приподнимает уголки губ. — Мне же не трудно, — только и говорит он. А Тсуну это всё равно гложет. — Тогда в следующий раз я заплачу за тебя! — восклицает он. — А я за тебя, — усмехается фотограф, и Савада дует губки. Оба вынимают свои бургеры из картонных коробочек и делают по укусу. Вкусно, хоть оба и понимают, что это всего лишь усилители вкуса. — Фаф Фафеяма-фун? — с набитым ртом интересуется Тсунаёши, ловля на себе чуть хмурый взгляд. — Не разговаривай с набитым ртом. Это опасно, я не хочу, чтобы ты пострадал, — сглатывая пищу, произносит Хаято, а Тсуна глядит на него, словно «Что хочу, то и делаю», но как ни странно, всё же тщательно прожёвывает еду, сглатывает и только тогда вновь спрашивает: — Как Кагеяма-кун? Гокудера тянет сильногазированный напиток через трубочку, а затем отставляет стакан, отвечая: — Как обычно. Думаю, что он не сердится на Хинату. А сам Хината как? — Он ещё переживает из-за вчерашнего, — произносит Тсунаёши, а затем ухмыляется и добавляет, — Если честно, вчера я спрашивал его по поводу, нравится ли ему Кагеяма, и он ответил, что нет. Но сегодня его ответ значительно отличался от предыдущего. Шоё ответил «да», а потом ещё — И что это значит? — вскидывает брови он. — Точно не уверен, но мне кажется, что Шоё просто уже не скрывает сие факта. Мы должны им помочь! — Мы уже предпринимали попытку. Думаю, они сами должны прийти к этому, — качает головой парень, — Если они действительно этого хотят, — добавляет он. Тсунаёши задумывается над словами Гокудеры. Кагеяма и Хината — взрослые люди, хоть и в душе всё ещё дети. Если им и правда не нужно внимание друг друга, что очень сомнительно, то пусть будет так. Рано или поздно всё тайное становится явным. — Надеюсь, — выдыхает Савада, глядя на гладь своего холодного чая, — Шоё впервые влюбляется серьёзно. Помню, что девушка из старшей школы ему просто симпатизировала, но не так, как Кагеяма-кун. Буду надеяться, что у него всё сложится хорошо, — высказывает свои мысли он. — Ты так волнуешься о друге, но подумай о себе, — проговаривает Хаято, и Тсунаёши отлепляет свой взор от чая, — Может, есть кто-то, кто нравится тебе. Если так оно и есть, то вперёд. Возможно, всё окажется взаимно, и ты будешь счастлив. Знаешь, я бы тоже хотел, что бы ты был счастлив… Откровенно. Наверное, он никогда так ни с кем не разговаривал. Но Хаято правда — правда! — хочет, чтобы Тсунаёши был счастлив. Ему наверняка нравится какая-нибудь однокурсница, в несколько раз лучше него, Гокудеры Хаято. Он не должен, ему просто запрещено мешать ему стать счастливым! Он не должен был ревновать к той девушке из ресторана, попросту не имеет права! Простая истина, что пришла к нему совсем недавно. Должен отпустить его… «Ха-ха, смешно. За несколько дней наш грубый Хаято смог влюбиться, что никогда не делал раньше. Браво!» — слышится в голове, и парень сжимает ткань джинс. — Гокудера-кун, — следует пауза, похоже, волнуется, — Ты правда думаешь, что мне стоит признаться этому человеку? Настала точка невозврата. Он должен просто подбодрить его, сказать «Да, конечно». — Да, — выдавливает он, как бы трудно ему ни было. Тсунаёши на несколько секунд впивает взглядом в стол. Затем он делает глубокий выдох и на это мгновение прикрывает глаза, после вглядывается в серо-зелёные глаза, заставляя всё внимание оппонента перейти на него. — Ты мне нравишься, Гокудера-кун, — чуть ли не шепчет он. Чувствует, как температура щёк поднимается, но он упорно продолжает смотреть на Хаято, ожидая ответа. «Мне не послышалось?» Судя по тому, как смутился Тсунаёши, нет, не послышалось. Он просто хлопает глазами, а собрать все мысли воедино и дать свой ответ, ведь Тсунаёши ждёт. Ждёт его ответа. Тсунаёши волнуется, не знает, каким он будет. Может, его пошлют на все четыре стороны. Может, просто откажут, что являлось лучшим вариантом. Когда Земля всё же налаживает контакт с Хаято, он, наконец, с улыбкой на лице произносит: — Ты мне тоже.***
