Имитация

Дарвин, друзья мои, из вежливости не сказал следующее: мы стали властителями Земли не потому, что были самыми умными, и даже не потому, что были самыми злобными. Нет, причина в том, что в джунглях мы были самыми безумными, самыми кровожадными сукиными детьми. С.Кинг

  На циферблате двенадцать ноль одна. Помещение перестало напоминать топку, а неоновые лампы стали выжигать глаза. В голове отчетливо цокает пульс. Хорошенькая медсестричка с подносом в руках входит в комнату последней. Когда за ней захлопывается дверь, в проходе мелькнул рыжий, конский хвостик. Могу поклясться. И это, конечно, не так. Двенадцать ноль одна. Было какое-то время, когда казалось, что головная боль почти прошла. Когда не хотелось прекратить ее, а спазмы, расходящиеся по телу электрическими разрядами, не оставляли никакого иного выбора. Желание подавлять ее – стало единственно-верным. Чуть позже придет желание убивать. Они начнут состязание. В комнате нас четверо. Охранник, парнишка-судмедэксперт, хорошенькая – чертовски хорошенькая – медсестра, которая, не будь она исполнителем приговора, сошла бы за отличную шлюху в дешевом порнофильме, где дрожащая камера не часть спецэффектов. Они могли приволочь священника, я знаю в таких делах набожность – первоочередное. По моей просьбе воздух на пятерых делить не стали. Двенадцать ноль одна. Стрелка не сдвинулась с места. Как и я. Первой в моем списке была Карен. Красивая, изумительная, шикарная, черт бы ее побрал, Карен с копной золотистых, переливающихся в лучах закатного солнца волос. Она выходила на задний двор, усаживаясь на веранде с книгой и мир, казалось, утихал. Она читала, пока не наступали сумерки, лениво потягиваясь, возвращалась в дом. С ее уходом головная боль только усиливалась. И с этим нужно было что-то делать. Мне понадобилось не так много времени, чтобы все спланировать и это произошло быстро. Соседка сопротивлялась мало. Была мила и скупа на слова. Она мне так нравилась. «Сработано чисто» – так скажет местная газета. И с этим сложно не согласиться, пока в разогретом на солнце Алабамы пикапе греется окровавленный стеганный пиджак, в отвороте которого мне на память навсегда останется локон прежде золотых волос. Разве они могли стать седыми, Карен? Двенадцать ноль одна. – Мистер Аллен, – хорошенькая медсестричка колдует с подносом рядом, – суд присяжных признал вас виновным в тридцати двух убийствах в штатах Калифорния, Флорида и Алабама. В этих движениях что-то будничное. Перед глазами образ того, как она включает кофеварку, добавляет немного сливок в граненую чашку из набора на двенадцать персон, выносит мусор, поливает и стрижет газон по выходным, разводит вонючую герань на заднем дворе. А сюда приходить отпустить рутину – предупредительно клацает ноготками по стеклянной поверхности инъекции. Предупреждает ли? Она встряхивает стеклянную ампулу и срывает с нее колпачок одним резким движением. Новый звук наполняет комнату и к нему стоит привыкнуть – короткий хруст. Таким движением сворачивают шею домашней птице. – Моя фамилия Тернер. Девушка кидает на меня нервный взгляд. Почему бы тебе не перестать бояться меня? – Мистер Аллен, согласно Восьмой поправке… Охранник делает один, предостерегающий шаг в нашу сторону, когда тело подсудимого подается вперед. Широкий пояс ремней ограничивает движения, однако, желаемого я добился – на ее лице не написано прежней уверенности. – Тернер, – членораздельно и тихо, так чтобы до нее, наконец, дошло. Короткий взгляд на стеклянное окно позади нас, короткий взгляд на охранника и судмедэксперта – здорового мужика с сальными волосами, разделенными посреди лба на две равные части, и она продолжает: – Согласно Восьмой поправке конституции США, преступление, совершенное с особой жестокостью, карается смертной казнью. Очередная ампула с легкостью поддается прытким пальчикам. Хруст повторяется. За пределами комнаты заметно некоторое оживление. Многих гуманистов заденет эта путаница – для Алабамы смертная казнь как красная тряпка, а газеты будут пестреть заголовками о ценности человеческой жизни. Надеюсь, так оно и случится. Вены на руке начинают набухать под давлением жгута. Я почти уверен, что сжимаю в руке морского ежа. – Судмедэксперт подтвердил вашу вменяемость, мистер Аллен. Роберт Тернер – не является вашей дуальной личностью, а вы не страдаете диссоциативным расстройством. Вы осознавали свои действия на протяжении всего этого времени, мистер Аллен. В этом случае, к вам применима наивысшая мера наказания. Один шприц должно быть с обезболивающий, а другой с гуманной, «безболезненной» инъекцией. Хреново тиканье часов раздается в голове монотонным, выбивающим дробь эхом. Отделаться от мысли, что я не дочитал «Сияние» практически невозможно. Так же, как и от этого звука. Двенадцать ноль одна. Она похожа на Карен, когда заправляет прядку волос за ухо. – Ваше последнее слово, мистер Аллен? Головная боль достигает своего апогея, но я предполагаю, что это ненадолго. Хрип наполняет комнату до краев, вытесняя ее вопрос, но я все же отвечаю: – Смените батарейки в долбанных часах. По ту сторону стекла моргнула вспышка фотокамеры.