Уже вечер. Около восьми часов, а темно, хоть глаз выколи. Город освещают нескончаемые вывески, фонари и фары проезжающих автомобилей. Двое парней шли по тротуару, держась за руки, не проронив и слова. Им просто уютно идти вот так, ощущая тепло руки партнёра, что греет не только кожу, но и сердце. Тсунаёши сам не знает, как так вышло, но он решил пригласить Хаято в гости с ночёвкой, пока они прогуливались по улочкам центра Токио, на что тот, конечно же, согласился. Просто ему пришла в голову эта идея и всё. Гокудера до сих пор не мог понять, как вообще всё случилось так легко, так хорошо. Теперь они оба счастливы. И он не может сдержать свою улыбку, что озаряет его лицо. Уже скулы сводит, забавно. В то время как Савада смущённо глядит себе под ноги. Они так и доходят до дома Тсуны в молчании, которое нисколечки не напрягает их. Парнишка немного дрожащими руками вставляет ключ в замочную скважину и делает не сколько оборотов. За ним следует другой ключ в другую скважину, и только тогда дверь открывает, впуская парней во внутрь. В квартире пахнет чем-то аппетитным, значит, Тсунаёши всё же не будет голодать в отсутствии Шоё. — Чувствуй себя как дома, — разувшись, произносит Савада и спешит в свою комнату, чтобы переодеться. Хаято осматривается. Со входа сразу видно небольшую гостиную с телевизором. Дальше, через арку с гостиной, следует крохотная кухня. Справа от входа и чуть вперёд по коридору — ещё одна комната, куда ушёл Тсунаёши. А впереди по коридору, как видимо, соединённый санузел. Парень вешает свою куртку на вешалку и проходит в гостиную, садясь на диван и дожидаясь своего дру… теперь уже парня. Тсуна выходит через пару минут в оранжевой футболке и лёгких шортах. Кажется, он до сих пор смущён. — Ну-у, мы можем посмотреть телевизор, если хочешь, — предлагает он. — Да, конечно. Тсунаёши усаживается на мягкий диванчик и тянется к пульту, включает телевизор, по которому идут не самые занимательные новости, поэтому он переключает. — О, Гарри Поттер! — ахает Савада, наблюдая за кадрами фильма. — Тоже любишь эту историю? — интересуется Хаято, который уже сам прилип к экрану. — Конечно, я их всех смотрел и читал, — не отрываясь от кино, даёт ответ Тсуна. На экране появляется заставка, которая гласит, что эта третья часть, — «Узник Азкабана» — мой любимый фильм. — Правда? А мне больше по душе «Принц-полукровка», но эта тоже очень крутая. Прошло только пару минут от начала, а они уже полностью поглощены просмотром. Каждая клеточка тела желает уйти в эту историю с ног до головы, потому Тсунаёши не замечает, как придвигается ближе к парню, кладя свою голову тому на плечо. А Хаято вовсе не против, а наоборот, только «за», поэтому осторожно скользит рукой по талии Тсуны, удобно устраивая её на ней. Два с лишним часа пролетают незаметно, а после начинается какой-то индийский сериал, смотреть который никто не горит желанием, оттого канал успешно переключают на детский. — Гокудера-кун, а ты бы хотел поиграть в квиддич? — задаёт вопрос Тсуна, отвлекаясь от аниме для самых маленьких. — Не очень. Больше бы мне хотелось иметь такие же «живые» фотографии. Здорово сфотографировать тебя, а потом поставить в рамочку и наслаждать твоей улыбкой, — отвечает он, не замечая, как вгоняет в краску своего партнёра, — Извини. — Всё в порядке, просто мне очень приятно, — честно говорит Тсуна и неуверенно продолжает после маленькой паузы, — Знаешь, если ты так хочешь, то… может быть… возможно, мы могли бы устроить… ну, фотосъёмку?.. Хаято на секунду замирает от неожиданного предложения. Он правда хотел бы иметь фотографии Тсунаёши не просто на телефоне, а как у Кагеямы. — Если ты не прочь, — произносит Гокудера, — Я бы правда хотел иметь твои фотографии. У меня как раз с собой полароид. «Наверное, он везде его таскает с собой, » — думается Саваде, пока фотограф отходит к сумке. Возвращается он уже со своим излюбленным полароидом, рассматривая его. После чего осматривает комнату в поисках лучшего фона. — Где-нибудь есть однотонные обои? — вопрошает он. — В нашей с Шоё комнате бежевые. Подойдёт? Хаято кивает, и Тсуна выключает телевизор и ведёт парня в их комнату. Нащупывает в темноте выключатель и свет загорается, освещая небольшую комнату. Две кровати друг на против друга, прикроватные тумбочки, здоровенный шкаф, окно, один рабочий стол. В принципе, такая же комната, как и у них с Кагеямой, за исключением того, что у них нет стола. Гокудера осматривается в поисках лучшего места для съёмок. — Сядешь на ту кровать? — указывает он на постель Тсуны, и тот кивает, послушно садясь. — Э, как мне лучше сесть? — неловко спрашивает Савада, пока Хаято встаёт рядом с ложе Шоё, дабы найти нужный ракурс. — Для начала просто сядь, свесив ноги, выпрямив спину, сложив руки на бёдра и улыбаясь, хорошо? — Тсунаёши кивает и замирает в указанной позе, стараясь выглядеть естественно. Гокудера ещё минутку мучается с ракурсом, но вскоре каменеет и происходит щелчок. Снизу вылезает фотография, которая ещё не проявилась. Хаято аккуратно дёргает рукой в стороны, пока картинка не становится видимой. Он гордо улыбается удачному снимку и тому, как прекрасно на ней вышел Тсунаёши. — Теперь возьми подушку и обними её, при этом сев по-турецки и выглядывая лишь глазами из-за неё, — командует фотограф. Тсуна меняет свою позу, беря мягкую подушку в руки и обнимая её, делая так, как велел Гокудера. — Ты — прекрасная модель, Тсунаёши, — произносит Хаято, прежде чем сфотографировать парня. Эта фотография тоже получилась отличной, да ещё и румянец смог уловить вовремя. — Не правда. Я просто тебе таким кажусь, — стеснительно произносит Савада. — Обычно с моделями трудно. Сложно добиться того, что хочешь запечатлить, но с тобой легко и получаешься ты лучше, чем кто-либо ещё, — объясняет он. — Рад слышать, — улыбается архитектор. — А теперь можешь опереться спиной о стену и, пождав ноги, робко улыбнуться? — Тсуна кивает и принимает нужную позу. Хаято находит идеальнейший кадр и — щёлк! — фотография сделана. Наверное, это самые лучшие снимки, что когда-либо он делал. — Отлично поработал, — Гокудера садится на кровать Тсуны, отложив полароид на соседнюю. — Ты тоже, — сияет в улыбке парень. Но вдруг Хаято начинает медленно приближаться. Тсунаёши и не замечает, как невольно прикрывает глаза, а на его губы ложатся чужие тёплые и слегка обветренные. Щёки мгновенно вспыхивают, но он не желает отстраниться, а наоборот, кладёт свои руки на плечи парня, самую малость углубляя поцелуй, полный нежности. Гокудера, забывшийся в столь ощущениях мягких губ, перемещает руки на талию Тсуны. Их поцелуй вовсе не страстный, а нежный, полный чувств. Отстраняясь, оба смотрят чуть опьянёнными глазами друг на друга, ожидая продолжения? Хаято медлит ещё секунду, а затем прикасается губами к шее Тсунаёши, вытягивая тихий стон. Он целует, чуть лижет такую тонкую шейку, не решаясь воспользоваться губами, тем самым причинив боль Тсуне, но, кажется, он и сам не против. — Гокудера-кун, если хочешь, то… можешь, — последнее слово он буквально выдыхает, но оно служит тому, чтобы Хаято пошёл на поводу у чувств и эмоций. Он валит парня на мягкую постель, нависая над ним, и делает первый лёгкий укус в области ключиц, от которого всё равно останется пятнышко. Затем ещё несколько, делая это очень бережно настолько, насколько это возможно. А Тсуна жутко стесняется своих стонов, потому прикрывает рот рукой, а другой зарывается в необычного цвета волосы возлюбленного, расплываясь в ощущениях. — Тсунаёши, — шепчет Хаято, отрываясь от своего занятия, и глядит прямо в очи ему. Он аккуратно убирает руку со рта, пригвождая её к постели, прильнув к губам Савады, на этот раз уже по-взрослому, проникая в горячий рот и исследуя своим языком, часто сплетаясь с чужим. Тсунаёши лишь больше давит на голову Гокудеры, чтобы тот ещё приблизился, сделал поцелуй глубже, хотя глубже некуда, в то время как Хаято свободной рукой блуждает под футболкой парня, обводя каждый контур, поднимаясь выше, наконец, отыскивая маленький бугорок, что зовёт соском, и несильно сжимает его. Тсуна несдержанно стонет в поцелуй, а внизу живота ощущается приятная тяжесть. Отрываются они друг от друга с трудом, тяжело дыша, но Хаято не собирается терять драгоценное время, поэтому стягивает сначала футболку с парня, скидывая её на пол, оголяя его торс, а потом и шорты. Савада, не желая один оставаться без одежды, помогает снять её с фотографа. Теперь им мешает только злочастное нижнее бельё, чтобы полностью соприкоснуться кожа к коже. Тсунаёши притягивает Хаято к себе, заставляя нагнуться ещё ближе, а затем припадает к его шее, оставляя парочку отметин. Теперь на обоих стоят их собственные метки. Они смотрят друг на друга, наслаждаясь зрительным контактом, который вскоре вновь становиться тактильным. Парни целуются жарко и мокро, пока Гокудера стягивает с обоих оставшиеся элементы одежды, обнажая тела полностью. — Тсунаёши, хочешь ли ты, чтобы… — Хочу, — перебивает того Тсуна, который на все сто уверен в своих желаниях. — Это может быть болезненно, — сообщает он. — Но Гокудера-кун же сделает так, чтобы было небольно, правда? — Зови меня по имени, — кивает Хаято, — Может, есть что-то, что могло бы упростить проникновение? Савада задумывает. Удивительно, но даже с таким на данный момент затуманенным рассудком он всё ещё в состоянии мыслить. — В ванной есть крем, — произносит он. Гокудера кивает, быстро ретируется в ванную и также быстро возвращается в комнату с тюбиком, не забыв выключить свет в комнате. Теперь они в темноте наедине друг с другом. Он устраивает между ног парня, выдавливает его себе на пальцы и подставляет их к колечку мышц. — Пожалуйста, расслабься, — Тсунаёши слушается его, стараясь расслабиться, и Хаято вводит один палец. Это небольно, но немного неприятно, терпимо. Орудуя одним, вскоре он добавляет и второй, бережно растягивая партнёра, а затем добавляется третий. Болезненно, что сказать. Тсуна мечется по постели, сжимая в пальцах простыни, а Гокудера, наблюдая за этим, желает облегчить ощущения парня, целуя его. Когда же Хаято заканчивает с растяжкой, он вынимает пальцы и подставляет орган ко входу. — Тсунаёши, мы можем не продолжать, если не хочешь, — шепчет парень, но тот лишь с улыбкой качает головой. — Хаято, — шепчет Тсуна, — Всё в порядке. И Гокудера входит наполовину, в очередной раз прильнув к губам Тсунаёши, целуя того со всей любовью и чувствами. А Тсуне больно, но эта боль отходит на второй план, когда его Хаято касается своими губами с его. Он начинает медленно двигаться, а из карих глаз прыскают по слезинке, и Савада закусывает губу практически до крови, но он терпит, веря, что скоро вся боль полностью исчезнет, а на замену ей придёт лишь наслаждение. И так оно и происходит. Хаято старательно ищет заветную точку и находит её, когда после очередного толчка Тсунаёши выгибается дугой и сладостно стонет в голос от ощущений. Он то входит, то выходит, параллельно целуя губы Тсунаёши или присасываясь к шее, уже несдержанно оставляя яркие отметины. Тсуна лишь громче стонет и сильнее прижимается его, целуя куда ни попади. Эйфория накрывает с головой двух парней. Они оба достигают пика почти одновременно. Хаято с трудом успевает вытащить во время, излившись на белоснежную простынь, а Савада следом, марая их тела горячей и вязкой массой. — Всё хорошо, Тсунаёши? — рухнув рядом с парней, спрашивает Гокудера. — Я люблю тебя, Хаято, — получает он в ответ. Затем оба стискивают друг друга в объятиях, укрывшись тёплым одеялом, и, не взирая на то, что только полночь, а они — совы, засыпают.